стота в  нем  постепенно  заполняется  гневом,  но  гнев  непрерывно
просачивается наружу. Он сел на кровать. Картина, которую он рисовал себе,
когда шел сюда, до сих пор стояла у него перед глазами, и от этого в  душе
все было мертво.
   Он услышал в коридоре ее шаги. Но когда  он  поднял  глаза,  дверь  уже
захлопнулась, чиркнула молния,  и  платье  полетело  на  стул.  Она  вдруг
остановилась и непонимающе посмотрела на него.
   - Ты даже не разделся?
   - Что? А, да, действительно. - Он встал с кровати.
   Казалось, Лорен сейчас расплачется.
   - Я же тебе сказала, чтобы ты разделся, пока я хожу.  Господи!  Я  тебя
пустила вперед, без очереди, просто по знакомству, а ты даже не хочешь мне
помочь.
   Пруит стоял и глядел на нее. Он не мог выдавить из себя ни слова.
   - Ладно, не сердись, - наконец сказал он. - Дай мне на тебя посмотреть.
   - Хорошо.
   Он протянул ей три доллара.
   Она откинула влажные волосы, падавшие на неспокойные, торопливые глаза,
плоский островок между тугими маленькими грудями поблескивал от пота.
   - Ты же знаешь, в день  получки  время  ограничивают.  Гортензия  может
постучать в любую минуту.
   Он выпрямился, глядя на нее. Глухая боль, от  которой  занемели  скулы,
поползла вниз, опустилась по спине вдоль позвоночника  и  тяжело  осела  в
желудке кислым комком. Она лежала раздетая на кровати,  нетерпеливо  ждала
и, повернув голову, с раздражением смотрела на него.
   - Ты мог бы  прийти  ко  мне  завтра.  И  остался  бы  на  всю  ночь...
Миленький, постарайся побыстрее. Иначе  придется  отложить  до  следующего
раза.
   И  тотчас,  будто  в  подтверждение  ее  слов,  в  дверь   бесцеремонно
постучали, и Гортензия заорала:
   - Девятый номер, закругляйтесь! Мисс Лорен, время вышло.
   - Сейчас! - крикнула Лорен. - Ну постарайся же,  -  задыхаясь,  шепнула
она. - Иначе я должна отдать тебе корешок чека и перенести это  на  другой
день.
   Стараться ради чего?
   - К черту. - Он встал, вынул из брюк носовой платок в вытер пот со лба.
   - Что с тобой сегодня?
   - Наверно, слишком много выпил. - Он надел брюки. Потом надел  рубашку.
Потом снова вытер платком лицо. Ботинки надевать было не надо.
   - Очень жалко, что так получилось, Пру. Правда.
   -  Чего  ты   извиняешься?   Ты   сделала,   что   могла.   Все   очень
профессионально.
   Когда Лорен протянула ему картонную карточку - корешок чека - и  сдачу,
она была похожа на школьницу, которая провалилась на экзаменах и попала  в
список исключенных. Ей хотелось восстановить свою репутацию.
   - Придешь завтра?
   - Вряд ли. - Пруит  поглядел  на  лежащие  у  него  на  ладони  полтора
доллара: завтра хватило бы заплатить за такси. - Не завтра, так  в  другой
раз, в монастырь можешь пока во уходить.
   Он порвал картонную карточку пополам и аккуратно положил на кровать.
   -  Отдай  это  какому-нибудь  другому  трехминутнику.  Я  насчет  своей
потенции не волнуюсь.
   - Если ты так решил, то пожалуйста.
   - Да, я так решил.
   - Ладно. Все. Я должна идти. Может, еще увидимся.
   Глядя, как она одевается и уходит, он надеялся, она  скажет  что-нибудь
еще, что-то важное, ему хотелось, чтобы она сделала попытку к  примирению,
которую сам он сделать не мог. Даже в минуту гнева он не  хотел  разрушать
то, что между ними было. Она остановилась у двери, оглянулась на  него,  и
он понял, что она ждет от него первого шага. Но он не мог. Это должна была
сделать она. Но она тоже не могла. И ушла.
   Он кончил одеваться в одиночестве. От испарений пота воздух  в  комнате
был душный и влажный, как перед грозой, но, когда он вышел в коридор,  там
оказалось не лучше, и тяжелая, так и не выплеснувшая накопленную  энергию,
слишком густая кровь стучала у него в  висках  и  глазах.  Его  лицо  было
налито этой кровью, на спине рубашки и  сзади  на  брюках  уже  расплылись
пятна пота. Да, подумал он, раньше с тобой такого не случалось.  Что-то  в
тебе изменилось. То ли ты стал хуже,  то  ли  лучше.  Он  чувствовал  себя
разбитым и был очень зол.
   Проходя по коридору, он  увидел  Морин.  Она  вышла  из  своей  комнаты
передохнуть и стояла в дверях. Кто-то сумел пронести ей бутылку,  и  Морин
была сильно навеселе.
   - Ха! Посмотрите, кто пришел, - пробасила она. - Привет, малютка.  Чего
это  мы  такие  мрачные?  Не  можешь  попасть  к  своей   единственной   и
неповторимой?
   - Хочешь, зайду к тебе?
   -   К   кому?   Ко   мне?!   Малютка,   а   что   случилось   с   твоей
Принцессой-на-горошине?
   - Ну ее к черту. Я лучше пойду к тебе.
   - Принцессу, бедняжку,  сегодня  на  части  рвут.  Солдатики  по  любви
истосковались. Черт, почему я не похожа  на  девственницу?  Мужикам  нынче
требуются не шлюхи, а матери. Чтоб  было  за  кого  прятаться.  Тебе  надо
жениться, малютка, вот что.
   - Хорошо. Давай поженимся.
   Морин перестала зубоскалить и внимательно посмотрела на него.
   - Нет, жена тебе не нужна. А вот выпить тебе надо, ой как  надо!  Я  же
вижу, что с тобой.
   - Чего ты там видишь? Ты даже не знаешь, в чем дело.
   - Со мной такое тоже бывает, только у меня это раза два-три в неделю. А
в году пятьдесят две недели, вот и умножь на  пятьдесят  два.  И  так  всю
жизнь. Ты мне голову не морочь, малютка. Старуха Морин соображает.
   - Так ты пойдешь со мной? Или не хочешь?
   - Пойти можно, только легче  тебе  от  этого  не  станет.  Бери-ка  ты,
малютка, свои денежки, чеши в ближайший  бар  и  надерись  в  доску.  Тебе
только это поможет. Я знаю.
   - Ты что, ясновидящая? Я у тебя совета не прошу.
   - А я его все равно тебе даю.
   - Можешь оставить себе.
   - Помолчи. И слушай, что я говорю.
   - Хорошо, молчу. Говори.
   - Вот я и говорю. Я знаю, что это такое. Как  будто  тебя  запихнули  в
ящик, а он тебе на два размера мал, и воздуха  там  ни  черта,  и  ты  уже
задыхаешься, а вокруг все смеются, веселятся,  тру-ля-ля,  песни,  пляски.
Вот что сейчас с тобой.
   Она посмотрела на него.
   - Ну предположим, - смущенно сказал Пруит. - Валяй дальше.
   - Дальше? Значит, так... Со мной это все время. И выход только  один  -
напиться в доску. Я на себе проверила. Ты, главное, усвой: никто в этом не
виноват. Это все система. И винить некого.
   - Такое не очень-то усвоишь.
   - Точно. Это трудно. Потому и надо расслабиться  и  напиться.  А  иначе
никогда не усвоишь. Понял?
   - Ладно. Пойду напьюсь. Только по дороге попрощаюсь  с  миссис  Кипфер.
Скажу ей все, что я думаю  насчет  бандерш  с  хорошими  манерами.  Старая
курва!
   - Ни в коем случае. С миссис Кипфер даже не связывайся, понял? Ты и рта
раскрыть не успеешь, как она вызовет патруль. Хочешь прокуковать  месяц  в
тюрьме? Лучше иди и напейся.
   - Ладно, - сказал он. - Ладно. Слушай, и  что,  неужели  ничего  нельзя
сделать? Может, все-таки...
   - Нет. Ничего. Потому что никто не виноват. Все дело в  нашей  системе.
Ты должен усвоить: никто не виноват.
   - Я в это не верю. - Он положил трешку  назад  в  бумажник.  -  Но  все
равно. Я тебя понял.
   - Вот и хорошо. А  теперь  давай  чеши.  Ты,  может,  думаешь,  я  тебя
усыновила? Мне тут некогда с тобой лясы точить.
   - Иди к черту, - улыбнулся он.
   - Следующий! - заорала Морин, едва он закрыл дверь.
   Он все еще улыбался, когда миссис Кипфер любезно открыла ему  дверь  на
лестницу, и он без всякого труда сдержал себя, не сказал  ей  ни  слова  и
только ухмыльнулся.
   Ты должен запомнить: никто не виноват, все дело в  системе,  внушал  он
себе. Чего ты ждал в день получки? Что тебя встретят с духовым  оркестром?
Что будет эскорт мотоциклистов? Она просто занята, вот  и  все.  Представь
себе, что в день большой распродажи ты зашел в универмаг к своей девушке и
хочешь поболтать с ней за прилавком, а вокруг покупатели вот-вот измордуют
друг друга до смерти.
   - Все дело только в этом, - сказал он ступенькам лестницы. - Она должна
зарабатывать себе на жизнь. Как того требует наша система. Что, не правда?
   Все дело только в этом, сказал он себе.
   Но жесткий, плотный, кислый комок гнева, осевший в желудке, так и лежал
там, непереваренный.
   Наверное, Морин права. Тебе  надо  напиться.  Надо  напиться  и  успеть
рассиропиться, пока ты не перестал верить ее словам. И нечего заговаривать
себе зубы, не поможет. Чего ж удивляться, что в этой треклятой  стране,  в
этом треклятом Двадцатом Веке столько алкоголиков!
   Какое все-таки имя! Лорен! Идеальное имя для проститутки - романтичное,
аристократическое и очень женственное. Лорен прелестная, девушка  честная,
Лорен - жемчужина Хоутел-стрит! Как тебе могло прийти в голову, что это  -
красивое имя, что это - имя женщины? - ядовито подумал он.
   Что ж, раз так, он пойдет на угол к  ресторану  "У-Фа",  вот  куда.  Он
пойдет в бар, тот, что в подвале, и пропьет там свои тринадцать пятьдесят,
тогда посмотрим, как мы будем  себя  чувствовать.  А  как  мы  будем  себя
чувствовать? Великолепно - вот как. А потом он сядет на автобус  и  поедет
на Ваикики, где обещал быть Маджио, у  того  там  сегодня  встреча  с  его
голубым приятелем Хэлом, потому что сегодня день  получки,  а  Маджио  уже
раздал долги и остался без гроша. Вот мы их  и  проведаем.  И  еще  слегка
выпьем за их счет. Чем черт не шутит, если он здорово напьется, то, может,
тоже сумеет подцепить себе какого-нибудь "клиента"? Все остальное  он  уже
пробовал. Что ему мешает провести разведку и в этом направлении?



        24

   Искать Маджио на Ваикики ему не понадобилось. Маджио сидел у  стойки  в
баре ресторана "У-Фа". Когда Пруит остановился в дверях  битком  набитого,
пьяно орущего бара, ему захотелось расхохотаться во все горло от  безумной
радости,  как  хохочет  смертник,  которому  неожиданно  отсрочили  казнь:
маленький итальяшка восседал на кожаном загривке высокого табурета,  точно
жокей-победитель,  окруженный  болельщиками,  и,  снисходительно  улыбаясь
неистовствующей у его ног толпе, о чем-то спорил с барменом по-итальянски.
Пруит глядел на Маджио, и на душе у него теплело.  Лекарство,  прописанное
Морин, не смогло бы так согреть.
   - Эй, салага! - крикнул ему Анджело и помахал рукой. - Эй! Я здесь. Иди
сюда. Это я!
   Пруит с трудом протиснулся ближе к стойке, чувствуя, как  губы  у  него
расползаются в улыбке.
   - Дышать-то хоть можешь? - спросил Анджело.
   - Нет.
   - Залезай ко мне на плечи. Отсюда все видно. И есть чем дышать. Шикарно
я устроился, да?
   - Ты же собирался поехать на Ваикики.
   - А я и поеду. Это пока просто так, маленькая артподготовка. Сам-то  не
хочешь слегка подготовиться, салага?
   - Не возражаю, - пропыхтел Пруит, все еще проталкиваясь к стойке.
   - Эй, бамбино! - крикнул Анджело бармену. -  Принеси-ка  этому  бамбино
стаканчик артподготовки. Этот бамбино мой лучший друг.  Ему  срочно  нужна
артподготовка.
   Потный ухмыляющийся бармен приветливо кивнул и отошел к  другому  концу
стойки.
   - Этот  бамбино  тоже  воевал  с  Гарибальди!  -  крикнул  Анджело  ему
вдогонку. - Обслужи по первому классу, он иначе не привык.
   Я его уже выдрессировал, - сказал он Пруиту. - Мыс этим бамбино  вместе
воевали у Гарибальди. Я ему сейчас рассказывал,  какой  отличный  памятник
отгрохали нашему Гарибальди американцы на Вашингтон-сквер.
   - Откуда у тебя деньги, шпана? Днем ты, по-моему, говорил, что гол  как
сокол.
   - Так и было. Честно. Просто случайно встретил одного из пятой роты,  а
он мне был пятерку должен, я у него в сортире выиграл.  Я  ему  и  говорю,
давай два пятьдесят, будем квиты. Теперь вот  маленькая  артподготовка,  а
потом поеду на Ваикики, там будет работа посерьезней.
   - Рассказывай своей бабушке.
   - Не веришь? Посмотри  мне  в  глаза.  Такие  глаза  могут  врать?  Эй,
бамбино, - крикнул он, перегнувшись через стойку. - Давай быстрее!  Можешь
спросить у бамбино, - он снова повернулся к Пруиту, -  спроси  его,  такие
глаза могут врать? Мы с ним вместе воевали у Гарибальди.
   - Чего ты несешь? Этот твой  бамбино  еще  молодой  мужик,  он  даже  у
Муссолини не успел бы повоевать, не то  что  у  Гарибальди.  А  ты,  между
прочим, уже косой.
   - Ну и что? При чем тут косой? Заткнись, он сюда идет, - Маджио  кивнул
на приближающегося бармена. - Этот, бамбино - бамбино что надо,  -  громко
сказал он Пруиту, когда бармен поставил на стойку стакан.
   - Привет, бамбино, - сказал  Пруит.  -  Ну  как,  много  голубых  нынче
выгнал?
   - Нет, нет. Нет, - бармен развел руками, показывая, какая в баре толпа.
- Сегодня их нет. День получки. Большая работа, видишь?
   - Бамбино, - сказал Анджело, -  это  прекрасный  памятник.  Невероятной
красоты.
   Бармен покачал мокрой от пота головой:
   - Хорошо бы увидеть.
   - Как мне тебе его описать? - продолжал Анджело. - Такая красота! Когда
я работал на складе "Гимбела", я каждую получку,  в  субботу,  возлагал  к
этому памятнику венок, вот до чего он красивый.
   - Гарибальди, - бармен улыбнулся. - Хороший человек. Мой дед  воевал  с
Гарибальди.
   - Вот, пожалуйста,  -  Анджело  поглядел  на  Пруита.  -  Понял?  -  Он
повернулся к бармену и показал пальцем на Пруита: - Этот  бамбино  тоже  с
ним воевал.
   - Говоришь, клал к памятнику цветочки?  -  ехидно  улыбнулся  Пруит.  -
Может, заодно и голубиное дерьмо соскабливал?
   - Нет. Дерьмо я поручил своему ассистенту.
   - Гарибальди воевал за свободу, - сказал бармен.
   - Правильно, бамбино, - кивнул Анджело.  -  Заткнись,  -  прошептал  он
Пруиту, когда бармен отошел от них. -  Хочешь  мне  все  испортить?  Я  же
настраиваю бамбино, чтобы он выдал нам артподготовку за бесплатно.
   - Пошел твой бамбино к черту. У меня тринадцать  пятьдесят  в  кармане.
Настрой его, чтобы напоил нас на все.
   - Это другой разговор. Чего ж ты сразу не предупредил?
   - Нужно только оставить восемьдесят центов на такси, а остальное  можем
пропить. Если я снова опоздаю утром на построение - мне гроб.
   - Гроб с музыкой, - поправил Анджело.  -  Старик,  ты  ведь  прав.  Без
трепа.  Эта  наша  армия  у  меня  в  печенках  сидит.  Только   подумать!
Гарибальди...  Джордж  Вашингтон...  Авраам  Линкольн...  Франклин  Делано
Рузвельт... Гарри Купер... А с другой стороны - наша армия!
   - Или, к примеру, генерал Макартур, - сказал Пруит. - И его  сын,  тоже
генерал Макартур... Или, скажем, наш прежний главнокомандующий.
   -   Верно.   Или   Великая   хартия   вольностей...   или    Декларация
независимости... Конституция... Билль о правах... Четвертое июля...
   - Рождество, - подсказал Пруит.
   - Верно.  Или,  например,  Александр  Македонский.  И  сравни  с  нашей
дерьмовой армией! Все, больше об этом ни слова. Сил моих нету!
   - Силы будут.  Надо  только  еще  раз  настроить  бамбино  и  расширить
артподготовку.
   - Во-во. Смотри-ка, а ты уже соображаешь. А что, может,  поедешь  потом
со мной на Ваикики? Тринадцать пятьдесят - это  не  разговор,  надолго  не
хватит.
   - Может, и поеду. Если сначала хорошо настроим артподготовку. Вообще-то
я голубые компании не  люблю.  Мне  там  каждый  раз  хочется  кому-нибудь
врезать в морду.
   - Брось ты, они хорошие ребята. Просто немного чудные. Со сдвигом. Зато
артподготовку настроят на всю ночь.
   - Думаешь, кого-нибудь мне найдешь? - заколебался Пруит,  хотя  в  душе
давно знал, что поедет.
   - Конечно. Папа Хэл  найдет  тебе  кого  надо.  Чего  ты  раздумываешь?
Поехали.
   Пруит посмотрел по сторонам.
   - Я же сказал, что поеду. Не ори. И  хватит  об  этом,  честное  слово!
Между прочим, я и так собирался туда. Думал,  посижу  здесь,  потом  поеду
искать тебя на Ваикики. А что это за бурда у нас в стаканах?
   - Джин с лимонадом.
   - Это же только бабы пьют. Давай лучше возьмем виски. Деньги пока есть.
   - Хочешь виски - пей виски.  Я  пью  джин,  у  меня  впереди  серьезная
работа. На Ваикики буду пить коктейли с  шампанским.  Да,  старик,  я  там
только это и пью.
   Из "У-фа" они вышли в половине одиннадцатого. Кроме мелочи на  обратную
дорогу, у Пруита оставалось два доллара. Они решили доехать до Ваикики  на
такси. Срезав угол, перешли через  Кинг-стрит  к  стоянке  возле  японской
женской парикмахерской и встали в хвост очереди, облепившей стоянку густой
толпой, почти такой же густой, как в баре. Сегодня  всюду  была  толкучка,
даже у японской парикмахерской.
   - Это ж обираловка, - пьяно сказал Анджело. - Платить пятьдесят  центов
с рыла, чтобы проехать три мили до  Ваикики.  До  Скофилда  тридцать  пять
миль, а берут столько же. На такси оно,  конечно,  лучше,  чем  в  вонючем
автобусе. Особенно в получку. Грабят нашего брата солдатика. Все  кому  не
лень.
   Такси, в которое им наконец удалось сесть, было уже набито пассажирами,
ехавшими до Ваикики, были заняты и заднее, и  оба  откидных  сиденья.  Они
влезли вперед рядом с таксистом и захлопнули дверь. Шофер тотчас  ловко  и
быстро вырулил со стоянки, освобождая место следующему такси, подпиравшему
их сзади. Машина легко влилась в поток автомобилей и медленно  заскользила
в сторону Пауахи мимо чередующихся светлыми  и  темными  пятнами  баров  и
публичных домов, обогнула квартал и снова выехала на Хоутел-стрит.
   - Давай, пока едем, объясню тебе, что к чему. - Анджело пьяно вздохнул.
- Это хорошо, что ты в гражданском, а не в форме, - добавил он.
   - Да? Интересно. А чем плохо, если в форме? Я, например, форму люблю.
   - Зато они не любят. -  Анджело  ухмыльнулся.  -  Не  дай  бог,  увидят
какие-нибудь их интеллигентные  приятели  и  не  так  поймут.  Могут  даже
подумать, что они бегают за солдатами.
   -  Вот  еще  новости.  В  Вашингтоне  и  в  Балтиморе  это  никого   не
останавливало.
   - Так то ж большие города. Гонолулу - деревня.  Здесь  все  друг  друга
знают. А у тебя что, тоже были дела с голубыми?
   - Да нет. Просто мы с одним парнем в Вашингтоне иногда чистили их, тех,
кто побогаче. Такие в полицию не заявляют. Один раз замахнешься, они  сами
деньги отдают.
   Такси медленно тащилось по запруженной машинами  Хоутел-стрит,  сиявшей
огнями, как луна-парк. Они ехали мимо крытой галереи  неподалеку  от  АМХ,
где возле тиров собралась толпа солдат и одни  стреляли  из  электрических
пулеметов по светящимся самолетикам, другие  ждали  своей  очереди,  чтобы
пьяно облапить грудастую японку в гавайском костюме и сфотографироваться с
ней на фоне пальм, нарисованных на куске холста. На будке фотографа висела
вывеска: "Привет с Гавайских островов".
   - А в Гонолулу их не почистишь, - сказал Анджело. - Они с  деньгами  на
улицу не выходят. Слишком много солдатни.
   - Я знаю, - кивнул Пруит.
   - Их здесь надо приманивать. Как рыбу на блесну, понял? Черт!  -  пьяно
прорычал он. - С которыми на улице познакомишься, даже стакан не поставят.
Зачем им зря деньги тратить? Они себе и за так парня найдут, солдат полный
город. Я раньше пробовал приманивать уличных, но потом  поумнел,  набрался
опыта.  За  все  в  мире  надо  платить.   Пока   опыта   не   наберешься,
расплачиваешься собственной глупостью. А когда тебя чему не  надо  научат,
платишь тем, что уже умеешь. Или дружбой. Но платить обязан все равно. Это
мой принцип. Про это даже в книжках пишут, я сам в одной читал.
   Такси на черепашьей скорости проползло  мимо  стоящего  впритык  к  АМХ
ларька,  где  торговали  горячими  сосисками  к  где   собравшаяся   возле
фотоавтомата очередь вылезла даже  на  тротуар,  и  без  того  заполненный
толпой. Сразу за фотоавтоматом тянулся широкий, усаженный  пальмами  газон
перед зданием АМХ, а напротив светился "Черный кот", куда сейчас тоже было
не протолкнуться. На газоне валялись в отключке несколько пьяных.
   - Но сегодняшняя компания - это не уличные, -  сказал  Анджело.  -  Они
народ солидный. Ходят с чековой книжкой, наличными не платят.
   Пруит смотрел в окно на газон.
   - Как в получку на шахтах.
   - Во-во. Старик, это ж было золотое  дно.  А  теперь  все  уже  не  то.
Настоящим охотникам вроде нас с тобой теперь не развернуться. В  "Таве