ерь будет наша!
     Антон  поднялся со стула. От усталости, от резкого движения закружилась
голова. Василий с удовольствием плюхнулся на свое место. Потянулся:
     - Ну,  что  ты  тут  без  меня  наворотил?  Докладывай.  Путко протянул
список: кому и с какой целью выданы
     мандаты, кто и зачем приходил.
     - Да ты тоже, гляжу, крючкотвор. Штабной, что ли?
     - Самый  что  ни  на  есть  строевой.  Да только на батарее писанины не
меньше, чем в интендантской части.
     - Молодец,  все  правильно,  -  пробежал  его  записи  Василий.  Поднял
голову: - Ты с какого фронта?
     - С Северного.
     - Долго еще тебя в лазарете ремонтировать будут?
     - Глаза видят, ноги ходят - пора и честь знать.
     - Тогда  вот  что,  друг:  здесь мы людей найдем, как-нибудь управимся.
Северный  же  фронт  сейчас  самый  важный  для  революции - самый близкий к
Питеру.  А  офицеров-большевиков по всему фронту по пальцам пересчитаешь. От
того,  за  кем  пойдет солдат, зависит наша победа или наше поражение. Ясно,
Антон-Дантон?  Так что вот какое тебе поручение от штаба восстания: сматывай
лазаретные  бинты  и  дуй  на фронт! Доводи этот наш "Приказ Э 1" до солдат,
поворачивай  на  нашу  сторону армию! Дня хватит, чтобы закончить все дела в
Питере?
     - О чем разговор?
     - Перед отъездом заскочи сюда: получишь боекомплект!..


2

     Родзянко  с  нетерпением  ждал  результатов  миссии Шульгина и Гучкова.
Днем  первого  марта  объявился  наконец  в Петрограде князь Львов, и теперь
новое  правительство  могло  вступить  в  свои  права.  Оставалось выполнить
единственную   формальность:   кандидатура   премьер-министра   должна  быть
утверждена императорским рескриптом.
     Раньше утра ждать эмиссаров нечего...
     Родзянко  прошел  из кабинета в расположенную рядом комнату отдыха, где
была  и  просторная  мягкая  кровать.  Через  несколько  минут  он уже спал.
Глубоко,  каждой  клеткой  своего огромного утомленного тела добирая все то,
что  был  должен  ему  за  последние ночи бдений. Однако пробуждение не было
спокойным:   на   синем   сукне  председательского  стола  ждал  только  что
отпечатанный выпуск "Известий" с "Приказом Э 1".
     Едва  бросив  на  него взгляд, Родзяпко засопел в усы, а кончив читать,
задохнулся от ярости:
     - Где  Керенский?  Позвать! Разыскать! Притащить! Александра Федоровича
нашли.
     - Откуда  это?..  -  Михаил  Владимирович  ткнул  пальцем  в  страницу,
продырявил и скомкал. - Откуда взялось? Как могло появиться?
     - Исполком  Совдепа...  И  тысяча делегатов от войск... В Белом зале...
единогласно...
     - Почему  меня  заранее  не  поставили в известность? Вы понимаете, что
сие значит?
     - "Приказ"  не  от  имени  Временного  комитета  Думы,  а от Совдепа...
Исполком   решил  не  согласовывать...  Я  не  мог  воспротивиться...  Хотел
доложить,  но  нигде  не  смог  найти вас, - бормотал Александр Федорович. -
Даже на квартире справлялся, можете проверить...
     - А что такое: "рабочих и солдатских"?
     - На  том  же заседании решили. Теперь Совет представляет и пролетариат
и  солдат,  -  объяснил  Керенский и с тоской в голосе добавил: - Я бы отдал
десять лет жизни, чтобы этот "Приказ" не появился!
     - Нужно  уничтожить  весь  тираж газеты и заставить Совдеп пересмотреть
свое решение.
     - Это  невозможно. "Известия" уже развезли по всему Питеру, на заводы и
в казармы.
     - Пусть дадут опровержение, что "Приказ" - злостная провокация!
     - Постараюсь, - ответил Александр Федорович. - Хотя не уверен...
     Родзянко  и сам понял: не вернешь. "Слово не воробей...", "Что написано
пером..."  - в разгоряченный мозг лезли всякие дурацкие пословицы. Но он был
человеком действия.
     Немедленно,  не  ожидая  царского  указа,  объявить  сс-став Временного
правительства.
     Назначить   главнокомандующим  войсками  Петроградского  округа  такого
генерала, который своей властью мог бы нейтрализовать "Приказ".
     Не  допустить,  чтобы этот номер "Известий" вышел за пределы столицы и,
упаси боже, попал в действующую армию, на фронты!..
     Новый  главнокомандующий должен стать, по существу, военным диктатором.
Как  Галифе  или Кавеньяк. Но под строгим контролем Временного правительства
и самого Родзянки.
     Слабохарактерный  Хабалов  -  под  арестом.  Иванов  -  выжившая из ума
развалина.   Сидит   со  своими  геор-гиевцами  в  Вырице  и  небось  меняет
подштанники. Кого же?..
     Он  мысленно  вернулся  к  разговору о диктаторах на последнем собрании
думцев,  которое  казалось таким давним, хотя произошло всего три дня назад.
Три  дня!  А  разделяет  их вечность. Как будто две разные эпохи. Кого тогда
предлагали?  Брусилова?  Этого  не  подчинишь. И замашки либерала. Деникина?
Чересчур  известен  как  правоверный  монархист.  Солдатня  сразу встретит в
штыки,  а  дразнить  ее до поры до времени нет резона. Адмирала Колчака? Где
он?  Да  и на флоте его не любят - жесток. А под боком восставший Кронштадт.
Маниковский? Штабист. Интеллигент... И тут он вспомнил: Корнилов!
     Вот,  кажется,  подходящая фигура! Толпа падка на легенды. А он - бежал
из  плена,  не  ведает  страха, незнатного происхождения, ест с солдатами из
одного  котла,  в  бою  всегда  впереди  -  этакий  Суворов.  Родзянко  имел
удовольствие  познакомиться  с генералом, когда тот был представлен во дворе
после  своего  прошлогоднего побега из австрийского лагеря. Даже побеседовал
с  ним. Как его?.. Лаврентий... Нет, Лавр... Лавр Георгиевич. Родзянко сразу
тогда  определил:  железный. Ограниченный, каким и должно быть солдату. Зато
без  всяких  сантиментов.  Беспощадный.  Именно такой и нужен для выполнения
четких,  строго  очерченных,  как  на  карте,  заданий.  Такого, направив по
указанному  пути,  не  придется  подталкивать.  Вот  пусть-ка этот генерал и
обуздает ненавистный Совдеп!..
     Он  снял  со стопки на письменном приборе чистый бланк шифротелеграммы.
Начал писать:
     "Начальнику штаба Верховного главнокомандующего генералу Алексееву.
     Необходимо  для  установления  полного порядка, для спасения столицы от
анархии  командировать  сюда  на  должность главнокомандующего Петроградским
военным   округом   доблестного  боевого  генерала,  имя  которого  было  бы
популярно  и  авторитетно  в  глазах населения. Комитет Государственной Думы
признает  таким  лицом доблестного, известного всей России героя - командира
двадцать  пятого  армейского  корпуса  генерал-лейтенанта  Корнилова. Во имя
спасения  родины,  во имя победы над врагом, во имя того, чтобы неисчислимые
жертвы  этой  долгой  войны  не  пропали  даром  накануне победы, необходимо
срочно  командировать  генерала  Корнилова  в  Петроград. Благоволите срочно
снестись   с  ним  и  телеграфировать  срок  приезда  генерала  Корнилова  в
Петроград"...
     И тут позвонил из Москвы его эмиссар Новиков:
     - К  великому  огорчению,  Михаил Владимирович, здесь, как и в столице,
уже   создан   Совдеп.  И  тоже  заседает  в  здании  думы.  К  пролетариату
присоединяются части Московского гарнизона...


3

     Феликс   Дзержинский   только   вчера   поздним   вечером,   совершенно
обессиленный,  взяв  в сопровождающие паренька-рабочего, добрался наконец до
Кривого  переулка,  нашел  дом  под  номером  8.  С  бешено бьющимся сердцем
потянул кольцо звонка.
     - Кто то?
     - Отворжи... То я, Ядвися... - и упал в объятия сестры.
     Хоть  чувствовал  себя  смертельно  усталым,  не смог сомкнуть глаз всю
ночь.  Мысли перебрасывались с одного на другое. В его голове бушевал смерч,
вобравший,  казалось,  все, что происходило в эти часы в целой Москве. Встал
и начал ходить по комнате, как по камере: из угла в угол.
     У  Ядвиги  ничего  по его росту не нашлось. Она побежала по знакомым, в
Польский комитет помощи беженцам. Раздобыла шинель, костюм. Он переоделся:
     - Вот теперь чувствую себя по-настоящему свободным человеком!..
     Глянул  в  зеркало.  Сутулый  старик с провалившимися щеками, глубокими
морщинами.  "Через  полгода  мне  -  сорок...  А  сколько  отдал  тюрьмам?..
Арестовывали  в  девяносто  седьмом, в девятисотом, девятьсот пятом, шестом,
восьмом,  двенадцатом...  По  тюрьмам  - одиннадцать лет, из них последние -
каторжные, кандальные... Да..."
     Физических  сил  нет. Последние дни, часы и минуты выжали до предела. И
на  пределе  нервы:  одиночная  камера  -  и вдруг эта красная буря... Но он
дождался!  Все эти годы он держался только сознанием одного: приближается! И
теперь,  когда  час  этот  пробил, он должен быть там, где может пригодиться
его  опыт,  его  жизнь!..  За  бессонную  ночь  он убедил себя: найдет силы.
Составил  план.  Первое - связаться с партийным комитетом. Второе - получить
конкретное  задание.  Третье - немедленно приступить к его выполнению. Пусть
это будет любое задание: хоть землю копать. Могилу для самодержавия.
     Никогда,  даже  в давние времена, явок на Москву он не получал. Поэтому
решил  снова  пойти  в здание Московской думы. Скорей всего, большевики там,
среди рабочих, в Совете депутатов.
     Мальчишки  шныряли  в  толпе,  размахивая  газетными  листами. Он купил
первую попавшуюся. "Утро России".
     "Государственная   Дума   -   это   единственная,   незыблемая   скала,
возвышающаяся  над  разбушевавшимся  народным  морем.  Это  - центр, маяк, к
которому устремлены отныне все взоры, все сердца, все упования..."
     Выхватил у газетчика другой лист.
     "Известия   Московского   Совета".   Номер   первый!   Молодцы,  быстро
организовали!..  Вчера  он  слышал  в здании думы: городской голова Челноков
потребовал  от Совдепа "очистить помещение", потребовал каких-то документов.
Тогда  ему  показали револьвер... Это документ! Что ж, авторитетный документ
восстания.   Все  думцы  -  и  сам  голова,  и  члены  управы,  и  служки  -
разбежались. Здание осталось в руках Совета и революционного комитета.
     В  газете  было воззвание Московского комитета и Московского областного
бюро   ЦК   РСДРП:   "...Революция  должна  победить.  Старая  власть  будет
уничтожена...  Дело  за  Москвой.  Сегодня  великий  день... Поддержим наших
петербургских  братьев,  не  дадим  послать на Питер царского палача! Все на
улицу! Все за дело!.."
     Вот  это  созвучно  его  мыслям!  И  главное  - есть здесь, в Москве, и
городской комитет, и даже Бюро ЦК партии!..
     Он  шел на Воскресенскую площадь. Как и вчера, у здания думы было полно
людей. Казалось, митинг не прерывался и на ночь.
     - ...Свергнуть  династию  Романовых!  Смести  этот  мусор!  В  тюрьму -
атамана разбойничьей шайки!..
     - Товарищи!  Только что Совет рабочих депутатов постановил: "Предложить
Военному  совету  и исполкому "Комитета общественных организаций" немедленно
произвести  арест  всех  высших агентов прежней правительственной власти, не
делая  различия как при аресте, так и при заключении между низшими и высшими
чинами, какие бы должности они ни занимали"!..
     - П-рр-авильно! Ур-ра!.. - откликнулась толпа.
     - Товарищи!  Уже  вчера  вечером  нами  арестованы  командующий округом
генерал Мрозовский и московский градоначальник генерал Шебеко!
     - Пр-равильно!..
     Дзержинский начал протискиваться сквозь толпу к входу в думу.


4

     Члены  Временного правительства собрались в роскошном, белом с золотом,
зале  совета  министров  в  Маршшском дворце - давней резиденции российского
кабинета.  Хрусталь. Бронза. Мрамор. Темно-красный бархат. Огромный овальный
стол...
     - Прошу,  господа!  -  широким  жестом  хозяина, приглашающего гостей к
трапезе,  повел  рукой  Родзянко.  -  Пора  нам  приступать к более прочному
устройству  исполнительной  власти.  Передав вам бразды правления, Временный
комитет  Государственной  думы  с  сей  знаменательной минуты слагает с себя
полномочия  и  превращается  в  организацию  общественных деятелей, которые,
забыв  различия партий, классов и сословий, будут объединять вокруг вас всех
граждан России во имя спасения родины!
     От  этих прочувствованных слов у многих на глазах навернулись слезы, да
и сам Родзянко достал из кармана платок.
     Все   присутствующие  знали,  что  минувшей  ночью  государь  император
доверил   формирование   кабинета   Михаилу   Владимировичу,   как  наиболее
достойному,  но  тот  скромно  отказался, и это производило сейчас особенное
впечатление.


5

     Вечер  застал  Дзержинского  все  в  том  же  здании Московской думы. В
большом  зале  шло непрерывное заседание Исполкома Московского Совдепа. Вход
в зал был открыт для каждого.
     Сейчас  на  заседании  обсуждали предложение, только что поступившее от
так  называемого "Комитета общественных организаций", приславшего сюда своих
полномочных  представителей.  Что  за  "общественные  организации"?  Судя по
осанистости,   упитанности,   крахмальным   сорочкам   и   золотым  перстням
представителей, организации объединили городских воротил. Так и выявилось:
     - Госп...  Граждане!  Командование  войсками гарнизона отныне возложено
на   председателя   Московской   губернской   земской  управы  подполковника
Грузинова.
     - Кем возложено?
     - Нашим  комитетом и санкционировано столицею. Разрешите ознакомить вас
с  воззванием  нового  командующего:  "Граждане  и  солдаты!  Дело  сделано.
Переворот  совершен.  Долг каждого вернуться к своей работе. Скорее по домам
и  казармам! Победа требует от нас порядка. Скопища на улицах мешают работе.
Кто  остается  в  толпе, тот сознательный враг родины". Госп... Граждане! Мы
надеемся,  что  ваш  Совет  поддержит  усилия  нового  командующего и нашего
комитета:  вам  надлежит  выступить со своим воззванием и призвать фабричных
прекратить забастовку!
     - У вас все?
     - Есть  еще  короткое,  радостное  для  всех  нас сообщение, только что
полученное   комитетом   из   Петрограда:  в  столице  образовано  Временное
правительство  России.  От Москвы в него вошли такие выдающиеся деятели, как
Гучков  и  Коновалов!  Первый  -  военным  и  морским  министром,  второй  -
министром  торговли  и промышленности! Это высокая честь для Москвы, госп...
граждане!
     - Очень  вы  нас  обрадовали,  господа  хорошие! - поднялся из-за стола
Исполкома  плечистый  пожилой  мужчина в косоворотке. - Я - рабочий. Карасев
моя  фамилия...  Вот  вы  здесь  призываете  нас,  рабочих,  к станкам... Но
ответьте:  может  ли  рабочий выходить на работу, может ли он быть спокоен и
работать,  когда  военным  министром назначен Гучков, тот самый, который был
дружком Столыпина, подписывавшего направо и налево смертные приговоры?
     - Теперь Гучков не тот! Он изменился!
     - Как  это  он вдруг изменился? Иль он свои московские дома на Тверской
и  на  Мясницкой  отдал беднякам? Или этот ваш Коновалов отказался от своего
банка и от мануфактуры "Коновалов и сын"?..
     - Граждане!  Это  голая  демагогия!  Нам  нужно  становиться на работу,
нужно сообща защищать свободу, иначе нас расстреляют немцы!
     - Да?  А  нам  все  равно:  если  не  немцы  нас расстреляют, то вы нас
расстреляете.  Не думайте, господа хорошие, что мы забыли Пресню! Не забыли!
И  дети,  и внуки наши не забудут! Вот вы решили, что все закончено и дальше
идти  некуда  и  незачем. А мы считаем так: революция не закончена, пока все
требования пролетариата не выполнены!
     - Ваши  требования  будут удовлетворены. По мере возможности. Нельзя же
все сразу. Это создаст анархию, граждане!
     Карасева  сменил  другой.  Интеллигент.  Аккуратно  стриженая  бородка.
Превосходно сшитый костюм. "Тоже из этих..." - подумал Феликс.
     - Имеем  ли мы, члены Исполнительного комитета, право заставить рабочих
прекратить забастовку? - задал он риторический вопрос.
     Дзержинский    увидел:    представители    "общественных   организаций"
оживились. Один из них одобрительно кивнул: мол, имеете право!
     - Нет,  не  имеем!  -  неожиданно  сам же и ответил тот. - Забастовка -
важнейшее  оружие  пролетариата.  О  прекращении забастовки мы даже не будем
говорить  до  тех  пор,  пока  не будут выполнены наши требования. А именно:
пока   по   примеру  рабочего  Совдепа  не  будет  создан  Совет  солдатских
депутатов,  пока  не будет вооружена милиция и пока оружие не будет передано
в распоряжение Совдепа!
     "Вот  это  требования!.."  -  воззрился на выступающего Феликс. Шепотом
спросил у стоявшего рядом парня:
     - Кто это выступает?
     - Не знаю, как его зовут. Знаю - большевик.
     - Мы  согласны  призвать  к  возобновлению работы только тех товарищей,
которые  заняты  на  предприятиях, связанных с обеспечением населения Москвы
продовольствием,  с  обслуживанием  городского водопровода, электростанций и
транспорта, - решительно закончил оратор.
     Посланцы  "Комитета общественных организаций" удалились, как говорится,
не солоно хлебавши. В перерыве Феликс подошел к выступавшему:
     - Разрешите...     Я     -    член    Главного    правления    польской
социал-демократической  партии, был членом ЦК РСДРП. Я только что из тюрьмы.
Ищу связи с комитетом.
     - Как вас зовут, товарищ? - вгляделся в его лицо мужчина.
     - Дзержинский.
     - Как  же,  слышал!  Очень рад. - Протянул узкую ладонь: - Ногин Виктор
Павлович...


6

     Паровоз  с прицепленным к нему одним-единственным салон-вагоном на всех
парах мчался из Питера в Псков.
     Гучкову  и  Шульгину  удалось  выехать лишь потому, что никто из солдат
выставленной  Совдепом охраны на Варшавском вокзале не знал думцев в лицо, а
начальник   станции,   предупрежденный   комиссаром   Бубликовым,   выполнил
приказания Родзянки.
     На   полпути   к   Луге,   с   поста   какого-то  разъезда,  Гучков  по
железнодорожному   телефону   связался   с   Вырицей,  с  генерал-адъютантом
Ивановым.  Командующий  карательной  экспедицией  сообщил, что с часу на час
ожидает  прибытия  верных  дивизий,  чтобы  без  промедления  двинуть  их на
столицу.  Однако  по  чьему-то  приказу из Питера на пути к городу разобрано
полотно,  а  в  самом  его  Георгиевском батальоне объявились "пропагаторы",
призывающие  солдат  не повиноваться офицерам. "Как только подойдут надежные
части,   я  наведу  порядок  -  всех  пропагаторов  развешу  по  телеграфным
столбам!" - заверил Николай Иудович.
     Эмиссары  Родзянки  двинулись  дальше.  Но  в самой Луге подозрительный
одновагонный поезд окружили вооруженные повстанцы.
     - Граждане!  Товарищи!  Мы  везем  Николаю повеления народной власти! -
собрал  все  свое  красноречие и все новомодные слова педавпий представитель
"черной  сотни" Шульгип. - Если вы пас задержите, товарищи, это отразится на
судьбе революции!
     В  подтверждение он потряс бумагами со штемпелями Временного комитета и
Совдепа.
     Удалось обмануть и этих.
     В  десять  часов  вечера  паровоз  остановился  на  перроне  Псковского
вокзала.  Тут  же,  через  две  площадки пустынных платформ, стоял состав из
пяти  вагонов,  поблескивающий в свете фонарей темно-синим лаком, бронзовыми
царскими  вензелями  и  латунными  поручнями. Все окна его ярко светились. У
каждого  тамбура  маячили  часовые,  а к одному, из вагонов была приставлена
устланная ковром лестница.
     - О  вашем приезде уведомлены, - встретил их главнокомандующий Северным
фронтом  генерал Рузский. - Прошу, господа! - Он показал перчаткой в сторону
императорского поезда.
     - Предварительно  нам хотелось бы обсудить положение с вами, генерал, -
оттягивая неотвратимое, сказал Гучков.
     - Государь уже ждет вас, - отрицательно качнул головой Рузский.
     Им  ничего  не оставалось, как сразу же приступить к своей миссии, хотя
оба  они трепетали от мысли о предстоящем: они привезли проект составленного
Родзянкой  манифеста  об  отречении  Николая  II  в  пользу сына, цесаревича
Алексея.
     Вот  и  вагон-гостиная.  Зеленый  шелк  по  стенам.  Канделябры. Мебель
ампир.  Ворсистый ковер.