гие,  всегда  имел  деньги  в
кармане. Для него это было просто необходимостью после той светской жизни,
которую он вел. Несправедливо, чтобы такой элегантный молодой человек, как
Мэт, бывал в  обществе  без  денег,  которые  нужны  для  поддержания  его
престижа. Право, он не заслуживал осуждения, и миссис Броуди  уже  немного
жалела, что не дала ему хотя бы несколько шиллингов, - конечно, если бы он
согласился их принять. Когда дело представилось ей в этом  новом  и  более
отрадном  свете,  ее  начало  мучить  раскаяние.  Она  встала   и,   точно
притягиваемая какой-то непреодолимой силой, пошла в комнату  Мэта,  где  с
нежной  заботливостью  принялась   убирать   разбросанные   принадлежности
туалета. При этом она убедилась, что у него вовсе не так много платья, как
могло показаться на первый взгляд. Один чемодан был совершенно  пуст,  два
ящика набиты летними тиковыми костюмами, а третий -  грязным  бельем.  Она
жадно отбирала носки, которые  можно  заштопать,  сорочки,  нуждающиеся  в
починке, воротнички, которые нужно будет накрахмалить, потому что для  нее
были  радостью  заботы  о  сыне,  блаженством  -  уже  самая   возможность
прикасаться к его вещам. Наведя, наконец, порядок в его  вещах  и  отобрав
для починки и стирки большой узел, который она  с  триумфом  унесла  вниз,
мама пошла к себе в спальню,  прибрала  постель  и  уже  в  более  веселом
настроении стала вытирать пыль с мебели.  Подойдя  к  фарфоровой  вазочке,
стоявшей на столике у окна, она почувствовала неясное  замешательство:  ей
не хватало  какого-то  привычного,  подсознательного  впечатления.  Она  с
минуту сосредоточенно размышляла, затем вдруг догадалась,  что  не  слышит
знакомого, дружеского тиканья ее часов, которые всегда, за исключением тех
торжественных случаев, когда она  их  надевала,  лежали  в  этой  вазочке.
Теперь в вазочке не было ничего, кроме нескольких забытых в  ней  головных
шпилек.
   Когда миссис Броуди пришлось перебраться сюда из  супружеской  спальни,
она, разумеется, забрала с собой и вазочку, в  которой  всегда  лежали  ее
часы. В течение двадцати лет прикосновение к этой вещи было у нее  связано
с тиканьем часов, и теперь она сразу  заметила  их  отсутствие.  Хотя  она
знала, что не надевала часов, она схватилась  за  кофточку  на  груди,  но
часов там не было, и она с беспокойством бросилась их искать повсюду  -  у
себя в комнате, в спальне мужа, внизу в гостиной и на кухне. По мере того,
как  шли  эти  безрезультатные  поиски,  лицо  ее  выражало  все   большее
огорчение. Это были часы  ее  матери,  серебряные,  с  украшениями  тонкой
работы, золоченым циферблатом, тончайшими изящными стрелками и швейцарским
механизмом, который всегда работал очень точно. Хотя большой ценности  эти
часы не представляли,  миссис  Броуди  питала  крепкую  и  сентиментальную
привязанность  и  к  ним,   и   к   маленькому   выцветшему   дагерротипу,
изображавшему ее мать и вставленному в крышку часов с внутренней  стороны.
То была ее единственная  драгоценность,  и  уже  только  поэтому  она  так
дорожила ею. Нагибаясь,  чтобы  пошарить  на  полу,  она  в  то  же  время
прекрасно знала, что положила часы на обычное место. Ей пришла  мысль,  не
взял ли их кто-нибудь случайно оттуда. Внезапно она выпрямилась.  Лицо  ее
утратило выражение досады и  точно  окаменело.  Ее,  как  молния,  озарила
догадка, что часы взял Мэт. Она слышала, как он ходил в ее  комнате  после
ее отказа дать деньги, а потом он убежал из дому, не сказав ей  ни  слова.
Ей теперь было совершенно ясно, что он украл ее часы  ради  той  ничтожной
суммы, которую выручит за них. Она с радостью отдала бы их ему, как отдала
бы ему все на свете, что только принадлежало ей и что она могла отдать,  а
он украл их у нее, стащил с  гнусной  хитростью.  Безнадежным  жестом  она
отбросила назад  прядь  седых  волос,  выбившуюся  из  прически  во  время
бесплодных поисков.
   - Мэт, сын мой, - вскрикнула она, - ты знаешь, что я сама  дала  бы  их
тебе! Как ты мог их украсть!
   В этот день, второй день возвращения в  семью  сына,  от  которого  она
горячо ожидала радости и успокоения всех тревог,  она  погрузилась  в  еще
более глубокое уныние. Обед миновал,  день  без  всяких  событий  сменился
вечером. В том  смятении  чувств,  в  котором  находилась  миссис  Броуди,
наступление темноты и угасание коротких  серых  сумерек  разбудили  в  ней
острое желание поскорее  увидеть  Мэта.  Только  бы  им,  матери  и  сыну,
остаться вдвоем, и она сумеет смягчить все ожесточение в его  сердце.  Она
была убеждена, что он  не  устоит  перед  мольбой  любящей  матери.  Он  в
раскаянии упадет к ее ногам, если только она сумеет  выразить  словами  ту
любовь, которой полно ее сердце. Но Мэт все не шел, и, когда часы  пробили
половину шестого, а он не явился к чаю, она пришла в безмерное отчаяние.
   - Видно, твой храбрый мужчина боится прийти сюда, - усмехнулся  Броуди,
когда она подавала ему чашку. - Он  старательно  избегает  меня,  прячется
где-то, дожидаясь, чтобы я ушел из дому. Тогда он  приползет  тихонько  за
твоим сочувствием и утешениями. Ты думаешь, я не знаю, что делается у меня
за спиной? Насквозь вас обоих вижу!
   - Да Нет же, отец, - возразила дрожащим голосом миссис Броуди. - Уверяю
тебя, мне нечего от тебя скрывать. Мэт только что ушел навестить  кое-кого
из своих друзей.
   - Вот, оно что! А я не знал, что у него есть  друзья.  Послушать  тебя,
так можно подумать, что он какой-то всеобщий любимец,  герой!  Ну,  ладно,
передай своему примерному сыну, когда его увидишь, что я коплю  до  первой
встречи с ним все, что имею ему сказать. Я  ничего  не  забуду,  пусть  не
беспокоится!
   Она не отвечала,  подала  ему  ужин  и,  когда  он  ушел,  снова  стала
дожидаться Мэтью.
   В семь часов, приблизительно через час после  ухода  отца,  он  явился.
Вошел тихонько, с оттенком той приниженности, которую выражало его лицо  в
юности, бочком прошел в комнату и, умильно посмотрев на мать, сказал тихо:
   - Извини, мамочка, я опоздал. Надеюсь, я тебя этим не обеспокоил?
   Она жадно глядела на него.
   - Я очень беспокоилась, Мэт! Я не знала, куда ты ушел.
   - Да, да, - отвечал он мягко, - это  было  ужасно  необдуманно  с  моей
стороны. Я, знаешь ли, отвык от здешней жизни. Может быть, я стал  немного
легкомысленным с тех пор, как уехал из дому, мама, но я исправлюсь.
   - Нет, ты легкомысленно относишься только к себе самому! -  воскликнула
она. - Как это ты ходишь целый день не евши? Пил ты где-нибудь чай?
   - Нет, - отвечал он, - не пил и в самом деле голоден. Не найдется ли  у
тебя чего-нибудь поесть?
   Она сразу растрогалась, забыла о тяжелых переживаниях сегодняшнего  дня
и уже поверила, что перед нею снова ее прежний сын, сбросивший с себя, как
змея - кожу, все дурные привычки, вывезенные из Индии.
   - Мэт, - промолвила она серьезно, - и ты еще спрашиваешь? Конечно, твой
ужин стоит в печке и сию минуту я его подам.
   Она побежала к  печке  и  торжественно  достала  большой  кусок  жирной
трески, вареной в молоке, - его любимое блюдо.
   - Погоди минутку, - воскликнула она, - сейчас я все тебе приготовлю.
   Бабушка уже ушла к себе, но Несси за  столом  готовила  уроки.  Тем  не
менее мама вмиг разостлала на  другой  половине  стола  белую  скатерть  и
поставила все, что требуется для аппетитного ужина.
   - Ну, вот, - сказала она, - я же тебе говорила, что это недолго.  Никто
не сделает для тебя все так, как родная мать. Садись,  Мэт,  и  теперь  ты
покажи, на что способен.
   Он метнул на нее благодарный взгляд и поник головой.
   - О мама, ты слишком добра ко мне! Я этого не заслужил. После того, что
я так вел себя, твоя доброта жжет мне совесть, как раскаленные  уголья.  А
знаешь, рыба выглядит очень аппетитно!
   Она радостно кивнула головой, жадно наблюдая, как  он  придвинул  стул,
уселся  на  свое  место  и  начал  есть  большими  торопливыми   глотками.
"Бедняжка, он, видно, умирал с голоду", - подумала она, видя,  как  сочные
белые куски рыбы магически исчезали под непрерывным натиском ножа и вилки.
С другого конца стола Несси, грызя карандаш, наблюдала за ним из-за  книги
с совсем иными чувствами.
   - Везет же некоторым! - заметила она  с  завистью.  -  Нам  сегодня  не
давали трески.
   Мэт оскорбленно посмотрел на нее  в  предусмотрительно  положил  в  рот
последний кусок рыбы.
   - Если бы я знал, Несси, я бы тебя угостил. Отчего  же  ты  не  сказала
раньше?
   - Не будь такой обжорой, Несси! - резко прикрикнула на нее мать.  -  Ты
получила достаточно и отлично это знаешь. Твой  брат  нуждается  теперь  в
усиленном питании, он так переутомлен. Готовь уроки и не приставай к нему.
Попробуй еще эти оладьи, Мэт.
   Мэт поблагодарил ее нежным взглядом и продолжал  есть.  Мать  была  вне
себя от радости и, совершенно  забыв  о  пропаже  часов,  следила  за  ним
любовно,  с  умилением,  каждый  его   глоток   доставлял   ей   громадное
удовольствие, как будто она сама смаковала все  то,  что  он  поедал.  Она
заметила  на   его   лице   полосу   грязи   и,   восхищаясь   собственной
проницательностью, догадалась,  что  он  терся  у  какого-нибудь  грязного
плетня,  прячась  от  отца.  Она  огорчилась  этим,   в   ней   заговорило
покровительственное чувство. Он опять был  ее  любимым  мальчиком,  и  она
хотела укрыть и защитить его от всего мира.
   - Что, понравилось, сынок? - спросила она, когда он поел.  Она  жаждала
его похвалы. - Я таки повозилась с этой рыбой... Я знаю, ты  всегда  любил
ее.
   Мэт чмокнул губами.
   - Прелесть, мама! Лучше всех этих кушаний с пряностями, с которыми  мне
приходилось  мириться  в  Индии.  Честное  слово,  мне  недоставало  твоей
стряпни. С тех пор, как я уехал из дому, ни разу не едал ничего вкуснее.
   -  Да  неужели,  Мэт!  Как  приятно  это  слышать!  Не  хочешь  ли  еще
чего-нибудь?
   Уголком глаза он успел уже заметить на буфете блюдо с мелкими яблоками,
которые она, очевидно, припасла для него. Он с минуту смотрел на нее,  как
бы размышляя.
   - Пожалуй, я съел бы яблоко, мама, - сказал он с простодушием человека,
желания которого невинны.
   Мама пришла в восторг оттого, что сумела  предугадать  его  желание,  и
немедленно поставила перед ним блюдо с яблоками.
   - Я так и думала. Сегодня утром заказала их для тебя,  -  с  торжеством
объявила она. - Ты говорил, что любишь фрукты, и я обещала тебе, что они у
тебя будут.
   - Спасибо, мама. Я хочу  бросить  курение,  -  объяснил  он,  с  трудом
надкусывая твердое яблоко, - а говорят, что от  яблок  перестает  хотеться
курить. Для чего мне курить, в самом деле? Это мне пользы не принесет.
   Миссис Броуди погладила рукой его плечо и шепнула:
   - Мэт, как я рада, что слышу от тебя такие речи! Для  меня  это  дороже
всего на свете. Я счастлива. Я чувствую, что мы теперь лучше  поймем  друг
друга. Должно быть, во всем виновата долгая разлука. Но все  недоразумения
посланы нам свыше, как испытание. Я  молилась  о  том,  чтобы  между  нами
наступило полное согласие, и молитва недостойной услышана!
   Мэт, пристыженный, на мгновение опустил глаза, продолжая трудиться  над
яблоком, потом снова поднял  их  и,  старательно  подбирая  слова,  сказал
медленно, как бы поднося матери новый чудесный сюрприз:
   - Знаешь, мама, я сегодня был у Агнес.
   Она вздрогнула от удивления и радости.
   - Конечно, - заторопился Мэт, не давая ей вставить ни слова, - я сейчас
еще ничего определенного сказать не могу. И ты меня ни о чем не спрашивай.
Я должен быть нем, как могила,  относительно  того,  что  произошло  между
нами, но все обстоит очень хорошо. - Он заискивающе улыбнулся матери. -  Я
все-таки решил, что тебе будет приятно узнать об этом.
   Миссис Броуди в экстазе сжала руки. Ее восторг умерялся лишь  тем,  что
не ей, а другой женщине, мисс  Мойр,  удалось  вернуть  ее  сына  на  путь
истины, но  все  же  она  не  помнила  себя  от  радости  и,  подавив  эту
недостойную мысль, воскликнула:
   - Вот это хорошо! Это прямо таки великолепно! Агнес будет так же  этому
рада, как я! - Ее  сгорбленная  спина  немного  выпрямилась,  она  подняла
мокрые глаза к небу в безмолвной благодарности. Когда она снова  вернулась
на землю, Мэтью разговаривал с Несси.
   - Несси, милочка, я  только  что  пожадничал,  но  теперь  я  дам  тебе
половину яблока, если ты ненадолго оставишь нас с мамой  одних.  Мне  надо
поговорить с ней по секрету.
   - Что за глупости,  Несси!  -  воскликнула  мама,  когда  Несен  охотно
протянула руку за яблоком. - Если хочешь яблоко, то  это  не  значит,  что
надо вырывать у брата кусок изо рта.
   - Нет, мама, я хочу отдать его Несси, - ласково  настаивал  Мэт,  -  но
пусть она за это даст нам с тобой потолковать  наедине.  То,  что  я  хочу
сказать, предназначается только для твоих ушей.
   - Ну, хорошо, - уступила миссис Броуди. - Можешь взять  яблоко,  Несси;
Поблагодари Мэта, и впредь  чтобы  я  больше  не  слышала  от  тебя  таких
неблагодарных замечаний! Оставь пока здесь свои книги и ступай в гостиную,
можешь там эти полчаса поиграть гаммы. Ну, беги! Возьми спички, да смотри,
осторожнее зажигай газ.
   Довольная, что расстается с ненавистными учебниками,  Несен  вприпрыжку
выбежала из кухни, и скоро сюда слабо донеслось неуверенное  бренчанье  на
пианино, перемежавшееся вначале долгими паузами, во время  которых  яблоко
поднималось ко рту с басового конца клавиатуры.
   - Ну, Мэт, - сказала нежно миссис Броуди, придвинув свой стул  вплотную
к стулу Мэта, предвкушая осуществление мечты, которая еще  утром  казалась
ей недосягаемой, и трепеща от удовольствия.
   - Мама, - начал Мэт плавно, внимательно разглядывая свои  ногти,  -  ты
меня прости за мою... гм... резкость эти  два  дня,  но  ты  знаешь,  меня
разозлили, и у меня столько забот...
   - Я понимаю, сынок, - поддакнула она  сочувственно,  -  сердце  у  меня
обливалось кровью оттого, что я видела тебя таким расстроенным. Не все так
знают твою впечатлительную натуру, как я.
   - Спасибо, мама! Ты добра, как всегда, и если ты  забудешь  все  грубые
слова, что  я  говорил,  я  буду  тебе  очень  признателен.  Я  постараюсь
исправиться.
   - Не унижай себя так, Мэт! - вскрикнула она. - Мне  неприятно  это.  Ты
всегда был хорошим мальчиком. Всегда был моим любимым сыном, я  не  помню,
чтобы ты когда-нибудь провинился серьезно.
   Он на миг поднял глаза и бросил на нее исподтишка  быстрый  взгляд.  Но
сразу же опустил их, пробормотав:
   - Как хорошо, что мы опять с тобой в мире, мама!
   Она смотрела на  него  с  обожанием,  улыбаясь,  вспоминая,  как  он  в
детстве, когда, бывало, на нее рассердится,  заявлял,  что  он  с  нею  "в
ссоре". А когда она снова возвращала себе его милость,  это  называлось  у
него "быть в мире".
   - И никогда уже не будем больше в ссоре,  да,  милый?  -  спросила  она
нежно.
   - Никогда, разумеется! - согласился он и, выдержав внушительную  паузу,
бросил небрежно:  -  Мы  с  Агнес  идем  сегодня  вечером  на  молитвенное
собрание.
   - Это чудесно, Мэт, - прошептала она. ("Он действительно спасен".) -  Я
так довольна этим! Ах, как бы мне хотелось пойти  с  вами  обоими!  -  Она
робко остановилась. - Но нет, пожалуй, вы предпочтете быть вдвоем. Мне  не
следует вам мешать.
   - Да, пожалуй, ты права, мама, - подтвердил он тоном  извинения.  -  Ты
ведь сама понимаешь, что...
   Она посмотрела на часы: без  четверти  восемь.  Ей  ужасно  жалко  было
прерывать   этот   разговор   "по   душам",    но,    проявив    подлинную
самоотверженность, она сказала со вздохом,  в  котором,  однако,  не  было
печали:
   - Скоро восемь, тебе надо  идти,  иначе  опоздаешь.  -  И  она  сделала
движение, собираясь встать.
   - Одну минуту, мама!
   - Что, родной?
   - Я хотел попросить тебя еще кое о чем. - Он колебался и смотрел на нее
просительно,  так  как,  по  его  мнению,  наступил   критический   момент
разговора.
   - В чем дело, мой дорогой?
   - Вот в чем, мама... Тебе я, конечно, могу честно признаться...  Я  был
ужасный мот... Люди злоупотребляли моей  щедростью,  и  сейчас  я  остался
совершенно без денег. Как я могу пойти куда-нибудь с Агнес, когда у меня в
кармане пусто?  -  Он  говорил  стыдливо,  изображая  жертву  собственного
великодушия. - Я привык всегда иметь  при  себе  немного  денег.  Это  так
унизительно - ходить с пустым карманом, особенно когда я с дамой и  только
что вернулся в родной город. Ты бы не могла меня выручить,  пока  я  опять
начну зарабатывать?
   Она без колебаний нашла его просьбу вполне  основательной.  Она  так  и
думала, что ее сын, привыкнув вращаться в высшем обществе, где  все  очень
расточительны, не мог сидеть в Ливенфорде без  копейки.  Еще  менее  можно
было от него требовать, чтобы он в таком бедственном положении ухаживал за
мисс Мойр и сопровождал  ее  повсюду.  В  порыве  этого  нового  душевного
единения с сыном  она  отбросила  всякое  благоразумие  и  с  великолепной
самоотверженностью молча встала,  отперла  свой  ящик  и  извлекла  оттуда
квадратную коробку с  сбережениями,  которые  предназначались  для  уплаты
первого взноса в счет ее долга. Она с обожанием посмотрела  на  Мэтью,  не
думая о том, что будет, помня только, что она  -  мать  этого  любящего  и
преданного сына.
   - Это все, что у  меня  есть,  сынок,  -  сказала  она  спокойно,  -  и
наскребла я эти деньги с трудом, на очень важное и необходимое дело. Но  я
дам тебе часть их.
   У него глаза разгорелись, когда мать открыла коробку и достала фунтовую
бумажку.
   -  Это  тебе  на  карманные  расходы,  сынок,  -  сказала  она  просто,
протягивая ему бумажку. В изможденном лице светилась  любовь,  сгорбленная
фигура наклонилась немного к Мэту. - Я охотно  даю  их  тебе.  -  То  была
жертва, полная высокой и трогательной красоты.
   - А сколько у тебя там всего? - спросил Мэтью, встав и  подойдя  к  ней
вплотную. - Там, кажется, целая уйма денег!
   - Около трех фунтов, - ответила она. - И как трудно  мне  было  собрать
их! У нас теперь дела плохи, Мэт, хуже, чем ты,  может  быть,  думаешь.  К
концу месяца мне эти деньги понадобятся все, до последнего пенни.
   - Мама, дай их мне на сохранение, - вкрадчиво убеждал ее Мэт.  -  Я  их
буду хранить до конца месяца, не растрачу, не  бойся.  Не  все  ли  равно,
будут они лежать у меня в кармане или  в  этой  старой  жестянке?  Что  за
смешное место для хранения денег! Я буду твоим банкиром, мама,  хорошо?  А
мне приятно будет чувствовать, что у меня есть какой-то запас, хотя бы мне
никогда и не понадобилось  к  нему  прибегнуть.  Просто  спокойнее  как-то
знать, что имеешь при себе деньги. Ну же, мама! Один фунт - это все равно,
что ничего, для такого человека, как я. -  Он  с  ласковой  настойчивостью
протянул руку.
   Миссис Броуди смотрела на него  со  смутной  тревогой  и  сомнением  во
взгляде.
   - Мне эти деньги будут совершенно необходимы к концу месяца, -  сказала
она нерешительно. - Бог знает, что случится, если их у меня не окажется.
   - Но ты их получишь обратно, -  уверял  он.  -  Какая  ты  беспокойная!
Положись на меня! Я так же надежен, как государственный банк.  -  Он  взял
деньги из открытой коробки, продолжая все время уговаривать ее. - Ведь  ты
же не захочешь, чтобы твой Мэт ходил, как нищий, правда, мама? -  Он  даже
засмеялся нелепости такого предположения. - Джентльмен  должен  иметь  при
себе немного мелочи, это придает уверенности. Все будет в  порядке,  мама,
не сомневайся, - продолжал он, пробираясь уже бочком в переднюю. - Об этом
постараюсь я... Ты меня не дожидайся, я, наверное, приду поздно.
   Он ушел, весело помахав ей рукой на прощанье, а она стояла  с  открытой
пустой коробкой в руках, устремив неподвижный взгляд на дверь, только  что
закрывшуюся за ним. Она судорожно вздохнула.  Фальшивые  звуки  фортепиано
бойко тарахтели у нее в ушах. Она упрямо прогнала опять ужалившую ее мысль
о пропаже часов и на