ремененного  чрезвычайными  полномочиями, предлагает Д.Боффа:
''Горбачев добивается особых полномочий. Однако у него не оказалось рычагов,
чтобы их реализовать. И не потому, что исчезли органы или ведомства, которые
должны  были  выполнять  распоряжения, а  потому, что все  они  находились в
состоянии паралича из-за отчаянной борьбы в КПСС, в  парламенте, между двумя
правительствами  -  России и  СССР,  между республиками и внутри  их''.3 Нам
несколько   иначе   видится   причина   бездействия   президента  Горбачева,
наделенного чрезвычайными полномочиями, но так ими и не воспользовавшегося.
     Известно,  что Горбачев не  предпринимал каких-либо  серьезных попыток,
чтобы  реализовать данные ему IV Съездом  народных депутатов  СССР  властные
права. Единственное, чего  он  захотел и  (что важно  подчеркнуть)  добился,
несмотря  на  сильное  сопротивление  демократов,  а  также  сепаратистского
руководства России и некоторых других союзных республик,
     -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -
     1 Правда, 1990, 18 декабря.
     2 Там же.
     3 Б  о  ф ф а  Д. От  СССР  к  России.  История  неоконченного  кризиса
1964-1994. М., 1996. С.234.
     604

     это  -  мартовский  1991 года референдум по вопросу  о сохранении Союза
ССР. Значит,  рычаги власти у  него еще были. Однако  президент не только не
воспользовался итогами референдума, 76% участников которого проголосовали за
сохранение обновленного  СССР,  но в результате  ново-огаревского сговора  с
республиканскими  сепаратистами нарушил волю народа, подготовив к подписанию
конфедеративный  в своей  основе союзный  договор.  Стало  быть,  суть  дела
состоит  не столько в  отсутствии  у  Горбачева  рычагов  власти, сколько  в
отсутствии  у  него желания привести  их в  действие. Более того, по  нашему
убеждению,  возможность  остановить  распад  страны и  общества существовала
вплоть до  выступления гэкачепистов в августе 1991 года. Но у генпрораба был
иной,  разрушительный  план.  С  учетом  этого  плана  и  следует  оценивать
психологический  эффект предоставления Горбачеву чрезвычайных  полномочий, о
котором нами говорилось выше.
     Эффект этот заключался в появлении у консервативной части  политической
элиты  новой  томительной  надежды  на  то, что  президент,  получив  особые
полномочия,  наконец-то воспользуется  ими  с целью  предотвращения  распада
общества  и  гибели  СССР.  Эти  надежды   Горбачев  подогревал  поручениями
соответствующим  лицам  разработать  меры на  случай  введения чрезвычайного
положения в стране. Казалось, он созрел для нужных решений. Но то была игра,
обман, применяемые с одной лишь целью: затуманить головы ''консерваторам'' и
ослабить  у них стимул к  сопротивлению.  Генпрораб ''перестройки''  получал
выигрыш во времени и, следовательно, возможность еще  ближе подойти к черте,
за которой вводимые им перемены становились необратимыми.
     Наделение          президента          Горбачева          чрезвычайными
исполнительно-распорядительными  полномочиями  оправдало  наихудшие прогнозы
некоторых   участников   Съезда,  связанные  с  опасением   ослабления  роли
''парламента и в целом представи-
     605

     тельных  органов''.1  Это  ослабление,  помноженное  на  преднамеренную
пассивность  Президента  СССР,  державшего  в  своих руках все основные нити
исполнительной власти, создавало ситуацию безвластия  в стране,  ускорявшего
процесс  всеобщего  развала,  что  соответствовало  изначальному и  главному
замыслу   ''реформатора''.   А.С.Черняев   верно  угадал   логику   начатого
Горбачевым:  ''режим, созданный  за 70  лет,  должен  распасться,  его  надо
развалить''.2 Именно ради  этого  ''преобразователь''  постарался  развязать
''необратимые процессы распада''.3 Еще в мае 1989 года автор Дневника писал:
''Главное  -  это  распад  мифов  и противоестественных форм жизни  в  нашем
собственном обществе: распадается экономика,  распадается  облик социализма,
идеологии,  как  таковой,  нет, расползается федерация  =  империя,  рушится
партия,  потеряв  свое  место  правящей  и  господствующей,  репрессивной  и
наказующей,  власть расшатана до критической точки,  а взамен нигде пока еще
никакая другая  не  формируется. Протуберанцы  хаоса уже  вырвались  наружу,
поскольку былые грозные  законы,  державшие  дисциплину, никто  теперь не  в
состоянии заставить исполнять''.4
     Отсюда ясно, что чрезвычайные полномочия были необходимы  Горбачеву для
того, чтобы, владея  единолично  высшей  властью  и  не деля ее  ни  с  кем,
посредством бездействия этой власти дать новый мощный толчок хаосу и развалу
на завершающем  этапе  организованного  и  управляемого  крушения  СССР, его
социального и государственного строя.5 Добившись
     -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -
     1 Пастухов  С., Сорокин  Е., Черешнев А.  Решают судьбу людей, страны//
Правда, 1990, 23 декабря.
     2 Черняев А.С. 1991 год: Дневник помощника Президента СССР. С.13.
     3 Там же. С. 16.
     4 Там же. С. 17,
     5  Ю.Я.Терещенко  с  полным  основанием  говорит,  что  ''свои  широкие
полномочия  Президент  СССР  использовал   вопреки  конституционной   клятве
сохранять суверенитет и территориальную целостность СССР''. (Терещенко Ю. Я.
К  вопросу  о  конституционной  реформе  в  СССР  в  период  перестройки  //
Российское государство и общество XX век. М., 1999. С 244
     606


     монопольного    владения   этими   полномочиями,   президент   устранял
возможность  легитимного  применения  чрезвычайных  мер  со  стороны  других
органов  власти,  любая  попытка  которых в  данном  направлении легко могла
истолковываться  как  противоправная, антиконституционная,  что собственно и
произошло с мерами, объявленными ГКЧП в августе 1991 года.
     Как  видим,  Горбачев,  утверждая авторитарный  способ правления, очень
умело  воспользовался   предоставленными  ему  чрезвычайными   полномочиями,
намеренно не  применяя  их.  Сидя  на  этих чрезвычайных полномочиях,  ''как
собака  на сене'', он усугубил в стране атмосферу безвластия, сняв последние
преграды, еще как-то сдерживающие падение страны в пропасть.
     Авторитаризм  Горбачева  явился  своеобразным, подготовительным  этапом
установления, можно сказать, диктаторских методов  властвования, проявленных
Ельциным.   Горбачев   создал   условия   (и    общественно-политические   и
социально-психологические),   позволившие   Ельцину  не   скачкообразно,   а
сравнительно  плавно  (а  потому поначалу  незаметно) включить  авторитарный
механизм управления Россией.
     После своего избрания на пост российского президента Ельцин приступил к
созданию мощного, непосредственно ему подчиненного управленческого аппарата,
не  подконтрольного парламенту  и  правительству.  Формировалась  структура,
опираясь  на  которую  Ельцин  ''накачивал  мускулы''  авторитарной  власти,
бесконтрольной  и безответственной.1  Администрация  российского  президента
вызывает в настоящее время ассоциации с ''аппаратом бывшего ЦК КПСС''.2
     Усилению  авторитаризма  Ельцина  в  значительной  мере  способствовала
практика  издания  президентских  указов,  подменившая   во  многих  случаях
правотворческую работу законо-
     -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --
     1 Л у ч и н В.О. ''Указное право'' в России. М., 1996 С.14).
     2 Там же.
     607

     дательной ветви власти.  Член Конституционного  суда  России  В.О.Лучин
отмечает: ''Б.Н.Ельцин,  с  момента своего  избрания Президентом  Российской
Федерации,   начал  активные  действия  по   отмене  Конституции,  коренному
пересмотру законодательства.  Это отвечало  общей стратегии тех политических
сил,  которые   привели  его  к  власти:  полному   отказу  от   социализма,
кардинальному изменению  всего  уклада общественной и государственной жизни.
Не имея  возможности  осуществить эти  цели легитимным путем и желая придать
своим акциям видимость правомерности, он параллельно с существующей системой
законов начал  создавать систему собственных конкурирующих нормативных актов
-    указов''.1    Так   родилось   президентское   указно-кулачное   право.
Примечательно, что роль коллективной повитухи взял  на себя V Съезд народных
депутатов России,  проходивший в октябре 1991 года. Народные депутаты РСФСР,
ошалелые  от  ''всеобщей   демократизации''  и  ''суверенизации'',  бездумно
предоставили Ельцину ''право издавать  в течение года указы в  экономической
области, даже в том случае, если те не соответствовали закону, с последующим
утверждением  их на сессии Верховного Совета''.2 Но,  как  говорится, ''лиха
беда - начало''.
     Вскоре  Ельцин, резонно опасаясь противодействия со стороны большинства
народных  депутатов  форсированным  изменениям в  России,  чреватым тяжелыми
последствиями,  стал  действовать   ''в  обход  законодательства,  инициируя
беспрерывный поток указов, захлестнувший правовое поле Российской Федерации,
что  нашло  свое  юридическое  выражение в подмене закона указом,  а в  ряде
случаев поставило указ выше  закона и  даже самой Конституции''.3 В.О.Лучин,
завершая   анализ   указной   практики    Ельцина,   говорит:   ''Расширение
дискреционной власти Президента, стремление преувеличивать значение Указа по
отношению к Закону отражают сущест-
     -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --
     1 Там же. С.З
     2 Там же. С.4
     3 Там же.
     608

     вующую   авторитаристскую  тенденцию,  направленную   против   принципа
разделения   властей,  следовательно,  и   против   правового   государства,
основанного на верховенстве Закона''.
     Обнаруживается еще один из главных источников  указного ''вдохновения''
российского  президента: наказы  ''дядюшки Сэма'', чьи длинные  уши  на этом
''поприще''  видны, по известному выражению, за  версту. В зарубежной прессе
появились  сведения,  согласно  которым Счетная  палата США,  контролирующая
расходование  правительственными ведомствами  бюджетных средств, установила,
что   Гарвардский  институт  международного  развития   (IID),   руководимый
Дж.Саксом, получил 60,4  млн долл. для  ''помощи'' России. Из  этой суммы 20
млн  долл.  было  затрачено  на  ''поддержку  законодательной деятельности''
российского правительства  реформ. С.С.Сулакшин  резонно  спрашивает:  ''Что
означает  эта загадочная фраза?''. И отвечает: ''А вот что! Только с 1994 по
1996 год IID  подготовил, написал и  передал Ельцину сотни  проектов  указов
Президента России. Соответственно, проекты превращались  в Указы Ельцина и в
постановления  правительства Черномырдина''.2 Еще  более значительную  сумму
(325 млн долл.), предназначенную,  помимо  прочего, для  оплаты формирования
законодательных  основ   в   России,  получило  правительственное  Агентство
международного  развития  (АЮ).  ''В  переводе  на  русский  язык,  -  пишет
С.С.Сулакшин,- это означает, что правовые нормативные документы, управляющие
экономическими решениями  в  нашей  стране, писались  также на  американские
деньги''.3 Естественно, что внедрение в жизнь такого, с  позволения сказать,
законодательства  могло быть  осуществлено только посредством независимой от
народа авторитарной власти.
     Ныне  действующая  Конституция Российской Федерации,  написанная  ''под
Ельцина'', в некоторых отношениях предос-
     -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --
     1 Там же. С.24.
     2Сулакшин СС Измена М , 1998. С 69.
     3 Там же. С 70.
     609

     тавляет  российскому президенту более  широкие полномочия в сравнении с
теми,  которые,  скажем,  предоставляли  царю  Основные  законы  1906  года.
Например, ст.80.2 Конституции  разрешает президенту  принимать своей властью
меры  ''по  охране  суверенитета  Российской Федерации,  ее независимости  и
государственной   целостности'',  а  также  обеспечивающие   ''согласованное
функционирование   и   взаимодействие  органов   государственной  власти''.1
Растянутость  этих формулировок  (под них при желании можно  подвести  любые
меры)  позволяет президенту, опираясь  на них, обходиться без Думы и  Совета
Федерации при решении различных вопросов, включая де-
     -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --
     1  Эти   меры,   согласно  данной  статье,   президент  принимает   ''в
установленном  Конституцией  Российской  Федерации  порядке''. Однако  такой
порядок в Конституции  четко не  установлен.  Точно  так  же  обстоит дело с
внутренней  и внешней политикой  государства,  основные направления которой,
согласно ст.  80.3,  определяет  президент  ''в соответствии с  Конституцией
Российской   Федерации   и   федеральными   законами''.   В.О.Лучин   ставит
обоснованный вопрос: ''Кто  и каким  образом способен измерить "соответствие
Конституции  и  федеральным  законам"  определяемых  единолично  Президентом
основных  направлений  внутренней  и  внешней  политики?  Ведь нет  ни одной
важнейшей функции  в арсенале государственной политики,  которую нельзя было
бы  не  соотнести  с понятием  ''основные  направления  внутренней и внешней
политики''.  При  систематическом  толковании   статьи  80   Конституции  РФ
возникает неопределенность: допустимо ли  Президенту  действовать вне  рамок
конкретных    полномочий,   установленных   статьями   83-90,111,114,115,117
Конституции РФ? Если  допустимо, зачем  понадобилось, наряду  со статьей 80,
вводить  в Конституцию целую  дюжину норм,  фиксирующих  точно  определенные
права Президента?  Формула об определении ''направлений внутренней и внешней
политики'' почти буквально воспроизводит отмененную ст.  6 Конституции  СССР
1977 года с той лишь разницей, что КПСС выступала все-таки как коллегиальный
субъект, в то время как Президент управляет страной единолично'' (Лучин В.О.
''Указное право'' в России. С. 12)
     2В  качестве  примера  можно привести  войну в  Чечне  1994--  1996 гг.
(Никонов В.А.  Эпоха  перемен: Россия 90-х  глазами консерватора.  М.,  1999
С.291-358).  Импульс  чеченской  войне,  являющейся  по сути  войной  против
собственного народа, дал  секретный  президентский Указ No 2137 от 30 ноября
1994 года ''О мероприятиях  по  восстановлению  конституционной законности и
правопорядка  на территории  Чеченской  республики''  (Лучин В.О.  ''Указное
право'' в России. С. 16).
     610

     ла  законодательного характера, на осуществление которых по Конституции
же  требуется согласие обеих палат.  Между  тем ст. 86 Основных законов 1906
года   (пусть  это  правило  на  практике   и   нарушалось)   недвусмысленно
провозглашала   принцип   обязательного   соучастия  тогдашнего   парламента
(Государственной  Думы   и  Государственного  совета)  в   законодательстве,
подчеркивая,  что ''никакой  новый закон не может последовать  без одобрения
Государственного совета и Государственной  Думы...''.1 87-я  статья Основных
законов,  правда,  позволяла императору в чрезвычайных случаях (в  перерывах
между  занятиями Думы) законодательствовать без санкции палат. Однако  потом
обязательно  следовало  испросить  их согласие  на  соответствующую  меру. В
противном случае она теряла силу. В нынешней Конституции такой оговорки нет.
Аналогичную  повышенную устремленность  к авторитаризму наблюдаем и в  сфере
исполнительной власти.
     В  Российской  империи  после  реформы  Совета  министров в  1905  году
установился  порядок,  по  которому  от  главы  правительства  (ранее  такой
должности  вообще  не  существовало)  фактически  не  зависели  министерства
Военное,   Морское,  Иностранных   дел,  Императорского  двора,   подчиняясь
непосредственно    государю.   Министерство   же   внутренних    дел    было
подведомственным   председателю   Совета   министров,2   значение   которого
(следовательно, и правительства)  в системе власти было весьма существенным.
Случалось,  правительству удавалось добиться от царя отмены уже принятых  им
ранее решений.3 Взаимоотношения монарха с правительством
     -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --
     1 Свод  Основных государственных законов. Ст.86// Государственный строй
Российской империи накануне крушения М., 1995.
     2  Учреждение  Совета  министров.  Ст.  16,17//  Государственный  строй
Российской империи накануне крушения.
     3  Флоринский  МФ.  П.А.Столыпин  и проблема единства  государственного
управления в 1906-1911 гг.// Государственная деятельность П.А.Столыпина. М.,
1994.  С.124; Ганелин Р.Ш., Флоринский  М.Ф. На пути к летнему политическому
кризису 1915 года// Проблемы социально-экономической и политической  истории
России Х1Х-ХХ веков. СПб., 1999. С.474-481.
     611

     строились в значительной мере на законе о Совете министров.1
     Отношения же Ельцина с правительством  Российской Федерации  во  многом
зависели  и  зависят   не   от  ''веления''   Федерального   Закона,   а  от
президентского ''хотения'' (а  порой даже каприза), запечатленного ''указным
правом''. Он ''вывел силовые структуры  из подведомственности Правительству.
Механизм  этого  переподчинения прост:  нормы о  подведомственности Министра
обороны,  Министра внутренних  дел, Министра иностранных  дел,  Председателя
Федеральной службы безопасности Президенту включались в  "положения" об этих
органах,  а  сами   "положения"  утверждались  президентскими  указами.  Так
Президент    укреплял    собственные   позиции    и   обесценивал   значение
Правительства''.2
     Нынешний авторитарный режим  опирается  на  силовые  учреждения, прежде
всего на  снаряженное современным оружием  и техникой  МВД,  насчитывающее в
своем  составе,  по признанию  С.В.Степашина,  1,5  млн  человек.3 Это очень
впечатляет,    если   учесть,    что   в   российской    армии    после   ее
преступно-бестолкового  сокращения  находится  на  службе  1  млн  200  тыс.
человек. Выходит так, что сегодня президентская власть опасается  не столько
внешней  угрозы, сколько внутренних протестов и  волнений со стороны народа,
доведенного до  отчаяния либерально-демократическим беспределом.  И вот  тут
явственно  проглядывает  существенное отличие авторитаризма русских монархов
от новейшего  российского авторитаризма.  На  это  отличие обратил  внимание
А.С.Панарин.  ''Нашими  западниками,  -  пишет   он,  -  затушевывается  тот
разительный
     -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -
     1Флоринский  М.Ф. Самодержавие  и  проблема  единства  государственного
управления в период  первой  мировой  войны (1914 - февраль 1917 гг.): Докт.
дисс. Л., 1990. С.82-83, 133.
     2 Л у ч и н В.О. ''Указное право'' в России. С. 14.
     3 НТВ. ''Итоги'', 1999, 7 марта.
     612

     факт,    что    традиционалистская    авторитарность,    предшествующая
западническим   "перестройкам",  всегда  была   более  умеренной   по  части
применения  насилия,  военно-полицейского   и  духовно-идеологического,  чем
сменяющая   ее   "просвещенная"   власть   носителей   "нового  порядка"''.1
Умеренность  эта в значительной мере  объяснялась присутствием  в отношениях
русского  царя  с подданными  элементов  патриархальности.  Для них государь
являлся  ''Царем-Батюшкой''.  Они   верили   в  царскую  справедливость,   в
способность  монарха  защитить  слабого  от  произвола  сильного,  одинаково
заботиться о  каждом, независимо от его места в обществе. ''На сильного  Бог
да Государь'', - гласила народная поговорка. Еще  в конце XIX века крестьяне
верили, что царь всех  ''одинаково любит, всех  ему одинаково жалко''. Перед
нами, несомненно, идеализированный  образ. Но тем  не  менее следует все  же
сказать,  что  на  протяжении  столетий существовали  реальные  исторические
причины веры народа  в царя.2 Эта вера, осознаваемая монархом,  налагала  на
него обязанность править милостью, а не насилием.
     Что  касается  новейшего  авторитаризма, то  он не знает  ничего иного,
кроме насилия, лжи и обмана,3 причем  не только вследствие отсутствия