лужанкой  Эстер Пинхорн. Та недавно ушла от графини Фоско,
повздорив  со  своей  хозяйкой,  и  жила  у  знакомых миссис Гулд. Я получил
отчеты  от домоправительницы, от доктора Гудрика, Джейн Гулд и Эстер Пинхорн
в таком виде, как они представлены здесь.
     Собрав  сведения,  описанные  в этих документах, я счел себя достаточно
подготовленным,  чтобы поговорить с мистером Кирлом. Мэриан написала ему обо
мне  и  указала  день  и  час, когда я приду повидать его по важному личному
делу.
     Утром  у  меня  было  достаточно времени, чтобы повести Лору на обычную
прогулку  и,  возвратившись,  усадить  ее за рисование. Когда я встал, чтобы
уйти,  она  взглянула  на  меня  с видимым волнением, и пальцы ее по-старому
начали нервно перебирать лежащие на столе карандаши и кисти.
     - Я  вам  еще  не надоела? - сказала она. - Вы уходите не потому, что я
вам  надоела?  Я  постараюсь  стать лучше - я постараюсь скорее выздороветь.
Любите  ли  вы  меня  по-прежнему,  Уолтер,  теперь, когда я такая бледная и
худая и так медленно учусь рисовать?
     Она  говорила, как ребенок, она по-детски открывала мне все свои мысли.
Я  остался  на  несколько  минут и сказал ей, что теперь она мне еще дороже,
чем была в прошлом.
     - Постарайтесь  стать  снова  здоровой,  -  сказал  я, чтобы поддержать
зародившуюся  в  ней  новую  надежду  на  будущее,  -  постарайтесь поскорее
выздороветь ради меня и Мэриан.
     - Да,  -  сказала  она  про  себя,  возвращаясь к своему рисованию, - я
должна  постараться.  Ведь  они  оба  так меня любят. - Она вдруг подняла на
меня  глаза.  - Не уходите надолго! Когда вас нет, чтобы помочь мне, Уолтер,
я ничего не могу нарисовать!
     - Я  скоро  вернусь,  дорогая,  скоро  вернусь  и  посмотрю,  что у вас
выходит.
     Голос  мой  дрогнул помимо моей воли. Я заставил себя выйти из комнаты.
Все мои душевные силы могли понадобиться мне в этот день.
     Открыв  двери,  я  сделал  знак  Мэриан,  чтобы  она  вышла  за мной на
лестницу.  Необходимо было подготовить ее к возможным неприятностям, которые
могли  случиться  в  результате  того,  что я слишком открыто показывался на
улицах.
     - По  всей  вероятности, через несколько часов я вернусь, - сказал я. -
Никого не впускайте, как обычно. Если что-нибудь произойдет...
     - Что  может  произойти?  -  перебила  она.  -  Скажите мне откровенно,
Уолтер, есть ли какая-нибудь опасность? Мне надо быть наготове.
     - Единственная  опасность,  -  отвечал  я,  -  заключается  в том, что,
возможно,  сэр Персиваль Глайд вернулся в Лондон, узнав об исчезновении Лоры
из  лечебницы.  Вы  помните, он следил за мной до моего отъезда из Англии и,
очевидно, знает меня в лицо, хотя я его никогда не видел.
     Она  положила  мне  руку  на  плечо  и молча, взволнованно поглядела на
меня.  Я  увидел, что она полностью отдает себе отчет в серьезной опасности,
которая нам грозила.
     - Не  думаю,  что сэр Персиваль Глайд или его подручные скоро обнаружат
меня  в  Лондоне.  Но такая возможность имеется, - сказал я. - Поэтому вы не
должны  тревожиться,  если сегодня я не вернусь. Вы успокоите Лору под любым
предлогом,  правда?  Если  у  меня  будет  малейшее  подозрение, что за мной
следят,  я  приму меры, и ни один сыщик не дойдет за мной до этого дома. Как
бы  долго  я ни задержался, не сомневайтесь в моем возвращении, Мэриан, и не
бойтесь никого.
     - Никого!  -  отвечала  она  твердо. - Вы не пожалеете, Уолтер, что ваш
единственный  помощник  -  женщина.  - Она помолчала и задержала меня еще на
минуту.  - Будьте осторожны! - сказала она, крепко сжимая мою руку. - Будьте
осторожны!
     Я  ушел на поиски нужных мне сведений - в темный, опасный путь, который
начинался у дверей конторы поверенного.


IV

     Ничего  особенного  на  моем  пути в контору мистеров Гилмора и Кирла в
Ченсери-Лейн не случилось.
     Когда  мистеру Кирлу отнесли мою визитную карточку, мне в голову пришло
одно  соображение,  и  я  пожалел,  что  раньше не подумал о нем. Из записей
Мэриан   было   совершенно   ясно,  что  граф  Фоско  вскрыл  ее  письмо  из
Блекуотер-Парка  к мистеру Кирлу и с помощью своей жены перехватил ее второе
письмо  к  нему  же.  Поэтому  граф  прекрасно  знал  адрес конторы и хорошо
понимал,  что,  если Мэриан после побега Лоры из лечебницы будет нуждаться в
совете  и  помощи,  она обратится, конечно, к мистеру Кирлу. По распоряжению
графа  и  сэра  Персиваля,  первым  долгом  будет  установлено наблюдение за
конторой  на  Ченсери-Лейн.  Если  наблюдать будут те, кто следил за мной до
отъезда  из  Англии,  они  сразу  же узнают меня. Я допускал, что меня могут
случайно  выследить  на  улице,  но  мысль о риске, связанном с конторой, не
приходила  мне в голову. Исправлять эту ошибку было уже поздно - поздно было
думать  о  том,  что  я мог условиться о встрече с поверенным в каком-нибудь
другом   месте.   Мне   оставалось  только,  покидая  Ченсери-Лейн,  принять
необходимые  предосторожности  и  ни  в  коем  случае  не возвращаться домой
прямым путем.
     Мне  пришлось прождать несколько минут в передней. Затем меня провели в
кабинет  к  мистеру  Кирлу.  Это  был  бледный,  худой, сдержанный человек с
внимательными  глазами,  тихим голосом и спокойными манерами. Я сразу понял,
что  симпатии  его  завоевать  нелегко, что вывести его из профессионального
равновесия  трудно  и  подкупить  невозможно.  Лучшего юриста для моих целей
нельзя   было   и   придумать.   Если  бы  он  пришел  к  решению,  для  нас
благоприятному,  мы  могли  бы  с  уверенностью  считать,  что  выиграем наш
процесс.
     - Прежде  чем  я  заговорю о делах, по которым я пришел к вам, - сказал
я,  -  должен  предупредить вас, мистер Кирл, что займу у вас довольно много
времени.
     - Мое  время  в распоряжении мисс Голкомб, - отвечал он. - Во всем, что
касается  ее  дел,  я  заменяю  в  качестве  поверенного  своего компаньона,
мистера  Гилмора.  Он  сам  просил меня об этом, когда вынужден был временно
оставить практику.
     - Разрешите спросить: мистер Гилмор в Англии?
     - Нет,  он  живет у родственников в Германии. Его здоровье поправилось,
но когда он вернется, неизвестно.
     Пока  мы обменивались этими фразами, он рылся в бумагах, лежащих у него
на  столе,  и  наконец  вынул и положил перед собой запечатанное письмо. Мне
показалось,  что  он  хочет  протянуть  его мне, но, почему-то передумав, он
положил  письмо  на  стол,  уселся  в  кресло  и стал молча ждать, что я ему
скажу.
     Не  теряя  времени,  я  рассказал  о  фактах,  уже  описанных  на  этих
страницах.
     Он   был   юристом   до   мозга   костей,   и  все  же  я  нарушил  его
профессиональную  невозмутимость.  Возгласы  изумления,  которые  он  не мог
подавить,  прерывали  меня  несколько  раз.  Под  конец  я задал ему главный
вопрос:
     - Что вы об этом думаете, мистер Кирл?
     Он  был  слишком осторожен, чтобы ответить мне прямо, пока не соберется
с мыслями.
     - Прежде  чем  ответить, - сказал он, - я попрошу разрешения задать вам
несколько вопросов, чтобы, так сказать, не плутать в лесу.
     Его  вопросы  были  острыми,  подозрительными, недоверчивыми. Мне стало
ясно,   что   он   считает   меня   жертвой   заблуждения   и,  если  бы  не
рекомендательное  письмо  мисс  Голкомб,  готов  был  бы  заподозрить меня в
каком-то хитроумном мошенничестве.
     - Вы  верите, что я говорил вам правду, мистер Кирл? - спросил я, когда
он перестал экзаменовать меня.
     - Что   касается  вашего  собственного  убеждения,  я  уверен,  что  вы
говорите  правду,  -  отвечал  он.  -  Я  питаю  глубочайшее уважение к мисс
Голкомб  и потому уважаю и человека, которому она доверяет в таком серьезном
деле.  Я  пойду  даже  дальше,  если  хотите,  и соглашусь из вежливости, во
избежание  споров,  что  тождество  этой женщины с леди Глайд неоспоримо для
мисс  Голкомб  и  для  вас.  Но вы пришли ко мне за юридическим советом. Как
юрист,  и только как юрист, я обязан сказать вам, мистер Хартрайт, что у вас
нет ни малейших доказательств вашей правоты.
     - Это сильно сказано, мистер Кирл.
     - Я  постараюсь,  чтобы  это  было столь же ясно. Свидетельства о факте
смерти   леди   Глайд   совершенно   удовлетворительны.   Ее   родная  тетка
свидетельствует,  что  она  приехала к графу Фоско, заболела и умерла. Затем
есть  медицинское  заключение о ее смерти, последовавшей в силу естественных
причин.  Есть  факт  похорон  в  Лиммеридже и заключительное свидетельство -
надпись  на надгробном памятнике. Вот факты, которые вы хотите опровергнуть.
Какие  у  вас  есть  доказательства,  что  личность,  которая  умерла и была
похоронена, - не леди Глайд?
     Рассмотрим  основные пункты вашего заявления. Мисс Голкомб едет в некую
частную  лечебницу  и  видит  там  некую  пациентку.  Нам известны следующие
неоспоримые  факты: женщина, по имени Анна Катерик, необыкновенно похожая на
леди  Глайд,  убежала  из  лечебницы; особа, вторично принятая в лечебницу в
июле,  называется  Анной Катерик; джентльмен, привезший ее туда, предупредил
мистера  Фэрли,  что  душевнобольная  Анна Катерик выдает себя теперь за его
умершую  племянницу, и действительно она, Анна Катерик, постоянно утверждает
в  лечебнице  (где ей никто не верит), что она леди Глайд. Вот факты. Что вы
можете  им противопоставить? То, что мисс Голкомб узнала в этой женщине свою
сестру?  Но  дальнейшие  события противоречат этому. Заявила ли мисс Голкомб
владельцу  лечебницы  об  установлении  личности  своей  сестры и приняла ли
законные   меры,   чтобы   взять   ее   оттуда?  Нет!  Она  тайно  подкупила
служительницу  и устроила побег. Когда пациентку освободили таким незаконным
путем  и  привезли  к  мистеру  Фэрли - узнал ли он ее? Усомнился ли хоть на
одно  мгновение  в  смерти  своей  племянницы? Нет. Узнали ли ее слуги? Нет.
Осталась  ли она по соседству с родным домом, чтобы добиться признания своей
личности  путем  дальнейших доказательств? Нет. Ее тайно увозят в Лондон. За
это  время  вы также узнали в ней леди Глайд, но вы не родственник - вы даже
не  старый  друг  ее  семьи.  Слуги свидетельствуют против вас; мистер Фэрли
свидетельствует  против мисс Голкомб, а предполагаемая леди Глайд дает самые
противоречивые  показания.  Она заявляет, что провела ночь в некоем доме. Вы
сами  говорите,  что  она  там  не  была. Вы сами заявляете, что ее душевное
состояние  не  позволяет  ей  подвергаться  какому-либо  допросу  со стороны
судебных  властей  и  самой  доказать  свою  правоту.  Я пропускаю некоторые
подробности,  чтобы не терять времени. Я спрашиваю вас: если бы дело пошло в
суд,  на  рассмотрение  присяжных,  обязанных  считаться  с  фактами, а не с
предположениями,   какие   неопровержимые  доказательства  мы  могли  бы  им
представить?
     Я  молчал;  мне надо было собраться с мыслями, прежде чем ответить ему.
Впервые  история  Лоры  и  Мэриан  предстала  передо  мной  с  точки  зрения
постороннего  человека;  впервые  я  по-настоящему  осознал  те бесчисленные
препятствия, которые лежали на нашем пути.
     - Факты в вашем изложении бесспорно против нас, - сказал я, - но...
     - ...но  вы  считаете,  что  их  можно объяснить и этим опровергнуть, -
сказал  мистер  Кирл. - Разрешите сказать вам то, что я знаю по опыту. Когда
английский  суд стоит перед выбором между фактами и длинным объяснением этих
фактов,  он всегда предпочитает факты, а не объяснения. Например, леди Глайд
(во  избежание  спора  я  называю  этим  именем  даму,  о  которой вы пришли
говорить  со  мной)  заявляет, что ночевала в некоем доме, а доказано будет,
что  она  там  не  ночевала. Вы объясняете это обстоятельство ее болезненным
душевным  состоянием,  впадая,  так  сказать, в метафизику. Я не говорю, что
ваше   объяснение   неправильно,   но  считаю:  суд  увидит  в  этом  только
противоречие  или  обман и не примет во внимание никаких объяснений, которые
вы ему представите.
     - Но  разве  нельзя  терпеливо  и  тщательно  постараться собрать новые
доказательства?  - настаивал я. - У меня и мисс Голкомб есть несколько сотен
фунтов...
     Он с нескрываемой жалостью посмотрел на меня и покачал головой.
     - Советую  вам  терпеливо  и тщательно обдумать все, мистер Хартрайт, -
сказал  он.  -  Если  вы  правы  насчет  сэра Персиваля Глайда и графа Фоско
(заметьте,  что  я  совершенно  не  согласен  с вами), на вашем пути к новым
доказательствам  вы встретитесь с непреодолимыми препятствиями. Вам придется
столкнуться  с  юридическими  трудностями  и  задержками, ибо каждый пункт в
вашем  деле  будет  систематически  оспариваться.  К  тому  времени,  как мы
истратим  многие  тысячи  вместо сотен, которые у вас есть, дело решится, по
всей  вероятности,  не  в  нашу  пользу.  Вопрос установления личности в тех
случаях,  когда между двумя людьми существует большое сходство, - труднейшая
задача.  Труднейшая,  даже  если  нет  такой  путаницы, какая есть в деле, о
котором  мы  с  вами  сейчас говорим. Я, право, не вижу, каким образом можно
было  бы  пролить  свет  на  эту  необыкновенную историю. Допустим, женщина,
похороненная  на  лиммериджском кладбище, - не леди Глайд, но ведь, по вашим
словам,  она  была  так  похожа  на  ту,  другую,  что, даже если мы получим
разрешение  вскрыть  могилу  и осмотреть тело, мы ничего не докажем. Короче,
начинать   процесс  бесцельно.  У  вас  нет  никаких  доказательств,  мистер
Хартрайт, право, никаких!
     Я  был  убежден,  что основания для процесса существуют и что правда на
нашей стороне, а потому не сдавался.
     - Помимо  прямого  установления  личности  леди Глайд, разве нет других
доказательств, которые мы могли бы представить? - спросил я.
     - Но  у  вас  их  нет, - возразил он. - Самым простым и убедительным из
всех  доказательств было бы сравнение между датами, но, насколько я понимаю,
этого  вы  не  можете  сделать.  Если  бы вы могли доказать, что между датой
смерти  предполагаемой  леди  Глайд  и датой прибытия настоящей леди Глайд в
Лондон  есть  несоответствие,  дело  приняло  бы  совсем  другой оборот, и я
первый сказал бы: "Мы победим".
     - Может быть, я еще смогу установить эту дату, мистер Кирл.
     - В  тот день, когда вы ее установите, мистер Хартрайт, ваше дело будет
выиграно.  Если  сейчас  у  вас есть какие-либо соображения по этому поводу,
скажите мне. Посмотрим, может быть, я смогу дать вам совет.
     Я  задумался.  Ни  домоправительница, ни Лора, ни Мэриан не могли нам в
этом  помочь.  По всей вероятности, единственными лицами, которые знали дату
отъезда Лоры из Блекуотер-Парка, были сэр Персиваль и граф Фоско.
     - В  настоящее  время  я не знаю, каким способом установить эту дату, -
сказал  я. - Не знаю, кто может знать ее, кроме графа Фоско и сэра Персиваля
Глайда...
     На  спокойном,  внимательном  лице мистера Кирла в первый раз появилась
улыбка.
     - Судя   по   тому,  какое  мнение  вы  составили  себе  об  этих  двух
джентльменах,  -  сказал  он, - я не думаю, что вы собираетесь обращаться за
помощью  к ним? Если они завладели большой суммой денег мошенническим путем,
вряд ли они в этом сознаются.
     - Их можно заставить сознаться, мистер Кирл.
     - Кто сможет их заставить?
     - Я.
     Мы  оба  встали.  Он  внимательно,  с  более  серьезным  интересом, чем
раньше, посмотрел на меня. Я видел, что несколько удивил его.
     - Вы  очень  решительны,  -  сказал он. - Без сомнения, для этого у вас
есть  личные причины, я не имею права о них спрашивать. Если в будущем у вас
найдутся  доказательства,  могу  только  сказать,  что  я  полностью к вашим
услугам  и  начну  процесс. Но должен предупредить вас (поскольку к судебным
процессам  всегда  примешивается материальная заинтересованность): даже если
вы  докажете, что леди Глайд жива, вряд ли можно будет вернуть ее состояние.
Итальянец,  наверно, покинет страну раньше, чем процесс начнется, а денежные
затруднения   сэра  Персиваля  достаточно  серьезны,  чтобы  его  теперешний
капитал  целиком  пошел  на  уплату  кредиторам.  Вы,  конечно, отдаете себе
отчет...
     Тут я прервал его:
     - Прошу  вас,  не  будем  говорить  о  материальных делах леди Глайд, -
сказал  я. - Я ничего не знал о них в прошлом и не знаю теперь. Мне известно
только,  что  она  все  потеряла.  Вы  правы,  у  меня  есть  личные причины
интересоваться ее судьбой, но эти причины не имеют никакого отношения...
     Он  попробовал  вмешаться и объяснить. Почувствовав, что он сомневается
в моем бескорыстии, я разгорячился и продолжал, не слушая его:
     - Никакой  материальной заинтересованности, - сказал я, - никакой мысли
о  личной выгоде нет в той услуге, которую я намереваюсь оказать леди Глайд.
Она  жива,  а  ее,  как  чужую, выгнали из ее родного дома, могила ее матери
осквернена  лживой надписью, гласящей о ее смерти, ее считают самозванкой, и
на  свете существуют два человека, благополучно и безнаказанно здравствующие
и  виновные  во  всем  этом!  В  присутствии  всех тех, кто шел за гробом на
подложных  похоронах,  дом,  где  она  родилась, откроет перед ней двери. По
распоряжению   главы  ее  семьи,  лживую  надпись  на  надгробном  памятнике
уничтожат,  а  эти двое ответят за свое преступление, - ответят передо мной,
несмотря  на то что правосудие, заседающее в трибунале, бессильно и не может
наказать  их.  Права Лоры Фэрли должны быть восстановлены. Я готов посвятить
всю  свою жизнь достижению этой цели, и, если бог мне поможет, я достигну ее
и один!
     Он  отступил  от  стола  и  ничего  не  сказал.  На  лице его было ясно
написано,  что  он  считает  мое  решение  безрассудным,  но  понимает,  что
отговаривать меня бесполезно.
     - Мы  оба  останемся  при  своем  мнении,  мистер  Кирл,  - сказал я. -
Будущее  покажет,  кто  из нас прав. А сейчас я благодарю вас за внимание, с
которым  вы  меня  выслушали.  Вы  дали  мне  понять, что закон не может нам
помочь.  У  нас  нет  юридических  доказательств,  и мы недостаточно богаты,
чтобы оплатить судебные издержки. Хорошо, что мы теперь об этом знаем.
     Я  поклонился  и  пошел  к  двери. Он окликнул меня и отдал мне письмо,
которое в начале нашего разговора положил перед собой на стол.
     - Это  письмо  прибыло несколько дней назад, - сказал он. - Может быть,
вы  не  откажете  мне в любезности передать его по назначению. Прошу вас при
этом  сказать мисс Голкомб о моем искреннем сожалении, что пока я не могу ей
помочь ничем, кроме совета.
     Он  говорил,  а я смотрел на письмо. Оно было адресовано "Мисс Голкомб,
через  мистера  Гилмора  и  Кирла,  Ченсери-Лейн".  Почерк  был  мне  совсем
незнаком.
     Уходя, я задал ему последний вопрос:
     - Не знаете ли вы, сэр Персиваль Глайд по-прежнему в Париже?
     - Он  вернулся  в Лондон, - отвечал мистер Кирл. - По крайней мере, так
я слышал от его поверенного, которого вчера встретил.
     После этого я ушел.
     Покидая  контору,  я  из  предосторожности  шел  прямо, не оглядываясь,
чтобы  не  привлекать  к  себе внимания прохожих. Я дошел до одного из самых
малолюдных  скверов  в Холборне, потом сразу остановился и посмотрел назад -
за мной простирался длинный отрезок тротуара.
     Двое  мужчин,  которые  тоже остановились на углу сквера, разговаривали
друг  с  другом.  После  минутного  раздумья я повернулся, чтобы пройти мимо
них.  При  моем  приближении  один  из них отошел и завернул за угол. Другой
остался.  Проходя  мимо,  я взглянул на него и сразу же узнал одного из тех,
кто следил за мной до моего отъезда из Англии.
     Если  бы  я  был  свободен в своих желаниях, я бы, наверно, заговорил с
этим  человеком  и  кончил  тем,  что  ударил бы его. Но я должен был учесть
последствия.  Если  хоть однажды я публично себя скомпрометирую, тем самым я
дам  оружие  в  руки  сэру Персивалю. Оставалось только ответить на хитрость
хитростью.  Я свернул на улицу, куда пошел второй