не  спалось,  она  пришла  в  мою  спальню и прокралась в мою постель, чтобы
поговорить  со  мной.  "Скоро я расстанусь с тобой, Мэриан, - сказала она. -
Пока возможно, я хочу побольше быть с тобой".
     Они  должны обвенчаться в лиммериджской церкви, и, слава богу, никто из
наших  соседей не приглашен на свадьбу. Единственным гостем будет наш старый
друг  мистер  Арнольде.  Он приедет из Послдина, чтобы быть посаженым отцом,
ибо  дядюшка Лоры слишком изнежен и не осмелится высунуть нос наружу в такую
безжалостно  холодную  погоду,  которая  сейчас стоит. Если бы я не решила с
сегодняшнего  дня  видеть  все только в радужном свете, полнейшее отсутствие
родственников-мужчин  у  Лоры в такую важную для нее минуту могло бы вселить
в  меня  опасение за ее будущее. Но с унынием и подозрительностью покончено,
вернее - я не хочу писать о них в моем дневнике.
     Завтра  должен приехать сэр Персиваль. Он предложил - в случае, если мы
хотим,  чтобы  все  происходило согласно строгому этикету, - написать нашему
священнику  и попросить у него гостеприимства на короткое время, которое он,
сэр  Персиваль,  будет в Лиммеридже до венчания. Но мистер Фэрли и я решили,
что  затруднять  себя  всякими  мелкими  церемониями и ритуалами не стоит. В
нашем  диком прибрежном захолустье, в нашем большом, пустынном доме мы можем
не  считаться  с  предрассудками,  которые  мешают  спокойно жить обитателям
городов.  Поблагодарив  сэра Персиваля за учтивость, я ответила ему просьбой
занять его прежние комнаты в Лиммеридже.


     17-е

     Он  приехал  сегодня  -  тревожный  и усталый, как мне показалось, хотя
продолжал  разговаривать  и  смеяться,  как  человек,  вполне довольный всем
происходящим.  Он  привез  Лоре  в  подарок  несколько поистине великолепных
драгоценностей.  Лора  благосклонно  приняла их, сохраняя, внешне по крайней
мере,   полное   спокойствие.   Единственный   признак   внутренней  борьбы,
происходящей  в  ней,  хотя  она усиленно старается казаться невозмутимой, -
это  ее  нежелание  быть  в  одиночестве.  Вместо того чтобы оставаться, как
обычно,  в  своей комнате, она как будто боится заходить туда. Когда сегодня
после  завтрака  я  пошла  наверх, чтобы одеться для прогулки, она вызвалась
идти  со  мной.  Перед  обедом  она распахнула дверь из своей комнаты в мою,
чтобы  разговаривать  со мной, пока мы переодевались. "Не давай мне ни одной
свободной  минуты,  - сказала она. - Заставляй меня все время быть на людях.
Не  давай  мне  задумываться, вот все, о чем я прошу, Мэриан, - не давай мне
думать".
     Эта  перемена в ней только усиливает ее привлекательность в глазах сэра
Персиваля.  Ее  общительность  он истолковал, по-видимому, в свою пользу. На
ее   щеках   лихорадочный   румянец,   в  глазах  лихорадочный  блеск  -  он
приветствует  это,  считая,  что  она  похорошела  и  повеселела. Сегодня за
обедом  она  разговаривала  с такой искусственной веселостью и небрежностью,
так  не  вяжущейся  с  ее  характером,  что мне втайне хотелось заставить ее
замолчать  и  увести  ее.  Восторг  и  удивление сэра Персиваля не поддаются
описанию.  Тревога,  которую  я  заметила  на  его  лице  в  первый день его
приезда,  совершенно  рассеялась,  и даже, с моей точки зрения, он помолодел
лет на десять.
     Несомненно  -  хотя какая-то странная настороженность мешает мне видеть
это,  -  несомненно,  будущий  муж  Лоры  очень  красивый  мужчина.  Когда у
человека  правильные  черты  лица,  это  красиво,  -  у него они правильные.
Красиво,  когда  у  мужчины  (или у женщины) глаза большие и карие, - у него
они  большие  и  карие. Даже лысина идет к нему, так как благодаря этому лоб
его  кажется  еще  выше,  а  лицо еще умнее. Непринужденная элегантность его
манер,  неустанная  оживленность его движений, изысканное остроумие его речи
-  все это бесспорные достоинства, и он ими безусловно обладает. Разве можно
винить  мистера Гилмора, если он, не зная тайной любви Лоры, удивляется, что
она  сожалеет  о своей помолвке? Всякий другой человек на его месте разделял
бы  его удивление. Если бы меня спросили сейчас, какие недостатки я нахожу в
сэре  Персивале,  я  могла бы указать только на два. Во-первых, непрестанное
беспокойство   и  возбуждение,  причиной  которых  является,  возможно,  его
незаурядно  энергичный  характер.  Во-вторых,  его  резкая,  раздражительная
манера  разговаривать с прислугой, которая, вероятно, является просто дурной
привычкой.  Нет,  я  не  могу  отрицать  и  не буду отрицать - сэр Персиваль
Глайд.  Очень красивый и очень приятный мужчина! Вот! Я наконец написала это
и рада, что с этим покончено.


     18-е

     Сегодня  утром,  чувствуя себя усталой и подавленной, я оставила Лору в
обществе  миссис  Вэзи  и  пошла  на  одну из моих бодрых, быстрых прогулок,
которые  я  совсем  забросила  за последнее время. Я свернула через равнину,
поросшую  вереском,  на  открытую  дорогу,  ведущую  к  ферме Тодда. Полчаса
спустя  я очень удивилась появлению сэра Персиваля, шедшего мне навстречу от
фермы.  Он  шагал  быстро,  помахивая  тростью,  по  обыкновению,  с  высоко
поднятой  головой,  в охотничьей куртке, которая развевалась по ветру. Когда
мы  встретились,  он,  не  дожидаясь  моего  вопроса, тут же сказал мне, что
ходил  на  ферму  спросить, не получали ли Тодды каких-либо известий об Анне
Катерик со времени его последнего визита.
     - И вам сказали, конечно, что они по-прежнему ничего не знают?
     - Абсолютно  ничего,  - отвечал он. - Я начинаю серьезно опасаться, что
мы  не  найдем  ее.  Не  слышали  ли вы случайно, - продолжал он, пристально
глядя  на меня, - может быть, этот художник, мистер Хартрайт, знает что-либо
о ней?
     - Он  ничего  о  ней  не  слышал  и не видел ее с тех пор, как уехал из
Кумберленда, - отвечала я.
     - Очень  жаль,  -  сказал сэр Персиваль явно разочарованным тоном, но в
то  же  время,  как это ни странно, он выглядел как человек, который наконец
может  вздохнуть  свободно.  -  Трудно  предугадать,  какие  еще  беды могут
приключиться  с  этим жалким существом. Я чрезвычайно недоволен, что не могу
снова   поместить   ее  в  лечебницу,  где  она  находилась  под  заботливым
присмотром, в котором она так нуждается.
     При  этом  он  выглядел  искренне  недовольным.  Я  выразила  ему  свое
сочувствие,  и  на  обратном  пути мы говорили о другом. Разве моя случайная
встреча   с  ним  не  говорит  о  хорошей  черте  его  характера?  Разве  не
бескорыстно  и не трогательно с его стороны накануне своей свадьбы думать об
Анне  Катерик  -  и даже пойти на ферму Тодда, чтобы справиться о ней, когда
он  мог  несравненно приятнее провести время дома, в обществе Лоры? Принимая
во  внимание,  что  он  поступил  так  только  из  чистого  сострадания, его
поведение  в данном случае говорит о его доброте и заслуживает самых высоких
похвал. Ну что ж! Я чрезвычайно хвалю его - вот и все.


     19-е

     Новое открытие в неиссякаемом источнике добродетелей сэра Персиваля.
     Сегодня  в  разговоре  с ним я осторожно коснулась моего намерения жить
под  одной  крышей  с  его женой, когда он привезет ее обратно в Англию. При
первом  же  намеке  он  с жаром схватил меня за руку и сказал, что сам хотел
предложить  мне  это.  Из  всех женщин он выбрал бы именно такую подругу для
своей  жены,  как  мисс  Голкомб.  Он  просил  меня  верить, что я делаю ему
огромное   одолжение,   соглашаясь   по-прежнему   жить  с  Лорой  после  ее
замужества.
     Когда  я  поблагодарила его от имени нас обеих за его любезное внимание
к  нам,  мы  заговорили  о  свадебном  путешествии  и о светском обществе, с
которым  Лоре предстоит познакомиться в Риме. Он перечислил имена нескольких
друзей,  с которыми предполагает встретиться за границей этой зимой. Все они
англичане,  насколько  я  помню, за одним исключением. Это исключение - граф
Фоско.
     Впервые  замужество  Лоры  предстает  в  благоприятном  свете благодаря
известию  о  том,  что  молодые супруги, наверно, встретятся на континенте с
графом  Фоско  и  его  женой. Возможно, эта встреча положит конец длительной
семейной  распре.  До  сих  пор  мадам  Фоско  предпочитала забывать о своих
обязанностях  тетки  по  отношению  к  племяннице  из-за досады на покойного
мистера  Фэрли  за  его  поступок  с завещанием. Но теперь она уже не сможет
относиться  к  Лоре  как  к  чужой.  Сэр  Персиваль и граф Фоско - старинные
друзья,   их   женам   не   остается   ничего   другого,   как   встретиться
по-приятельски.  В  дни  своего  девичества  мадам Фоско была одной из самых
сумасбродных   женщин,   которых  мне  доводилось  встречать,  -  капризной,
требовательной  и тщеславной до глупости. Если ее мужу удалось перевоспитать
ее,  он заслуживает благодарности со стороны всех ее родственников - начиная
с меня.
     Мне  хочется  познакомиться  с  графом.  Он самый близкий друг будущего
мужа  Лоры и поэтому вызывает во мне живейший интерес. Ни Лора, ни я никогда
его   не  видели.  О  нем  я  знаю  только,  что  благодаря  его  случайному
присутствию  на  ступенях церкви Тринита дель Монте в Риме сэр Персиваль был
спасен  от ограбления и гибели в ту критическую минуту, когда сэра Персиваля
ранили  в  руку  и  в  следующее  мгновение,  возможно, всадили бы ему нож в
сердце.  Я  также  помню,  что во время нелепых возражений покойного мистера
Фэрли  против  замужества его сестры граф написал ему весьма хладнокровное и
разумное  письмо,  которое,  должна  отметить, осталось без ответа. Вот все,
что  я  знаю  о  друге  сэра Персиваля. Приедет ли он когда-нибудь в Англию?
Понравится ли он мне?
     Мое  перо унеслось в область чистых умозрений. Пора вернуться к трезвым
фактам.  Бесспорно,  сэр  Персиваль  отнесся  более  чем любезно - с большой
теплотой  -  к  моему  предложению  жить около его жены. Я уверена, что мужу
Лоры  не придется жаловаться на меня, если только я смогу относиться к нему,
как  начала.  Я  уже  провозгласила  его  красивым, приятным, преисполненным
сочувствия  ко всем несчастным и искренней теплоты ко мне. Право, я с трудом
узнаю самое себя в новом качестве пылкого друга сэра Персиваля.


     20-е

     Я  ненавижу  сэра  Персиваля!  Я  начисто  отрицаю,  что у него хорошая
внешность.   Я   считаю  его  чрезвычайно  злобным,  неприятным,  совершенно
лишенным  доброты  и  мягкости. Вчера вечером нам прислали визитные карточки
молодых  супругов.  Лора  распечатала  пакет  и  в  первый  раз увидела свою
будущую  фамилию  напечатанной.  Сэр  Персиваль  фамильярно смотрел через ее
плечо  на визитную карточку, которая уже превратила мисс Фэрли в леди Глайд,
и,  улыбаясь,  с гнусным самодовольством что-то шепнул ей на ухо. Я не знаю,
что  именно,  -  Лора  не  захотела  сказать  мне,  - но ее лицо стало вдруг
мертвенно  бледным.  Я испугалась, что с ней будет обморок. Сэр Персиваль не
обратил  на  это  ни  малейшего  внимания, казалось, он и не заметил, что до
такой  степени  огорчил ее. Вся моя старая неприязнь к нему воскресла в одно
мгновение,  и  часы,  которые  протекли  с  этого  мгновения,  не  смогли ее
рассеять.  Я  стала  еще  безрассуднее, еще несправедливее, чем была. В двух
словах - как легко мое перо напишет их! - в двух словах: я его ненавижу!


     21-е

     Волнения  этого  тревожного  времени  - не они ли нарушили мое душевное
равновесие,  мою трезвую рассудительность? Последние несколько дней я писала
в  легкомысленном  тоне,  который  -  видит бог! - так не соответствует моим
переживаниям, что мне неприятно перечитывать мой дневник.
     Может   быть,   за   последнюю  неделю  лихорадочное  возбуждение  Лоры
сообщилось  мне.  Если  так, этот припадок у меня уже прошел, оставив меня в
каком-то  странном  состоянии.  Неотвязная мысль, что свадьбе не бывать, что
ей  что-то  помешает, преследует меня еще с прошлой ночи. Откуда взялась эта
странная  фантазия?  Не  является  ли  она результатом моего беспокойства за
будущее  Лоры?  Или  ее  бессознательно  подсказывают  мне  все возрастающие
возбужденность  и  раздражительность,  которые я замечаю в сэре Персивале по
мере  того,  как  приближается  день  свадьбы?  Не  знаю.  Я  знаю одно: эта
фантастическая  мысль  -  при  данных  обстоятельствах  самая дикая из всех,
которые  могли  бы  прийти в голову женщине, - не оставляет меня, и как я ни
стараюсь, я не могу проследить, откуда она взялась.
     Сегодняшний  день  прошел  в  беспорядочной, утомительной суматохе. Как
описать  его?  Однако  я  должна  это  сделать.  Все  лучше, чем предаваться
мрачным мыслям.
     Добрая  миссис  Вэзи,  забытая  и  заброшенная  нами в последнее время,
утром  очень  расстроила  нас не по своей вине. В течение нескольких месяцев
она  украдкой вязала для своей дорогой воспитанницы теплую шотландскую шаль.
Удивительно,  как  женщина  в  ее  возрасте  и с ее привычками могла сделать
такую  прекрасную вещь! Подарок был поднесен сегодня утром, и, когда любящая
старая  подруга  ее  сиротливого  детства  гордо  накинула шаль на ее плечи,
бедная  отзывчивая  Лора совсем расстроилась! Не успела я успокоить их обеих
и  вытереть  собственные  слезы,  как  мистер  Фэрли  прислал за мной, чтобы
осчастливить  меня  длинным  перечнем  предосторожностей, которые он считает
необходимыми предпринять для охраны собственного покоя в день свадьбы.
     "Дорогая   Лора"  получит  от  него  подарок  -  плохонькое  колечко  с
вправленными  в  золотой  ободок  волосами ее любящего дяди (вместо кольца с
драгоценным  камнем)  и  с  бессмысленной  надписью  изнутри по-французски о
сродстве  душ  и  вечной  дружбе. "Дорогая Лора" должна получить из моих рук
эту   нежную   дань   немедленно,   дабы   успеть  оправиться  от  волнения,
причиненного  ей  дядюшкиным  подарком  прежде,  чем  предстанет перед самим
дядюшкой.  "Дорогая  Лора"  должна нанести ему визит вечером, но, бога ради,
не  устраивать  сцен.  "Дорогая  Лора"  должна  прийти  к  нему  вторично на
следующее  утро, уже в свадебном туалете, но снова, бога ради, не устраивать
сцен.  "Дорогая  Лора"  должна  в  третий  раз  явиться  к  нему перед самым
отъездом,  не  надрывая  его сердца упоминанием о том, в котором именно часу
она  уезжает,  и,  бога  ради,  не  проливая  слез! "Из сострадания, дорогая
Мэриан,  ради всего родственного, восхитительно сдержанного - без слез!" Эта
эгоистическая  чепуха  в  такую  минуту  так возмутила меня, что я, конечно,
ошеломила  бы  мистера  Фэрли  одной  из  самых  жестоких истин, которые ему
когда-либо  доводилось слышать, если бы приезд мистера Арнольдса из Послдина
не призвал меня немедленно к долгу гостеприимства.
     Дальше  в  продолжение  целого дня творилось что-то неописуемое. Думаю,
что  ни  один  человек  в  доме  не в силах был бы описать эту сумятицу. Все
сбились  с  ног  в  беспорядочной  суматохе,  от нагромождения всяких мелких
происшествий,  полной  неразберихи  и всеобщей путаницы. Прибывали платья, о
которых   забыли;   упаковывались   сундуки,   которые   потом   приходилось
распаковывать  и  упаковывать снова; присылались подарки от друзей близких и
далеких,  от людей знатных и простых. Мы все излишне суетились и торопились,
с  волнением  ожидая  завтрашнего  дня.  Особенно сэр Персиваль, которому не
сиделось  на  месте  ни  минуты.  Его  отрывистый,  сухой кашель непрестанно
беспокоил  его.  Целый день он выбегал из дому и стал вдруг таким пытливым и
любознательным,  что  приставал  с вопросами к совершенно посторонним людям,
являвшимся  с разными поручениями. Прибавьте ко всему этому неотвязную мысль
у  Лоры и у меня, что завтра нам предстоит расстаться, и грозно преследующий
нас  страх  (о  котором  мы  молчим),  что  этот  плачевный брак может стать
роковой  ошибкой  ее  жизни  и  моим непоправимым горем. Впервые за всю нашу
радостную  долголетнюю дружбу мы избегали смотреть друг другу в глаза и весь
вечер  по  обоюдному молчаливому согласию удерживались от разговора наедине.
Я  не  в силах писать об этом. Какое бы несчастье ни ожидало меня в будущем,
я  всегда  буду  вспоминать двадцать первое декабря - канун ее свадьбы - как
самый безотрадный и горестный день в моей жизни.
     Я  пишу  эти  строки  в  одиночестве  моей  комнаты.  Сейчас  далеко за
полночь.  Я  только что была у Лоры, чтобы украдкой посмотреть, как она спит
в своей прелестной белой кроватке, в которой спала с детства.
     Она  лежала, не сознавая, что я смотрю на нее, неподвижно и тихо, но не
спала.  При  свете  ночника  я  видела  ее  полузакрытые  веки и следы слез,
блестевшие  на  ее бледных щеках. Мой подарок - всего только маленькая брошь
-  лежал на ее ночном столике вместе с молитвенником и миниатюрой ее отца, с
которой  она  никогда  не  расстается.  С  минуту  я глядела на нее, рука ее
покоилась  на  белом  одеяле,  она дышала так тихо, так ровно, что оборка ее
ночной  рубашки не колыхалась. Я глядела на нее - на ту Лору, какую я видела
столько  раз  и  какой  я  ее  больше  никогда  не увижу - и потом крадучись
вернулась  в  мою комнату. Моя любимая! Как одинока ты, несмотря на всю твою
красоту  и богатство! Тот, кто отдал бы жизнь за тебя, далеко; яростное море
в  эту  грозную ночь швыряет его из стороны в сторону по бешеным волнам. Кто
еще  есть  у  тебя?  Ни отца, ни брата, ни единого друга, кроме беспомощной,
слабой  женщины,  которая пишет эти печальные строки и ждет утра около тебя,
в  горе,  с  которым  не  может  совладать,  в  сомнениях,  которые не может
побороть.  О,  сколько упований будет вверено завтра этому человеку! Если он
когда-нибудь об этом забудет, если чем-нибудь тебя обидит...


     22-е
     7 часов

     Сумбурное,  беспорядочное  утро. Она только что встала; она спокойнее и
сдержаннее, чем была вчера, - теперь, когда час настал.


     10 часов

     Она  одета.  Мы  обнялись,  мы обещали друг другу быть мужественными. Я
забежала  к  себе  в  комнату  на  минуту.  В вихре и смятении моих мыслей я
различаю  одну  дикую,  фантастическую:  что-то  еще  случится, что помешает
этому  браку.  Не  мелькает ли эта мысль и у него? Через окно мне видно, как
он  тревожно  снует  между  каретами,  которые стоят у дверей. Какое безумие
писать  это!  Свадьба  -  это  несомненный факт. Меньше чем через полчаса мы
отправляемся в церковь.


     11 часов

     Все кончено. Они обвенчаны.


     3 часа

     Они уехали! Я слепну от слез - я не могу больше писать.


     На этом заканчивается первый период этой истории.


ВТОРОЙ ПЕРИОД


РАССКАЗ ПРОДОЛЖАЕТ МЭРИАН ГОЛКОМБ


I

                                                      Блекуотер-Парк Хемпшир

     11 июня 1850 года

     Прошло  шесть  месяцев,  шесть долгих, тоскливых месяцев, с тех пор как
мы с Лорой виделись в последний раз.
     Сколько  дней  осталось  мне  ждать?  Всего один! Завтра, двенадцатого,
путешественники  возвращаются в Англию. Мне трудно осознать это счастье, мне
не  верится,  что  через  двадцать четыре часа окончится последний день моей
разлуки с Лорой.
     Она  и  ее  муж  пробыли  всю  зиму  в  Италии, потом поехали в Тироль.
Обратно  они  едут  в  сопровождении  графа  Фоско  с  женой,  которые хотят
поселиться  близ  Лондона  и,  пока  не  выберут себе постоянную резиденцию,
приглашены  на  лето в Блекуотер-Парк. Раз Лора возвращается, мне все равно,
кто  бы  с  ней  ни  вернулся.  Пусть  сэр Персиваль, если ему так нравится,
наполняет  дом  сверху  донизу  гостями  при условии, что его жена и я будем
жить в этом доме вместе.
     А   пока   что   я   уже  здесь,  в  Блекуотер-Парке.  Это  "древний  и
интереснейший   замок   (как  услужливо  осведомляет  меня  путеводитель  по
графству)  сэра Персиваля Глайда, баронета" и, как могу теперь присовокупить
я  сама,  будущее  постоянное  жилище  безвестной Мэриан Голкомб, незамужней
девицы,  сидящей сейчас в уютном будуаре за чашкой чая и окруженной всеми ее
пожитками, как-то: