льше никого?
   - Не совсем, сэр... Я как раз хотел с вами об этом поговорить.  У  меня
нет ни одного стоящего тяжеловеса. А капрал Чоут еще недавно был чемпионом
Панамы в этой категории. Я все время пытаюсь вытащить его на ринг.
   - Чоут? Нет, он выступать не будет.
   - Я так и понял, сэр.
   - Капрал Чоут, судя по всему, лучший защитник  на  Гавайях.  Какой  нам
смысл терять такого бейсболиста?
   - Да, конечно, сэр.
   - Так что придется вам обойтись без него.
   Хомс кивнул. С Чоутом или без Чоута бейсболисты  все  равно  проиграют,
зато от его боксеров ждут победы. От него всегда  ждут  победы.  Победишь,
получишь  майора.  Спаниель  подполковника  по-прежнему  лениво   дрыхнул,
вытянувшись во всю длину, передние  лапы  он  закинул  одну  на  другую  и
небрежностью позы напоминал театрального премьера, принимающего  гостей  в
пижаме. Всем офицерам полка надлежало ласково гладить этого паршивца.
   Почему ты не сбросишь это ярмо, Хомс? - спросил он себя. А что потом? И
куда потом?
   - У меня есть еще один новенький, сэр, - сказал  он,  хотя  вначале  не
собирался об этом говорить. - Его  фамилия  Пруит.  Выступал  за  двадцать
седьмой. Второе место в полусреднем весе.  Переведен  ко  мне  из  команды
горнистов.
   На губах подполковника вновь заиграла отеческая улыбка.
   - Так это же прекрасно. Прекрасно. Говорите, он давно в нашем полку?  В
команде горнистов?
   Хомс уже устал.
   - Да, сэр, - вяло сказал он. Мерзкий самодовольный пес... - Он год  как
здесь служит. - Спишь, жрешь и  позволяешь  себя  гладить...  -  Перевелся
сразу же после того сезона, сэр. - И никаких у тебя забот, сучий ты потрох
толстопузый.
   - Невероятно! - воскликнул подполковник. - В команде  горнистов!  А  мы
целый год ничего не знали. Впрочем, про горнистов никто никогда ничего  не
знает. Вы с ним уже разговаривали?
   - Да, сэр...
   Какая теперь разница? Можно заодно выложить ему все.
   - Он отказывается выступать, сэр.
   Будь ты хоть на грамм смелее, Хомс, ты бы добавил: "Как и Чоут".
   Подполковник Делберт продолжал сидеть совершенно прямо  и  лишь  слегка
повернул голову.
   - Он не может отказаться.
   - Тем не менее отказался, сэр.
   Хомс понял, что допустил ошибку. Ну и черт с ним, наплевать. Наплевать?
А куда ты потом денешься? Он  решил  не  говорить,  что  предлагал  Пруиту
должность ротного горниста.
   - Чепуха, - отчетливо выговорил Делберт. Глаза  у  него  стали  странно
пустыми. - Вам просто показалось. И ваша обязанность  добиться,  чтобы  он
выступал. Если он поймет, что этого требуют интересы полка, сам попросится
на ринг. Вы должны его убедить - и только. Объясните ему, что полк  в  нем
серьезно заинтересован.
   Полк, подумал Хомс. Вот оно, главное. Полк. Честь  и  репутация  полка,
которым командует Делберт. Подполковник и знать не  желает,  почему  Пруит
отказывается. Я-то хоть спросил его, подумал он. Да  ты  и  так  знал,  не
притворяйся.
   Отеческая улыбка придала пустым глазам маслянистый блеск,  и  от  этого
выражение их стало совсем непонятным.
   - Если этот солдат вам нужен, вы должны его уговорить.  А  насколько  я
вас понял, он вам нужен.
   - Очень бы пригодился, сэр.
   - Тогда уговорите его. Я буду с вами откровенен. Наши  боксеры  обязаны
выиграть и на будущий год. Потому что, кроме бокса, мы не блещем ни в чем.
Помните об этом. И я хочу, чтобы вы держали  команду  в  форме.  Начинайте
тренировки. Можете иногда  освобождать  для  этого  вторую  половину  дня.
Короче, приступайте уже сейчас. Главное - думать заранее.
   - Так точно, сэр, - сказал Хомс. - Скоро приступим.
   Но его голос потонул в скрипе выдвигаемого ящика - так обычно  давалось
понять, что разговор  окончен.  Подполковник  оторвал  глаза  от  стола  и
вопросительно посмотрел на Хомса, но тот уже поднялся и  понес  свой  стул
назад к стене. Что же, по крайней мере  подполковник  не  будет  возражать
против перевода Старка, а за этим, собственно, Хомс и приходил.
   Скрип разбудил спаниеля. Пес поднялся,  потянулся,  поочередно  выгибая
лапы, и выкатил розовый язык в широком наглом зевке.  Потом  облизнулся  и
укоризненно уставился на Хомса.  Тот  ответил  ему  таким  же  пристальным
взглядом и, неожиданно задумавшись, на мгновенье замер. Рука его  все  еще
держалась за спинку стула, а глаза с  завистью  смотрели  на  это  черное,
лоснящееся, откормленное воплощение самодовольства. Пес опять разлегся  на
паркете и погрузился в ненадолго прерванную  дрему.  Хомс,  спохватившись,
оторвал руку от стула и повернулся отдать честь.  Обезличенный  ритуал  на
миг перенес его в Вест-Пойнт, напомнил о "службе Богу и Отечеству" и самой
своей четкостью как будто снова сблизил с подполковником.  Но  Хомс  знал,
что в действительности ничего не изменилось.
   - Между прочим, - сказал подполковник, когда Хомс был уже у двери, -  а
как мисс Карен? Поправляется?
   - Ей немного лучше, - повернувшись, ответил Хомс.  Глаза  подполковника
больше не были пустыми, в глубине их, на самом дне,  зажглись  красноватые
огоньки.
   - Прелестная женщина, - сказал Делберт. - Жаль, что так редко бывает  в
клубе. Последний раз я ее видел на вечере генерала Хендрика.  Моя  супруга
на этой неделе устраивает бридж для жен офицеров. И  была  бы  очень  рада
видеть мисс Карен.
   Хомс с усилием покачал головой.
   - Она бы с удовольствием, я уверен, - сказал он, - но вряд ли сможет по
здоровью. Вы же знаете, сэр, какая она слабенькая. Все эти вечера выбивают
ее из колеи.
   - Да, да, - кивнул подполковник. - Очень жаль. Я так и сказал  жене.  А
как вы думаете, к вечеру у бригадного генерала она поправится?
   - Надеюсь, сэр. Она ужасно расстроится, если пропустит такое событие.
   - Да, да, надеюсь, она обязательно  придет.  Мы  все  ее  очень  любим.
Очаровательная женщина.
   - Благодарю вас, сэр. - Хомс старался не замечать огоньков,  рдеющих  в
глубине глаз подполковника.
   - Кстати, капитан, на будущей неделе у меня будет очередной мальчишник.
Все там же в клубе, на втором этаже. Вы, естественно, тоже приглашены.
   Глаза Хомса снова потемнели, он смущенно улыбнулся.
   - Обязательно приду, сэр.
   - Да, да. - Подполковник откинул голову назад и  рассеянно  смотрел  на
Хомса. - Вот и хорошо. Прекрасно.
   Он выдвинул следующий ящик.
   Капитан Хомс вышел.
   Приглашение на мальчишник слегка  подняло  ему  настроение.  Как  можно
предсказать, кто выиграет чемпионат? Во всяком случае, он пока не угодил в
черный  список:  на  мальчишники  к  подполковнику   приглашалась   только
офицерская элита.
   Но в душе он понимал, что приглашение ничего не  меняет,  и,  когда  он
спускался из штаба, направляясь домой обедать, галерея и  лестница  больше
не убеждали его в незыблемости окружающего мира. Придет день, и он получит
новое назначение,  может  быть  даже  вернется  в  Штаты  или  поедет  еще
куда-нибудь, где есть кавалерия. Черт его дернул  перейти  в  пехоту  ради
поездки на Гавайи, в этот  райский  уголок  в  Тихом  океане,  пропади  он
пропадом!
   И все-таки, говорил он себе, не будешь же ты до конца своих дней  гнить
в Скофилдском гарнизоне. Но что делать сейчас?
   Придется поговорить с Карен. Подполковник хочет, чтобы она появилась на
вечере  у  генерала.  Как-нибудь  надо  ее  уломать.  Что  ей  стоит  быть
поласковее с этим старым козлом? Он тогда наверняка получит  майора,  даже
если его боксеры проиграют и в этом году, и в следующем. Он же не  просит,
чтобы она с Делбертом переспала или еще бог знает  что.  Просто  чуть-чуть
внимания.
   В  воротах  он  машинально  отдал  честь  солдатам,  возвращавшимся  из
гарнизонной лавки, перешел улицу и зашагал к своему дому.



        6

   Карен сосредоточенно расчесывала свои  длинные  светлые  волосы,  когда
вдруг хлопнула дверь и на кухне послышались тяжелые шаги Хомса.
   Она  расчесывала  волосы  уже  почти  час,  целиком   отдаваясь   этому
бездумному занятию, дарившему ей чисто физическое наслаждение;  наконец-то
избавленная от неотвязных мыслей о свободе, она ощущала лишь свои  волосы:
пряди длинных золотистых нитей струились между  жесткими  зубьями  гребня,
погружая ее в желанное  забытье,  унося  прочь  от  всего  окружающего,  в
далекий мир, где не существовало ничего, кроме зеркала, в котором ритмично
двигалась рука - единственное, что не умирало в Карен в эти минуты.
   Поэтому-то она так любила расчесывать волосы. И любила  готовить  -  по
той же причине. Когда бывало настроение, она готовила удивительные  блюда.
И она запоем читала. Поневоле  научилась  получать  удовольствие  даже  от
плохих книг. Офицерские жены, как  правило,  скроены  по  несколько  иному
образцу.
   Хомс ввалился в комнату, даже не сняв шляпы.
   - Ты здесь? - виновато сказал он. - Привет. Я не знал, что ты  дома.  Я
только переодеться.
   Карен взяла со столика гребень и снова начала расчесывать волосы.
   - Машина же во дворе, - сказала она.
   - Да? Я не заметил.
   - Я утром заходила в роту, искала тебя.
   - Зачем? Ты же знаешь, я этого не  люблю.  Там  солдатня,  и  тебе  там
нечего делать.
   - Я хотела попросить тебя кое-что купить, - соврала она. -  Думала,  ты
будешь на месте.
   - Мне надо было сначала  уладить  несколько  дел,  -  соврал  Хомс.  Он
развязал галстук, бросил его  на  кровать  и,  взяв  сапожный  рожок,  сел
разуваться. Карен молчала. - Что в этом  такого?  Ты  что,  недовольна?  -
спросил он.
   - Нисколько, - сказала она. - Я не имею права ни о чем тебя спрашивать.
Я помню наш уговор.
   - Тогда зачем об этом говорить?
   - Чтобы ты понял, что я не такая дура, как ты  думаешь.  Ты  ведь  всех
женщин считаешь дурами.
   Хомс поставил сапоги у кровати, снял пропотевшую рубашку и бриджи.
   - Ты это к чему? Сейчас-то в чем ты меня обвиняешь?
   - Ни в чем. - Карен улыбнулась. - Сколько у тебя женщин, это  давно  не
мое дело, верно? Но, господи, неужели так  трудно  хотя  бы  раз  в  жизни
честно признаться?
   - Началось! - Он раздраженно повысил голос.  Половина  удовольствия  от
предстоящего свидания и прогулки на лошадях была испорчена. - Перестань! Я
зашел домой переодеться и поесть. Только и всего.
   - Ты ведь, кажется, вообще не знал, что я дома, - сказала она.
   - Да, не знал! Просто подумал, а вдруг ты дома, -  неуклюже  вывернулся
он, злясь, что она  поймала  его  на  вранье.  -  Черт  знает  что!  Какие
женщины?! С чего ты опять завелась?! Сколько можно повторять - нет у  меня
никаких женщин!
   - Дейне, я не полная идиотка.
   Она засмеялась, глядя в зеркало, и тут  же  оборвала  смех,  пораженная
ненавистью, исказившей ее лицо.
   - Были бы у меня другие женщины, - сказал Хомс, надевая свежие носки, и
голос у него дрогнул от жалости к себе, - думаешь, я бы сам не  признался?
Что мне за  смысл  от  тебя  скрывать?  Тем  более  при  наших  теперешних
отношениях, - с горечью добавил он. - Какое ты имеешь право все время меня
обвинять?
   - Какое право? - переспросила Карен, глядя на него в зеркало.
   Хомс съежился под беспощадным взглядом ее глаз.
   - О господи, - подавленно сказал он. - Опять  ты  о  том  же.  Что  мне
теперь, всю жизнь себя казнить? Я  тысячу  раз  тебе  объяснял:  это  была
случайность.
   - И значит, можно считать, что все в порядке, - сказала она. -  Значит,
все прошло, и мы можем делать вид, что вообще ничего не было.
   - Да не говорил я этого! - закричал Хомс. - Я же понимаю, чего тебе это
стоило. Но откуда я мог  знать?  А  когда  узнал,  было  уже  поздно.  Да,
виноват, прости. Что мне еще сказать?
   Он посмотрел на нее в зеркало, притворяясь,  что  возмущен,  но  тотчас
опустил глаза. Сброшенная на пол форма темнела пятнами пота, и  ему  стало
стыдно, что его тело выделяет эту грязную влагу.
   - Прошу тебя, Дейне, не надо. - В голосе Карен зазвенело отчаяние. - Ты
знаешь, я не выношу эту тему. Я стараюсь забыть.
   - Ладно, - сказал Хомс. - Ты сама начала.  Я  тоже  не  люблю  об  этом
вспоминать, но ни тебе, ни мне все равно не забыть.  Я  живу  с  этим  уже
восемь лет.
   Он устало поднялся и, сознавая,  что  проиграл  этот  раунд,  пошел  за
свежей формой в чулан. О свидании он думал уже без  всякого  удовольствия,
заранее жалея потерянное время.
   - Я тоже с этим живу, - бросила Карен ему  вслед.  -  Ты-то  еще  легко
отделался. На тебе хоть следов не осталось.
   Украдкой, чтобы  он  не  увидел,  она  опустила  руку  себе  на  живот,
скользнула пальцами вниз и нащупала твердый рубец шрама.
   Переодеваясь, Хомс решил, что все-таки поедет на свидание, черт с  ним,
с плохим настроением, и вообще катись все к черту - он прихватит  с  собой
бутылку. Борясь с неприятным предчувствием, он храбро улыбнулся в пустоту.
   Когда он вернулся в спальню в свежем белье, происшедшая в нем  перемена
была разительна. Чувство вины и уныние исчезли,  сменившись  уверенностью.
Он напустил на себя грустный вид побитой собаки -  такая  тактика  обороны
всегда помогала ему обратить собственное поражение в победу.
   Карен тотчас разгадала его обычный ход. В зеркало ей было видно  Хомса:
крепкий, волосатый, ноги карикатурно кривые от многих часов, проведенных в
седле - в Блиссе он был капитаном команды поло, - курчавые  черные  волосы
на груди упруго оттопыривают  нижнюю  рубашку,  точно  мягкая  набивка.  В
окаймленном густой бородой лице грубая плотская чувственность  похотливого
монаха и та же страдальческая гордыня. Он брил шею только под воротничком,
и черные завитки волос устремлялись с груди  к  выбритой  шее,  как  языки
пламени к воронке дымохода. Тошнота большой скользкой рыбиной трепыхнулась
у нее в желудке от вида этого человека, ее мужа. Она подвинулась  на  край
банкетки  перед  туалетным  столиком,  чтобы  не  видеть  в  зеркале   его
отражение.
   - Я утром был у Делберта, - сказал Хомс. - Он спрашивал, будем ли мы на
вечере у Хендрика.
   Его массивный подбородок был решительно выпячен. Спокойно  наблюдая  за
ней и надевая бриджи, он как бы случайно встал так, чтобы она снова видела
его в зеркале.
   Карен следила за его движениями и, хотя уже знала, что будет дальше, не
могла совладать со своими нервами, вибрирующими, как струны  под  пальцами
гитариста.
   - Нам придется пойти, - продолжал он. - Никак не отвертеться. Его  жена
снова устраивает дамский чай, но от этого я сумел тебя избавить.
   - От вечера у генерала тоже можешь избавить, -  сказала  Карен,  но  ее
голос утратил твердость и звучал неуверенно. - Если тебе так хочется,  иди
один.
   - Я не могу каждый раз ходить один, - уныло сказал Хомс.
   - Можешь. Скажешь им, что я больна, тем более  что  это  правда.  Пусть
думают, что я еле жива - это тоже недалеко от истины, и твоя совесть может
быть чиста.
   - Симмонса сняли с футбола,  -  сказал  он.  -  Освободилась  майорская
должность. Старик сначала мне на это намекнул, а уж потом спросил, пойдешь
ты на вечер или нет.
   - Ты же помнишь, последний раз он чуть не разорвал на мне платье.
   - Он тогда слегка перепил. Он ничего такого не имел в виду.
   - Надеюсь, - язвительно сказала Карен.  -  Если  бы  мне  захотелось  с
кем-то переспать, я бы нашла себе настоящего  мужчину,  а  не  эту  пивную
бочку.
   - Я серьезно. - Хомс перекалывал значок пехоты  с  грязной  рубашки  на
чистую. - Будь  ты  со  Стариком  поприветливее,  это  многое  бы  решило,
особенно сейчас, когда убрали Симмонса.
   - Я и так помогаю тебе чем могу. Ты сам знаешь. Меня  воротит  от  всех
этих офицерских вечеринок. Я хожу на них  только  ради  тебя.  Играю  роль
любящей жены, как мы и договаривались.  Но  ради  твоей  карьеры  спать  с
Делбертом! Не надейся.
   - Никто тебя об этом не просит. Разве так трудно быть с  ним  чуть-чуть
поласковее?
   - С этим старым бабником? Меня от него тошнит.
   Она машинально взяла со стола гребень и снова начала  рассеянно  водить
им по волосам.
   - Ну потошнит немного, потерпи -  майорская  должность  того  стоит,  -
просительно сказал Хомс. -  Мы  вот-вот  вступим  в  войну,  а  когда  она
кончится, нынешние майоры с дипломами  Вест-Пойнта  будут  генералами.  От
тебя всего лишь требуется улыбаться ему и слушать байки про его деда.
   - Ему улыбнешься, а он думает, это приглашение залезть под юбку. У него
жена есть. Чего ему не хватает?
   - Действительно, чего? - ядовито заметил Хомс.
   Карен  вздрогнула,  хотя  и  понимала,  что   обвинение   носит   чисто
теоретический  характер.  Он  изображал  сейчас  несчастного,  страдающего
любовника, и от этого внутри у нее все дрожало.
   - Но ведь у нас с тобой уговор, - грустно напомнил Хомс.
   - Хорошо, - сказала она. - Хорошо. Я пойду на этот вечер. Все. Давай  о
чем-нибудь другом.
   - А что у нас на обед? Я голодный как черт. И день сегодня был  жуткий.
У Делберта просидел  бог  знает  сколько.  Он  кого  хочешь  заговорит  до
полусмерти. Потом еще три часа воевал с поваром  и  с  этим  переведенным,
Пруитом. - Он внимательно посмотрел на нее. - Меня такие  вещи  совершенно
выматывают.
   Она подождала, пока он кончит говорить.
   - Сегодня у прислуги выходной, ты же знаешь.
   Хомс досадливо поморщился:
   - Разве? Фу ты, черт! А какой сегодня день? Четверг? Я думал, среда.  -
Он с надеждой посмотрел на часы, потом пожал плечами: - Что же  делать,  в
клуб идти уже поздно. А может, еще успею?
   Карен под его пристальным взглядом продолжала расчесывать волосы, чтобы
заглушить в себе чувство вины - она даже  не  предложила  приготовить  ему
поесть. Он никогда не обедал дома, в  их  уговор  не  входило,  чтобы  она
готовила ему обед, но все равно она сейчас чувствовала  себя  бессердечной
преступницей.
   -  Что  ж,  придется  перехватить  какой-нибудь  паршивый  бутерброд  в
гарнизонке, - покорно сказал Хомс, переминаясь с ноги на ногу. Еще немного
постоял, потом сел на кровать. - А ты что будешь  есть?  -  опросил  он  с
видом человека, стыдливо напрашивающегося в гости.
   - Себе я обычно варю только суп. - Карен тяжело вздохнула.
   - Вот как. Я суп не ем, ты же знаешь.
   - Ты меня спросил, я ответила, - сказала она, стараясь не сорваться  на
крик. - Я действительно готовлю себе только суп. Зачем мне врать?
   Хомс поспешно встал.
   - Ну что ты, что ты, дорогая, не нервничай.  Я  вполне  могу  поесть  в
гарнизонке, ничего страшного. Ты же знаешь, тебе  вредно  волноваться.  Не
нервничай, а то опять разболеешься и будешь лежать.
   - Я здорова, - возразила она. - Не делай из меня инвалидку.
   Он не имел права называть ее "дорогая", не имел права  произносить  при
ней это слово, думала она. И тем не менее, когда они ссорились, он  каждый
раз делал это, и слово "дорогая" булавкой прикалывало ее к сукну  рядом  с
другими бабочками его коллекции. Она  представила  себе,  как  поднимается
из-за туалетного столика, говорит ему все, что о нем думает, собирает вещи
и уходит - она будет жить собственной жизнью, будет сама  себя  содержать.
Она найдет работу, снимет квартиру... Какую работу? На что ты  способна  в
твоем нынешнем состоянии? Да и что ты умеешь? Только быть женой.
   - Ты же знаешь, дорогая, какие у тебя слабые нервы,  -  говорил  в  это
время Хомс. - Прошу тебя, не надо волноваться. Главное, не расстраивайся.
   Он подошел к ней сзади, успокаивающим жестом положил руки ей на  плечи,
легонько сжал их и ласково заглянул в глаза, отраженные в зеркале.
   Карен чувствовала на себе его руки, чувствовала, как они удерживают  ее
на месте, сковывают, точно так же как давно сковали всю ее жизнь, и на нее
накатил панический ужас, как  когда-то  в  детстве:  однажды  в  лесу  она
зацепилась за колючую проволоку и, хотя знала, что сейчас подоспеет мать и
выручит ее, рвалась и  металась,  пока  наконец  не  сумела  освободиться,
оставив на проволоке половину платья.
   - Вот так, молодец, - улыбнулся Хомс. - Ты приготовь себе  что  хочешь,
как будто меня здесь нет. А я с тобой поем. Договорились?
   - Я могу сделать тебе гренки с сыром, - безвольно сказа