овилось все
хуже  и  хуже.  Требовался самый тщательный уход и неусыпное наблюдение. Это
были  очень  трудные  дни.  Леди  Глайд, которую, по словам мистера Доусона,
поддерживала   только   неустанная   тревога  за  сестру,  с  необыкновенной
твердостью  настояла  на  своем.  Я  и  не подозревала, какой она умеет быть
решительной.  Она  выпросила  разрешение  входить  в спальню мисс Голкомб по
нескольку  раз в день, чтобы собственными глазами видеть свою сестру, обещав
не  подходить  к  ее  постели.  Мистер  Доусон  дал  свое согласие с большой
неохотой.  По-моему,  он  понимал,  что спорить с ней бесполезно. Леди Глайд
ходила  туда каждый день и самоотверженно держала свое слово, не приближаясь
к  больной.  Вспоминая,  как  я  сама  страдала во время смертельной болезни
моего  мужа,  я  с  тем  большей  грустью смотрела на ее горе и потому прошу
разрешения  не  задерживаться  на этом. Приятно отметить, что между мистером
Доусоном  и  милордом  графом ссор и разногласий больше не было. Милорд граф
присылал  справляться о состоянии здоровья мисс Голкомб и проводил все время
внизу, в обществе сэра Персиваля.
     На  пятый  день  снова  приехал лондонский врач. На этот раз он немного
обнадежил  нас.  Он предупредил, что перелом наступит на десятый день, после
чего  можно  будет  говорить о выздоровлении. Он обещал обязательно приехать
опять  к  этому  времени.  Потянулись дни ожидания, никаких перемен не было.
Только милорд граф снова ездил в Лондон на целый день.
     На  десятый  день  милосердному  провидению было угодно избавить нас от
дальнейших  горестей  и  тревог.  Лондонский  врач уверенно заявил, что мисс
Голкомб вне опасности.
     - Теперь  она  может  обойтись  и без доктора. Все, что ей нужно, - это
тщательный уход и внимание, а это она, по-моему, имеет.
     Привожу  его  собственные  слова.  Вечером в тот день, отходя ко сну, я
прочитала  трогательную  проповедь  моего мужа "Выздоровление от болезни". С
духовной  точки  зрения  я  получила  от  проповеди  больше  тихой радости и
удовлетворения, чем когда-либо получала раньше.
     Должна,   к   сожалению,   сказать,   что,  когда  мисс  Голкомб  стала
выздоравливать,  леди  Глайд,  которая до сих пор держалась на ногах, совсем
ослабела.  Она была слишком хрупка, чтобы пережить такие нервные потрясения.
Дня  через два она слегла и была вынуждена не покидать своей комнаты. Полный
отдых,  покой  и  свежий  воздух были для нее единственными лекарствами, как
считал  сам мистер Доусон. Хорошо, что недуг ее был не опасным и не требовал
наблюдения  врача,  ибо  как раз в тот день, когда она перестала выходить из
своей  комнаты  и  слегла  в  постель,  между  графом  и  мистером  Доусоном
разгорелась  новая  ссора,  на  этот  раз  настолько  серьезная,  что доктор
оставил наш дом, чтобы больше в него не возвращаться.
     Это  произошло  не  при  мне, но, как я слышала, ссора началась с того,
какое  количество  еды  надо  было  давать  мисс  Голкомб, чтобы ускорить ее
выздоровление  после  тифа.  Теперь,  когда  его  пациентке было уже гораздо
лучше,  мистер  Доусон  менее  чем когда-либо был склонен выслушивать советы
непрофессионала,  а  милорд  граф  (не могу понять почему) вдруг потерял все
свое  обычное  самообладание  и  присущую ему кротость. Граф стал язвительно
высмеивать  доктора  за то, что тот позорно ошибся, приняв тиф за лихорадку.
Эта  неприятная  размолвка кончилась тем, что мистер Доусон обратился к сэру
Персивалю   и   пригрозил  (поскольку  теперь  мисс  Голкомб  была  уже  вне
опасности),  что  ноги  его  больше не будет в Блекуотер-Парке, если граф не
перестанет  вмешиваться в его медицинские дела. Ответ сэра Персиваля, хотя и
не  очень  невежливый,  только  подлил  масла  в  огонь.  Крайне возмущенный
отношением  к нему графа Фоско, мистер Доусон уехал от нас и на следующее же
утро прислал счет за свои визиты.
     Поэтому  мы остались теперь без медицинского руководства. Хотя в этом и
не  было  прямой  необходимости,  ибо, как сказал перед этим доктор, за мисс
Голкомб  нужен  был только тщательный уход, все же, если бы спросили меня, я
безусловно   посоветовала  бы  пригласить  другого  врача.  Этого  требовало
простое приличие!
     По-видимому,  сэр  Персиваль  был  другого мнения. Он сказал, что, если
мисс  Голкомб станет хуже, у нас всегда будет время пригласить какого-нибудь
доктора.  А  пока  мы  могли  обращаться  за советами к милорду графу. Кроме
того,  больную  не  следовало  беспокоить  появлением  в  ее комнате нового,
незнакомого  ей  человека.  Конечно,  это было вполне разумно, однако должна
сказать,  на  душе  у  меня было неспокойно. Не нравилось мне также, что нам
было  приказано  ничего не говорить леди Глайд про отъезд мистера Доусона. Я
понимаю,  что  это было сделано для ее же блага. Она безусловно была слишком
слаба  для  новых  волнений. Все же обман как таковой мне с моими принципами
весьма не по душе.
     Второе  происшествие,  приключившееся  в тот же день и ошеломившее меня
своей  неожиданностью,  только усилило мою тревогу и беспокойство, которые с
тех пор уже меня не оставляли.
     Сэр  Персиваль  прислал за мной с просьбой, чтобы я спустилась к нему в
библиотеку.  При  моем  появлении милорд граф, который был с ним, немедленно
вышел  и  оставил  нас  вдвоем. Сэр Персиваль любезно попросил меня сесть, а
потом обратился ко мне со следующими словами, крайне меня изумившими:
     - Мне  надо  поговорить  с  вами,  миссис  Майклсон,  об одном решении,
которое  я принял еще некоторое время назад. Мне пришлось отложить его из-за
болезней   и   волнений,  происходивших  в  нашем  доме.  Теперь  я  намерен
осуществить  это  решение.  Короче  говоря,  по  некоторым  причинам  я хочу
немедленно   сократить   штат   наших   служащих,   конечно,   оставив   вас
присматривать  за  домом,  как  обычно. Как только леди Глайд и мисс Голкомб
будут  в  состоянии  передвигаться,  им  будет  необходима  полная  перемена
обстановки.  Мои друзья граф и графиня Фоско на днях переедут в дом, который
они  сняли  в пригороде Лондона. Из экономии, которую я теперь должен строго
соблюдать,  я  решил  не приглашать к себе никаких гостей. Я вас ни в чем не
виню,  но  мои расходы по содержанию этого дома были непомерно велики. Одним
словом,  я  намерен  продать всех лошадей и рассчитать всю прислугу. Как вам
известно,  я  всегда  довожу дело до конца. Я желаю, чтобы дом был очищен от
своры ничего не делающих служащих к завтрашнему дню.
     - Вы  хотите сказать, сэр Персиваль, что я должна рассчитать всех слуг,
не предупредив их за месяц об увольнении?
     - Ну  да,  конечно.  Через месяц в доме никого из нас уже, вероятно, не
будет,  и  я  не  желаю  оставлять  тут  слуг  бездельничать  на свободе без
хозяина.
     - Но пока вы здесь, сэр Персиваль, кто же будет готовить?
     - Маргарет  Порчер  сумеет  справиться  с  этим, вы можете ее оставить.
Зачем мне повар, если я не намерен давать званые обеды?
     - Но   служанка,   о   которой   вы  упомянули,  сэр  Персиваль,  самая
бестолковая служанка в доме...
     - Оставьте  ее,  говорю  вам,  и  пусть какая-нибудь женщина из деревни
ежедневно  приходит  помогать  с  уборкой  и  уходит  к ночи. Мои расходы по
хозяйству  должны немедленно сократиться. Я послал за вами, миссис Майклсон,
не  для  того, чтобы слушать ваши возражения, а для того, чтобы вы выполняли
мои  приказы...  Рассчитайте  всю  эту ленивую свору слуг к завтрашнему дню.
Кроме Порчер. Она сильна, как лошадь, и мы заставим ее работать.
     - Разрешите  напомнить  вам,  сэр  Персиваль,  что,  если  слуги должны
завтра же уехать, им придется выдать жалованье за месяц вперед.
     - Ну и что ж! Зато мы сэкономим на питании этих обжор!
     Последнее  замечание  содержало  в  себе оскорбительнейший намек на мое
управление  хозяйством. Я слишком уважаю себя, чтобы защищаться от подобного
обвинения.  Только  христианская  забота  о бедных мисс Голкомб и леди Глайд
(которых  мой уход поставил бы в чрезвычайно трудное положение) помешала мне
немедленно  попросить  расчета  самой.  Я  встала.  Если бы я хоть на минуту
продолжила наш разговор, это унизило бы чувство моего достоинства.
     - После  вашего  последнего  замечания,  сэр  Персиваль,  мне  остается
только  сказать  вам:  ваше  приказание будет выполнено. - С этими словами я
поклонилась и с холодным достоинством вышла из комнаты.
     На  следующий день все слуги уехали. Сэр Персиваль сам рассчитал кучера
и  грумов и отослал их в Лондон вместе с лошадьми, оставив на конюшне только
одну лошадь.
     В  доме  из  слуг  остались  я,  Маргарет  Порчер  и  садовник, живущий
отдельно в коттедже. На него были возложены обязанности грума.
     Естественно,  когда дом внезапно опустел - хозяйка болела и не выходила
из  своих  комнат,  мисс  Голкомб  была все еще беспомощна, как дитя, доктор
рассорился  с  нами,  - вполне естественно, настроение мое упало. Мне трудно
было  сохранить  свое  обычное  присутствие  духа. На душе у меня было очень
неспокойно  и  тяжело.  Я  молилась,  чтобы  обе  мои  бедные  леди поскорее
выздоровели, и мне очень хотелось самой уехать из Блекуотер-Парка.


II

     Последующее   происшествие   было  настолько  странным,  что,  пожалуй,
вызвало  бы  во мне какое-то суеверное удивление, если б меня не подкрепляли
мои  незыблемые  принципы,  которые были против подобной языческой слабости.
Мое  желание быть подальше от Блекуотер-Парка из-за тревожного ощущения, что
в  семье  неладно,  как  это  ни  странно,  осуществилось, и я действительно
уехала  из  этого  дома.  Правда,  мое  отсутствие  было  временным,  но это
совпадение, по-моему, все же весьма примечательно.
     Мой отъезд произошел при следующих обстоятельствах.
     Через  день  или  два после того, как слуги уехали, сэр Персиваль снова
прислал  за  мной.  Незаслуженный  упрек,  брошенный  мне  за мое управление
хозяйством,  не помешал мне - я рада это отметить - воздать добром за зло, и
я  сразу  же  поспешила на его зов. Побороть свою обиду стоило мне некоторой
борьбы   с   грешным   естеством,   присущим   всем  нам.  Но,  привыкнув  к
самоотречению,   я   принесла   и   эту  жертву,  тем  самым  исполнив  свой
нравственный долг.
     Сэра  Персиваля  я  застала  в обществе графа Фоско. На этот раз милорд
граф  присутствовал  при нашем разговоре до конца и поддерживал точку зрения
сэра Персиваля.
     Они   желали  поговорить  со  мной  относительно  перемены  обстановки,
которая,  как  мы  надеялись, будет способствовать поправлению здоровья мисс
Голкомб  и  леди  Глайд.  Сэр  Персиваль  заявил,  что  обе  леди,  по  всей
вероятности,  проведут  осень  в  Лиммеридже по приглашению Фредерика Фэрли,
эсквайра.  Но  прежде  чем  поехать  туда,  по его мнению, а также по мнению
графа  Фоско,  который  и  продолжал  со  мной  этот  разговор, им следовало
пробыть  некоторое время в благодатном климате Торкея. Поэтому там следовало
снять  дом  со  всевозможными  удобствами, но главное затруднение состояло в
необходимости  найти опытного человека, способного отыскать такое помещение.
Милорд  граф  от  имени  сэра  Персиваля  желал  узнать,  не буду ли я столь
любезна оказать содействие нашим дамам и съездить в Торкей в их интересах.
     В  моем  зависимом  положении  я, конечно, не могла ответить отказом на
сделанное мне предложение.
     Я  только позволила себе указать на серьезные неудобства, вытекающие из
моего  отсутствия,  ввиду  того что в доме не оставалось никого из прислуги,
кроме  Маргарет  Порчер.  Но сэр Персиваль и милорд граф заявили, что готовы
примириться  с  этими  неудобствами  ради блага наших больных. Я почтительно
предложила  написать  какому-нибудь агенту по найму домов в Торкее, - на это
мне  возразили,  что  нанимать  дом,  не осмотрев его предварительно, крайне
неосторожно.  Мне  было  сказано, что графиня сама поехала бы в Девоншир, но
не  хочет оставлять племянницу одну в ее теперешнем болезненном состоянии, а
у  сэра  Персиваля  и  милорда графа есть неотложные дела, из-за которых они
должны  оставаться  в  Блекуотер-Парке.  Словом,  было совершенно ясно, что,
кроме  меня,  доверить это поручение некому, и, если я откажусь, тем самым я
поставлю  их  в безвыходное положение. Мне пришлось ответить сэру Персивалю,
что я к услугам мисс Голкомб и леди Глайд.
     Мы  условились,  что  завтра утром я уеду и проведу в Торкее день-два в
поисках  наиболее  подходящего  дома,  а с ответом вернусь, когда покончу со
всеми  делами.  Милорд  граф  составил  для  меня подробный список того, что
потребуется  в  отношении  обстановки  и  различных удобств, а сэр Персиваль
записал предельную сумму, которую мне разрешалось предлагать.
     Прочитав  эти  инструкции,  я  подумала,  что,  пожалуй,  такого  дома,
который  описывался  в них, мне не удастся найти ни на одном курорте Англии,
а  если  и удастся, то вряд ли за такую низкую плату. Я осмелилась высказать
свое  предположение  обоим  джентльменам,  но сэр Персиваль, который на этот
раз  сам отвечал мне, не разделял моих опасений. Спорить мне не приходилось.
Я  не  стала  больше  возражать,  но  в  глубине  души  была  убеждена,  что
поручение,   с  которым  меня  посылают,  весьма  затруднительно,  сложно  и
безусловно обречено на провал.
     Перед  отъездом  я  самолично удостоверилась, что мисс Голкомб на самом
деле выздоравливает.
     Она  казалась  грустной  и  очень  озабоченной.  Несмотря на то что она
поправлялась,  я  ясно  заметила  ее  тревожное настроение. Но выглядела она
гораздо  лучше,  чем  я ожидала. Она была в силах послать нежный привет леди
Глайд  и  просила передать ей, что чувствует себя хорошо и умоляет миледи не
подниматься  с  постели  раньше  времени.  Я оставила ее на попечение миссис
Рюбель,   которая  по-прежнему  держала  себя  с  полной  независимостью  по
отношению  ко  всем  в  доме.  Когда я постучала в дверь спальни леди Глайд,
графиня,  которая  не  отходила от племянницы, открыла мне и сказала, что та
все  еще  очень  слаба. Сэр Персиваль и милорд граф прогуливались на дороге,
когда  я  проезжала  мимо  в  почтовой карете. Я поклонилась им и выехала из
дома, в котором из слуг не оставалось никого, кроме одной Маргарет Порчер.
     Каждому  ясно,  конечно,  что  я должна была с тех пор чувствовать. Все
эти  обстоятельства  были  более  чем  странными  -  они  были  чуть  ли  не
подозрительными.  Однако  -  повторяю  опять  - в моем зависимом положении я
ничего поделать не могла, мне оставалось поступать, как мне приказывали.
     Результат  моей  поездки в Торкей был именно таким, как я и предвидела.
Дома,  подобного  тому,  какой мне поручили найти, не было во всем городе, а
если  б  он  и нашелся, то плата, которую мне разрешалось дать за него, была
бы  слишком  низкой.  В  соответствии  с этим я вернулась в Блекуотер-Парк и
доложила  сэру Персивалю, встретившему меня у подъезда, что поездка моя была
безрезультатной.  Казалось,  он  был  слишком озабочен другими делами, чтобы
обратить  внимание на мою неудачу. С первых же его слов я поняла, что за мое
отсутствие в Блекуотер-Парке произошли большие перемены.
     Граф  и  графиня  Фоско  переехали в свою новую резиденцию - в пригород
Лондона, в Сент-Джонз-Вуд.
     Чем  был  вызван  столь поспешный отъезд, мне не объяснили, но сказали,
что  милорд  граф  передавал  мне  свой искренний привет. Когда я осмелилась
спросить  сэра Персиваля, кто же ухаживает теперь за леди Глайд, он ответил,
что  при  ней  находится  Маргарет  Порчер,  а  женщина  из деревни приходит
убирать комнаты нижнего этажа.
     Его  ответ  буквально  ошеломил  меня.  То, что простой, второстепенной
служанке   разрешили   прислуживать   самой   леди   Глайд,   было  вопиющим
неприличием.  Я  сейчас же поднялась наверх и встретила Маргарет в коридоре.
Ее  услуги  не  понадобились  (совершенно  естественно)  -  ее  госпоже было
сегодня  настолько  лучше, что она могла уже вставать с постели. Я спросила,
как   чувствует   себя  мисс  Голкомб,  но  ответ  был  таким  уклончивым  и
неприязненным,  что  я  так  ничего и не выяснила. Мне не хотелось повторять
свой  вопрос  и  нарываться  на  дерзость. В моем положении мне подобало как
можно скорее предстать перед хозяйкой дома, и я поспешила к леди Глайд.
     Я  нашла,  что  миледи  очень  поправилась за последние несколько дней.
Хотя  она  все  еще  была  очень слаба и нервна, она могла уже подниматься и
медленно  ходить  по комнате без посторонней помощи, чувствуя только сильную
усталость.  Сегодня  утром  она немного беспокоилась за мисс Голкомб, ибо не
получала  от  нее  никаких  известий.  Мысленно  упрекнув  миссис  Рюбель  в
невнимательности, я ничего не сказала и помогла миледи одеться.
     Когда  она была готова, мы вместе вышли из спальни и направились к мисс
Голкомб.
     В  коридоре  нас  остановил  сэр  Персиваль.  Он,  по-видимому, нарочно
поджидал нас.
     - Куда вы идете? - спросил он леди Глайд.
     - К Мэриан, - отвечала она.
     - Предупреждаю,   вас   ждет   большое  разочарование,  -  заметил  сэр
Персиваль. - Должен сказать вам, что ее нет дома.
     - Как - нет?
     - Нет. Она уехала вчера утром с Фоско и его женой.
     Леди  Глайд была еще недостаточно здорова, чтобы хладнокровно отнестись
к  этой  удивительной  новости.  Она вся побледнела и прислонилась к стенке,
чтобы не упасть, молча глядя на своего мужа.
     Я  сама  была  до  такой  степени  удивлена,  что  не  находила слов. Я
переспросила  сэра  Персиваля - неужели мисс Голкомб действительно уехала из
Блекуотер-Парка?
     - Ну конечно, - отвечал он.
     - В  ее состоянии, сэр Персиваль! Не предупредив о своем намерении леди
Глайд!
     Прежде чем он мог что-либо сказать, миледи при шла в себя.
     - Не  может  быть!  - воскликнула она с ужасом. - Но где же был доктор?
Где был мистер Доусон в то время, как Мэриан собралась ехать?
     - В  услугах  доктора  мы  больше  не нуждались, и его здесь не было, -
сказал  сэр  Персиваль.  - Он уехал по собственному желанию. Из одного этого
вы  можете заключить, что она была достаточно здорова, чтобы предпринять это
путешествие.  Что  вы  так  уставились  на  меня? Если вы не верите, что она
уехала,  убедитесь  в этом сами. Пройдите в ее комнату, осмотрите все другие
комнаты, если хотите.
     Она  бросилась  в  комнату  мисс  Голкомб,  а  я  последовала за ней. В
комнатах  мисс  Голкомб не было ни кого, кроме Маргарет Порчер, которая была
занята  уборкой.  Пусто  было  и во всех других комнатах, куда мы заглянули.
Сэр  Персиваль  ждал нас в коридоре. Когда мы выходили из последней комнаты,
которую осматривали, леди Глайд вдруг шепнула мне:
     - Не уходите, миссис Майклсон! Ради бога, не оставляйте меня!
     Не  успела  я  ответить,  как она была уже в коридоре и разговаривала с
мужем:
     - Что  это  значит,  сэр  Персиваль?  Я  требую,  я прошу, я умоляю вас
объяснить мне, что это значит?
     - Это  значит,  - отвечал он, - что мисс Голкомб чувствовала себя вчера
утром  достаточно хорошо, чтобы встать с постели. Она решила воспользоваться
отъездом супругов Фоско, чтобы отправиться с ними в Лондон.
     - В Лондон?
     - Да, по дороге в Лиммеридж.
     Леди Глайд обратилась ко мне.
     - Вы  видели  мисс  Голкомб, - сказала она. - Скажите мне прямо, миссис
Майклсон, разве она была достаточно здорова, чтобы пускаться в путь?
     - По-моему, нет, миледи...
     Сэр Персиваль тут же прервал меня:
     - Перед  тем  как уехать, говорили вы сиделке или нет, что мисс Голкомб
выглядит несравненно лучше?
     - Да, сэр, я это сказала.
     Он обратился к миледи.
     - Сопоставьте  мнение  миссис  Майклсон  с  вашим,  -  сказал  он,  - и
постарайтесь  отнестись  рассудительно  к простому факту. Разве мы отпустили
бы  ее,  если  б  она  была недостаточно здорова? Она уехала в сопровождении
трех  лиц:  Фоско,  ва