Анджело. - Мне  коктейль
с шампанским.
   - Если у тебя есть деньги, а у меня нет, - говорил в  это  время  Томми
Хэлу, - это еще не значит, что я обязан терпеть твои гнусные выпады.
   - Эй, официант! - позвал Маджио.
   - Что меня в тебе подкупает, так это твоя удивительная бесхитростность.
- Не слушая Томми, Хэл повернулся к Маджио: - Ты прост, как дитя.  Давайте
покинем этот ужасный вертеп и пойдем лучше ко мне  домой.  Я  купил  целый
ящик французского шампанского. Тебя это должно соблазнить. Ты когда-нибудь
пил французское шампанское?
   - А это разве не французское?
   - Нет, местное. Сделано в Америке.
   - Тю-ю, - разочарованно протянул Маджио. - Я думал, французское.
   - Что бы там ни говорил Сомерсет Моэм,  а  я  утверждаю:  американскому
шампанскому до французского далеко, - сказал Хэл. - И мне ли это не знать?
   - Хэл долго жил во Франции, - объяснил Анджело.
   - Правда? - спросил Пруит у Хэла.
   - Правда. Напомни мне,  я  тебе  как-нибудь  расскажу.  Хватит  сидеть,
пойдемте. Тони,  я  купил  шампанское  специально  для  тебя.  Из-за  этой
дурацкой войны его теперь почти невозможно достать. Я хочу  сегодня  снять
пробу. Да и потом, у меня нам  будет  удобнее.  Здесь  такая  духота!  Мне
хочется скорее раздеться.
   - Хорошо, - кивнул Анджело. - Не возражаю. Пру, ты пойдешь?
   Пруит смотрел на громилу Блума, возвышающегося над столом,  за  которым
сидело пятеро щуплых мужчин и с ними Энди.
   - Что? - спросил он. - А-а, чего ж, пойдем.
   - Прекрасно, - сказал Хэл. - Если бы он отказался, ты бы, наверно, тоже
не пошел? - Он поглядел на Анджело.
   Маджио подмигнул Пруиту.
   - Конечно. Друга я бы не бросил.
   - Как трогательно, - фыркнул Томми.
   Хэл подозвал официанта и расплатился, выписав чек.
   - Я никогда не ношу с собой деньги, - объяснил он Пруиту, пока официант
отсчитывал сдачу. - Это, дорогой, я тебе говорю на тот случай, если у тебя
возникнут какие-нибудь озорные мысли,  -  добавил  он  со  своей  ласковой
улыбкой, улыбаясь больше глазами, чем губами. Он щедро  дал  официанту  на
чай: - Все, гарсон. Мы уходим.
   - Почему ты все время называешь его "гарсон"? - спросил Пруит.
   - "Гарсон" по-французски - "официант". То же, что "бой".
   - Я знаю. На это моих познаний во французском хватает. Но  у  тебя  это
получается как-то неестественно. Как будто ты ничего больше  по-французски
не знаешь.
   - Меня это не волнует. - Хэл улыбнулся. - Мне нравится так говорить,  и
я говорю. - Он взял Пруита за рукав гавайской рубашки и  обрушил  на  него
поток французских слов, которые взмывали, падали и  сливались  в  воздухе,
как отголоски далекой  пулеметной  очереди.  -  Вот  так-то.  -  Он  опять
улыбнулся.
   Они прошли к выходу мимо огромного швейцара-вышибалы с перебитым носом,
и тот, увидев Хэла,  приложил  к  козырьку  фуражки  палец  и  почтительно
кивнул. Пруит услышал из зала ту же музыку, которую слушал, стоя на улице,
как будто, пока они сидели на террасе, пианист играл только эту мелодию  и
она никак не кончалась.
   - Как называется эта вещь? - спросил он.
   - Что? - переспросил Томми. - А, эта? Сейчас вспомню. Я же знаю.
   - Рахманинов, Прелюд до минор, - быстро сказал Хэл. - Очень  заигранная
вещица. Один из коронных номеров этого старого алкоголика.  Ее  все  время
заказывает какой-то  псевдоинтеллектуал.  Tres  chic  [шикарно  (фр.)],  -
добавил он.
   - Что такое "псевдо"? - спросил Пруит.
   - Задница из одной половинки, - сказал Анджело.
   Хэл засмеялся:
   - Вот именно. Иначе говоря, что-то поддельное.
   -  "Псевдо"  -  это  приставка,  -  сухо  объяснил  Томми.  -  Означает
"ненастоящий", "нереальный".
   - "Псевдо", - повторил Пруит. - Задница из одной половинки.



        25

   Они двинулись  вчетвером  назад  по  Калакауа  мимо  "Моаны".  На  углу
Каиулани перешли  на  другую  сторону  и  зашагали  вдоль  сплошного  ряда
магазинов,  витрины  которых  предлагали  туристам  маски  для  подводного
плавания, резиновые ласты, подводные ружья. В одном  магазине  продавались
только пляжные халаты,  купальники  и  плавки,  все  с  яркими  гавайскими
орнаментами. Другой магазин торговал исключительно товарами для женщин,  и
на витрине были выставлены платья и жакеты  из  тканей,  расписанных  тоже
гавайскими мотивами. Был здесь и ювелирный магазин с  маленькими  дорогими
китайскими статуэтками из нефрита. А за  сплошным  рядом  магазинов  стоял
знаменитый на весь мир "Театр Ваикики", где пальмы растут прямо в зале. Но
сейчас он был закрыт.  Время  приближалось  к  полуночи,  почти  все  было
закрыто,  и  улицы,  незаметно  пустея,  принимали  ночной  облик,  Воздух
постепенно свежел, с моря доносился легкий ветер, редкие облака, проплывая
на восток,  заволакивали  звездную  россыпь.  Изогнувшиеся  над  тротуаром
пальмы мягко шелестели на ветру.
   За белой громадой "Театра Ваикики" Хэл свернул в сторону  от  пляжа,  в
боковую улочку,  наполненную  шорохами  невидимых  в  темноте  тропических
растений.
   - Чудесное место, правда? - обернувшись, сказал Хэл.  -  Здесь  приятно
жить. Все так красиво и просто. И ночь сегодня удивительная.
   - Да, да, - откликнулся Томми. - Очарование.
   Хэл и Маджио шли  впереди,  и,  разговаривая  с  маленьким  итальянцем,
высокий худощавый Хэл сгибался чуть не пополам.
   - Я рад, что ты с нами пошел, - шепнул Томми Пруиту. - Я ужасно боялся,
что ты вдруг откажешься.
   - Мне давно хотелось посмотреть, какая у Хэла квартира. Анджело столько
про нее рассказывал.
   - А-а. Я-то думал, ты из-за меня.
   - Ну, и это тоже. Отчасти.  -  Он  прислушивался  к  разговору  Хэла  и
Маджио. Хэл, как и Томми, говорил шепотом.
   - Где же ты столько пропадал, звереныш? Я по тебе  так  соскучился.  Ты
ведь не предупреждаешь, когда тебя ждать. Я каждый раз надеюсь  только  на
случай. Звонить тебе я боюсь, да и номера твоего полка не знаю. Порой  мне
кажется, ты встречаешься со мной, только когда тебе нужны деньги.
   - У меня весь месяц были внеочередные наряды, - соврал Маджио. -  Никак
не мог вырваться. Спроси у Пру.
   - Пру, это правда? - громко спросил Хэл, обернувшись.
   - Конечно, правда, - подтвердил Пруит. - Он в черном списке.
   - Обманщики вы, - кокетливо сказал Хэл. - Один  врет,  второй  нахально
ему поддакивает. Вы, солдаты, все одинаковые. Переменчивы, как фортуна.
   - Да нет, ей-богу, - оправдывался Маджио. - Тебе еще повезло, что в эту
получку я на бобах. А  то  бы  опять  напился,  и  мне  бы  снова  влепили
внеочередные.
   - Такое впечатление, что  у  Тони  после  каждой  получки  внеочередные
наряды, - заметил Хэл.
   - Так оно и есть, - стойко сказал Маджио. -  Потому  что  я  в  получку
обязательно напиваюсь, а потом недели две-три не вылезаю из  внеочередных.
Каждый раз даю себе слово не пить, а потом  все  равно  напиваюсь.  Только
сегодня не напился, потому  что  не  на  что  было.  Думаешь,  если  я  не
приезжаю, значит, у меня деньги завелись? Ничего подобного. Просто,  когда
я при деньгах, я сразу напиваюсь. И  получаю  внеочередные.  Так  что  это
разные вещи. Уловил?
   Хэл засмеялся:
   - Какие нюансы! Ах, милое, простодушное дитя природы. За это я  тебя  и
люблю. Оставайся таким всегда. Будет  обидно,  если  ты  вдруг  разучишься
врать так убедительно.
   - Я тебе правду говорю, - запротестовал Маджио. - Я  напиваюсь,  еду  в
город к девочкам, и  эти  сволочи  из  военной  полиции  меня  каждый  раз
задерживают. Отсюда и внеочередные.
   - А тебе не противно ходить по борделям? - спросил Хэл.
   - Постоянная девушка,  конечно,  лучше.  Но  бордели  тоже  ничего.  На
Гавайях солдатам выбирать не приходится.
   Интересно, он всегда так завирается?  -  подумал  Пруит.  Ему  хотелось
рассмеяться. Но Хэл, казалось, ничего не замечал.
   - Господи, - неожиданно сказал Томми. - Я бы не вынес. Быть солдатом  -
это ужасно. Я бы покончил с собой, клянусь.
   - Я бы тоже, - согласился Хэл. - Но мы же с тобой не примитивы.  У  нас
слишком тонкая организация.
   - Да, наверное, в том-то все и дело, - кивнул Томми.
   Хэл засмеялся:
   - Тони, но ты хоть понимаешь, что, когда местные женщины  по  моральным
соображениям отказываются иметь дело с солдатами, это играет на руку нам -
Томми, мне и другим людям третьего  пола?  В  этом,  по-моему,  есть  доля
пикантной иронии. Меня  это  очень  забавляет.  Я  вижу  здесь  проявление
тенденции, которая в конце концов поможет нам прочно утвердиться.
   - Да, наверно, - сказал Маджио. - То есть, я хочу сказать, это  вам  на
руку.
   - Пру, ты слышал? - обернулся Хэл.
   - Да, - храбро отозвался Пруит. - Слышал.
   - Потому что все они ненавидят солдат, - продолжал Хэл,  развивая  свою
мысль  с  неторопливостью  ткача,   плетущего   узоры   для   собственного
удовольствия. - Потому что они считают, что солдаты -  подонки,  и,  более
того, все мужчины подонки. Именно поэтому мои враги, женщины, медленно, но
неизбежно сами роют себе яму.
   - Это как же? - спросил Пруит.
   - Неужели не ясно? - Хэл засмеялся. -  А  ты  посмотри  на  себя.  Вам,
солдатам, из женщин доступны только проститутки. Вот вы  и  идете  к  нам.
Потому что мы в отличие от женщин не боимся грехопадения.
   - Не знаю, не знаю. - Но Пруит и сам чувствовал, что голос  его  звучит
неуверенно, потому что слова Хэла были слишком близки к истине, и это  его
тревожило.
   Хэл рассмеялся обаятельным мальчишеским смехом, но не  стал  добиваться
признания своей победы.
   - Вот мы и пришли, - сказал он  и  повел  их  за  собой  мимо  довольно
молодого баньяна, в темноте они спотыкались о распластанные кривые  корни,
а тонкие прутья еще не вросших в землю воздушных  корней  хлестали  их  по
лицу.
   - Приятно, когда во дворе растет такое чудо, правда? -  сказал  Хэл.  -
Осторожнее. Смотрите под ноги.
   Они вышли к боковой стене  двухэтажного  каркасного  дома,  к  подножию
наружной деревянной лестницы со сквозными ступеньками; и  лестница,  и  ее
опорные столбы из толстых досок были выкрашены в белый цвет.
   - Мы обязательно вернемся к этому разговору. Только сначала  выпьем,  -
шепнул Хэл Пруиту. Они все уже поднялись на узкую площадку второго  этажа,
наискосок от которой темнел густой массой баньян, и Хэл открыл дверь.
   Вслед за Хэлом они вошли в небольшую прихожую.
   - Устраивайтесь как  дома,  мои  дорогие.  Я  пошел  раздеваться.  Если
хотите, можете тоже раздеться. - Хэл засмеялся и исчез в коридоре.
   - А ничего у  него  здесь,  да?  -  сказал  Маджио.  -  Тебе  бы  такую
квартирку, скажи? А? Не возражал бы? Представляешь? Черт!
   Они  стояла  вдвоем  посреди  прихожей  и  оглядывались  по   сторонам,
пораженные чистотой, порядком и уютом квартиры.
   - Нет, - сказал Пруит. - Не представляю.
   - Понял теперь, почему я сюда хожу? Помимо всего прочего?  После  наших
бетонных бараков даже не верится, что люди могут так жить.
   Стоявший у них за спиной Томми потерял терпение, протиснулся вперед  и,
пройдя в гостиную, уселся в большое современное кресло из настоящей кожи с
хромированными ножками и подлокотниками. И волшебство рассеялось.
   - Мне надо отлить, -  сказал  Маджио.  -  И  спешно  требуется  выпить,
ей-богу. Сортир вон там. Я сейчас.
   Он прошел в ту же дверь, что и Хэл, и,  провожая  его  взглядом,  Пруит
увидел крошечный коридор, одним концом упиравшийся  в  спальню,  слева  от
которой была ванная. Пруит отвернулся и обвел глазами гостиную.
   Слева  от  прихожей  на  маленьком  возвышении,  огороженном   коваными
железными перилами, стоял небольшой обеденный стол, дверь за  ним  вела  в
кухню.  В  другом  конце   гостиной   была   огромная   полукруглая   ниша
застекленного от пола до  потолка  "фонаря"  с  приспущенными  складчатыми
занавесями-драпри, в комнате стояли  радиоприемник  в  высоком  деревянном
футляре и проигрыватель с двумя  этажерками  для  пластинок  по  бокам.  У
правой стены - большой, набитый книгами книжный шкаф и письменный  стол  в
форме буквы "П". Пруит бродил по  комнате,  рассматривал  вещи  и  пытался
придумать, о чем бы заговорить с Томми.
   - А тебя когда-нибудь печатали? - наконец спросил он.
   - Конечно, - скованно ответил Томми. - Один мой рассказ недавно вышел в
"Коллиерс".
   - А про что рассказ? - Пруит разглядывал пластинки: здесь  была  только
классика - симфонии, концерты.
   - Про любовь.
   Пруит поднял на него глаза, и Томми хихикнул густым басом.
   - Об  одной  честолюбивой  молодой  актрисе  и  о  богатом  бродвейском
продюсере. Они полюбили друг друга, он на ней  женился  и  сделал  из  нее
звезду.
   - Меня от  таких  историй  воротит.  -  Пруит  отвернулся  и  продолжал
разглядывать пластинки.
   - Меня тоже, - хихикнул Томми.
   - Тогда зачем же их сочинять?
   - Людям нравится. Этот товар хорошо идет.
   - В жизни все иначе. Такой ерунды никогда не бывает.
   - Конечно, не бывает. - Томми поджал губы. - Поэтому людям и  нравится.
Если им нужна такая литература, значит, пиши то, на что спрос.
   - Я совсем не уверен, что им это нужно.
   - А ты кто? - Томми басовито хохотнул. - Социолог?
   - Нет. Просто я думаю, большинство людей такие же, как я.  В  настоящей
литературе я не разбираюсь, но от басен вроде этой меня воротит.
   - Так их же пишут  не  для  мужчин,  а  для  женщин.  Эти  романтичные,
похотливые и высоконравственные дуры обожают подобное чтиво. Кто  покупает
книги и журналы? В первую очередь женщины.  И  глотают  все  без  разбора.
Должны же они хоть от чего-то  получать  удовольствие,  если  из-за  своих
моральных принципов не получают его в постели.
   - Ну, не знаю. Я в этом не уверен.
   - Они со своей моралью доиграются. Если вовремя не спохватятся, в  один
прекрасный день останутся совсем без мужчин.
   - Про что это вы? - спросил Маджио, входя в  комнату.  -  Что  там  про
женщин?
   Он подошел к письменному столу, туда, где стоял Пруит. Следом за ним  в
гостиной появился Хэл в таитянском  парэу  [национальная  мужская  одежда,
распространенная в Полинезии:  длинный  кусок  ткани,  который  обертывают
вокруг бедер, как юбку], расписанном ярко-оранжевыми тропическими  цветами
в венчиках  остроконечных  темно-зеленых  листьев.  Худой  и  длинный,  он
выглядел сейчас костлявым  и  каким-то  усохшим,  от  недавней  подтянутой
элегантности ничего не осталось. Густой красноватый загар на грубой  сухой
коже казался  неестественным,  напоминал  ржавчину,  будто  Хэл  намазался
йодом.
   - Мы говорим, что, возможно, мужчины становятся такими по вине  женщин,
- объяснил Пруит.
   - Я не думаю, - сказал Анджело.
   - Я тоже не думал. А теперь начал сомневаться.
   - Вот как? - Хэл сверкнул обаятельной мальчишеской  улыбкой.  -  Видишь
ли, некоторые действительно такими рождаются. К несчастью или к счастью  -
это зависит от точки зрения. Так что общая картина несколько сложнее.
   Пруит с усмешкой покачал головой.
   - Насчет того, что такими рождаются, рассказывай  кому-нибудь  другому.
Можно родиться уродом, это факт. Я уродов насмотрелся  на  ярмарках  -  от
Таймс-сквер до Сан-Франциско. А чтобы человек родился извращенцем, никогда
не поверю.
   - Ты бы мог быть очень милым парнем, - недовольно сказал Хэл, - если бы
меньше кощунствовал.
   - Кощунствовал? - Пруит усмехнулся. - Если ты не веришь в мораль, какое
может быть кощунство?
   - Важно не то, что ты говоришь. Важно,  как  ты  это  говоришь.  Судьба
таких людей - трагедия. И, как любая трагедия, она возвышенна и прекрасна.
   - Я так не считаю. Для меня это все равно что порнография.
   Хэл манерно поднял брови и пристально посмотрел на него.
   - Твой приятель, пожалуй, начинает мне действовать на нервы,  -  сказал
он Анджело.
   Пруит чувствовал, что губы  у  него  расползаются  в  усмешке,  а  лицо
напряженно немеет,  как  бывало  с  ним  всегда,  когда  рядом  раздавался
знакомый призыв к убийству.
   - На мой взгляд, эта твоя теория такие  же  сладкие  сопли,  как  басня
Томми про богатого продюсера.
   - Вижу, я в тебе ошибся. - Хэл улыбнулся. - У тебя напрочь  отсутствует
воображение. При  ближайшем  рассмотрении  ты,  оказывается,  элементарный
тупица.
   - Наверно, - усмехнулся  Пруит.  -  Из  меня  все  воображение  выбили.
Половину, когда бродяжил, а то, что осталось, - в армии.
   - Хэл, где твое шампанское? - напомнил  Анджело.  -  Давай  неси.  Пить
хочется - умираю.
   - Сейчас, моя радость. -  Хэл  повернулся  к  Пруиту:  -  Когда  будешь
постарше, поймешь, что воображение способно породить истину, перед которой
бессильны любые факты.
   - Это мне и так понятно. Зато я не очень понимаю другое. Чем больше  мы
с тобой разговариваем, тем больше  ты  мне  напоминаешь  проповедника.  Не
знаю, почему.
   - Тебе повезло, что ты друг Тони, - сказал Хэл. - А то я бы тебя сейчас
отсюда вышвырнул.
   Пруит смерил его взглядом и снисходительно усмехнулся:
   - Сомневаюсь, что у тебя получится. Но если хочешь, чтобы я ушел, так и
скажи. Я уйду.
   - О-о! - Хэл улыбнулся Маджио. - Твой приятель - герой.
   - Хэл, чего ты обращаешь внимание? - вмешался Маджио. - У  него  просто
характер такой вредный. Дай ему выпить, и он успокоится.
   Хэл повернулся к Пруиту:
   - Все так просто?
   - Выпить, конечно, было бы неплохо.
   Томми поднялся с кресла  и,  подойдя  к  Пруиту,  встал  рядом,  словно
Собрался его защитить.
   - Иди ты к черту! - сказал он Хэлу. - Что ты нападаешь  на  несчастного
парня? Он здесь со мной, а не с тобой. Прекрати его шпынять.
   - Мне адвокаты не нужны, - заметил Пруит.
   - Томми, если тебе не нравится, как я принимаю гостей, ты всегда можешь
пойти домой. - Хэл улыбнулся. - Я лично буду  только  счастлив.  Мальчики,
вам когда нужно быть в казарме?
   - В шесть, - ответил Анджело. - К побудке.  -  Он  резко  повернулся  и
посмотрел на часы на письменном столе, словно вдруг вспомнил, что когда-то
должен умереть. - Гадство! - ругнулся он.  -  Ладно.  Мы  в  конце  концов
выпьем или нет, черт возьми?
   - Ты! - рычал Томми на Хэла. - Дрянь!  Подлая  грязная  тварь!  Я  ведь
сейчас действительно уйду.
   Хэл весело засмеялся:
   - Не смею задерживать. Хочешь - уходи. - Он повернулся и пошел в кухню.
   Томми злобно смотрел ему вслед, его большие  руки  неподвижно  повисли,
огромные кулаки были плотно прижаты к бедрам.
   - Знаешь ведь, что я не уйду, - сказал он. - Ты ведь  знаешь,  что  мне
теперь придется остаться.
   Хэл высунул голову из кухни:
   - Конечно, знаю. Иди сюда, поможешь мне разлить шампанское.
   - Сейчас. - Томми неловко и грузно сдвинулся с места. На  лице  у  него
застыла обида.
   - Пру; на минутку, - шепотом позвал Маджио. Он отвел Пруита в  сторону,
и, пройдя мимо проигрывателя, они встали в глубине застекленного "фонаря".
- Чего ты пускаешь пену? Хочешь мне все испортить? Помолчи, отдохни.
   - Хорошо. Ты извини. Сам не знаю, с чего я завелся. Наверно, из-за этой
ерунды  насчет  того,  что  такими  рождаются.  Путать  тебе  карты  я  не
собираюсь. Но понимаешь, эти типы действуют мне на нервы. Липнут со своими
наставлениями, как вшивый полковой капеллан - ходи в церковь, молись богу!
Тоже мне Армия спасения! Мол,  сначала  послушай  проповедь,  а  уж  потом
накормим. Зачем им это? Зачем обязательно убеждать кого-то, что  ты  лучше
всех?
   - Не знаю. Пусть себе болтают, что хотят. Тебе какое дело? Думаешь, я с
ними спорю? Никогда в жизни. Они говорят - я киваю. А потом  прошу  налить
еще.
   - Хорошо, когда человек так может. А у меня, наверно, не тот  характер,
я так жить не могу.
   Анджело покачал головой:
   - Да я и сам как на бочке с порохом живу. Иногда думаю, ох  и  шарахнет
сейчас! За все в жизни надо платить, старик.
   - Знаешь, некоторые говорят, эти люди такие  благородные,  мол,  у  них
такие высокие чувства, что и  не  передать.  Только  я  что-то  не  видел.
По-моему, у них это больше похоже на ненависть.
   - Меня все это не колышет. А терять такую отличную кормушку я не  хочу.
Так что будь чело