айта. Она
просмотрела  дневник,  выписала  адрес  и, взяв с собой вместо рекомендации,
которая  могла  бы  ей  понадобиться,  письмо  графа  Фоско к мистеру Фэрли,
отправилась одна в лечебницу.
     В  ночь  на одиннадцатое октября она прибыла в Лондон. Она намеревалась
заночевать   у   старой   гувернантки   леди   Глайд.  Но  миссис  Вэзи  так
разволновалась  и  расстроилась  при  виде  ближайшей подруги и сестры своей
горячо  любимой,  недавно  умершей  воспитанницы, что мисс Голкомб решила не
оставаться   у  нее,  а  сняла  на  ночь  номер  в  одном  почтенном  отеле,
рекомендованном  ей  замужней  сестрой  миссис  Вэзи.  На следующее утро она
поехала  в  лечебницу,  находившуюся  неподалеку  от  Лондона,  на севере от
столицы.
     Ее  немедленно  провели  к  директору  (он  же  владелец) лечебницы для
умалишенных.
     Сначала  он,  казалось,  был решительно против того, чтобы она повидала
его  пациентку.  Но  когда  она показала ему приписку к письму графа Фоско и
напомнила  ему,  что она та самая мисс Голкомб, о которой там упоминалось, а
кроме  того,  ближайшая  родственница  покойной  леди  Глайд  и  по семейным
причинам,  естественно, интересуется заблуждением Анны Катерик и присвоением
ею  имени своей умершей сестры, тон и манеры директора лечебницы изменились,
и  он  больше ей не препятствовал. Очевидно, он почувствовал, что при данных
обстоятельствах  отказ  его  будет  не  только  невежливым, но может вызвать
сомнения  в  порядках  лечебницы и содержании его пациенток, и поэтому решил
показать,  что  уважаемые  посторонние  лица могут беспрепятственно посещать
его учреждение.
     У  самой  мисс  Голкомб  создалось  впечатление, что директор лечебницы
отнюдь   не   был   посвящен   в   планы   сэра  Персиваля  и  графа  Фоско.
Доказательством  этого  было  то,  что он все же согласился на ее свидание с
Анной  Катерик,  а кроме того, охотно рассказал ей о вторичном поступлении в
лечебницу  прежней  его  пациентки, чего, конечно, не сделал бы, если бы был
сообщником сэра Персиваля и графа.
     Он  рассказал  мисс  Голкомб,  что Анну Катерик привез обратно к нему с
необходимыми  медицинскими  свидетельствами  и документами сам граф Фоско 27
июля  вместе  с  объяснительным письмом и просьбой принять ее в лечебницу от
сэра  Персиваля.  Принимая больную обратно, директор лечебницы заметил в ней
некоторую  любопытную  перемену. За долгие годы своей профессии он знал, что
с  душевнобольными  иногда такие перемены бывают. Они могут чувствовать себя
то  хуже, то лучше. Соответственно с этим их внутреннее состояние отражается
на  их  внешности.  Не  удивила его и не вызвала никакого подозрения также и
новая  мания  Анны  Катерик, вследствие которой изменились ее манеры и речь.
Но  до  сих  пор  ему иногда резко бросалась в глаза некоторая разница между
его  пациенткой  до того, как она убежала из лечебницы, и той же пациенткой,
когда  ее  привезли обратно. Разница была в мелочах, трудно было передать ее
словами.  Он,  конечно,  не  говорил, что она была теперь другого роста, или
что  у  нее  был  другой  цвет  глаз,  волос,  кожи, другой овал лица, - он,
скорее,  чувствовал, чем видел, какую-то перемену в ней. В общем, случай был
интересным с самого начала, а теперь временами был просто загадочным.
     Нельзя  сказать,  чтоб  разговор  этот хотя бы частично подготовил мисс
Голкомб  к тому, что за ним последовало. Однако он произвел на нее серьезное
впечатление.  Она  так  взволновалась, что ей пришлось подождать и несколько
успокоиться,  прежде  чем  она  смогла  собраться с силами и проследовать за
директором лечебницы в ту часть здания, где находились больные.
     Выяснилось,  что  Анна  Катерик  совершает в это время прогулку в парке
при  лечебнице.  Одна  из  сиделок согласилась провести туда мисс Голкомб, а
директор  остался,  чтобы  заняться  одной из больных, обещав потом прийти в
парк к мисс Голкомб.
     Сиделка  провела  мисс  Голкомб  в  глубину  красивого  парка,  а потом
свернула  на  обрамленную  кустарником  аллею,  ведущую  к  группе деревьев.
Навстречу  им  медленно  шли какие-то две женщины. Сиделка показала на них и
сказала:
     - Вот  Анна Катерик, мэм, в сопровождении служительницы, которая за ней
смотрит. Служительница ответит на все интересующие вас вопросы.
     С  этими  словами  сиделка  вернулась  обратно  в  лечебницу,  к  своим
непосредственным обязанностям.
     Мисс  Голкомб  и  женщины  шли  друг  другу навстречу. Когда между ними
осталось  всего  несколько  шагов, одна из женщин остановилась, вгляделась в
незнакомую  даму,  вырвала  руку от служительницы и бросилась в объятия мисс
Голкомб.  В  этот  миг  мисс  Голкомб  узнала  свою  сестру,  узнала  заживо
погребенную...
     По  счастью,  никто,  кроме  служительницы,  при этом не присутствовал.
Служительница,  молодая  женщина, была так изумлена происшедшим, что сначала
не  могла  двинуться  с  места. Когда она очнулась от изумления, ей пришлось
оказать   помощь  мисс  Голкомб,  которая  упала  в  обморок  от  пережитого
потрясения.  По истечении нескольких минут свежий воздух вернул мисс Голкомб
прежние  силы  и энергию, и она поняла, что должна сосредоточиться только на
том, как помочь своей несчастной сестре.
     Она  добилась  разрешения поговорить с больной наедине при условии, что
они  обе  все  время будут на глазах у служительницы. Времени для расспросов
не  было,  его  хватило  только на то, чтобы убедить несчастную леди Глайд в
необходимости  держать  себя в руках и уверить ее в немедленной помощи, если
она  будет вести себя так, чтобы не возбудить никаких подозрений. Надежда на
то,  что  ей  удастся расстаться с лечебницей, если она будет беспрекословно
слушаться  указаний  своей  сестры,  была  достаточной, чтобы успокоить леди
Глайд  и  заставить  ее  понять,  как именно она должна себя вести. Вслед за
этим  мисс  Голкомб вернулась к служительнице, вложила ей в руку все деньги,
которые  были  при  ней  -  три  соверена,  -  и спросила, когда и где она и
служительница смогут поговорить наедине.
     Женщина  сначала  была  очень  напугана  и ничего не хотела слушать. Но
когда  мисс  Голкомб  уверила ее, что хочет всего только задать ей несколько
вопросов,  чего не может сделать сейчас, ибо слишком взволнована, и не имеет
никакого  намерения  совращать  служительницу с пути истины и уговаривать ее
нарушить  свой  долг,  та  взяла деньги и обещала встретиться с мисс Голкомб
назавтра  в три часа дня. Она сможет уйти на полчаса, после того как больные
пообедают,  и  будет ждать мисс Голкомб в укромном месте, за высокой стеной,
окружавшей  парк  и лечебницу. Мисс Голкомб успела только согласиться на это
и  шепнуть  своей  сестре,  что  на  следующий  день они увидятся, как к ним
подошел  директор  лечебницы.  Он заметил взволнованность посетительницы, но
она  сослалась  на  то,  что  свидание  с Анной Катерик очень ее расстроило.
Затем  мисс  Голкомб  поспешила  уйти  как можно скорее, вернее - как только
нашла в себе достаточно сил, чтобы расстаться со своей несчастной сестрой.
     Когда  способность размышлять вернулась к ней, мисс Голкомб поняла, что
всякая   попытка   установить   личность  леди  Глайд  и  освободить  ее  из
сумасшедшего  дома  законным  путем  приведет  к  промедлению, которое может
оказаться  роковым  для  рассудка  ее сестры, уже частично расстроенного тем
ужасным  положением,  в  котором  она находилась. К тому времени, когда мисс
Голкомб  вернулась  в  Лондон,  она  твердо  решила освободить леди Глайд из
сумасшедшего дома с помощью служительницы.
     Она  сейчас  же  отправилась  к  биржевому  маклеру  и реализовала свое
небольшое  состояние,  получив  около  семисот  фунтов  наличными.  Она была
готова  отдать  все,  что  имела, за освобождение сестры. На следующий день,
взяв  с  собой  все деньги, она поехала на назначенную ей встречу за стенами
лечебницы.
     Служительница  уже  ждала  ее.  После  предварительных  расспросов мисс
Голкомб   осторожно  навела  разговор  на  нужную  ей  тему.  Между  прочим,
служительница   рассказала  ей,  что  сиделка,  на  попечении  которой  была
прежняя,  то есть настоящая Анна Катерик, пострадала из-за ее побега, хотя и
была  к  нему  совершенно  непричастна,  лишившись своего места. То же самое
должно  было  случиться  и  с ней, если Анна Катерик снова убежит. А она, то
есть  теперешняя служительница, крайне нуждалась в своей работе по следующей
причине:  у  нее  был жених, и они откладывали день свадьбы, пока не накопят
достаточно  денег,  двести  - триста фунтов, чтобы открыть мелочную лавочку.
Молодая  женщина получала хорошее жалованье в лечебнице, была очень экономна
и надеялась года через два скопить нужную ей сумму.
     Тут-то  мисс  Голкомб  и решила переговорить со служительницей с полной
откровенностью.  Она  заявила, что мнимая Анна Катерик в действительности ее
родственница,   попавшая   в   лечебницу   по  роковой  случайности,  и  что
служительница  совершит  доброе,  богоугодное  дело, если поможет им. Прежде
чем  та  успела  возразить,  мисс  Голкомб  вынула из своего кошелька четыре
бумажки   по   сто   фунтов   каждая   и  предложила  их  этой  женщине  как
вознаграждение за потерю службы в лечебнице.
     Крайне  удивленная всем этим служительница заколебалась. Она была очень
встревожена. Но мисс Голкомб настойчиво уговаривала ее.
     - Вы  сделаете  доброе  дело,  -  повторяла  она.  -  Вы поможете самой
обездоленной  и несправедливо обиженной женщине на свете. Вот деньги на вашу
свадьбу  -  это ваше вознаграждение. Приведите сюда ко мне мою сестру, и эти
деньги будут в ваших руках.
     - А  вы  дадите мне письмо, удостоверяющее, откуда у меня деньги, чтобы
я  могла  показать  его  моему  жениху, если он спросит, где я их достала? -
спросила служительница.
     - Я напишу и принесу с собой такое письмо, - отвечала мисс Голкомб.
     - Тогда я попробую, - сказала служительница.
     - Когда?
     - Завтра.
     Они  поспешили  условиться,  что  мисс  Голкомб вернется завтра утром и
будет  ждать,  спрятавшись  за  деревьями и держась поближе к северной части
стены.  Назначить  точный  час  своего  появления  служительница  не  могла.
Осторожность  требовала,  чтобы  она не торопилась, а действовала, смотря по
тому, как сложится обстановка. На этом они расстались.
     На  следующий  день,  около  десяти  часов  утра,  мисс  Голкомб была в
условленном  месте  с  обещанным  письмом  и  деньгами.  Она  прождала почти
полтора  часа.  Наконец  служительница  торопливо  вышла из-за угла, ведя за
руку   леди   Глайд.   Как  только  они  встретились,  мисс  Голкомб  отдала
служительнице деньги и письмо. Сестры вновь были вместе.
     У  служительницы  явилась  счастливая  мысль  одеть  на  леди Глайд, из
предосторожности,  свой  собственный  капор,  вуаль  и  платок. Мисс Голкомб
посоветовала   служительнице,   как   лучше  поступить,  когда  побег  будет
обнаружен,  чтобы  розыски были предприняты в ложном направлении. Вернувшись
в  лечебницу, служительница должна была во всеуслышание рассказать остальным
сиделкам,  что последнее время Анна Катерик часто спрашивала о расстоянии от
Лондона  до  Хемпшира. Дождавшись последней минуты перед тем, как побег Анны
Катерик  будет  неизбежно открыт, она должна была сама поднять тревогу и тем
самым  отвести  от  себя  подозрение в причастности к этому побегу. Директор
лечебницы,   узнав,  что  Анна  Катерик  справлялась  о  Хемпшире,  по  всей
вероятности  решит,  что его пациентка, воображая себя леди Глайд, вернулась
в Блекуотер-Парк. Поэтому искать ее сначала будут именно там.
     Служительница  согласилась  на  это предложение. Оставаясь все время на
глазах  у  других, она тем самым доказывала свою непричастность к побегу, за
который  ей грозили последствия, возможно более серьезные, чем просто потеря
места.  Поэтому, не мешкая больше, она вернулась в лечебницу, а мисс Голкомб
повезла  свою  сестру  в  Лондон.  Днем им удалось беспрепятственно сесть на
поезд, и в ту же ночь они прибыли в Лиммеридж.
     По  дороге,  когда они остались одни в купе, мисс Голкомб удалось путем
расспросов  связать  в  одно  целое  отрывки  воспоминаний  леди  Глайд.  Та
сохранила  очень смутное и неясное представление о том, что с ней произошло,
и  рассказала свою ужасную историю отрывочно, непоследовательно и бессвязно.
Несмотря  на  это,  мы  должны  воспроизвести  здесь  ее рассказ, прежде чем
опишем, что случилось на следующий день в Лиммеридже.
     Воспоминания  леди  Глайд о событиях, последовавших после ее отъезда из
Блекуотер-Парка,  начинались  с момента ее прибытия на вокзал в Лондоне. Ей,
конечно,  не  пришло  в  голову  предварительно  записать,  какого числа она
выехала.  Все надежды на уточнение этой важной даты с помощью леди Глайд или
миссис Майклсон были потеряны.
     Когда  поезд  подошел  к  платформе, леди Глайд увидела встречавшего ее
графа  Фоско.  Как  только  кондуктор открыл двери купе, граф очутился перед
нею.  Пассажиров  было  больше,  чем  обычно,  и поэтому получить багаж было
довольно  затруднительно.  Человек,  сопровождавший графа Фоско, принес вещи
леди  Глайд.  На  чемоданах  была  ее  фамилия. Она уехала вместе с графом в
карете, на которую в тот момент не обратила внимания.
     Покинув  вокзал,  она  прежде всего спросила графа о мисс Голкомб. Граф
отвечал,   что  мисс  Голкомб  еще  не  уехала  в  Кумберленд,  так  как  он
отсоветовал ей пускаться в дальний путь, пока она хорошенько не отдохнет.
     Затем  леди  Глайд спросила его, находится ли мисс Голкомб сейчас в его
доме.  Ответ  его  она  припоминала  очень смутно, но отчетливо помнила, что
граф  уверял  ее,  что везет ее к мисс Голкомб. Леди Глайд очень плохо знала
Лондон  и  не  могла  сказать,  по  каким  улицам они тогда ехали. Но они не
выезжали   за   город   и  не  проезжали  ни  парков,  ни  деревьев.  Карета
остановилась  в  каком-то  переулке,  неподалеку  от  сквера, где было много
магазинов  и множество народу. Из этих воспоминаний, в точности которых леди
Глайд  была  уверена,  было  совершенно  ясно,  что  граф  вез  ее не в свою
резиденцию в Сент-Джонз-Вуде.
     Они  вошли  в  дом и поднялись наверх в заднюю комнату то ли на первом,
то  ли  на  втором  этаже.  За  леди  Глайд внесли ее вещи. Двери им открыла
служанка.  Человек  с  черной  бородой,  по  виду  иностранец, очень вежливо
встретил  их  в  холле  и  провел наверх. В ответ на вопросы леди Глайд граф
заявил,  что мисс Голкомб находится в этом же доме, - ее немедленно известят
о  прибытии  сестры.  Он и иностранец вышли из комнаты и оставили леди Глайд
одну. Комната была очень бедно обставлена и выходила окнами на задний двор.
     В  доме было удивительно тихо, она не слышала шагов по лестнице, только
откуда-то  снизу  глухо  доносились  мужские  голоса.  Она  оставалась  одна
непродолжительное  время.  Граф  вернулся  и  сказал, что мисс Голкомб легла
отдохнуть  и  беспокоить  ее  сейчас  не  следует.  Он  был  в сопровождении
какого-то   человека,   англичанина,   которого   он   попросил   разрешения
представить ей как своего друга.
     После  этой  неожиданной  просьбы  он  познакомил их, но, насколько она
могла  припомнить,  не  называя  имен,  затем оставил леди Глайд одну с этим
человеком.  Тот  был  очень  вежлив,  но удивил и смутил ее своими странными
расспросами  о  ней самой и тем, что как-то очень пристально ее разглядывал.
Он  пробыл  с  ней  короткое  время и ушел. Минуты через две в комнату вошел
другой  незнакомец,  тоже  англичанин.  И  этот  человек  представился  ей в
качестве  друга  графа  Фоско  и,  со  своей стороны, стал ее разглядывать и
задал   ей  несколько  странных  вопросов,  ни  разу,  насколько  она  могла
припомнить,  не  назвав ее по имени. Затем он ушел. К этому времени она была
так  напугана  и  так  тревожилась  за  свою сестру, что решила сойти вниз и
обратиться  за помощью к единственной женщине, которую видела в этом доме, -
к служанке, открывшей им входную дверь.
     Но как только она встала со стула, вошел граф.
     Она  сейчас  же  взволнованно спросила его, когда же наконец она увидит
сестру.  Сначала  он уклонялся от прямого ответа, а затем с видимой неохотой
признался,  что  мисс Голкомб далеко не так хорошо себя чувствует, как он ей
раньше  говорил. Его тон и манеры во время этого разговора так испугали леди
Глайд,  вернее  так  усилили  тревогу,  которую  она  все время чувствовала,
особенно   после  странной  встречи  с  двумя  незнакомцами,  что  ей  стало
нехорошо,  она  попросила  воды.  Граф выглянул за дверь и приказал принести
стакан  воды  и  флакон  с  нюхательной  солью. Их принес человек с бородой.
Вода,  которую  попробовала  выпить леди Глайд, была горьковатой на вкус. Ей
стало  хуже.  Она схватила флакон и понюхала. У нее закружилась голова. Граф
подхватил  флакон,  выпавший  из  ее рук, и последнее, что она помнила перед
тем, как потеряла сознание, - граф снова поднес флакон к ее лицу.
     Дальше  ее  воспоминания  становились  такими отрывочными и хаотичными,
что разобраться в этой путанице было очень трудно.
     Ей  представлялось, что позднее вечером она пришла в себя и уехала, как
намеревалась  еще  в  Блекуотер-Парке, к миссис Вэзи. Она напилась там чаю и
провела  ночь  под  крышей  у  миссис  Вэзи. Она совершенно не помнила, как,
когда  и  с  кем  она  покинула  дом,  в  который  ее  привез граф Фоско, но
настойчиво  твердила,  что  ночевала у миссис Вэзи. Самым удивительным было,
что,  по  ее  словам, ей помогла раздеться и лечь в постель миссис Рюбель. О
чем  они  с  миссис  Вэзи  разговаривали  и кого еще она видела, помимо этой
дамы, и почему миссис Рюбель оказалась там, она совершенно не помнила.
     Еще  более  беспорядочными  и  неправдоподобными были ее воспоминания о
том, что произошло на следующее утро.
     Ей  смутно  припоминалось,  что  она  куда-то поехала (в каком часу это
было,  она  сказать  не  могла)  с  графом  Фоско  и снова с миссис Рюбель в
качестве  его  помощницы.  Но как и почему она рассталась с миссис Вэзи, она
не   знала;  не  знала,  в  каком  направлении  ехала  их  карета,  где  они
остановились  и  были  ли  в это время граф и миссис Рюбель вместе с ней. На
этом  ее  печальная  история  заканчивалась.  Дальше  следовал полный провал
памяти.  У нее не осталось никаких, даже туманных впечатлений, она совсем не
представляла  себе,  много  ли дней прошло или всего один день, покуда вдруг
она  не  очнулась  в  непонятном месте, окруженная совершенно незнакомыми ей
женщинами.
     Это  был  сумасшедший  дом. Здесь она впервые услышала, как ее называли
Анной  Катерик. Одна из любопытных подробностей этой истории состояла в том,
что  она  своими собственными глазами увидела на себе одежду Анны Катерик. В
первую  же  ночь  в  лечебнице служительница показала ей метки на ее белье и
сказала  добродушно:  "Посмотрите  на  ваше собственное имя на этой одежде и
перестаньте  надоедать всем нам, что вы леди Глайд. Она мертва и в могиле, а
вы  живы  и  здоровы.  Взгляните сюда! Вот ваша метка, вы найдете ее на всех
своих  старых  вещах,  которые  мы  сохранили,  -  Анна  Катерик - черным по
белому!"  Эту  метку увидела и мисс Голкомб на белье своей сестры, когда они
прибыли в Лиммеридж.
     Эти   смутные,  иногда  противоречивые  воспоминания  леди  Глайд  были
единственным   ответом  на  осторожные  расспросы  ее  сестры  по  дороге  в
Кумберленд.  Мисс  Голкомб  остерегалась  спрашивать  о том, что произошло в
лечебнице.  Она  понимала,  что  рассудок  ее  сестры  не  выдержал бы этого
испытания.  По  добровольному  признанию  директора лечебницы было известно,
что  она  прибыла  туда  27  июля.  С  этого  числа  до  15 октября (день ее
освобождения)  она  была под постоянным надзором, ей систематически внушали,
что  она Анна Катерик, и категорически отрицали, что она н