есь сказ.
Сашка  на  "Айвазе" и днюет и ночует. А мама письмо отписала из деревни. - В
печи  уже  гудело,  на  столе  в  горнице  было  накрыто.  -  А вы-то как?..
Погостюете у нас?..
     - Пойду по делам. Если быстро управлюсь, то вечером и на фронт.
     - На фро-онт? - она опустилась на скамью.
     - А как же? Я солдат. С фронта - и на фронт. Моя батарея там.
     Она провела ладонью по глазам, размазала по щеке слезы. Сказала:
     - Я с вами.
     - Это невозможно.
     - Тогда "невозможно", сейчас "невозможно"!..
     - Да  пойми  ты,  Наденька,  война  -  это мужское дело. Скоро, судя по
всему, там предстоит такая заваруха...
     - И женщины ноне идут на фронт! Я сама видала!
     - Женский  "батальон  смерти"?  Ужасное  зрелище... Знаешь, кем они там
станут?..
     Она затихла. Будто оцепенела.
     - Сейчас  помоюсь,  перекушу  - правда, голоден как волк! - и побегу: у
меня еще столько дел в Питере! - бодро сказал он.
     На  Фурштадтской  Антона  ждала  новая  радостная  встреча.  Переступил
порог, а навстречу мужчина: пышные усы, огненно-черные глаза.
     - Серго!
     - Владимиров?..  Ну,  здравствуй! - обнял, отодвинул. - Ишь ты! Грудь в
крестах! Как в армии очутился?
     - Направлен  по  указанию Читинского комитета партии прямо с каторги. К
сожалению,  еще  не успел перевоспитать всю армию, чтобы повернула она штыки
против  министров-капиталистов! - Отказался от шутливого тона: - А вы-то как
эти годы, товарищ Серго?..
     Они  познакомились  в  памятном одиннадцатом в Баку. Серго приехал туда
из  Парижа уполномоченным по подготовке общепартийной конференции, а Путко -
чтобы  проводить  за  кордон давнего своего друга Камо, который за несколько
дней  до  того совершил невероятный по дерзости побег из тифлисской тюремной
больницы.  Камо  уплыл  в  трюме  парохода  в Персию, Антон же стал одним из
помощников Орджоникидзе.
     - Как  я?..  -  задумчиво  проговорил  теперь  Серго.  - На конференции
избрали  меня  в  состав  Русского бюро ЦК. Вернулся в Россию, кое-что успел
сделать, да нарвался в Москве на Романа Малиновского. Он меня и выдал...
     Роман  Малиновский...  В  первые дни после Февральской революции, когда
были  вскрыты  тайники  царского  департамента  полиции, газеты опубликовали
списки  платных  провокаторов  охранки.  В  их числе оказался и он, "товарищ
Роман"  -  делегат  Пражской  конференции,  член  ЦК, социал-демократический
депутат  четвертой  Думы.  В  списке  была  фамилия  и  другого провокатора,
эмигранта Якова Житомирского - того, который выдал Антона.
     - Взяли  меня  в апреле двенадцатого, а дальше - как обычно: шесть лет,
- закончил Серго.
     - А  что-нибудь  о Камо слыхали? Где он, что с ним? В канун конференции
Антон  встретился  в  Париже  со  своим  другом.  Владимир  Ильич  и Надежда
Константиновна  настояли,  чтобы Камо сделал операцию - у него был поврежден
взрывом бомбы глаз.
     - Тоже  недолго  высидел  за  границей, подлечился и вернулся - и снова
совершил  со  своими  боевиками  нападение  на  транспорт  казначейства.  Да
неудачно.  Снова  попал  в  Метехский  замок,  потом - в Орловский каторжный
централ... На днях виделся с ним: выехал на Кавказ.
     - Жаль, что мы разминулись!
     - Собираюсь  и  я повидать родные места, женушке показать. Если встречу
Камо, передам твои приветы...
     - Женились,  товарищ  Серго? Поздравляю! Но предаваться воспоминаниям и
говорить о личном было некогда. Подошел Василий, пожал руку:
     - Сейчас  состоится  заседание узкого состава ЦК. Подготовься: доложишь
о московских делах.
     На  заседании  Путко  подробно рассказал о самом важном из увиденного и
услышанного.
     - Московские   партийцы   очень   хорошо   поработали,  -  оценил  Яков
Михайлович  Свердлов,  тряхнув  копной  густых  волос.  - Организованная ими
всеобщая   стачка   протеста  сорвала  намерение  заговорщиков  использовать
сборище   в   Большом  театре  для  провозглашения  военного  диктатора.  Но
переворот  не  отменен,  а  лишь  отложен,  и  на  Государственном совещании
произошла  коронация  контрреволюции.  Имя  названо. И теперь мы должны быть
особенно бдительны.
     Дзержинский охватил, помял пальцами подбородок:
     - Еще  Маркс  говорил, что революция идет вперед уже и тем, что создает
сплоченную  и  крепкую  контрреволюцию  -  иными  словами,  заставляет врага
прибегать  к  крайним средствам и сама в борьбе с ним вырабатывает все более
сильные средства наступления. Мы готовы.
     - Когда у вас очередное делегатское собрание "во-енки"?
     - Сегодня вечером.
     - Наверное,  неплохо будет, если товарищ поделится своими впечатлениями
и перед представителями частей?..
     Когда  члены  Центрального Комитета перешли к обсуждению другого пункта
повестки, Антон направился из комнаты.
     - Встречаемся  здесь  в  восемь  вечера, - сказал Дзержинский. - Пойдем
вместе.
     - При  ЦК вместо прежней "военки" создана новая, более представительная
-  Всероссийское  бюро  военных организаций, - пояснил Василий, сидевший над
ворохом  бумаг  в  соседней с помещением ЦК комнате. - Знаешь, конечно: пять
дней  назад  Керенский  запретил  издание  "Рабочего  и  солдата",  опечатал
типографию?
     - Нет, не слышал! А я смотрю: нет нашей газеты в Москве!
     - Не  горюй:  вчера  мы  уже наладили выпуск нового центрального органа
партии. Можешь ознакомиться.
     Протянул  двойной газетный лист. По верху его крупными литерами стояло:
"Пролетарий".
     - Ну  так  вот:  Дзержинский  и Свердлов направляют работу "военки" как
члены  ЦК.  Вчера,  как только мы получили первые сведения о речи Корнилова,
Центральный  Комитет  постановил  войти  в  информационную  связь  с членами
партии социалистов-революционеров и остатками
     Совдепа,   чтобы   в  критический  момент  можно  было  скоординировать
действия  против  диктатора.  Такое  информационное бюро ужо создано. В пего
также вошли Феликс Эдмундович и Яков Михайлович.
     - Москвичи   создали   нечто  подобное...  Но  договариваться  с  этими
хамелеонами... - с сомнением проговорил Путко.
     - Честные  люди  есть  и среди них. К тому же контакты в бюро никого из
участников  ни к чему не обязывают: мы будем использовать обстановку в своих
интересах.


2

     Сразу  же  по возвращении из Москвы Керенский распорядился пригласить в
Зимний  дворец  Савинкова.  Пока  его  разыскивали,  премьер  инструктировал
министра иностранных дел:
     - Вам  необходимо  оповестить  наших  дипломатических  представителей в
Париже,   Лондоне,   Стокгольме   и  Вашингтоне  о  результатах  и  значении
Государственного  совещания.  Из  газетных отчетов у них и у наших союзников
могут сложиться неправильные впечатления.
     Терещенко достал тетрадь, карандаш, приготовился записывать.
     - Вкратце  изложите  ход совещания, обрисуйте различные течения, однако
отметьте,  что  центральным явился вопрос о мерах по поднятию боеспособности
русской   армии.  Подчеркните,  что,  хотя  совещание  не  принесло  полного
единения,   результаты  его  можно  считать  благоприятными:  было  выявлено
стремление    всех    слоев    общества    к    национальному   единству   и
государственности.  Ни  одного  слова  не раздалось против войны! Ни разу не
было  произнесено  слово "Интернационал"! Это особенно нужно выпятить. Как и
овации  в адрес союзников, показавшие единодушное настроение в их отношении.
Отметьте  также:  политика  Совета  рабочих и солдатских депутатов потерпела
крушение,   что  было  продемонстрировано  их  примирительным  поведением  в
Большом театре и рукопожатием Бубликова ji Церетели.
     - Не  покажется  ли  такая  оценка  совещания чересчур оптимистичной? -
оторвал  карандаш  от листа Терещенко. - Газеты давали полные отчеты, писали
и о забастовке.
     - Ну  что  ж...  -  Керенский  откашлялся.  - Можете признать, что хотя
правительством  и  обнаружена  известная  слабость  и итоги совещания нельзя
расценивать  как  полную  победу,  однако отрицательные стороны скрашиваются
великим делом общенационального единения, которое было начато в Москве.
     - В  дипломатических  кругах  больше  всего  разнотолков  вызывает ваше
отношение к верховному главнокомандующему.
     Министр-председатель сглотнул слюну, поморщился как от кислого:
     - Подчеркните:   сведения,   распространяемые   некоторыми  газетами  о
расхождениях  между правительством и Корниловым, ложны. При нынешней военной
обстановке   правительство   считает   невозможным   вносить   изменения   в
командование в угоду каким бы то ни было политическим течениям.
     - Ваши  мысли  изложу  дословно. - Терещенко закрыл тетрадь. - Со своей
стороны  хочу  обрадовать  вас  приятной вестью: час назад посол Соединенных
Штатов   мистер   Френсис  известил  меня,  что  его  правительство  открыло
дополнительный  кредит  России  в размере ста миллионов долларов и президент
Вудро  Вильсон  готов  начать  обсуждение  условий  миллиардного  займа. Это
сказываются итоги миссии сенатора Рута.
     - Тотчас передайте послу мою горячую благодарность!
     Выходя, Терещенко столкнулся в дверях с Савинковым.
     - Прошу  вас,  Борис  Викторович,  -  широким  жестом  пригласил хозяин
кабинета.  - Хочу попросить вас в спешном порядке разработать законопроект о
военно-революционных судах для всей России.
     - В подготовленном нами докладе были и другие параграфы.
     - Принимаю и их.
     Савинков  с  удивлением  воззрился  на  премьера:  Керенский неожиданно
принял  всю  корниловскую программу. "Что бы это значило? Совещание в Москве
изменило  его  взгляды?  Решил отныне взять резко вправо? Или испугался, что
умеренная  программа  уже  не удовлетворит прежних его союзников?.. Раз так,
надо попытаться..."
     - Законопроект  о  судах  будет подготовлен мной в самые ближайшие дни.
Но  обнародование  его  может  вызвать взрыв похлеще третьеиюльского. Я знаю
настроение Выборгской стороны и других заводских районов.
     - Что  же  вы  предлагаете? - теперь Керенский с недоумением смотрел на
собеседника. - Отказаться?
     - Ни в коем случае. Необходимо подкрепить закон демонстрацией силы.
     - Каким образом?
     - Сосредоточить   под   Петроградом  казачий  корпус,  а  саму  столицу
объявить на военном положении.
     Министр-председатель задумался лишь на мгновение. Ответил:
     - Я согласен.
     - Следовательно,   я   могу   от   вашего   имени   отдать  необходимые
распоряжения? - уточнил управляющий военным министерством.
     - Да.  И поспешите с законопроектом. А затем прошу вас выехать в Ставку
и  навести  порядки  там:  до  меня доходят разные слухи. Серьезно беспокоит
деятельность  Главного  комитета "Союза офицеров", обосновавшегося под боком
у Корнилова. Это отъявленные монархисты.
     - Будет исполнено.


3

     Генерал  Корнилов покинул здание Большого театра тотчас после того, как
сошел  с  трибуны,  а  прибыв  на  вокзал, приказал немедленно дать сигнал к
отправлению поезда.
     В  семь  утра  пятнадцатого  августа  главковерх  был уже в Могилеве, в
девять  созвал  в  своем  кабинете совещание, в котором приняли участие лишь
особо  доверенные  лица:  начальник штаба генерал Лукомский, генерал Крымов,
ординарец  Завойко,  Аладьин,  председатель  Главкомитета  "Союза  офицеров"
полковник  Новосильцов и еще несколько человек. Оглядев собравшихся налитыми
кровью глазами, он сказал:
     - Я   давал   Керенскому  время  образумиться.  Теперь  я  окончательно
убедился,  что  он  продался  большевикам.  Поэтому  я  принял бесповоротное
решение...
     В  тот  же  день,  еще  до  получения  телеграммы  Савинкова о том, что
министр-председатель  принял  все  пункты  доклада  главковерха  и  "просит"
двинуть к столице конный корпус, Корнилов разослал предписания:
     Кавказскую  туземную  дивизию,  уже  сосредоточившуюся в районе Великих
Лук, направить далее, в окрестности станции Дно;
     Первую  Донскую  казачью  дивизию  из Невеля передислоцировать в Псков;
эти   две,   а   также  Уссурийскую  дивизию  вооружить  ручными  гранатами,
применяемыми  для уличных боев; штабу Севфронта ни в коем случае не включать
эти три дивизии в планы боевых действий на фронте;
     перебросить   в   район   Пскова  английский  бронедивизи-он,  переодев
офицеров его в русскую форму;
     в  Пскове,  Минске,  Киеве  и Одессе спешно завершить с помощью местных
отделений  "Союза  георгиевских кавалеров" формирование четырех георгиевских
полков;
     Корниловский   ударный   полк   в   составе   двух  с  половиной  тысяч
солдат-георгиевцев  и  двухсот  офицеров  передать  из  штаба  Юго-Западного
фронта в личное распоряжение главковерха;
     повсеместно  ускорить  формирование  "ударных  батальонов", "батальонов
смерти", "штурмовых батальонов"...
     В  Петроград,  на  имя  министра-председателя, Корнилов телеграфировал:
"Настойчиво  заявляю  о необходимости подчинения мне Петроградского округа в
оперативном  отношении  с  целью  теперь  же приступить к осуществлению мер,
намеченных  мною  для  обороны столицы. Настаиваю на сформировании отдельной
Петроградской  армии  для  защиты  подступов  к  Петрограду  как  со стороны
Финляндии, так и со стороны моря и Эстляндии".
     Командующим  именно  этой  Отдельной  армией  он  уже назначил генерала
Крымова, получившего из рук в руки приказ особой секретности и важности.


4

     Вечером  пятнадцатого  августа  Антон  оказался  среди солдат и младших
офицеров  -  участников  делегатского  совещания "военки". Увидел выбеленные
солнцем гимнастерки - и сразу пахнуло фронтом.
     Собрались  представители  одиннадцати  частей.  На повестке - доклады с
мест,  текущие  вопросы,  вопрос  о  газете  и  его  сообщение  о Московском
совещании.
     Выступил бородач-унтер:
     - Наши  товарищи,  солдаты  и  матросы,  арестованные  за июль, все еще
сидят  в  "Крестах" и других тюрьмах, сидят без суда и следствия! Вы знаете,
они  объявили  голодовку.  К  ним  приезжали  два  члена  ВЦИК - меньшевика,
обещали  прекратить  издевательства. Наши товарищи поверили. А все осталось,
как   при  царе!  Товарищ  из  нашего  полка,  солдат  Баландин,  продолжает
голодовку.  Товарищ  Баландин, замученный палачами революции, приближается к
смерти!..
     "Вот  вам  и  революция,  и  красные  банты...  Как и при Николае, наши
сейчас   в   "Крестах"...   И   на   фронте,  как  при  Столыпине,  заседают
военно-полевые суды и наших ставят к.стенке", - подумал Антон.
     Дошла  очередь  до  него. Он пересказал московские впечатления. Солдаты
приняли бурно. Особенно когда передал он смысл речи Корнилова.
     - Всех нас казнить руки чешутся? Гляди, притупим когти!..
     - Да,  товарищи, как учит Ленин, коренной вопрос всякой революции - это
вопрос  о  власти в государстве. Сейчас эту власть пытаются захватить бывшие
царские  генералы.  Французская буржуазия нашла такого генерала - Кавеньяка,
который  расправился  с  парижскими  пролетариями.  Русская  буржуазия нашла
Корнилова.  Теперь,  как  сказал  Владимир  Ильич, вопрос историей поставлен
так: либо полная победа контрреволюции, либо новая революция!
     Ночью,  когда  они  возвращались  с делегатского совещания, Дзержинский
снова  заговорил  о  встречах  Антона  с  Милюковым  и последнем предложении
профессора-кадета.
     - Вы  не  забыли,  Антон, наш разговор в Кракове, на улице Коллонтая? -
спросил Феликс Эдмундович.
     - Помню слово в слово.
     Тогда,  в  одиннадцатом,  они  завели разговор о провокаторах. Кажется,
повод   дал  он:  сказал,  что  хочет  скорей  добраться  до  Парижа,  чтобы
разоблачить  агента,  выдавшего  царской  охранке  его, а еще раньше - Камо,
Ольгу,  Красина  и  других  товарищей,  связанных с "делом об экспроприации"
денег  царской  казны  на  Эриванской  площади  в  Тифлисе. Теперь имя этого
провокатора  известно:  Яков  Житомирский.  Но  тогда...  Выслушав  его план
разоблачения  агента,  Дзержинский  сказал:  "На ловца и зверь бежит - я сам
вот  уже  год  работаю  над  материалами  о  провокации  в  подпольных наших
организациях".  И  предложил  Антону:  не хочет ли и он работать в комиссии.
Путко  готов  был  стать  помощником  Юзефа  в этом деле. Но после того, как
переправит   делегатов  на  конференцию  и  съездит  в  Париж.  Новый  арест
отодвинул их встречу на долгие годы.
     - Такая   комиссия   ныне   нужна  нам,  -  развил  теперь  свою  мысль
Дзержинский.  -  И  особенно  понадобится  она  нам  в будущем. Видите сами:
Милюков  уже  взял  на  вооружение методы царской охранки и начал засылать к
нам своих осведомителей.
     - Могу  лишь  повторить  давнее:  готов работать вместе с вами, Юзеф, -
Путко все еще не привык к его пастоя-щему имени.
     - Договоримся  так: когда окажетесь в Питере, непременно разыщите меня.
Если произойдет что-либо важное на фронте - напишите.
     Он назвал адрес. Протянул руку:
     - До видзенья!
     Антон вернулся на Полюстровский.
     - Не можете остаться еще хоть на денек? - спросила Надя.
     - Не  могу.  Приказ.  А  я  - солдат. - Он начал собирать ранец. - Едва
поспеваю на поезд.
     Девушка пошла провожать его по молчаливым ночным улицам.
     - Пишите  мне,  ладно?..  Сердце  так болит и колотится!.. Я, как тогда
говорила, Антон... Антон Владимирович, так и все это время...
     - Не надо, Наденька.
     - Поверьте, нету мне жизни без вас!..
     Его горло свело спазмой. Но что он мог ей ответить?..
     - Непременно буду писать, - глухо проговорил он.


                                Часть вторая

"А БОЙ ВЕДЬ ТОЛЬКО
                               НАЧИНАЛСЯ..."

                                Глава первая
                                 24 августа

     Положение на фронтах
     Ставка.  24-го  августа  (ПИ  А). В Рижском районе наши войска, перейдя
реку  Аа  Лифляндскую,  продолжают  дальнейший  отход  до побережья Рижского
залива  в северовосточном направлении. В районе Псковского шоссе наша пехота
отошла  в  район  Зегеволъд  -  Лигат,  в  25  верстах юго-западнее Вендена.
Войска,   действующие  в  восточном  направлении  от  Риги,  продолжая.  под
натиском   противника  отходить,  достигли  примерно  линии  Клинген-берг  -
Фридрихштадт.  На  Двинском  направлении оживленный артиллерийский огонь. Па
остальном фронте перестрелка.


1

     Поручик  Антон  Путко  и  старший  фейерверкер  Петр  Кастрюлин ехали в
Могилев.
     Поезд   уже  оставил  позади  фронтовой  район  и  одновременно,  будто
обозначено  было  на  некоей  небесной  карте,  полосу беспробудных холодных
осенних  дождей  и  привез  их  в ясное лето. Тот же поезд, одолев невидимый
рубеж,  отъединил  их  от  оставленных  на позиции товарищей, с которыми еще
несколько  часов  назад  они  делили  общую  судьбу,  укладывавшуюся  в  два
обнаженных  понятия:  жизнь и смерть. И уже нахлынули приметы тыловой жизни.
Появились штатские пассажиры. В проходе мальчишка-нищий фальцетом пел:
     Ты,  говорит, нахал, говорит, Каких, говорит, мало, Но, говорит, люблю,
говорит, Тебя, говорит, нахала! Ты, говорит, ходи, говорит,
     Ко  мне,  говорит,  почаще  И, говорит, неси, говорит, Конфет, говорит,
послаще!..
     Конфет  побирушке  не  давали  -  не  было,  но котомка его разбухла от
хлебных  корок.  Ни Антон, ни Петр не чаяли, не гадали, что окажутся вдруг в
этом поезде. Вчера вечером Путко вызвали с батареи в штаб дивизиона:
     - Прочтите и примите к исполнению.
     На  бланке  телефонограммы  он  прочел: "По требованию главкосева прошу
командировать   от   вверенной   вам  части  в  Ставку  одного  офицера  для
ознакомления   с   системою   английских  минометов  и  бомбометов  новейших
конструкций  и  присутствия при испытании их для распространения сведений об
этих  минометах  в войсках. Если представится возможным, прошу командировать
поручика Путко".
     - Ишь  в  какой  чести  вы  в  самом  штабе  фронта!