истрату. Он повернулся ко мне:
   - Царица просит тебя об одном одолжении: она желает, чтобы ты  взял  ее
коня. Твой напуган и, как она говорит, слишком мал ростом.
   Я поблагодарил Иппофоду и вскочил на ее белого  жеребца  из  священного
табуна. Все мы двинулись к подножью холма, где фракийцы остановили всех  -
Эгесистрата, амазонок, чернокожего и  остальных.  Царь  отъехал  шагов  на
десять и обернулся ко мне:
   - Никакой пощады побежденному, - сказал он. - Это тебе понятно?
   Я ответил, что вряд ли способен убить человека, который молит сохранить
ему жизнь, но все же попытаюсь,  и  поехал  вперед  по  окутанной  туманом
долине до рощи, на  которую  указал  мне  царь,  находившейся  примерно  в
полустадии от подножья холма.
   Поворачивая коня, я услыхал рычание  сперва  одного  льва,  а  потом  и
других - справа и слева, едва ли в половине полета стрелы от меня.
   Конь мой встал на дыбы и забил в воздухе копытами. Опасаясь,  что  царь
нападет на нас неожиданно, я закричал в ухо коню и ударил его  пятками  по
ребрам, размахивая копьем, чтобы он понял, что мы будем  биться,  несмотря
ни на что, хотя устрашающее рычание доносилось из ближних зарослей,  точно
грохот наступающего войска.
   Царь помчался вперед. Я чувствовал, как дрожит  земля  под  его  конем;
львиный рев и топот копыт заполнили для меня весь мир.
   Я знаю, что успел разглядеть в этот миг его лицо.  Он  жестоко  понукал
коня, наставив на меня копье. И тут вдруг обрушился такой  мощный  ливень,
что стена падающей воды закрыла от меня и царя, и всадников позади него, и
даже холм с  храмом  Бога  войны.  Туча  пролетела  очень  быстро,  ливень
кончился, и я увидел, что царь повернул  коня  и  скачет  обратно,  словно
собираясь напасть на свою собственную свиту или, быть может, на  амазонок.
Кони и люди смешались в  кучу,  сквозь  дождь  и  ледяной  туман  до  меня
донеслись пронзительные крики, словно битва уже началась.
   Сверкнули обнаженные мечи. Еще мгновенье - и  бой  был  в  разгаре.  Не
знаю, смог бы я остановить своего коня  с  помощью  упряжи  из  сыромятной
кожи; вряд ли  я  вообще  пробовал  это  сделать,  настолько  был  поражен
увиденным. Я мог бы, наверное, в тот момент сразить  не  менее  полудюжины
благородных фракийцев, но у меня даже желания  такого  не  возникло.  И  я
поднял свое копье.
   Но бой все же шел. Двое фракийцев передо мной бились бок о бок,  и  тут
кто-то третий сразил одного из  них  ударом  сзади.  Это  был  чернокожий,
который промчался мимо как вихрь; его щит был разрублен почти пополам, меч
весь в крови. Иппофода созывала  своих  амазонок,  голос  ее  звучал,  как
боевая труба. Я попытался направить белого жеребца в их сторону, уклоняясь
от ударов фракийца, чей  дико  ржущий  конь  оказался  зажат  между  двумя
другими конями, и со всей силы рубанул мечом по древку  вражеского  копья.
Лишь теперь я понял, что давно бросил свое копье  и  в  руке  у  меня  моя
Фальката.
   Кто-то схватил меня за плечо. То были Эгесистрат и мидиец.
   - Бежим! - закричал Эгесистрат. - Прочь отсюда!
   И они исчезли. Прежде чем разрубить фракийцу шлем  и  голову,  я  успел
заметить, как он, отбросив оружие, поднял вверх руки. Но я промчался мимо,
заметив лишь, как Ио и Полос галопом несутся в сторону густого  тумана,  и
поскакал за ними следом.
   Писать мне больше не о чем, да и ужин готов. После  очень  долгой,  как
мне показалось, скачки я догнал Ио, и она объяснила,  что  они  с  Полосом
потеряли друг друга. Мы скакали до тех пор, пока кони не выбились из  сил,
и наконец, когда короткий день сменился ночной тьмой,  остановились  возле
крестьянского дома. У Ио есть  деньги,  и  она  говорит,  что  деньги  эти
принадлежат мне. Она предложила хозяевам дома маленькую золотую  монету  -
при этом у них просто глаза на лоб полезли - и  попросила  хорошенько  нас
накормить, уложить спать и никому об  этом  не  проболтаться.  Вскоре  нас
догнал Полос, который вел в поводу трех лошадей с пустыми седлами. Один из
этих коней был мой: в седельных мешках лежали оба мои свитка и  стиль.  Ио
мне их показала и сказала, что мне нужно непременно все записывать.
   Я как  раз  перечитывал  то  место  в  дневнике,  где  описано  бегство
Эгесистрата из Спарты, когда к домику с грохотом подъехала крытая повозка,
которой управлял какой-то толстый старик. Крестьянин - он  выглядит  точно
так же, как те пелтасты, что явились в храм вместе со своими господами,  -
клялся старику, что не видел нынче никаких чужаков, но я окликнул того  по
имени: "Клетон!" - и пригласил выпить с нами  вина.  Клетон  говорит,  что
царь Котис мертв; теперь городом правит его старый  советник,  Тамирис.  А
еще он сообщил, что из Спарты приплыл на корабле некий  стратег  и  с  ним
множество воинов; он требует сведений об Эобазе и о нас.



20. РАСКОС

   Этот раненый пришел сюда перед рассветом. Мы все трое спали на полу, и,
когда он постучал в дверь, я сел. Девочка  Ио  тоже  проснулась.  Я  велел
мальчику - его зовут Полос - отпереть дверь. Он не хотел - явно боялся,  -
а мне лень было вылезать из-под теплых одеял. Я подбросил дров  в  очаг  и
спросил, кто там.
   - Раскос! - прозвучало в ответ.
   Потом из комнаты, где спали крестьянин с женой,  вышел  хозяин  дома  и
отпер дверь.
   Раскос вошел, держа в руках легкий щит и дротики.  Я  тут  же  отбросил
одеяла,  полагая,  что  сейчас  придется  драться.  Раскос  что-то  сказал
хозяину, и тот рассмеялся, сжал пальцы в кулак и  сунул  большой  палец  в
рот. Потом указал на табурет возле огня и, хотя  я  и  не  понял,  что  он
сказал, видимо, пригласил Раскоса сесть.
   Полос шепнул мне на языке эллинов:
   - Он не пьяный.
   Мальчик так дрожал, что я обнял его; при этом он резко  выдохнул  через
нос - видно, такая у него привычка. Ему лет десять или чуть больше. У него
рыжеватые волосы и темные глаза.
   Раскос снова заговорил, озираясь вокруг; по всей видимости, он  никогда
прежде в этом доме не был. Он часто повторял одни и те же слова, и,  когда
Ио спросила, что он говорит, Полос объяснил:
   - Он сказал, что заблудился в метели.
   Я подошел к окну и открыл ставни. Ночью действительно была метель;  все
покрывал слой снега в палец толщиной, так что на деревьях и  кустах  будто
расцвели белые цветы, купавшиеся сейчас в лунном свете.
   Раскос о чем-то  явно  просил  крестьянина,  которого  зовут,  кажется,
Олепис. Я собрался было захлопнуть ставни, но тут увидел на дороге  людей.
Три человека несли на плечах какой-то длинный и, видимо, тяжелый  сверток.
Когда один из них указал на дом, мне  стало  ясно,  что  они  направляются
именно сюда.
   Но я был слишком занят иными мыслями, чтобы  обратить  на  это  должное
внимание. Снова заперев ставни, я спросил у Ио:
   - Помнишь, что сообщил нам Клетон? Я все раздумывал  над  его  словами.
По-моему, раз уж мы все проснулись, нам лучше выйти пораньше.
   - А может, лучше послать в город Полоса,  чтобы  он  поговорил  с  этим
спартанцем? - предложила Ио.
   Я покачал головой, понимая, что знатный стратег и говорить не станет  с
каким-то маленьким оборванцем, и сказал:
   - Первым делом надо отыскать Эгесистрата  и  сообщить  ему,  что  здесь
спартанцы, они узнали о нем и, вероятно, хотят его убить.
   - Может, уже убили, - мрачно  буркнула  Ио.  -  Я  знаю,  ты  этого  не
помнишь, господин, но несколько дней  назад  Эгесистрат  пытался  прочесть
твое будущее и увидел, что ему самому грозит гибель.  Похоже,  смерть  его
была уже совсем рядом.
   Я хотел сказать, что нам тем  не  менее  следует  все  же  предупредить
Эгесистрата, если успеем, но тут кто-то постучал в дверь.
   На пороге стояла плачущая женщина в темном плаще. Спутанные волосы были
распущены по плечам, щеки в грязных потеках от слез; с нею пришла еще одна
женщина, помоложе. Трое мужчин, что несли  тяжелую  ношу,  остановились  в
нескольких шагах от них, явно чувствуя себя очень  неуютно.  Двое  из  них
показались мне почти мальчиками.
   Ио ткнула Полоса локтем, и тот сказал:
   - Она говорит, что ее муж умер и они идут, чтобы предать его тело огню.
Она просит, чтобы этот мужчина пошел с ними.
   "Этот мужчина" был наш хозяин; он улыбнулся женщине, покачал головой  и
указал ей на табурет возле огня, словно на нем сидел кто-то важный.
   Женщина в ответ еще громче зарыдала, и из  другой  комнаты  вышла  жена
крестьянина, чтоб успокоить ее.
   - Ай, Раскос! - воскликнула плачущая женщина.
   Тут крестьянин закричал на нее, но она не  обратила  на  него  никакого
внимания, и он стал кричать на троих носильщиков,  которые  только  качали
головами и отводили от него глаза. Потом они опустили свою ношу на снег  и
сняли покрывало: под ним было тело мужчины, и, хотя было слишком  темно  и
лежавшего на снегу освещала только луна, чтобы быть  полностью  уверенным,
однако мне показалось, что мертвый очень похож на того, кто нас разбудил.
   Крестьянин взял из очага горящую головню и  поднес  ее  к  мертвому.  В
бороде у покойника виднелись  седые  пряди;  нос  был,  по-моему,  сломан.
Из-под полуопущенного века на нас глядел глаз;  мне  так  и  хотелось  его
прикрыть, но я не стал этого делать. Левое плечо мертвеца было  разрублено
топором или тяжелым мечом почти до нижних ребер.
   Крестьянин, что-то шепотом приказав своей жене, занял место  одного  из
юношей, что несли тело,  и  вся  процессия  двинулась  прочь  от  дома.  Я
проследил, чтобы дети хорошенько умылись и  почистили  зубы,  затем  пошел
седлать коней, которые  неплохо  провели  ночь  в  сарае  по  соседству  с
коровами; у нас был огромный белый жеребец,  белая  кобыла  и  еще  четыре
лошади.
   -  Надо  вознести  благодарственную  молитву  тому  из  богов,  который
покровительствует лошадям, - сказал я Полосу, который пришел мне помочь, -
что наша кобыла не в течке.
   Он улыбнулся:
   - Ничего страшного, даже если б жеребцы ее и  покрыли.  А  бог  этот  -
сотрясающий землю великий Бог моря. Он же и Лошадиный бог (*40).
   Белый конь покосился на меня и оскалил  зубы,  но  Полос  успокоил  его
одним прикосновением.
   - Ты на котором нынче поедешь? - спросил он.
   - На своем собственном. - Я указал  на  того  жеребца,  на  котором  со
вчерашнего дня остались мои седельные сумки.
   - Откуда ты знаешь, что это твой? - спросил Полос. - Ио говорит, что ты
уже на следующий день все забываешь.
   - Сегодня - еще не "следующий день", -  объяснил  я.  -  Ведь  был  уже
поздний вечер, когда ты пригнал сюда этих лошадей, а сейчас  еще  даже  не
рассвело.
   Полос с минутку подумал, седлая между тем маленькую и спокойную  гнедую
лошадку Ио, и спросил:
   - А ты помнишь, как вчера сражался с царем Котисом?
   Пришлось признать, что ничего подобного я не помню, но, судя  по  тому,
что я жив, я, видимо, победил.
   - Ну, на самом-то деле вы с ним вовсе и не сражались, - сказал Полос. -
Котис просто позорно бежал, а потом его за это  убила  собственная  свита.
Как мне называть тебя - Латро или господин, как тебя  зовет  Ио?  -  Полос
помолчал и добавил: - Ио - это твоя рабыня, помнишь?
   Я покачал головой и сказал:
   - Если у меня есть рабыня, я ее освобожу,  чтобы  она  могла  вернуться
домой, к родителям. А если ты не раб мне, тебе совершенно незачем называть
меня господином. Жаль, что тот царь оказался трусом! Надо  полагать,  цари
тоже могут струсить,  да  только  вряд  ли  приятно  думать  так  о  своем
повелителе.
   - Да нет, не думаю, что он трус, - отвечал Полос. - Вообще-то я в таких
вещах не очень разбираюсь...
   Я засмеялся, глядя на его серьезную мордашку, и потрепал по голове.
   - А в чем ты разбираешься?
   - Ну, в лошадях, в овцах. И в собаках. В животных, в  общем.  А  еще  в
погоде. Я хорошо погоду предсказываю.
   - Правда? Ну, и какой день будет сегодня?
   - Сперва солнечный и ветреный. Солнце  растопит  этот  снег,  и  вокруг
будет сплошная грязь. Но потом придут густые  облака,  и  стемнеет  раньше
обычного.
   Я вздохнул, почувствовав вдруг, что все это, возможно, имеет  отношение
ко мне, хотя вроде бы Полос ничем этого не выразил.
   - Господин... Латро! Я все сделаю, как ты скажешь!
   - Хорошо, - сказал я. - Только зачем ты мне в этом клянешься? Ты  разве
когда-нибудь уже ослушался меня? Может, я тебя побил?
   - Нет, - ответил Полос. - Я всегда делал так, как ты мне велел, хотя ты
со мной не очень-то много  разговаривал.  Я  просто  хотел  сказать,  что,
по-моему, ты ошибаешься насчет некоторых вещей, и я не хочу, чтобы  ты  на
меня сердился.
   Я сказал, что когда ошибусь, тогда и посмотрим.
   - Думаю, что мне все же следует называть тебя своим  господином.  Иначе
людям станет интересно, почему это я все время нахожусь при  тебе.  А  так
они просто решат, что я твой раб, как Ио.
   Мы с ним вернулись в дом, чтобы согреть над  огнем  озябшие  руки;  тем
временем я обдумал его предложение и сказал:
   - Ну а предположим, Полос, что я погибну?  По  твоим  словам,  вчера  я
сражался с царем, так что вполне  могу  сегодня  и  погибнуть.  Тогда  мои
наследники - если таковые имеются - имеют право  забрать  тебя  себе,  так
ведь? И ты на всю жизнь останешься чьим-нибудь рабом.
   Полос упрямо покачал головой, точно маленький мул:
   - Если вчера тебя не смог убить даже царь Котис, господин мой,  то  кто
осмелится напасть на  тебя  сегодня?  И  потом,  даже  если  у  тебя  есть
наследники, они, видимо, тоже хорошие люди. А на свете полно и не  слишком
хороших и добрых людей, которые часто  ловят  и  похищают  детей,  которые
никому не принадлежат.
   Тут вошла Ио, и я  спросил  у  нее,  отдала  ли  она  жене  крестьянина
обещанные деньги.
   - Еще нет, - отвечала она. - И не отдам, пока мы не будем совсем готовы
к отправке - вдруг нам что-то еще понадобится? Ты помнишь, почему нам надо
уходить отсюда, господин мой?
   - Чтобы найти человека по имени Эгесистрат, если сумеем.
   - А ты помнишь, - спросил меня Полос, - как он выглядит?
   Я покачал головой.
   - А зачем нам нужно его найти, помнишь? - продолжал настаивать Полос.
   - Потому что спартанцы хотят его убить. - Это я помнил.  Но  спросил  у
Ио: - Эгесистрат ведь мне друг, правда?  Когда  я  произношу  его  имя,  я
чувствую это.
   Тут раздался стук в дверь. Из другой комнаты женщина крикнула:
   - Это Раскос!
   - Не открывай! - быстро сказала мне Ио.
   Я обнажил меч.
   Я должен был отпереть дверь, если хотел, чтоб  меня  и  впредь  считали
настоящим мужчиной; но у меня уже не оставалось времени объяснять это  Ио.
Подняв меч, я распахнул дверь левой рукой.
   Там никого не было. Солнце только что взошло, и  на  снегу  протянулись
длинные красноватые тени. Следы ног тех, что принесли мертвое тело к нашим
дверям и потом унесли его, были наполовину засыпаны свежим снегом,  как  и
бесформенный отпечаток их ноши. Но новых,  более  свежих  следов  не  было
вовсе!
   - Ио, - позвал я, - ты можешь хоть что-то  сказать  этим  людям  на  их
языке?
   Ио кивнула.
   - Это фракийский язык, господин мой. Мы  ведь  во  Фракии.  Я  немножко
выучилась их наречию, а вот Полос говорит на нем совсем хорошо.
   - Тогда ты. Полос, предупреди эту женщину, что Раскос может  вернуться.
Понимаешь? Если он вернется, ей лучше не отпирать дверь. Пусть скажет  ему
из-за двери, что он мертв. - Полос понимающе кивнул. - После того  как  он
умер, выпал свежий снег. Я думаю, он засыпал  все  следы,  по  которым  он
привык ориентироваться. Снег обычно задерживается надолго  лишь  высоко  в
горах, так что, если Раскос вернется до  того,  как  снег  здесь  растает,
пусть она ему скажет - но ни в коем случае не отпирая  двери!  -  как  ему
найти то место, где будет сожжено его тело.
   Когда Полос сказал все это женщине, Ио дала ей  золотую  монету,  и  мы
тронулись в путь.
   - Перед тем, как все это случилось, - Полос мотнул  головой  в  сторону
дома, - я хотел сказать, что, по-моему, тебе следует ехать на белом  коне.
Ты был на нем, когда сражался с царем Котисом, так что, наверное, он будет
хорошо тебя слушаться.
   Я покачал головой:
   - Вряд ли. Ему вчера, надо полагать, здорово досталось. Я ведь  на  нем
долго скакал, так, Ио?
   - Очень долго, господин мой, - подтвердила она. - И мы все тоже здорово
устали, пока сюда добрались.
   Каждый из нас вел на поводу еще одну лошадь.
   - А если на нас кто-нибудь нападет? - спросил Полос.
   - Тогда я пересяду на белого, - пообещал я  ему.  -  А  пока  пусть  он
отдохнет без всадника.
   Полос задумчиво поглядел на белого жеребца и сказал:
   - Да, конечно, ты ведь и впрямь очень тяжелый.
   - Еще бы - на мне ведь кольчуга и меч.
   - У Эобаза меч с золотой рукоятью, но, по-моему, твой лучше.
   Я спросил, кто такой Эобаз.
   - Один мидиец, - вмешалась Ио. - А мы заставили царя  Котиса  отпустить
его на свободу. Собственно, это ты заставил. И все очень хорошо  описал  в
своем свитке, так что  найдешь  там  все  подробности.  Правда,  на  ходу,
видимо, не стоит перечитывать свиток, особенно на таком ветру.
   - Хорошо, - сказал я. - Не буду.
   - Ты мне когда-нибудь покажешь, как  обращаться  с  мечом?  -  попросил
Полос.
   - Ты же видел, как он это делает, - сказала Ио. - Я  знаю,  ты  за  ним
внимательно наблюдал в прошлый раз.
   - Ага, наблюдал, - признался Полос и поглядел на меня. - Я  видел,  как
ты дрался, но не понимаю, как это делается. Один  против  четверых!  Я  уж
думал, они тебя убьют, но ты сам перебил их одного  за  другим.  Наверное,
немного найдется таких бойцов.
   Мне пришлось сознаться, что я уже совсем не помню тот бой, о котором он
говорит.
   - Но ты же должен знать, как ты это  делаешь!  А  если  на  тебя  опять
нападут сразу четверо?
   - Я убегу от них, - ответил я. - Если смогу, конечно.
   - А если не сможешь?
   Я задумался, представив себе воинов с  копьями  и  мечами,  которых  не
видел, но которые, по всей вероятности,  совсем  недавно  напали  на  меня
вчетвером.
   - Ну, сперва надо определить, кто у них главный, - сказал я  Полосу.  -
Если на тебя напали сразу  четверо,  наверняка  один  из  них  главный.  И
остальные, стало быть, постараются не покинуть поле боя у него на  глазах.
Также весьма возможно, что из этих четверых лишь один действительно  хочет
тебя убить, а остальные просто ему помогают. И если сразу же  вывести  его
из строя, полдела сделано. Конечно, хорошо бы его убить, но не обязательно
- вполне достаточно глубокой раны на правой руке или на ноге.
   Навстречу нам попался одиноко стоявший дом;  Полос  переговорил  с  его
обитателями и передал мне, что они не видели здесь сегодня никаких чужаков
и что, похоже, они говорят правду. Я громко переспросил:
   - Значит, они не видели Эгесистрата?
   Я сделал это в надежде, что Эгесистрат - если  он  прячется  -  услышит
меня и узнает мой голос. Но никто мне не ответил.
   Тронув коня, я продолжил свой урок Полосу:
   - Меч должен быть как бы продолжением твоей руки, это тебе понятно?
   Мальчик кивнул:
   - Да, понятно, вот только вчера твой меч что-то  не  очень  хотел  быть
продолжением моей руки.
   - Фальката слишком тяжела для тебя. К тому же ты  мало  с  нею  знаком.
Хорошо иметь надежный меч, но его непременно нужно  знать  и  понимать.  И
следить, чтобы он всегда был наточен.  В  некоторых  ножнах  лезвие  может
затупиться само по себе, потому что их делают из твердых пород дерева  или
даже из бронзы. Если у тебя такие ножны, продай их и купи  себе  другие  -
лезвия должны касаться только кожа или шерсть.
   Полос кивнул; я видел, что он задумался над моими словами.
   - Но главное вот что: побеждает не лучший меч, но лучший воин.
   Впереди и чуть дальше показался мужчина, вооруженный  двумя  дротиками.
Насколько мне было видно, он  не  оставлял  никаких  следов  на  снегу.  Я
попросил Полоса рассказать, что он знает о лошадях, зная, что Ио эта  тема
тоже заинтересует. И он многое нам рассказал.



21. СТРАТЕГ ИЗ СПАРТЫ

   Предводитель  непобедим