Осведомленные люди говорили, что  его  нынешнее  неопределенное  положение
лишь  временная  необходимость,  пока  не  удастся  выпереть  чудаковатого
генерал-майора  на  пенсию,  отправить  старика   разводить   цветочки   и
освободить место более молодому. Капитану Хомсу было приятно, что  генерал
еще молод и видит Делберта насквозь.
   - Нас будет пятеро, - пропыхтел подполковник, когда они поднимались  по
лестнице. -  А  женщин  -  шесть.  Так,  знаете  ли,  веселее.  А?  И  все
смугленькие,  сэр.  Две   японочки,   одна   китаянка,   две   метиски   -
китайско-гавайская смесь - и одна чистокровная негритянка,  вернее,  почти
чистокровная. Говорят, чистокровных на Гавайях уже не осталось.
   -  Подполковник  Делберт  считает,  что  всегда  следует   пользоваться
преимуществами местности, на которой дислоцируешься  в  данный  момент,  -
сказал Хомс.
   Генерал засмеялся и  поглядел  на  него  с  хитрецой.  Он  ответил  ему
довольной циничной усмешкой.
   - Чистая правда, - пропыхтел  подполковник.  -  Не  всю  же  жизнь  мне
служить на Гавайях, надеюсь. Чистокровные гаваянки, я  вам  скажу,  птички
редкие, их поймать не просто.
   Делберт,  как  обычно,  снял  все  три   квартиры,   приказал   открыть
разъединявшие их двери, и получилась анфилада из  шести  комнат.  Квартиры
эти вначале были построены  как  временное  жилье  для  новых  офицеров  и
командировочных, но давно не использовались по  назначению,  и  начальнику
клуба пришла мысль сдавать их небольшим  компаниям  для  вечеринок,  чтобы
клуб по возможности себя окупал. С тех пор как эту идею начали  претворять
в жизнь, клуб не только полностью окупал себя, но и приносил доход.
   - Ну как, сэр? - гордо спросил Делберт. - Что скажете?
   На журнальных столиках  были  со  знанием  дела  расставлены  несколько
пузатых бутылок дорогого виски "Хэйг"  и  две-три  бутылки  дешевого  "Олд
Форестер", все нераспечатанные. Еще там стояло три подноса, на них  сифоны
с содовой и высокие массивные стаканы с цветными картинками.
   - О-о, - генерал распрямился во весь рост, а он был высокий мужчина,  и
потянул носом спертый воздух, еще не успевший выветриться, хотя окна  были
открыты. - Напоминает старые подпольные пирушки в Пойнте.
   Подполковник услужливо засмеялся.
   -  Насчет  бифштексов  я  уже  распорядился.  Ими  займется  Джеф,  мой
ординарец. А все это я велел ему принести из дома, Мой  принцип  -  полная
боевая оснащенность и на войне, и в постели. От этого зависит все. А? Джеф
сейчас на кухне, договаривается с поваром. Заодно принесет нам лед.
   Генерал рассматривал этикетку на бутылке и молчал.
   Делберт широким жестом обвел комнату и шутливо провозгласил:
   - Генерал Слейтер, мы, представители ...надцатого  полка,  приветствуем
вас в этой райской обители порабощенных мужчин!
   Хомс с  удовольствием  наблюдал,  как  его  непосредственный  начальник
нервничает.
   Худой, стройный генерал небрежно развалился  в  мягком,  обитом  ситцем
кресле.
   - Сэм Слейтер, - поправил он подполковника. - Сэм Слейтер из Шебойгана.
Бросьте  вы  эту  дурацкую  субординацию,  Джейк.  Поймите,   я   верю   в
необходимость званий и различий, как никто другой, это мой хлеб  насущный,
но всему свое время и место. Сейчас это ни к чему.
   - О'кей, Сэм, - Джейк Делберт неловко улыбнулся. - Принято к  сведению.
Я...
   - И вы, - Сэм Слейтер повернулся к Хомсу, -  вы  тоже  можете  называть
меня Сэм. Но если попробуете хоть раз назвать меня так в гарнизоне, я  вас
тут же разжалую во вторые лейтенанты. Понятно?
   - Договорились. - Хомс улыбнулся. Генерал нравился ему все больше. -  Я
никогда не был силен по части шантажа.
   Слейтер на секунду задержал на нем взгляд. Потом рассмеялся.
   - Знаете, Джейк, а мне нравится ваш протеже, - сказал он.
   - Он неплохой парень, - осторожно согласился Джейк. - Но вовсе  не  мой
протеже, - попытался объяснить он.
   Слейтер оценивающе наблюдал за ними обоими, как пианист-виртуоз смотрит
на клавиши, из которых ему предстоит извлечь музыку.
   - Честно говоря, - он улыбнулся Хомсу, - когда  старина  Джейк  сказал,
что вечером с нами будет какой-то молодой капитан,  я  подумал,  тьфу  ты,
только этого не хватало! - Он посмотрел на Джейка. -  Хотя  мог  бы  сразу
сообразить, что у Джейка Делберта котелок  варит  исправно,  -  откровенно
соврал он. Даже Джейку было ясно, что это вранье.
   - Я знал, что он вам понравится, - в свою очередь стойко соврал  Джейк.
Его усики пугливо взмахнули крылышками, как  птенец,  который  еще  только
учится летать.
   - Представляю, какую он мне выдал аттестацию, - заметил Хомс.
   - Еще бы, - сказал Слейтер. - Разве нет, Джейк?  Он  мне  все  про  вас
рассказал. И про то, как он огорчен, что вы проиграли чемпионат,  хотя  по
праву должны были его выиграть.
   - Я всегда по мере сил стараюсь говорить правду, - сказал Джейк.
   - Я далеко не любому младшему офицеру предложил бы называть меня просто
Сэм, - продолжал Слейтер. - Даже в такой обстановке,  как  у  нас  сейчас.
Большинство бы это не поняли, верно, Джейк?
   - Конечно, Сэм. Они бы наверняка не поняли, - сказал Джейк с  некоторым
сомнением. Он следил за Хомсом. В таком непочтительном настроении  он  его
никогда раньше не наблюдал.
   А Хомс,  который  никогда  раньше  не  вел  себя  так  непочтительно  в
присутствии подполковника Делберта, чувствовал сейчас,  что  между  ним  и
генералом  установилось  некое  тонкое  понимание,   и   это   не   только
подбадривало его, но и обещало безнаказанность. Его подмывало  захохотать.
Не  часто  ему  доводилось  видеть  подполковника  таким   растерянным   и
неуверенным, его загнали в ловушку, и теперь он боялся ляпнуть  что-нибудь
не то.
   Джейк явно вздохнул с облегчением, когда в комнату  вошел  штаб-сержант
Джеферсон и принес из кухни лед. Он велел ему налить всем по первой порции
виски с содовой и неусыпно следил за каждым его движением, потом  заставил
подать полевой бинокль,  хотя  тот  лежал  рядом  на  столе,  и,  даже  не
поблагодарив, отослал в Вахиаву за женщинами.
   - И смотри, черт тебя возьми, чтобы никто из гражданских не видел,  как
ты везешь женщин в моей служебной машине. А то голову сниму! Понял, Джеф?
   - Да, сэр, - невозмутимо ответил Джеф. Казалось странным,  что  он  при
этом не поклонился.
   Джейк даже не оглянулся. Он стоял у окна и, предусмотрительно  отступив
на шаг, наводил бинокль на освещенные окна по ту сторону ложбины, где было
общежитие медсестер.
   - Ни черта! - мрачно сказал он и швырнул бинокль на  стол.  -  Хоть  бы
одна голенькая, ей-богу.
   Никто ему ничего на это не ответил. Сэм Слейтер все еще разговаривал  с
Хомсом. Он рассуждал о младших офицерах и сейчас перешел от  частностей  к
обобщениям.
   - Меня сразу же поразило, что вы не испугались. В наши дни  большинство
младших офицеров в точности как солдаты: боятся начальства до смерти.  Что
бы они ни делали, о чем бы ни думали, над ними постоянно висит страх,  что
начальство будет недовольно. И старшие офицеры, по  существу,  ведут  себя
так же. Среди них очень редко найдешь кого-нибудь,  с  кем  можно  толково
поговорить. Поэтому такому человеку, как я,  приходится  довольно  сложно.
Понимаете?
   - Но ведь всегда было так, - отозвался Хомс.
   - Э, нет. - Сэм Слейтер улыбнулся. - Вот здесь вы как раз не  правы.  И
если вдумаетесь, сами поймете. Так было отнюдь не всегда. У меня  на  этот
счет есть целая теория.
   - Что ж, давайте послушаем, - с готовностью  сказал  Динамит.  -  Очень
интересно, Мне тоже не часто доводится поговорить с толковым человеком,  -
весело добавил он, улыбаясь Джейку.
   Джейк не улыбнулся в ответ. Он эту теорию слышал раньше, и она  ему  не
нравилась. Она его почему-то пугала, и он не мог заставить себя  поверить,
что в жизни все так и есть. Кроме того, он  считал,  что  обсуждение  этой
теории с капитаном, который даже не адъютант, а всего лишь командир  роты,
унижает  достоинство  генерала  Слейтера  и  его  собственное.  Он   молча
потягивал виски и удивлялся, что  такой  блестящий  генерал,  как  молодой
Слейтер, которого он всегда побаивался, может настолько себя распустить.
   - В прошлом, - раздельно говорил Слейтер, -  страх  перед  властью  был
всего лишь  оборотной  отрицательной  стороной  положительного  морального
кодекса  "Честь,  Патриотизм,  Служба".  В  прошлом   солдаты   стремились
прорваться к тому положительному, что было заложено в этом кодексе, вместо
того чтобы попросту избегать его отрицательных проявлений.
   Он подбирал слова с намеренной тщательностью, словно боялся, что его не
поймут. И по мере того, как он  говорил,  по  мере  того,  как  росло  его
воодушевление,  он  становился  все   обаятельнее.   Хомс   заметил,   что
воодушевление проявляется у Слейтера довольно необычно.  Казалось  бы,  он
должен напряженно податься вперед и говорить все быстрее, а  он  вольготно
развалился в кресле и говорил все медленнее и медленнее, все  спокойнее  и
холоднее. Но при этом был еще более обаятелен.
   - Но  вот  восторжествовал  практицизм,  наступила  эра  машин,  и  все
изменилось, понимаете? Мир и сейчас продолжает меняться у нас  на  глазах.
Машина лишила  смысла  старый  положительный  кодекс.  Ведь  понятно,  что
невозможно  заставить  человека  добровольно  приковать  себя  к   машине,
утверждая, что это дело его чести. Человек не дурак.
   Хомс согласно кивнул. Он находил эту мысль оригинальной.
   - Таким образом, - продолжал Слейтер, - от  этого  кодекса  сохранилась
теперь только его ставшая нормой отрицательная сторона, которая  приобрела
силу закона. Страх перед властью, некогда бывший лишь побочным  элементом,
теперь превратился в основу, потому что ничего другого не осталось.
   Внушить человеку, что это дело  чести,  нельзя,  и,  следовательно,  вы
можете только заставить его бояться последствий, которые его ждут, если он
откажется приковать себя к машине. Вы можете добиться этого,  внушив,  что
его будут осуждать друзья. Вы  можете  пристыдить  его,  сказать,  что  он
бездельник и живет за счет  общества.  Вы  можете  запугать  его  голодом,
сказать, что, если он не будет работать на свою машину, ему  будет  нечего
есть.  Вы  можете  пригрозить  ему  тюрьмой.  Или,   в   случае   крайнего
сопротивления, припугнуть смертной казнью.
   Но говорить ему, то служить машине - дело чести, вы больше  не  можете.
Вы обязаны внушить ему страх.
   - Здорово! - Хомс возбужденно ударил себя кулаком в ладонь.
   Слейтер снисходительно улыбнулся.
   - Вот почему в наше время у младших офицеров, равно как и у старших, не
осталось ничего, кроме  страха.  Они  живут  согласно  тому  единственному
моральному кодексу,  который  выработало  для  них  наше  время.  В  эпоху
Гражданской войны они еще могли верить, что сражаются за  "честь".  Теперь
этой веры нет. В эпоху Гражданской  войны  машина  одержала  свою  первую,
неизбежную, главную победу над личностью. Понятие "честь" отмерло.
   Следовательно, глупо  пытаться  держать  сейчас  людей  в  повиновении,
взывая к их "чести".  Это  ведет  только  к  разгильдяйству  и  ослаблению
контроля. А сейчас, в наши дни,  мы  обязаны  добиться  полного  контроля,
потому что большинство людей должны служить машине, то бишь обществу.
   Конечно,  мы  по-прежнему  лицемерно  славим   "честь"   на   армейских
вербовочных плакатах и в передовицах о развитии промышленности, и люди  на
это клюют, потому что боятся. Но  неужели  численность  нашей  живой  силы
зависит только от вербовки? Это было бы абсурдно. И  мы  объявили  призыв,
призыв в мирное время, первый подобный призыв за всю нашу историю. Иначе у
нас не было бы армии. А у нас должна быть армия, и мы  должны  подготовить
ее к войне. У нас нет другого выбора: либо идеально подготовленная  армия,
либо поражение. Современную армию, как  и  любую  другую  составную  часть
современного общества, следует контролировать и держать  в  повиновении  с
помощью  страха.  Современная  эпоха  обрекла  человека  на   "хроническую
боязнь", как я это называю. И  так  будет  еще  несколько  столетий,  пока
контроль не станет стабильным. Если вы мне не верите,  обратитесь  в  наши
психиатрические больницы и наведите справки о росте числа их пациентов.  А
когда кончится война, поинтересуйтесь этим снова.
   - Я вам верю, - сказал Хомс, неожиданно подумав  о  своей  жене.  -  Но
минутку! Сами-то вы этого страха не испытываете.
   Слейтер слегка улыбнулся. Довольно печальная улыбка, подумал Хомс.
   - Конечно, нет. Я понимаю, в чем суть. И я управляю. Бог меня  наградил
(или наказал) логическим мышлением, и я способен понять дух времени.  Я  и
такие, как я, вынуждены взять на себя  бремя  правления.  Чтобы  сохранить
организованное общество и цивилизацию в той форме, в какой мы их признаем,
необходима  не  только  консолидация  сил,  но  и  полный,  безоговорочный
контроль над ними.
   - Да, - возбужденно сказал Хомс. - Я понимаю. Я давно это понял.
   - Тогда вы  один  из  немногих  в  нашей  стране.  -  Слейтер  печально
улыбнулся. - Немцы уже начали это понимать и схватывают все  на  удивление
быстро. Японцы всегда это понимали и  применяли  на  деле,  но  они  не  в
состоянии  приспособить  эту  концепцию  к  современной   механизированной
технологии, и сомневаюсь, что когда-нибудь смогут. Что до  нас,  то  война
покажет. Либо мы придем к идее консолидации  и  контроля  и  в  результате
выиграем войну, либо наша песенка спета. Так же, как спета песенка Англии,
Франции и остальных  стран,  исповедующих  патернализм.  И  первенствовать
будут другие. Но если мы к этому придем, то с нашей производительной мощью
и индустриальной механизированной технологией мы станем неуязвимы даже для
России, когда пробьет час.
   Хомс чувствовал, как по спине у него бегут  мурашки.  Он  посмотрел  на
Сэма Слейтера, огромное личное обаяние генерала  снова  хлынуло  на  него,
словно теплый свет маяка, и в  эту  минуту  он  понял  трагедию  человека,
которого сама жизнь вынудила взвалить на себя такую ответственность.
   - Значит, мы должны к этому прийти.  -  Хомс  почувствовал,  что  Джейк
Делберт искоса поглядывает на него чуть ли не с ужасом. Но ему сейчас было
не до Джейка Делберта. У Хомса было такое ощущение, будто он все это давно
знал, но знание пылилось где-то в заброшенном чулане его разума, а  теперь
он вдруг открыл дверь и увидел. - Мы обязаны к этому  прийти,  у  нас  нет
другого выбора.
   - Лично я, - твердо сказал Слейтер, - лично я верю, что нам это суждено
судьбой. Но когда наступит тот день, мы должны  полностью  держать  страну
под контролем. Пока  что  ею  правят  крупные  корпорации  вроде  "Форда",
"Дженерал Моторс", "Ю.С.Стил" и "Стандард Ойл". И, обратите внимание,  они
достигают своей цели очень умело, они прикрываются знаменем  все  того  же
патернализма. Они добились феноменальной власти, и за очень короткий срок.
Но сейчас главный девиз - консолидация. А корпорации не настолько  сильны,
чтобы эту консолидацию осуществить, даже если бы они действительно  к  ней
стремились, а они и не стремятся. Только военные могут сплотить страну под
единым централизованным контролем.
   В  сознании  Хомса  неожиданно  возникла  картина  страны   в   паутине
шестирядных автомагистралей.
   - Война все поставит на свои места, - сказал он.
   - Надеюсь, - кивнул Слейтер. - Корпорации - анахронизм.  Они  выполнили
свою историческую миссию. Кроме того, они страдают одним опасным  недугом,
и, если его не излечить, он может стать смертельным.
   - Что вы имеете в виду?
   - То, что они сами боятся попасть под  чью-то  власть,  хотя  над  ними
никто  не  стоит.  Они  уже  столько  лет  разводят  свою  патерналистскую
пропаганду, что поверили в нее сами. Они верят в свою  собственную  версию
сказки о Золушке, в ими  же  сочиненный  наивный  миф  о  нищем  мальчике,
который становится богачом. И, конечно,  это  налагает  на  них  некоторые
моральные обязательства сентиментального толка - они теперь должны  играть
роль доброго папочки, которую сами себе придумали.
   - Постойте, - сказал Хомс. - Я что-то не совсем понимаю.
   Слейтер поставил пустой стакан на пол и грустно улыбнулся Хомсу.
   - С ними происходит то же  самое,  что  со  многими,  слишком  многими,
старшими офицерами, про которых я  уже  говорил.  Они  все  -  анахронизм,
остатки прежнего поколения, воспитанного в викторианскую эпоху.
   Люди, контролирующие корпорации, и наши старшие  офицеры,  в  сущности,
очень похожи, понимаете? И те и другие пускают в ход новое оружие общества
- страх, который они же сами помогли  воспитать,  но  и  те  и  другие  по
моральным соображениям не склонны применять его в полную силу. Это  своего
рода пережиток викторианской морали и дышащей на  ладан  британской  школы
патерналистского империализма, той самой школы, которая запрещала истязать
туземцев в колониях до смерти, если рядом не было миссионера и некому было
дать им последнее причастие.
   Плечи Хомса заходили от смеха.
   - Но это же глупо!
   Джейк Делберт кашлянул и поставил свой стакан на стол.
   - Конечно, глупо, - кивнул Слейтер. - Логически это абсурд. Но все наши
крупные промышленники и большинство наших  нынешних  офицеров  по-прежнему
играют эту роль. Все ту же роль заботливого  папочки  в  духе  британского
империализма. И вы сами видите, как это ослабляет их власть и контроль над
подчиненными.
   Страх  перед  обществом  -  самый  действенный  залог  власти  из  всех
существующих. По сути, единственный ее залог, так  как  машины  уничтожили
потенциально  положительный  кодекс.  И  тем  не  менее  они   безалаберно
растрачивают мощь этого оружия, направляя его на самые  идиотские  мелочи,
например  пламенно  доказывают  нежелательность  потери  девственности  до
брака, хотя эта проблема давным-давно никого  не  волнует.  Ведь  это  все
равно, что тушить окурок из брандспойта.
   Хомс просто зашелся от смеха, это было похоже  на  припадок.  Потом  он
вдруг снова подумал о своей жене, и смех его тотчас оборвался, не  оставив
после себя ничего,  кроме  ошеломляющего  изумления  перед  неоспоримостью
рассуждении Сэма Слейтера.
   - Это не смешно, - улыбнулся Слейтер.  -  Их  лживая  абсурдная  мораль
наносит гораздо больший ущерб в других областях. Когда они направляют свое
оружие на действительно важные проблемы, требующие  немедленного  решения,
как, например, вступать нам в войну или нет, то  из-за  противоборствующих
сантиментов общественного мнения (скажем, патриотизм, с одной  стороны,  и
желание сохранить мир - с  другой)  проблема  теряет  реальные  очертания,
расплывается, сама себя нейтрализует, и в  результате  мы  со  всей  нашей
индустриальной мощью должны сидеть и ждать у моря погоды (когда все знают,
что война неизбежна), пока кто-нибудь на нас  не  нападет  и  не  заставит
воевать, и в конечном счете мы же останемся в дураках.
   - Это хуже, чем абсурд, - гневно сказал Хомс. -  Это...  -  Он  не  мог
найти слово.
   Слейтер пожал плечами.
   - Меня от этого просто трясет! - сказал Хомс.
   Джейк Делберт снова кашлянул.
   - Господа... господа. - Он рывком поднялся на ноги. - Э... У вас пустые
стаканы, господа. Вам не кажется, что  пора  снова  выпить?  Джеф  еще  не
вернулся. Я... э-э... буду за хозяина. Вы не против?
   Никто не засмеялся.
   - Мы собрались повеселиться, господа, - настойчиво  улыбался  Джейк,  -
это же не дебаты, знаете ли. А? Вам не кажется, что, пожалуй, нам... может
быть... стоит... э-э... - Оба смотрели на него пустыми глазами,  и  Джейк,
постепенно умолкнув, как патефон,  у  которого  кончился  завод,  замер  в
напряженном молчании.
   - Я хочу выпить, - после паузы безнадежно сказал Джейк.
   В улыбке Слейтера сквозило откровенное презрение, и Джейк почувствовал,
что у него свело горло от непонятного страха.
   - Конечно, Джейк, - сочувственно сказал Слейтер. - Давайте  выпьем  еще
по одной. Давайте все выпьем