ь
- и тут же проявятся скрытые оттенки и бесконечные хитросплетения, которые
теперь опутают и его.
   Не успел окурок упасть на землю, как  из  окна  раздался  зычный  окрик
Тербера:
   - Пруит, заходи!
   Пруит не мог побороть восхищения: до чего же точно Тербер его вычислил.
Откуда  Тербер  знает,  что   он   уже   ушел   из   комнаты   отдыха?   В
сверхъестественной интуиции Цербера было что-то жутковатое и недоброе.
   Пруит продел руку под ремешок шляпы, чтобы никто не украл ее,  пока  он
будет в канцелярии, подтянул шляпу к плечу и вошел в дверь.
   - Рядовой Пруит по вашему распоряжению  прибыл,  сэр,  -  отчеканил  он
уставную формулу, и все, что в нем было от живого человека, в тот  же  миг
пропало, осталась лишь пустая бескровная оболочка.
   Признанный кумир любителей спорта  на  Гавайях,  капитан  Динамит  Хомс
строго повернул  голову  к  стоящему  перед  ним  солдату.  У  Хомса  было
вытянутое лицо с выступающими скулами и орлиным носом, волосы над  высоким
лбом гладко зачесаны наискось, прикрывая намечающуюся плешь. Не  глядя  на
Пруита, Хомс взял со стола приказ о переводе.
   - Вольно, - скомандовал он.
   Стол Хомса стоял напротив двери, а слева,  под  прямым  углом  к  нему,
стоял стол старшины, и там, опираясь на согнутые локти  и  чуть  подавшись
вперед,  сидел  Милт  Тербер.  Перейдя  из  стойки  "смирно"  в  положение
"вольно", Пруит заложил руки за спину и мельком покосился на Тербера.  Тот
ответил ему пристальным взглядом, в котором светилось зловещее  ликование;
он весь как-то подобрался, и казалось, только ждет минуты, чтобы напасть.
   Капитан Хомс повернулся на вращающемся стуле вправо и сурово  глядел  в
окно, выставив на обозрение Пруиту свой профиль -  выпирающий  подбородок,
жесткие губы и  резко  очерченный  хищный  нос.  Потом  он  крутанулся  на
заскрипевшем стуле и заговорил.
   - Я, Пруит, взял себе за правило всегда лично проводить первую беседу с
моими новыми солдатами, - сурово сказал  он.  -  Не  знаю,  как  там  было
принято у вас в команде горнистов, но в моей роте все четко по  уставу.  С
теми, кто сачкует или ерепенится, мы соплей не разводим. Не хотят  служить
на совесть, пусть сидят в гарнизонной тюрьме.
   Он замолчал, сурово поглядел на Пруита и  скрестил  обтянутые  сапогами
ноги. Шпоры на сапогах звякнули, словно поддакивая. Капитан Хомс,  оседлав
любимого конька, постепенно входил во  вкус.  Его  орлиное  лицо  говорило
Пруиту: "Перед тобой настоящий вояка, который не  боится  разговаривать  с
солдатами на их же языке, не выбирает выражений и понимает своих ребят".
   - У меня в роте все налажено как часы, -  продолжал  Хомс.  -  И  пусть
только какая-нибудь сука попробует этот порядок поломать! Если  же  солдат
служит на совесть, ни в чем  не  проштрафился  и  делает  то,  что  я  ему
приказываю, внакладе он не останется.  В  моей  роте  легко  продвинуться,
потому что у меня нет любимчиков. Я  лично  слежу  за  тем,  чтобы  каждый
получал, что заслуживает - ни больше, ни меньше. Ты,  Пруит,  начинаешь  в
моей роте с нуля, и, чего ты добьешься, зависит  только  от  тебя  самого.
Ясно?
   - Так точно, сэр.
   - Отлично. - И Хомс сурово кивнул.
   Милт Тербер следил за разговором, развивающимся по давно известной  ему
схеме. "Король вскричал: "Ус...ся!" - вспомнилось Терберу из детства. -  И
двадцать тысяч подданных присели меж колонн. Ведь  слово  королевское  для
подданных - закон!" Он улыбнулся Пруиту  неуловимым  движением  бровей,  и
из-под маски по-прежнему серьезного  лица  на  секунду  выглянул  злорадно
ликующий тролль.
   - Чтобы получить в моей роте повышение, - все так же  сурово  продолжал
Хомс, - солдат обязан знать  свое  дело.  Он  обязан  служить.  Он  обязан
доказать мне, что знает службу как свои пять пальцев.
   Он вскинул глаза на Пруита:
   - Ясно?
   - Так точно, сэр.
   - Отлично, - сказал  капитан  Хомс.  -  Это  хорошо,  что  ясно.  Самое
главное, чтобы командир и подчиненные понимали друг друга.  -  Откинувшись
на спинку стула, он дружелюбно улыбнулся Пруиту: - Что ж, рад принять тебя
на борт, Пруит, как сказали бы на флоте.  Хорошему  солдату  в  моей  роте
всегда найдется место, и мне приятно, что ты к нам перевелся.
   - Спасибо, сэр.
   - Что ты скажешь, если я временно  назначу  тебя  ротным  горнистом?  -
опросил Хомс, закуривая. - Кстати, я видел на прошлогоднем чемпионате твой
бой с Коннорсом из восьмого полевого. Прекрасный бой, замечу.  Прекрасный.
Тебе просто не везло. Мне тогда показалось, что во втором раунде ты вполне
мог его нокаутировать.
   - Спасибо, сэр, - сказал Пруит. Капитан Хомс  разговаривал  с  ним  уже
совсем по-свойски. Вот оно, началось, подумал Пруит; что ж,  приятель,  ты
сам напросился, сам теперь и решай. Только лучше пусть решает Хомс.
   - Если бы я в начале сезона знал, что ты  в  нашем  полку,  я  бы  тебя
перетащил к себе еще в декабре, - улыбнулся Хомс.
   Пруит ничего не ответил. Он не  услышал,  а  скорее  почувствовал,  как
слева от него брезгливо фыркнул Тербер. А  тот  придвинул  к  себе  стопку
бумаг и углубился в них с нарочито отсутствующим лицом  человека,  который
сам трезв и поэтому делает вид, что не имеет никакого отношения  к  своему
пьяному приятелю.
   - Мне бы сейчас пригодился хороший трубач. - И Хомс снова улыбнулся.  -
У нашего штатного горниста пока опыта маловато, а учеником к нему пришлось
назначить одного полного болвана. Его опасно оставлять на строевой, того и
гляди кого-нибудь подстрелит. -  Хомс  засмеялся  и  поглядел  на  Пруита,
словно приглашая посмеяться вместе с ним.
   Милт Тербер продолжал молча изучать бумаги, но брови у него дрогнули  -
это он предложил назначить Сальвадоре Кларка учеником горниста после того,
как тот чуть не застрелил себя в карауле.
   - Автоматически получишь РПК, - добавил  Хомс.  -  Я  прикажу  старшине
завтра же утром все оформить.
   Он выжидательно замолчал, но Пруит,  не  отвечая,  смотрел  в  открытое
окно, куда солнце посылало насмешливые колкие лучи, и гадал, скоро  ли  до
капитана дойдет: ему не верилось, что здесь до сих пор ничего про него  не
знают. Еще недавно чистая и свежая рубашка уже намокла, прилипала к телу.
   - Я, конечно, понимаю, - терпеливо улыбнулся Хомс. - РПК - это  не  бог
весть что, но все сержантские должности  у  нас  заняты.  Правда,  у  двух
сержантов истекает контракт, -  добавил  он.  -  Они  следующим  пароходом
должны вернуться на континент. Но это только через месяц.
   Жалко, спортивный сезон кончается, - продолжал он, - а  то  ты  бы  мог
начать тренироваться хоть сегодня. Но ничего  не  поделаешь,  февраль  уже
весь расписан, а с первого марта сезон закрывается. Зато, - он  улыбнулся,
- раз ты в этом году не будешь выступать за полк, тебя осенью допустят  на
товарищеские - выступишь за роту. Ты  в  этом  году  видел  на  чемпионате
кого-нибудь из моих парней? У нас есть сейчас несколько очень способных, и
я уверен, первое место нам снова обеспечено. Насчет двух-трех ребят  я  бы
хотел с тобой посоветоваться.
   - Я в этом году вообще не был на соревнованиях, сэр, - сказал Пруит.
   - Вообще? - переспросил Хомс, не веря своим ушам. - Как это не  был?  -
Замолчав, он посмотрел на Пруита с любопытством, потом перевел  понимающий
взгляд на Тербера. - Объясни мне, Пруит, - мягко сказал он, взяв со  стола
тщательно заточенный карандаш и внимательно его изучая, - как  получилось,
что ты целый год прослужил у нас в полку и никто о тебе  ничего  не  знал?
Ведь я тренер команды  боксеров,  тебе  это  прекрасно  известно,  а  наша
команда - чемпион дивизии. Почему же ты ни разу не подошел ко мне?
   Пруит переступил с ноги на ногу и глубоко вздохнул.
   - Я боялся, вы захотите включить меня в команду, сэр, -  сказал  он.  И
подумал: вот и все, самое страшное позади. Теперь пусть Хомс выпутывается,
как умеет. На душе стало легко.
   - А почему бы нет? - недоуменно спросил Хомс. - Команде  нужны  хорошие
боксеры. У тебя к тому же полусредний, а мы в этой категории хромаем. Если
в этом году проиграем, то только из-за полусреднего.
   - Я, сэр, потому и ушел из двадцать седьмого, что бросил бокс, - сказал
Пруит.
   Хомс снова метнул на Тербера понимающий взгляд, но на этот раз, как  бы
извиняясь, что раньше ему не верил.
   - Бросил бокс? - переспросил он. - Из-за чего?
   - Вы, наверно, знаете про случай с Дикси Уэлсом. сэр. - Пруит  услышал,
как Тербер отложил свои бумаги, и почувствовал, что старшина ухмыляется.
   Хомс невинно поглядел на него широко раскрытыми глазами.
   - Дикси Уэлс? Первый раз слышу. А что там было?
   И Пруиту пришлось рассказать ему, рассказать им обоим всю эту  историю.
Расставив ноги по стойке "вольно" и заложив руки за спину, он стоял  перед
ними и рассказывал, понимая, что его рассказ никому не нужен,  потому  что
оба они давно все знают. Но он был вынужден играть  роль,  навязанную  ему
Хомсом, и потому рассказывал.
   - Да, очень неприятный случай, - сказал Хомс, когда Пруит  замолчал.  -
Твое состояние вполне можно понять. Но что поделаешь, бокс опасный спорт и
всяко бывает. Если стал боксером, надо быть готовым и к такому.
   - Вот поэтому я и решил бросить бокс, сэр.
   - Но с другой стороны, - продолжал Хомс уже не  слишком  дружелюбно,  -
что же будет, если все боксеры начнут так рассуждать?
   - Все не начнут, сэр.
   - Знаю, - еще менее дружелюбно сказал Хомс. - Чего же ты от нас хочешь?
Чтобы мы запретили бокс из-за того, что пострадал один боксер?
   - Нет, сэр, я же не говорил, что...
   - Ты еще потребуешь, чтобы и войну прекратили  из-за  того,  что,  мол,
погиб один солдат, - не слушая его, продолжал Хомс. - Для нас здесь, вдали
от родины, бокс - важнейшее средство поддержания морального духа.
   - Я вовсе не хочу, чтобы бокс запретили, сэр, - сказал Пруит,  понимая,
что поневоле говорит глупости. - Но мне непонятно, - упрямо добавил он,  -
зачем человеку заниматься боксом, если он не хочет?
   Глаза капитана странно поскучнели и с каждой секундой  становились  все
равнодушнее.
   - И поэтому ты перевелся из двадцать седьмого?
   - Так точно, сэр. Они там пытались заставить меня вернуться в бокс.
   - Понятно.
   Казалось, Хомс мгновенно утратил  всякий  интерес  к  этой  беседе.  Он
взглянул на часы и неожиданно  вспомнил,  что  в  12:30  у  него  верховая
прогулка с женой майора Томпсона. Хомс встал и взял со стола  свою  шляпу,
лежавшую на ящичке с надписью "Входящая корреспонденция".
   Шляпа была замечательная,  настоящий  "Стетсон",  из  дорогого  мягкого
фетра,  с  полями,  загнутыми  вверх  спереди  и  сзади,  складки  четырех
одинаковых заломов  сходились  на  макушке  в  острый  пик,  снизу  вместо
предписанной пехотинцам узкой тесемки под затылок -  широкий  ремешок  под
подбородок, как у кавалеристов. Рядом со  шляпой  лежал  стек,  с  которым
капитан никогда не расставался. Он взял со стола и стек, Хомс не всю жизнь
был пехотинцем.
   - Что ж, - сказал он равнодушно, - ни в одном уставе не  написано,  что
солдат обязан заниматься боксом, если он этого не хочет.  Здесь  никто  на
тебя давить не будет, сам увидишь. Это тебе не двадцать седьмой полк. Я  в
подобные методы не верю. Кто не хочет, того мы в свою команду не берем.
   Он направился к двери, но вдруг резко обернулся:
   - А почему ты ушел из горнистов?
   - По причинам личного характера,  сэр,  -  ответил  Пруит,  прячась  за
словом "личный", потому что никто не имеет права совать нос в личную жизнь
человека, даже если этот человек - рядовой.
   - Но тебя же перевели по рапорту начальника, - напомнил Хомс. - Что  ты
там натворил?
   - Нет, сэр, никаких неприятностей  у  меня  не  было.  Причины  личного
характера, сэр, - снова повторил он.
   -  А-а,  понимаю.  -  Хомс  не  был  готов  к  такому  повороту   и   в
замешательстве смотрел на Тербера, не зная, с какого бону  подступиться  к
этим  "причинам  личного  характера".  Тербер,  до  сих  пор  с  интересом
следивший за разговором, почему-то безучастно  уставился  в  стенку.  Хомс
кашлянул, но Тербер и ухом не повел.
   - А вы ничего не хотите добавить, сержант? - пришлось наконец  спросить
Хомсу напрямик.
   -  Кто?  Я?  Да,  сэр,  конечно!  -  со  всегдашней  взрывной   яростью
откликнулся Тербер. Им вдруг  овладело  крайнее  возмущение.  Брови  резко
изогнулись - две гончие, готовые прыгнуть на зайца. - Пруит, какое  звание
у тебя было в команде горнистов?
   - РПК и четвертый спецкласс, - ответил Пруит, испытующе глядя на него.
   Тербер повернулся к Хомсу и выразительно поднял брови.
   - Это как же понять? - изумленно спросил он Пруита. - Ты что,  до  того
любишь  маршировать,  что  отказался  от;  приличного  звания  и   перешел
занюханным рядовым в обычную стрелковую роту?
   - Никаких неприятностей у меня там не было, - твердо сказал Пруит.
   - Или, может, тебе стало противно брать  в  руки  горн?  -  ухмыльнулся
Тербер.
   - У меня были причины личного характера.
   - Это уж командиру решать, какого они характера, -  немедленно  одернул
его Тербер. Хомс кивнул. Тербер со сладкой улыбкой спросил: - Так, значит,
ты перевелся не потому, что мистер Хьюстон назначил первым горнистом этого
парнишку Макинтоша, а не тебя?
   - Не я перевелся, а меня перевели, - пристально глядя на  него,  сказал
Пруит. - По причинам личного характера.
   Тербер откинулся на спинку стула и фыркнул.
   - Ведь вроде взрослые люди, служат в армии,  а  ведут  себя  как  дети.
Дались им эти переводы! Когда-нибудь вы, дурачье, поймете, что за  хорошее
место надо держаться.
   Взаимный антагонизм наэлектризовал воздух в канцелярии. Оба забыли  про
Хомса. Пользуясь своим правом командира, он вмешался.
   - У меня такое впечатление, Пруит, -  небрежно  сказал  он,  -  что  ты
рвешься прослыть большевиком. Таким в армии рассчитывать не на что. Уверяю
тебя, строевая служба в нашей роте намного тяжелее, чем  жизнь  в  команде
горнистов.
   - Я служил на строевой и раньше, сэр. В пехоте. Так  что  это  меня  не
пугает.
   Врешь, голубчик, подумал он, еще как пугает. Почему так легко заставить
человека соврать?
   - Что ж... - Хомс многозначительно помолчал. - Я думаю,  у  тебя  будет
возможность это доказать. - Но он больше не был расположен шутить. - Ты не
первогодок и должен знать, что в армии человек существует не сам по  себе.
Каждый несет свою долю ответственности. Моральной ответственности, которая
выходит за рамки уставов. Взять, к примеру, меня. На первый взгляд  я  сам
себе хозяин, но это только на первый взгляд. В  армии,  какой  бы  высокий
пост ты ни занимал, над тобой всегда  есть  начальник  еще  выше,  который
разбирается во всем лучше тебя... Сержант Тербер все оформит  и  определит
тебя во взвод.
   О должности горниста больше не было сказано ни слова. Хомс повернулся к
Терберу:
   - Сержант, у вас есть ко мне еще что-нибудь?
   - Да, сэр, - рявкнул Тербер, молча внимавший  отвлеченным  рассуждениям
Хомса. - Ротные фонды, сэр. Надо все проверить и составить  отчет.  Завтра
утром мы должны его сдать.
   -  Вот  и  проверьте,  -  распорядился  Хомс,  хладнокровно   игнорируя
инструкцию, согласно которой к ротным фондам допускались только офицеры. -
Подготовьте отчет, а я завтра приду пораньше и подпишу. У меня нет времени
вникать в подробности. Это все?
   - Никак нет, сэр, - со злостью ответил Тербер.
   - Остальным займитесь сами. Если что-нибудь срочное, подпишите за  меня
и отправьте. Я сегодня уже не вернусь. - Он сердито посмотрел на Тербера и
повернулся к двери, даже не глянув в сторону Пруита.
   - Есть, сэр, - вне себя от бешенства процедил  Тербер  и  во  всю  мощь
своих  легких  рявкнул  так,  что  стены  тесной  комнаты  затряслись;   -
Смир-р-р-но!
   - Вольно. - Хомс прикоснулся кончиком стека  к  шляпе  и  вышел.  Через
минуту в открытое окно донесся его голос: - Сержант Тербер!
   - Я, сэр! - проревел Тербер, подскакивая к окну.
   - Что за грязь кругом? Сейчас же  убрать  территорию!  Посмотрите,  что
здесь такое. И вон  там.  И  там,  у  мусорного  ящика.  Это  казармы  или
свинарник?! Все вычистить! Немедленно!
   - Есть, сэр! - проревел Тербер. - Маджио!
   Щуплый Маджио возник перед окном, как чертик из табакерки.
   - Я, сэр!
   - Маджио, - сказал Хомс, - ты почему в майке? Сейчас же надень рубашку.
Ты не на пляже.
   - Есть, сэр. Сейчас надену.
   - Маджио! - проревел Тербер. - Собери кухонный наряд, и чтобы  вылизали
всю территорию! Не слышал, что приказал командир?
   - Так точно, старшой, - покорно ответил Маджио.
   Тербер положил локти на подоконник и проводил  взглядом  широкую  спину
Хомса, который шагал через поднятую по команде  "смирно"  четвертую  роту.
"Вольно!" - раскатился по двору голос Хомса. Когда капитан прошел,  одетые
в голубое фигуры опять уселись на землю, и занятия возобновились.
   - Кавалерист выискался! - пробормотал  Тербер.  -  Вылитый  Эррол  Флин
[известный в 40-х годах американский киноактер, прославившийся исполнением
ролей ковбоев в вестернах], только в  два  раза  жирнее!  -  Он  вразвалку
подошел к своему столу и злобно ткнул кулаком в твердую с  плоским  верхом
форменную шляпу, висевшую на стене. - Если бы я свою  так  загнул,  он  бы
меня быстро на строевую сплавил, сволочь. - И он снова вернулся к окну.
   Хомс поднимался по  наружной  лестнице  в  штаб  полка,  направляясь  в
кабинет  подполковника  Делберта.  У  Тербера  была  своя  теория   насчет
офицеров: надень погоны на агнца  божьего,  и  он  тоже  станет  сволочью.
Офицеры вертят тобой как хотят, а ты пикнуть не смей. Потому-то они  такие
гады.
   Но  из-за  лестницы  штаба  на  него  застенчиво   поглядывало   сквозь
подъездные ворота окно спальни в доме Хомса. И,  может  быть,  сейчас,  за
этим темным окном, стройная и высокая,  она  неторопливо  высвобождает  из
одежды свое молочно-белое тело блондинки, готовясь принять душ или лечь  в
ванну, снимает с себя одну вещь за  другой,  как  на  стриптизе  в  ночных
"абаках. Может даже, у нее в спальне сейчас мужчина.
   Горячее желание распирало его, как будто  в  груди  надувался  огромный
воздушный шар. Он отвернулся от окна и сел за стол.
   Пруит ждал, стоя неподвижно возле стола,  вконец  измотанный,  усталый.
Напряжение от борьбы с собственным страхом и от неподчинения  власти  было
слишком велико - из-под мышек все ползли и ползли вниз  медленные  струйки
пота. Воротник, такой свежий в  восемь  утра,  раскис,  рубашка  на  спине
промокла насквозь.  Осталось  совсем  немного,  уговаривал  он  себя.  Еще
чуть-чуть, и вздохнешь свободно.
   Тербер взял со стола какую-то бумагу и принялся ее читать, как будто  в
комнате никого не было. Когда он наконец поднял глаза, лицо  его  обиженно
скривилось от изумления и негодования, точно стоявший  перед  ним  человек
проник в канцелярию без его ведома.
   - Ну? - сказал Милт Тербер. - Какого черта тебе здесь надо?
   Пруит невозмутимо смотрел на него, не отвечая.  Оба  молчали,  оценивая
друг друга, как  противники-шахматисты  перед  началом  партии.  На  лицах
никакой явной неприязни, просто холодный  извечный  антагонизм.  Они  были
точно два философа, которые взяли за основу  одну  и  ту  же  подсказанную
жизнью  предпосылку  и  с  помощью  неопровержимых  аргументов  пришли   к
диаметрально противоположным умозаключениям.  Но  эти  умозаключения,  как
братья-близнецы, все равно были одна плоть и кровь.
   Молчание нарушил Тербер.
   - А ты, Пруит, все такой же, - саркастически оказал он. - Так ничему  и
не научился. Как говорил  один  знаменитый  остряк,  куда  ангел  побоится
приблизиться, дурак вломится  с  разбегу.  Шею  в  петлю  ты  сам  сунешь,
главное, чтобы кто-то подвел тебя к виселице.
   - Кто-то вроде тебя?
   - При чем здесь я? Ты мне нравишься.
   - А я в тебя просто влюблен. Кстати, ты тоже нисколько не изменился.
   - Сам полез в петлю! - Тербер печально покачал головой. - Ты же  именно
это и сделал, неужели не понимаешь?