амые брови; косоворотка,
белая  на черных пуговицах; замусоленная куртка, брюки заправлены в сапоги с
отворотами. Слободской рубаха-парень, да и только!..
     - Артиллерист? - признал Шалый, - Антон Владимирович?
     Глаза  его  были  налиты  кровью, из пасти напорно несло перегаром, а в
руке  была еще не откупоренная бутыль этак в полведра. Он с маху поставил ее
на стол. Путко подивился, как она не разлетелась вдребезги.
     - Не  признать! Казачий офицер, георгиевских и прочих орденов кавалер -
и вдруг в картузе!..
     - Ишь  ты,  едрена  вошь!..  -  Тимофей  тяжело  опустился  на кровать,
продавив  пружины.  -  А  ты  чего  напялишь:  может,  бабские  панталоны?..
Насмехается!.. Не в тряпках дело - в душе, которая горит и жаждет!
     Он  выдвинул  из-под  кровати  чемодан,  открыл,  достал  металлические
стаканчики:
     - Опохмелимся,  -  разлил из бутыли водку. - Жжет!.. А ты тоже, значит,
с трусцы-рысцы на галоп перешел? - протянул Антону стаканчик.
     - Натощак не принимаю.
     - Была  б честь предложена. Ну, бывай! - казак выпил, крякнул, отер усы
кулачищем.  Вспомнил  с  пьяной  обидой:  - "Картуз"! Ежели сам председатель
совета  "Союза казачьих войск" атаман Дутов рабочую робу надел, так и мне не
зазорно!
     - Да неужто сам Дутов?
     - Шалый  николи  не  брешет! Видел своими гляделками, вот те крест! Под
большевика-агитатора  речи  произносит  -  как язык не занозил?.. Да и я-т -
под  сицилиста,  мать его!.. И ты, артиллерия, не выкобенивайся - маршируй в
двадцатую: там тебя переобмундируют и переименуют, будь здор-ров!..
     Действительно,  надо  было  объявляться. Поручик привел себя в порядок,
натянул офицерскую гимнастерку с крестами:
     - В двадцатой, говоришь, наши отцы-командиры?
     - Иди-иди на рысях!..
     За  спиной  Антона  снова  забулькало.  Он  постучал в дверь двадцатого
номера. Услышал:
     - Войдите!
     Это  утро приготовило ему еще одну встречу, куда более неожиданную, чем
с  Тимофеем  Шалым: мужчина, поднявшийся с дивана, был не кто иной, как Олег
Пашков  -  его однокурсник по Технологическому институту и близкий приятель,
оказавшийся,  как Антон узнал позднее, секретным сотрудником охранки. Они не
виделись  с седьмого года. Позже Антон слышал, что Олег благополучно окончил
Техноложку,  получил  должность в правлении путиловских заводов, преуспел. А
что известно Дашкову о нем?..
     Бывший   однокурсник  глядел  на  вошедшего  офицера  выжидательно,  не
узнавая.  Он  тоже  был обряжен то ли под приказчика, то ли под мастерового.
"Пашков,  как  и  Шалый,  был  рыжий.  Со  светлыми,  навыкате глазами, с не
принимающей   загара   красной,  в  конопатинах  физиономией.  Он  почти  не
изменился со студенческих лет.
     Антон решил первым перейти в наступление:
     - Не признаешь, Олег... как тебя там, Иваныч, что ли?
     - Не  может  быть}  - пригляделся Лашков. - Неужто ты, чертов сын?.. Ух
ты, какой стал! Медведище!
     - Вот  через  сколько  лет  довелось... - Антон свободно сел. - Слышал,
слышал, как же! Чуть не в управляющие у Путилова вознесся!
     - Ну,  не  так высоко. А все же. Ты-то где пропадал все эти десять лет?
Как в воду канул.
     "Ага, не знает!.."
     - Так  я  ж,  как  уехал  тогда  во Францию, так и заканчивал в Париже.
Потом  пригласили  в фирму "Бразье - Белвилль", так у них и застрял до самой
войны.
     - О,  Пари, о, Пари!.. - напел Олег. Он казался таким же беспечным, как
в те давние времена. - Вернулся, чтобы сражаться за отечество?
     - Как  видишь.  А  ты  освобожден  от  службы,  поскольку незаменимая у
Путилова персона?
     - Ошибаешься!  - рассмеялся приятель. - Тут я тебя общелкал: хоть и два
у тебя "Георгия", а поручик. Я же - ротмистр.
     - Кавалерист?  -  изумился Путко. В стародавние времена Лашков не питал
страсти  к  верховой езде. Но тут же вспомнил: звание "ротмистр" - не только
в  кавалерии,  оно было и у офицеров отдельного корпуса жандармов. - Ах, вот
ты где служил!
     - Угадал, да не совсем: не в департаменте, а в военной контрразведке.
     - Понятно...   Теперь   дело  прошлое,  все  трын-травой  поросло...  А
признайся: был ты слухачом тогда, в шестом-седьмом?
     - Когда вы все колобродили? Признаюсь: был.
     - И много тебе за доносы платили?
     - Смешно  вспомнить:  гроши. На карманные или просто на обед. Дело не в
этом.  Не  хотелось мне прозябать. Я, как ты помнишь, из мелкотравчатых - ни
отца-профессора  у  меня не было, ни матушки-баронессы. Кстати, как поживает
твоя  милая  матушка?.. Департаментские помогли мне с устройством на службу.
Без  их  протекции  не  видать  бы  мне путиловских заводов, как тебе своего
затылка.
     - Ну что ж... Выходит, своей шкурой я помог твоей карьере.
     - Что  с  тебя  было  взять?  -  рассмеялся  Лашков.  -  Ты был так, на
побегушках у настоящих подпольщиков.
     - А вот здесь, - Путко поскучал себя по груди, - не скребло?
     - Признаюсь  и  в  этом:  тогда  Харапало.  А  теперь вот нисколечко не
жалею!   Наоборот.  Думаю:  и  что  мы  ушами  хлопали,  сентиментальничали?
Негласный  надзор,  гласный  надзор,  строгий, нестрогий, высылка, ссылка!..
Вот  и  прохлопали  Россию. А надо было всех - к стенке! - Он посерьезнел. -
Хватит прошлое ворошить. Займемся будущим. Какой объект выберешь?
     - Да я ведь и не знаю толком, зачем меня сюда прислали.
     - В  двух словах: мы должны выудить фабричных или солдат на улицы. Хоть
горстку.  Как выудим - тут же открыть стрельбу. По кому угодно. Лишь бы дать
главковерху законный повод бросить на Питер войска.
     - А если не выудим?
     - На  крайний случай: сами собьемся в кучу как демонстранты. Но это уже
хуже.   Хоть  пяток  -  десяток  настоящих  пролетариев  или  "серых"  нужно
непременно заарканить. Меньше риска для нас самих.
     "Ишь  как  ловко: и хочется, и колется, и болит, и матушка, не велит...
- Антон посмотрел на Дашкова. - На фронте бы на тебя глянуть".
     - А сколько же нас всего? Хоть кучка-то получится?
     - С  десяток наших уже на задании. Да еще столько на подходе... Ничего,
облапошим  этих  заводских. Так какой объект возьмешь? - он показал на ворох
тряпья в углу комнаты. - Вон и одежда, выбирай.
     - Где   набрали  эту  вонь?  -  Путко,  обернувшись  к  тряпью,  уловил
специфический, знакомый запах.
     - Из цейхгауза "Крестов" подбросили.
     В  ворохе  были и солдатские гимнастерки, и рабочие блузы. "Вот так-то,
товарищи..."


2

     Экстренное  заседание  Временного  правительства закончилось только под
утро.  Керенский добился, чего хотел: министры признали необходимым передать
ему  всю  полноту  власти  "для  борьбы с контрреволюцией" и дружно подали в
отставку.  Лишь  министр  юстиции  Зарудный усомнился: надо ли предоставлять
Керенскому  права  диктатора  на  том  основании, что эти права вознамерился
заполучить  Корнилов.  Однако  и  Зарудный  лишь  "высказал  соображения", а
заявление  об  отставке  подписал.  Свои  дальнейшие планы Керенский не счел
нужным  доводить  до сведения бывшего кабинета. Да и министры, сложив с себя
полномочия,  начали  по  одному  покидать  Зимний. Подальше от греха! Каковы
планы Корнилова, чьи полки с часу на час ворвутся в Петроград?..
     Из  Малахитового  зала  министр-председатель едва не опрометью бросился
на узел связи. Настрочил телеграмму, протянул дежурному:
     - Передать немедленно!
     На  бланке  значилось:  "Ставка.  Генералу  Корнилову.  Приказываю  вам
немедленно   сдать   должность  генералу  Лукомскому,  которому,  впредь  до
прибытия   нового   верховного  главнокомандующего,  вступить  во  временное
исполнение  обязанностей  главковерха.  Вам  надлежит  немедленно  прибыть в
Петроград. Керенский".
     Выдав  одним  залпом  сразу  два  "немедленно",  он  устремился назад в
кабинет.  Сейчас  он  находился  в  том состоянии, в каком пребывал в первые
часы  Февральской  революции. Едва достигнув кресла, упал в него, погрузился
в  полуобморок.  Через  полчаса,  придя  в  себя,  он  уже снова готов был к
действиям.  Восхитительное  состояние:  властелин!  Вот,  наверное, сущность
самодержца,  "царя  ве-ликия  и  белыя и малыя Руси"! Но те, предшествующие,
все  же  должны  были  спрашивать  советов  у  своих  премьеров, министров и
прочих,   а  он  отныне  сам  себе  и  премьер,  и  президент,  и  верховный
главнокомандующий!..  Да,  да,  еще  вечером,  перед  экстренным  заседанием
кабинета,  он  решил: возьмет на себя и Ставку. Чтобы никогда впредь не было
соперничества, армия станет его и все отныне будут под ним!..
     Игрок  и артист, в данный момент он руководствовался не только азартом.
По  существу,  он  хотел получить от России то же самое, что и Корнилов. Но,
выслушав  Львова,  а  затем  и  сняв  ленту  с  аппарата  Юза,  он  понял: с
Корниловым  ему власти не поделить. Или он - или генерал. Победа главковерха
будет  означать  для  Керенского  смерть.  Все  виды  смерти:  политическую,
моральную  и  едва  ли  не  физическую. Он глянул в самую пропасть ненависти
Корнилова,  как  в  черный бездонный колодец. Но если победит он, Керенский,
то  навсегда  уйдет  "народный  вождь". Aut vin-сеге aut mori! [Победить или
умереть!  (лат.)]  Только  так. Остальные, все эти трусливо поджавшие хвосты
министры   и   комиссары,   еще  как-пи-будь  пристроятся,  вымозжат  теплые
местечки:  за  них заступятся партии, союзы промышленников и торговцев. Не в
счет,  конечно, эсеры и меньшевики - их песенка тоже будет спета. И им, и их
Совдепам Корнилов оторвет головы, как крикливым петухам.
     У  него  тоже нет выбора. Но обостренной интуицией, по наитию он теперь
знает,  на  кого  опереться.  Однажды,  на  старте, на самом взлете, ему это
удалось.  Та  сила,  которая  всей тяжестью ударит по противоположному концу
доски,   на   которой  станет  он,  чтобы  одним  махом  вознести  его,  как
трамплином,   под   купол.  "Страшная  сила  давления  стихии  расплавленных
революцией народных масс". Такими словами определил он для себя эту силу.
     Нет  сомнения,  генералитет  и  высшее  офицерство  -  все  на  стороне
Корнилова.  Но надвигающиеся на Питер дивизии - не из одних генералов, штаб-
и  обер-офицеров.  Их  солдаты - часть тех же расплавленных революцией масс.
Теперь  он  готов  был  молиться на "Приказ Э 1", на армейские комитеты. Вот
через кого он будет действовать!
     И  еще  -  пусть  не  покажется фантастичным - через своих злейших и не
менее  опасных,  чем  Корнилов,  врагов.  Да-да, врагов слева - большевиков.
Они-то уж наверняка клюнут на удочку с наживкой-Корниловым.
     А  потом  он  повторит  то  самое, что уже проделывал не раз. Последний
пример:  июльские дни. Толпа, улица падки на красивые слова. Ему, Александру
Федоровичу, в чужой карман за ними не лезть. Итак...
     - Пригласите - и немедленно! - Бориса Викторовича!
     Савинков  почти  в  такой  же степени, как и он, не мог рассчитывать на
милость генерала Корнилова. Сейчас они должны действовать рука об руку.
     - Александр  Федорович, слушаю вас! - Теперь как исключение управляющий
военмина, войдя в кабинет, тотчас вынул правую руку из кармана.
     - Вы  принимаете  мое  предложение  стать  военным генерал-губернатором
Петрограда и его окрестностей с оставлением в занимаемых должностях?
     - Обстоятельства  побуждают,  -  наклонил  голову  террорист.  - Другой
фигуры  подле  вас не вижу. Но нужно попытаться еще раз миром договориться с
главковерхом.
     - Поздно.  Я  уже отстранил его от должности верховного. Впрочем, позже
можете связаться с ним по Юзу.
     А  сейчас  от моего имени отдайте распоряжение по всем железным дорогам
-  остановить  движение  эшелонов  с  войсками  в  сторопу  столицы.  И... -
Керенский   нарочно   сделал   паузу,   чтобы  почувствовать,  какой  эффект
произведет   последующее:   -   Как   генерал-губернатор,  прикажите  начать
вооружение  рабочих  дружин  по  районам,  на  заводах  и фабриках, а также,
отменив  все  предыдущие  распоряжения  по  упразднению  крепости Кронштадт,
вызовите  с  острова  Котлин  несколько тысяч моряков. Для охраны учреждений
революции!
     Он   добился  ожидаемого  эффекта:  с  лица  Бориса  Викторовича  спала
всегдашняя   меланхолия   -   он  пронзил  министра-председателя  изумленным
стальным взглядом.
     - Вы  учли  все последствия, Александр Федорович? - медленно проговорил
он.
     - Вполне, - заверил Керенский.


3

     Примерно  в  этот  же  утренний  час  телеграмма Керенского, принятая и
расшифрованная   в   Ставке,   была   передана  дежурным  офицером-связистом
начальнику  штаба главковерха. Лукомский тут же поспешил с бланком в кабинет
Корнилова. Генерал прочел - и лицо его окаменело.
     - Не понимаю, - процедил он.
     - Сейчас  попытаемся  разобраться,  -  отозвался  Лукомский  и приказал
адъютанту: - Разыскать Филоненко! Сюда его!
     Комиссарверх  появился через несколько минут. Начальник штаба сунул ему
буквально под нос бланк:
     - Вы,  если  не  ошибаюсь, комиссар Временного и лучший друг Савинкова?
Как прикажете понимать поведение ваших патронов?
     Филоненко перечитал телеграмму:
     - Это  глупая  шутка. Или подлог. Обратите внимание: на ней нет номера.
Подписана  просто:  "Керенский".  К  тому же главковерх может быть уволен от
должности   только   по  постановлению  правительства,  а  не  волей  одного
министра-председателя.
     И правда, документ был оформлен с нарушением элементарных правил.
     - Я  убежден  -  это  подлог. Потому что не могу представить, чем могло
быть продиктовано такое решение, - повторил Филоненко.
     В кабинете уже были и Завойко и Аладьин. Телеграмма пошла по рукам.
     - Это     провокация,     подстроенная    "балериной"!    -    заключил
ординарец-советник.
     Филоненко должен был защищать честь мундира:
     - В  корне  всего  лежит  недоразумение. Его можно и должно выяснить! Я
свяжусь по прямому проводу с Савинковым.
     Вскоре   управляющий  военмина  был  уже  на  проводе.  Комиссарверх  в
сопровождении Завойко и Аладьина поспешил на узел связи.
     "Телеграмма  министра-председателя  подлинная,  - отстучал аппарат. - С
первым же поездом выезжайте из Ставки в Петроград".
     - Спросите,  хочет  ли  Борис  Викторович  переговорить  с самим Лавром
Георгиевичем, - подсказал Завойко.
     "Да,  но  позже, часа в два пополудни". Вернулись в кабинет верховного.
Доложили.
     - Тем  лучше,  -  скупо  процедил  Корнилов.  Перевел колючий взгляд на
Лукомского: - Ваш черед отвечать фигляру.
     Начальник   штаба  тут  же  в  кабинете  написал  ответ  на  телеграмму
Керенского:   "Ради   спасения   России  вам  необходимо  идти  с  генералом
Корниловым,  а  не смещать его. Смещение генерала Корнилова поведет за собой
ужасы,  которых  Россия  еще  не переживала. Я лично не могу принять на себя
ответственность  за  армию, хотя бы на короткое время, и не считаю возможным
принимать  должность  от  генерала  Корнилова, ибо за этим последует взрыв в
армии, который погубит Россию". Поставил точку, протянул лист главковерху.
     - Благодарю.  Не  сомневался.  Проинформируйте  об  этом инциденте всех
главнокомандующих  фронтами.  Пора  бумажную  войну  кончать.  Где  в данный
момент дивизии Крымова?
     Лукомский подошел к карте, взял указку:
     - Здесь, здесь, здесь, здесь...
     Точки  пунктиром охватывали столицу со всех сторон. Но круг по диаметру
был широк.
     - Ускорить продвижение!
     - Поступила депеша от главкосева, - доложил адъютант.
     Генерал  Клембовский  в  растерянности  сообщал:  Керенский потребовал,
чтобы  все  эшелоны,  направленные  в  район  Петрограда,  были  задержаны и
возвращены  в  пункты  прежних  стоянок,  ибо в столице полное спокойствие и
никаких   противоправительственных  выступлений  не  ожидается.  "Я  сообщил
министру-председателю,   что   эти   войска   составляют  резерв  верховного
главнокомандующего и передвигаются по его распоряжению..."
     - Правильно.  Исполнять только мои приказания. Войска к Питеру двигать.
Всех  сопротивляющихся  продвижению  расстреливать на месте. Так и передайте
Владиславу  Наполеоновичу.  - Корнилов подошел к карте: - Медленно. Медленно
продвигаются!  Приказываю  комкору  Третьего  Конного, начдивам Уссурийской,
Донской   и   туземной   дивизий   высадиться   между  станциями  Гатчина  и
Александровская,  в  конном  строю  двигаться  к  Петрограду  -  к Нарвской,
Московской   и  Невской  заставам  -  и  дать  сражение  войскам  Временного
правительства!..


4

     Антон  едва  дождался семи вечера - времени, условленного с Дзержинским
для  встречи  со  связным.  Из  "Асто-рии"  он  весь  день не выходил. Решил
понаблюдать,   как   будет   заполняться  "коробочка".  Лашков  сказал,  что
действовать  они  начнут,  по-видимому, завтра, как только получат сигнал из
Ставки.
     Шалый  тоже  не  покидал номера. Отоспавшись, снова начал наливать себя
водкой,  методично  опорожняя  огромную  бутыль.  С каждым стаканом грузнел,
багровел и свирепел:
     - У-у,  ешь-мышь  двадцать!..  Будет  кровищи!..  - Со свистом рассекал
воздух  взмахом огромной руки. - Донцов бы мне моих сюды! Я б эту сволоту!..
-   Пучил  на  Антона  мутные,  в  красных  прожилках  глаза.  -  А-а,  ваше
благородие,  баронский  сынок!  И  тебе  поприжали  хвост,  натянул  рванье,
ешь-мышь!..
     Как   подсчитал   Путко,  в  "Астории"  набралось  уже  около  тридцати
провокаторов.  Нелепо  выглядели  их  рабочие  блузы и заношенные солдатские
гимнастерки  среди  белых,  с  позолотой,  лепных  стен, бархатных портьер и
бронзово-хрустальных бра. Горничные шарахались.
     Без  пяти семь Антон уже маячил у Исаакиевского собора. Минута в минуту
на  ступенях  из-за  угла  колоннады  появился  высокий, статный темнобровый
прапорщик  в  ладно  сидящем  френче.  Антон не без труда узнал в нем Сашку,
Наденькиного братца.
     - Здравь-желавь, вашбродь! - лихо откозырял Дол-гинов.
     Сам  Антон  был  в  форме,  иначе  встреча  с молодым офицером могла бы
показаться кому-нибудь подозрительной.
     - Мне надо как можно скорей к Феликсу Эдмундо-вичу.
     - Так точно! Товарищ Дзержинский как раз срочно тебя требует!
     Через час они были уже на месте, в доме на Выборгской стороне.
     Путко  с  напором  рассказал Феликсу Эдмундовичу обо всем, что разузнал
от Олега.
     - Лашков,  есаул  Шалый, да и остальные - собралась компания не приведи
господь!  Это опаснейшее осиное гнездо нужно разворотить как можно скорей! -
закончил он.
     - Теперь  уже  не  так  опасны,  -  спокойно  отозвался  Дзержинский. -
Наверное,  вы  еще  не  знаете?  Корнилов  открыто повел войска на Питер, не
дожидаясь выступления в городе.
     - Значит, Кавеньяк начал первым?
     - Да.  Точно, как предвидел Владимир Ильич. А у нас хватило выдержки, -
кивнул  Феликс  Эдмундович.  -  Это стало известно уже под утро. В Смольном,
при   Петроградском   Совдепе,   уже   создан   Народный  комитет  борьбы  с
контрреволюцией   -   по   типу  московского,  как  в  дни  Государственного
совещания.  И  так  же,  как  москвичи-большевики,  мы  вошли  в  комитет  с
информационными    целями,    сохраняя    полную   самостоятельность   своей
политической  линии.  Теперь  у  нас руки развязаны: мы уже начали вооружать
рабочие дружины и воссоздавать по заводам и районам отряды Красной гвардии.
     - Вот это по мне! - воодушевился Антон.
     - Да,  - кивнул Дзержинский. - Мы так и решили в руководстве "военки" и
в  ЦК: вы возглавите Выборгский районный штаб Красной гвардии. Вы же сами из
этого района?
     - Партийный  билет  я  получал  там!  -  хлопнул  ладонью по нагрудному
карману Путко.
     - В   Выборгский   райком  явитесь  завтра  с  утра,  -  сказал  Феликс
Эдмундович. - А перед тем, на рассвете, выполните вот какое задание...


                                Главa пятая
                                 28 авг