оказали это при Саламине.
   Тамирис  по-стариковски  откинулся  на  спинку  трона,  уставившись  на
закопченный потолок. Наконец он вздохнул:
   - Ты все еще здесь? Ну хорошо, я прикажу выпустить тебе кишки твоим  же
собственным мечом, как только Делопт принесет его.  Ты  будешь  выпотрошен
Плейстором, если мне удастся с ним договориться. А я полагаю, что удастся.
- С этими словами он поднялся, сошел с трона и остановился предо  мной.  -
Ты, по слухам, правишь любой битвой. Но это не  так!  После  стольких  лет
я... мы... нашли его! - Быстрым, летучим движением скрюченные, похожие  на
когти, пальцы его погладили меня по подбородку и по нижней части щеки,  не
закрытой лицевой пластиной шлема. Потом он спокойно положил  руку  мне  на
плечо. - Если бы ты действительно был тем, кем себя  называешь,  то  сразу
убил бы этого чужеземца по моей просьбе его же мечом. Хотя сам  он  сделал
бы это непременно, только ты, в отличие от меня, этого  не  понимаешь.  Ну
так вот я тебе это говорю.
   Он казался мне странно похожим не на человека, а на марионетку в  руках
невидимого кукловода. Я сказал:
   - Хорошо, пусть я хозяин на любом поле брани,  как  ты  утверждаешь.  В
таком случае от его имени уверяю тебя:  ни  один  стратег,  достойный  его
приказаний, не станет убивать тех, кто охотно  пошел  бы  воевать  на  его
стороне.
   Вот и все. Больше мы с Тамирисом ничего сказать не успели,  потому  что
широкая дверь в дальнем конце зала широко распахнулась, вбежал  пелтаст  и
пал ниц перед  Тамирисом,  сжимая  в  руках  дротики.  Они  заговорили  на
неведомом мне языке, причем пелтаст явно возражал, указывая  на  дверь,  и
пытался в чем-то убедить своего повелителя. Он был немного младше меня,  и
я чувствовал, что, хотя ему было стыдно спорить со стариком, но это все же
необходимо.
   Тамирис закричал на него и сердито умолк; потом заговорил  Нессибур,  а
из темноты за троном послышалось утробное ворчание,  при  звуках  которого
Тамирис невольно вздрогнул. Он громко позвал кого-то, хлопнув в ладоши,  и
с десяток хорошо вооруженных людей тут же вбежали в зал и  встали  по  обе
стороны от него. Нессибур и молодой пелтаст вышли - видимо,  улаживать  те
дела, которые привели пелтаста сюда.
   И тут вернулся Делопт, неся меч Гиперида, кошель с деньгами и некоторые
другие вещи. Гиперид привязал кошель к поясу, а меч повесил на шею, как то
делают все эллины (они редко носят меч на поясе).
   - Твой хозяин стоит у ворот, - сообщил  Гипериду  Тамирис.  -  Нессибур
впустит его во дворец, и если ты  умрешь  у  него  на  глазах,  как  то  и
подобает мужчине, то получишь удовлетворение  хотя  бы  от  того,  что  не
только в его хваленой Спарте такие мужественные люди.
   - А если я останусь жив, - откликнулся Гиперид, - то покажу, что Афинам
вообще нет равных!
   Тамирис обернулся ко мне:
   - Возьми его меч, Плейстор, и жизнь его в придачу. Или же потеряй свою.
   И тут я воскликнул:
   - НО ЭТО ЖЕ КАБАН!
   Я вовсе не собирался так громко кричать, но эти слова сами сорвались  с
моих уст, прежде чем я успел их сомкнуть, хотя Гиперид  смотрел  на  меня,
как на сумасшедшего (я действительно был близок к безумию,  когда  наконец
догадался, что это за странный запах  перебивает  здесь  все,  даже  запах
дыма: это была не просто свиная вонь, но  куда  более  сильный,  мускусный
запах опасного  зверя  -  такой  запах  легко  улавливает  любой  охотник,
затравив вепря в лесу).



25. ПРОЩАЙ, ФРАКИЯ

   Ио позвала меня на корму  посмотреть  на  удалявшийся  берег.  Когда  я
сказал ей, что был занят дневником, она попросила меня сразу же  вернуться
к этому, но я остался стоять рядом с нею, пока берег совсем не  скрылся  в
серых волнах моря. Сейчас зима, время штормов. Так говорят кибернеты. Но я
не думаю, что сегодня будет шторм. Солнце встало в  золотистом  сиянии,  и
хотя дует пронзительный холодный ветер, он  для  нас  попутный,  а  солнце
по-прежнему ярко светит в небесах.
   Едва уловив запах кабана (как раз на этом месте я остановился, когда Ио
позвала меня), я сразу же увидел и самого зверя, огромного и  черного  как
ночь. Он лежал в темной тени за троном, положив голову  на  пол,  и  будто
спал, однако глаза его  горели,  точно  уголья,  и  он  следил  за  каждым
движением тех, кто был в зале.
   Когда я воскликнул, что это кабан, сразу заговорили стражники Тамириса.
Я не понимал их речи, но чувствовал, что меня-то они понимают прекрасно.
   - Он что, на цепи? - спросил я. - Это ведь опасно.
   Если мне кто-то и ответил, то я не расслышал ответа  и  подошел  ближе,
желая получше рассмотреть кабана. Стражник-фракиец чуть отошел в  сторону,
пропуская меня.
   Кабан грозно поднялся, и я сразу понял, что он не привязан.  Он  быстро
посмотрел на Тамириса, и тот что-то громко приказал ему. Но я на  Тамириса
и на тех людей, что были с ним рядом, внимания почти не обращал. И все  же
успел обернуться,  услышав  шелест  вынимаемого  из  ножен  меча.  Гиперид
мгновенно успел проткнуть одному фракийцу плечо и снова  замахнулся  своим
мечом.
   Я метнул  сразу  оба  дротика.  Расстояние  было  настолько  мало,  что
промахнуться я  не  мог.  Если  бы  остальные  четверо  бросились  на  нас
одновременно, нас бы тут же убили -  ведь  мне  приходилось  прикрывать  и
Гиперида своим щитом, поскольку у него щита не было. Нас  оттеснили  назад
(как я и ожидал), но это означало, что нас все ближе и ближе придвигают  к
кабану.
   - Беги! - сказал я Гипериду, и мы вместе бросились вдоль стен  мегарона
- я рассчитывал, что кабан окажется между нами и нашими  преследователями,
но зверь обернулся к нам (чего я весьма опасался), и я ударил  его  мечом.
Фальката вошла глубоко, но лишь скользнула по шее кабана, не повредив  ему
глаза, на что я очень рассчитывал. Из-за этого неудачного удара мы чуть не
погибли.
   Однако этого не произошло - как и предсказывал Гиперид. Огромный кабан,
вывернувшись  из-под  моего  меча,  пошел  крушить  оставшихся   в   живых
фракийцев, гоняя их по залу, как кур. Одному он  своими  ужасными  клыками
вспорол живот до самого горла. (В холке кабан  был  выше  любого  из  этих
воинов - это  я  видел  собственными  глазами!)  Тамирис  выхватил  меч  и
бросился на нас, точно безумец. Гиперид ловко увернулся от его удара,  сам
ударил снизу и... убил его!
   Что бы случилось дальше, если бы мы - трое фракийцев, мы с Гиперид ом и
кабан - остались в запертом помещении,  сказать  не  могу.  Но  тут  снова
распахнулись  огромные  двери,  и  ворвалась  свора  пестрых  гончих.  Они
кинулись на кабана, и мне показалось, что сейчас они повалят его на пол  и
разорвут на куски; но кабан сбросил с себя собак, расшвырял их и выбежал в
открытую дверь. Снаружи до меня донеслись крики тех, кто был во  дворе,  и
лай гончих.
   Потом исчезли и кабан, и собаки.
   Об исходе сражения особо и сказать-то нечего: хотя раны мои  кровоточат
до сих пор, помню я лишь какие-то  неясные,  отдельные  эпизоды.  Судя  по
всему, явившийся Асет убедил Нессибура (это он  сам  рассказывал  недавно)
принять его  вместе  с  гоплитами,  Эгесистратом,  Эобазом  и  чернокожим;
однако, прежде чем объявить сторонникам Тамириса о своем желании заключить
мир,  он  пообещал  осаждавшим  дворец  фракийцам,  что  откроет  для  них
дворцовые ворота, если сможет. Он дал это обещание, как признался он  сам,
по совету Эгесистрата, который сказал, что это  совершенно  беспроигрышный
ход - ведь ему не будет  никакой  нужды  отпирать  ворота  крепости,  если
помощь тех, кто снаружи, ему не понадобится.
   Похоже, что, когда кабан выбежал во двор, кто-то из находившихся там  -
то ли фракиец, то ли эллин - широко распахнул обе створки ворот, возможно,
всего лишь в надежде выгнать  зверя.  Однако,  завидев  это,  находившиеся
снаружи фракийцы бросились в крепость, полагая, что это Асет выполнил свое
обещание.
   Нессибур, по слухам, погиб, а вместе с ним и все  те,  кто  поддерживал
Тамириса, за исключением нескольких пелтастов. В придачу к огромной  сумме
золотом Асет получил  дочь  одного  высокородного  фракийца,  который  сам
предложил ему купить у него  девушку.  Золото  поделили  -  большую  часть
передали членам нашей  команды,  но  значительная  сумма  досталась  также
Гипериду, Эгесистрату, кибернетам, Эобазу, чернокожему и мне. Свою долю  я
спрятал в сундучке. Кое-что было в виде различных золотых монет, кое-что -
в виде украшений: колец, застежек и тому подобного; делили по весу.
   По-моему, мы могли бы получить куда больше золота, если бы остались  во
Фракии, но всем очень  хотелось  поскорее  отправиться  в  путь.  Мы  ведь
приплыли за Эобазом, так говорит  Ио,  и  отыскали  его.  Отплыли  мы  так
поспешно, что многие полезные вещи позабыли на берегу. Справедливости ради
следует отметить, что Ио не забыла, похоже, ничего. Она взяла с собой  тот
меч, который, по ее словам, подарили ей амазонки, пращу, которую сделал ей
Полос, а также мою и свою одежду, этот вот свиток и еще  один,  старый,  а
также разные другие вещи. Тот шлем, который я взял во дворце,  по-прежнему
со мной, а вот щит был так сильно изрублен, что я его бросил.


   Я долго беседовал с  Полосом,  который  задавал  множество  вопросов  о
кабане. Все эллины вокруг только о нем  и  судачат.  Я  отвел  мальчика  к
Эгесистрату, который рассказал нам, что во фракийском  искусстве  кабан  -
символ Плейстора. Порою он носит имя Залмокс, считаясь  колдуном,  который
может менять обличье, и  часто  представляется  не  кабаном,  а  медведем.
Эгесистрат и Полос говорят, что Плейстор - это тот  бог,  которому  должны
были принести в жертву Эобаза. Эгесистрат так и не смог объяснить,  откуда
у Тамириса в мегароне взялся кабан. Он говорил примерно то же самое, что и
все остальные: в осажденной крепости обычно не убивают и  не  изгоняют  ни
одно животное, поскольку в случае особой нужды его можно съесть.
   Полос хотел знать, видел ли того кабана сам Эгесистрат и  действительно
ли зверь был такой большой, как говорят.
   - Видел, - сказал ему Эгесистрат, - и  он  действительно  был  огромен.
Хотя все же не настолько  велик,  как  о  том  будут  говорить,  когда  мы
доберемся до Афин.
   По-моему, отличный ответ!
   Может, я бы и не стал писать обо всем этом так подробно, но мне  больше
просто нечем заняться, хотя кое-кто из свободных матросов вычерпывает воду
или передвигает под палубой припасы, чтобы корабль сидел  в  воде  ровнее.
Приходится признать, что мы, те,  что  были  во  дворце  и  участвовали  в
тамошней схватке, вызываем зависть у остальных. Гиперид сказал тем четырем
матросам, которым Асет подарил шлемы, гоплоны и кирасы, что это награда за
проявленное мужество. Такое снаряжение стоит кучу денег,  но  Асет  сказал
Клетону, что лучше мы ему за доспехи заплатим, но не  вернем  их.  Гиперид
намерен заставить столичных жрецов как следует раскошелиться; поскольку он
везет Эобаза, они ему не откажут.


   Сделав предыдущую запись, я пошел один  к  Эгесистрату  и  спросил  его
насчет тех гончих псов; меня очень удивляло,  что  никто  о  них  даже  не
упомянул. Он сказал, что не видел их, хотя и слышал их лай; похоже, слышал
его только он один. Я же точно видел и слышал  их.  Он  говорит,  что  они
принадлежат Синтии; это та богиня,  перед  которой  мы  оба  в  долгу.  Он
прямо-таки рассыпался в похвалах ей - особенно когда  я  описал  ему,  как
гончие погнали кабана.
   Элата  все  уговаривала  нас  искупаться,  хотя  море  кажется   ужасно
холодным.  (Это  море  эллины  зовут  Эгейским.)  Кибернет  велел  матросу
привязать к ахтерштевню длинную веревку, чтобы она тянулась за кораблем  и
можно было ухватиться за ее свободный конец, если  купальщики  испугаются,
что отстанут. Когда Эгесистрат снял одежду, я увидел, что он был несколько
раз ранен и некоторые шрамы совсем еще свежие; он  сказал,  что  эти  раны
получил в том бою, когда мы сражались бок о бок с амазонками. (Ио говорит,
что именно они подарили ей меч. По-моему, довольно  странно,  что  женщины
тоже воюют.)
   Эгесистрат показал мне самый старый свой шрам и спросил,  помню  ли  я,
откуда он взялся. Когда я признался, что не помню, он сказал, что эту рану
получил в Сесте. Я не в состоянии вспомнить этот Сест, хоть и знаю, что на
побережье Геллеспонта действительно есть такой город.
   Когда Элата скинула одежду, все уставились на нее, и она, похоже,  была
даже этим  довольна,  но  скоро  замерзла  на  ветру  и  нырнула  в  море.
Эгесистрат отвязал свою деревянную ногу и тоже нырнул. Они  звали  и  меня
последовать их примеру, но, по-моему, Эгесистрат на самом деле вовсе этого
не хотел. Поскольку никто больше в  воду  не  полез,  они  довольно  долго
плавали вдвоем, а когда вернулись на корабль, то сели, прижавшись  друг  к
другу и завернувшись в оба свои плаща. Они сказали, что хотя вода в море и
холодная, но ветер еще холоднее.


   Кибернет говорит, что показавшийся вдали остров называется Самофракией,
потому что до него от фракийского побережья плыть ровно один  день  (*51).
Все говорят о том, что мы были во Фракии, но я этого совершенно не  помню.
Ио сказала, что у меня все записано в дневнике.
   На этом острове, по словам Гиперида, отличные гавани, однако перед нами
сейчас всего лишь рыбацкая деревушка. Мы не хотим заходить в более крупный
порт, потому что никому не известно, на чьей  стороне  здешние  эллины.  А
деревушка настолько мала, что нас на корабле в два  раза  больше,  чем  ее
жителей. Да и беднякам этим совершенно наплевать  на  Персидскую  империю,
как и ей, впрочем, на них. Гиперид, Ио и я собираемся сегодня  ночевать  в
деревне, в самом большом из ее домов. Хорошо выспаться, да еще под крышей!
Сегодня, наверное, было бы не слишком уютно спать под открытым небом, даже
у костра и в защищенном от ветра месте.
   В настоящий момент мы жарим дроздов, которые очень  вкусны.  Кроксин  -
хозяин этого большого дома - наловил дроздов сетью несколько дней назад; а
теперь его жена ощипала птиц, и  мы  их  жарим,  надев  на  свежесрезанные
прутья.
   Кроксина интересует почти так же много  вещей,  как  и  Полоса,  однако
вопросы он задает главным образом взглядом. Когда у него совсем не хватает
терпения, он спрашивает  Ио.  Но  отвечает  ему  обычно  Гиперид.  Кроксин
спросил, например, что привело нас  во  Фракию  в  самый  разгар  зимы,  и
Гиперид сказал, что мы прибыли исключительно для того, чтобы  помочь  сыну
царя Котиса укрепиться на троне Апсинфии.
   Кроксин о Котисе слыхал, но считал, что тот уже  умер.  (Во  всем  этом
очень трудно разобраться, потому что сына Котиса  зовут  тоже  Котис  -  в
честь отца.) Гиперид сказал, что сейчас,  когда  Империя  рушится,  святой
обязанностью  Афин  является  насаждение  основных  законов  правления  на
островах Эгейского моря и побережья Пелопоннеса. Его речи  заставили  меня
думать, что теперь я, должно быть, более  чем  когда-либо  нужен  Великому
Царю.
   - А еще во дворце была большая  драка,  -  вставила  Ио,  -  в  которой
участвовали мой хозяин и Гиперид.
   Кроксин с женой очень хотели послушать об  этом,  как,  впрочем,  и  я.
Гиперид с удовольствием стал рассказывать. Я приведу  здесь  только  самую
суть его рассказа, опустив все подробности.
   - После того, как царя Котиса убили  его  же  приближенные-аристократы,
брат его матери, Тамирис, попытался захватить трон.  Он  давно  и  успешно
продвигался к намеченной цели и был первым советником  своего  племянника,
царя Котиса. Советник он, видимо, был хороший, да только сам захотел стать
царем. Мы бороздили воды Геллеспонта, - рассказывал Гиперид, - высматривая
корабли Великого Царя, но как только о происках  Тамириса  стало  известно
Ксантиппу, он сразу же послал нас в Апсинфию. Фракийцы боятся  спартанцев,
так что ни одного спартанца мы с собой не взяли, а я просто купил в  Сесте
для Асета алый плащ. Когда мы добрались до берегов Фракии, он  выдал  себя
за стратега из Спарты, а нас за своих помощников и союзников. Нам  удалось
весьма быстро переманить на  нашу  сторону  всех  высокородных  фракийцев,
поддерживавших Павсания, а  мне  удалось  выяснить,  что  же,  собственно,
происходит во дворце, хотя в то время это было еще очень и очень неясно.
   Поскольку Тамирис окопался  во  дворце,  а  остальные  фракийцы  просто
боялись нас, я решил, что ничего страшного, если  я  разок  прогуляюсь  по
Кобрису. На случай нападения грабителей я захватил с собою меч - у  нас  в
Афинах ходить по городу с мечом просто так не разрешается - но  в  Кобрисе
все было вроде бы спокойно. Я даже доспехов не надел. Надо было,  конечно,
взять с собой Латро и чернокожего, ведь они мои телохранители, но мне  это
и в голову не пришло.
   И разумеется, меня застали врасплох. Я зашел к одному своему  приятелю,
мы болтали о всякой чепухе, а также о делах, и тут в дом  к  нему  явились
двое тамошних аристократов с совершенно синими от татуировки физиономиями.
Клянусь Каменным столбом, не хотелось бы мне снова их увидеть!  У  каждого
было человек по шесть оруженосцев, вооруженных  до  зубов.  "Царь  Тамирис
желает с тобой побеседовать,  -  сказали  они  мне.  -  Мы  пришли,  чтобы
проводить тебя во дворец".
   Я хорошо знаю, каковы эти варвары, и понимал,  что  из  дворца  мне  не
выйти,  пока  я  не  уплачу  выкуп,  так  что  пообещал  прийти  завтра  и
притворился пьяным. Но провести  их  не  смог.  "Нам  приказано  доставить
тебя", - заявили они, повалили меня,  связали  руки  за  спиной  и  повели
прочь.
   И вот Латро, узнав об этом,  явился  во  дворец,  чтобы  вытащить  меня
оттуда. Тамирис велел привести меня и сказал, что  сейчас  заставит  Латро
убить меня. Разумеется, это была лишь  уловка,  нацеленная  на  то,  чтобы
стравить нас, однако мне эти речи не понравились. Латро тоже.
   У Тамириса был ручной кабан. Считается, что  именно  в  обличье  кабана
часто предстает  их  колдун  Залмокс,  так  что,  должно  быть,  это  было
священное животное. Думаю, ты, Кроксин, вряд ли когда-либо бывал в  Речной
стране, то есть в Египте, но поверь мне: вот где кабанов  полно!  Ну  а  у
нас, в Афинах, как ты, наверно, знаешь, очень  много  сов;  это  священные
птицы нашей богини, так что ее жрецы их подкармливают.
   Ну это я просто к слову. Итак, Латро сказал: "Какой у тебя там отличный
поросеночек!" и решил на него посмотреть. Тамирис, должно быть, заподозрил
неладное, и  все  пошло  кувырком.  Прибыло  еще  с  десяток  сподвижников
Тамириса - как будто десять фракийцев могли нас удержать!  Двоих-троих  мы
убили в мгновение ока, а над остальными уже одерживали верх,  когда  Латро
заметил, что кабан готов напасть на нас. "Беги!" - крикнул он  мне,  и  мы
побежали. Я такого гигантского кабана в жизни не видел! И  он  гонялся  за
этими фракийцами по всему залу, в точности как мы - за кораблями  Великого
Царя во время битвы при Саламине!
   - И как раз в этот момент появился Асет? - спросила Ио.
   Гиперид кивнул:
   - Верно. Асет тоже узнал, что со мной приключилось, и  возглавил  отряд
из фракийцев, ставших нашими союзниками.  Если  бы  он  этого  не  сделал,
фракийцы, видимо, все же рано или поздно убили бы нас с Латро. Это была на
удивление жаркая схватка; никакого боевого построения, все дрались  "щитом
к щиту" - что-то вроде описанных Гомером рукопашных битв древности.  Давно
я так не веселился, со времен битвы при Марафоне, пожалуй.
   Кроксин, слушавший его открыв рот, спросил у Ио:
   - А что стало с Тамирисом? Ему голову отрубили?
   - Да, между прочим, именно  это  с  ним  и  произошло,  -  ответил  ему
Гиперид. - Отрубили ему голову, надели на копье и  выставили  у  дворцовых
ворот на всеобщее обозрение. Однако прежде  я  сам  убил  его  собственной
рукой.
   Ио подтолкнула меня, словно желая сказать: "Я-то знаю, что это ты  убил
его, господин мой!"
   - Я потом говорил с Эгесистратом о том кабане. Он  говорит,  что  зверь
так и остался жив, - сказал я.
   Гиперид покачал головой: