"Канаве", когда он застал сына с  Нэнси,  вырывавшейся  из
его объятий. Он не знал ничего, не питал никаких подозрений, но его больно
ужалило это воспоминание, и инстинкт подсказал  ему,  что  здесь  от  него
скрывают что-то, происшедшее перед его приходом.  Взгляд  его  потемнел  и
пронизывал Мэта, который ерзал на месте тем неувереннее и  опускал  голову
тем ниже, чем дольше продолжалось это молчаливое созерцание.
   Нэнси, которая благодаря закоренелой наглости сохраняла  невозмутимость
и превосходно владела своим лицом, была  внутренне  взбешена  волнением  и
трусостью героя, которому только что делала такие страстные признания,  но
попыталась все же выручить его. Обратись к Броуди, она сказала резко:
   - Ну! Чего вы стоите в дверях, Броуди, как большой медведь?  Входите  и
садитесь,  да  не  размахивайте  вашей  бутылкой,  словно  собираетесь  ею
размозжить нам голову. Что вы так странно уставились на него? Входите же!
   Но Броуди, казалось, не слышал и, пропустив  мимо  ушей  ее  замечание,
продолжал смотреть на сына со  своего  наблюдательного  пункта  у  дверей,
по-прежнему вертя бутылкой, как  дубинкой.  Наконец  он  сказал  с  грубой
насмешкой:
   - Чему я обязан честью видеть тебя здесь? Обычно в этот час ты  нас  не
удостаиваешь посещением, - нет, родной дом для тебя недостаточно хорош! Ты
из тех ночных гуляк, которых по вечерам никогда не увидишь дома.
   Мэт открыл было пересохшие  губы,  но  Броуди,  не  дав  ему  ответить,
продолжал злобно:
   - Не  говорил  ли  ты  тут  Нэнси  чего-нибудь  такого,  что  пожелаешь
повторить при мне? Если да, я слушаю.
   Тут вмешалась  Нэнси.  Подбоченившись  и  подняв  красивые  плечи,  она
негодующе тряхнула головой.
   - Вы что - с ума сошли, Броуди? Что это за вздор  вы  несете?  Если  вы
намерены бесноваться и дальше таким образом, то уже сделайте  одолжение  -
меня к этому не приплетайте!
   Он медленно отвернулся от  Мэта  и  посмотрел  на  нее.  Морщина  между
бровями разгладилась.
   - Я знаю, Нэнси,  знаю,  что  все  в  порядке.  В  тебе  я  никогда  не
сомневался, а он слишком меня боится, чтобы осмелиться на что-нибудь. Но я
не могу без злости видеть этого ломаку, этого ничтожного  бездельника.  На
вид - воды не замутит,  но  я  не  могу  забыть,  как  он  покушался  меня
застрелить.
   Он опять повернулся к Мэту, который побледнел,  услышав  его  последние
слова, и с горечью воскликнул:
   - Следовало передать тебя полиции  за  покушение  на  убийство  родного
отца. Слишком легко ты отделался в ту ночь!  Но  теперь  я  не  так  мирно
настроен, как бывало, так что не советую больше затевать ничего,  иначе  -
видит бог! - я раскрою тебе череп вот этой самой бутылкой.  Ну,  а  теперь
отвечай, что ты тут делаешь.
   - Он говорил о какой-то службе, - визгливо крикнула Нэнси, -  но  я  не
успела разобрать, в чем дело. ("Когда же он, наконец, заговорит, проклятый
болван? - подумала она при этом.  -  Стоит  весь  белый  и  трясется,  как
студень. Из-за этой рохли все может выйти наружу!")
   - Какая служба? - спросил Броуди. - Говорите сами за себя, сэр.
   У Мэтью, наконец, развязался язык. А ведь по дороге домой он  готовился
свысока разговаривать с отцом, постепенно подготовляя его к  сообщению.  И
только что он хвастал перед Нэнси, что  "бросит  новость  в  лицо  старому
черту!"
   - Я получил назначение в Америку, папа, - пролепетал он, запинаясь.
   Выражение лица Броуди не изменилось, и, помолчав,  он  пренебрежительно
сказал:
   - Так ты, наконец, намерен взяться за дело!  Чудеса!  Наследник  Броуди
решился работать! Что же, это очень хорошо, потому что, когда я тебя вижу,
я чувствую, что скоро не выдержу и вышвырну тебя вон из дому. - Он  сделал
паузу. - А что же это за замечательная служба? Расскажи, расскажи!
   - Это по моей старой специальности,  -  пробормотал  Мэт.  -  Должность
заведующего складом. Я уже несколько месяцев тому назад подал заявление  в
два-три места, но такие удачи, как эта, редки!
   - И как это такой субъект, как ты,  сумел  ею  воспользоваться?  Слепой
тебя нанимал, что ли?
   -  Счастливая  случайность!  -  пояснил,  точно  оправдываясь,  Мэт.  -
Человек, который занимал эту должность, скоропостижно умер:  его  сбросила
лошадь. И спешно требуется кто-нибудь на его место. Мне  придется  выехать
сразу, на этой неделе, чтобы как можно скорее приступить к  работе.  Может
быть, ты слыхал об этой фирме. Это...
   Тут с подноса с грохотом упала чашка и разбилась, зазвенев о пол.
   - О господи! - вскрикнула Нэнси в ужасном смятении. - Вот что  выходит,
когда развесишь уши, как  старая  кумушка.  Так  всегда  бывает,  если  не
думаешь о том, что делаешь, - обязательно что-нибудь разобьешь!
   Она нагнулась, чтобы собрать черепки, и при этом метнула Мэту  украдкой
быстрый, предостерегающий взгляд.
   - Извините, я помешала вашему разговору, - сказала  она  затем  Броуди,
поднимаясь.
   Мэтью  заметил  ее  взгляд,  понял  его  смысл  и,  несмотря   на   все
возраставшее замешательство, проявил некоторые стратегические  способности
- опустил глаза и пробормотал:
   - Они... они заготовляют там шерсть. Приходится иметь дело с овцами.
   - Клянусь богом, тогда они нашли подходящего человека! - воскликнул его
отец. - Потому что большей овцы, чем ты, нет на свете! Смотри, как бы  они
там по ошибке не остригли  и  тебя  вместе  с  овцами.  Выше  голову,  ты,
мягкотелая овца! Почему ты не можешь держать голову прямо, как мужчина,  и
смотреть мне в лицо? Весь этот лоск, который ты приобрел с  тех  пор,  как
побывал в Индии, меня ничуть не обманывает. Я думал, что поездка  в  чужие
страны сделает из тебя человека, но теперь сквозь весь этот  пустой  блеск
вижу, что ничего из тебя не вышло и ты остался тем же плаксивым  болваном,
который, бывало, всякий раз, как я на него  взгляну,  заревет  и  бежит  к
матери.
   Он стоял, глядя на сына, полный глубокого  бесповоротного  презрения  к
нему, так что ему противно было теперь даже донимать  его  насмешками;  он
говорил себе с отвращением, что не стоит тратить слова.  Слава  богу,  сын
уезжает  из  дому,  прекратится  это  жалкое  существование  паразита.  Он
исчезнет с его глаз, исчезнет из родной страны, и  можно  будет  забыть  о
нем.
   Он внезапно почувствовал усталость, сознавая смутно, что он уже не  тот
человек, каким был когда-то.  Его  охватило  страстное  желание  забыться,
захотелось  быть  наедине  с  Нэнси,  захотелось  выпить.  Он   сказал   с
расстановкой:
   - Между нами все кончено, Мэт. Уезжай и никогда больше не возвращайся в
этот дом. Я не хочу тебя больше никогда видеть.
   Затем повернулся к Нэнси и посмотрел  на  нее  совсем  другим,  любящим
взглядом:
   - Подай стакан, Нэнси. Хотя он этого не стоит,  но  я  хочу  выпить  за
него.
   Когда она молча ушла за стаканом,  он  проводил  ее  тем  же  взглядом,
говоря себе, что она снова становится к нему нежна, что с отъездом сына им
будет уютнее вдвоем, меньше придется сдерживаться.
   - Спасибо, Нэнси, - сказал он ласково, когда она  воротилась  и  подала
ему стакан. - Ты услужливая  девочка.  Не  знаю,  как  это  я  раньше  мог
обходиться без тебя.
   Потом добавил успокоительно:
   - Сегодня я лишнего не выпью, не беспокойся. Нет, нет! Этой бутылки мне
должно хватить на неделю. Я отлично знаю, что ты не любишь, когда я  много
пью, и пить много не буду.  Но  надо  же  выпить  за  успех  этой  большой
косноязычной овцы перед его отъездом в стадо. Не хочешь ли  и  ты  сделать
глоток, Нэнси? Это тебе вреда не принесет. Беги, возьми и себе  стакан,  -
предложил он с неуклюжей любезностью, - и я  налью  тебе  немножко,  ровно
столько, чтобы это тебя согрело!
   Нэнси покачала головой, все еще ничего не говоря. Полуопустив  ресницы,
приоткрыв  губы,  она  сохраняла  на  лице  неопределенное  выражение,  ни
враждебное,  ни  дружеское,  выражение  неуловимое,  загадочно-сдержанное,
которое ободряло Броуди и самой своей непонятностью влекло его к  ней.  На
самом же деле за этой маской крылось презрение к нему и злоба, потому что,
унижая Мэта перед ней, Броуди запугивал того  и  этим  затруднял  для  нее
достижение цели, которую она себе наметила.
   - Не хочешь? - сказал Броуди мягко. - Ну что  же,  принуждать  тебя  не
буду.  Такая  кобылка  требует  деликатного  обращения,  не  любит,  чтобы
натягивали вожжи. Я уже это испытал на себе. Тебя нужно брать лаской, а не
строгостью.
   С отрывистым смехом он откупорил бутылку  и,  держа  стакан  на  уровне
глаз, заблестевших уже при одном виде капавшей  жидкости,  медленно  налил
себе щедрую порцию, поднял бутылку, облизал губы языком,  затем  торопливо
добавил еще виски в стакан.
   - Для начала можно налить побольше, чтобы не пришлось  доливать  каждый
раз. И я вполне могу одолеть такую  порцию,  -  пробормотал  он,  наклонив
голову и не глядя на Нэнси. Поставил бутылку на шкаф и  перенес  стакан  в
правую руку. Затем, вытянув эту руку со стаканом, воскликнул:
   - Итак, пью за наследника дома Броуди, и пью за него в  последний  раз.
Пускай едет занять свой высокий пост и там остается! Пусть скроется с глаз
моих и больше не показывается.  Пускай  отправляется,  куда  хочет  и  как
хочет, но никогда из возвращается сюда, и если он  когда-нибудь  попробует
сесть га ту лошадь, о которой он только что  говорил,  пускай  свалится  и
сломает свою негодную шею, как тот человек, который занимал эту  должность
до него!
   Он откинул голову, залпом осушил  стакан  до  дна,  затем,  с  усмешкой
наблюдая за Мэтью, прибавил:
   - Это мое прощальное напутствие тебе. Не знаю, куда ты едешь -  и  даже
не желаю знать. Мне все равно, что бы с  тобой  ни  случилось  в  будущем,
потому что я об этом никогда не услышу!
   И после этих слов он перестал смотреть  на  сына,  совершенно  перестал
замечать его. Выпив виски, он чувствовал себя увереннее. Подняв  глаза  на
бутылку, стоявшую на шкафу, он с минуту  глубокомысленно  ее  разглядывал,
откашлялся, выпрямился и, отвернув лицо от Нэнси, сказал важно:
   - Но не могу же я, выпив за  такое  ничтожество,  не  выпить  за  такую
славную девочку, как моя Нэнси.
   Он покачал головой в знак протеста против такой несправедливости и, все
еще держа в руке пустой стакан, подошел к столу.
   - Нет, это было бы несправедливо! - повторил  он,  наливая  себе  новую
порцию. - Совесть мне этого не позволяет, надо почтить и девочку. Для  нее
я готов на все, она так мне дорога. Нэнси! -  воскликнул  он  заискивающе,
обратись к ней. - Пью за красивейшую девушку в Ливенфорде!
   Нэнси  так  долго  сдерживала  свой  гнев,  что  ей  стало  уже  просто
невмоготу, и глаза  ее  засверкали,  на  щеках  выступил  слабый  румянец,
казалось - она сейчас топнет ногой и яростно напустится на  него.  Но  она
подавила слова, просившиеся ей на язык,  и,  круто  повернувшись,  ушла  в
посудную, где принялась с грохотом мыть тарелки. Броуди стоял с  виноватым
видом, склонив голову набок, и прислушивался к  этому  грохоту  посуды,  в
котором ему чудился отзвук раздражения Нэнси. Но скоро  он  снова  перевел
глаза на стакан, медленно поднес его к  губам  и  медленно  же  опорожнил.
Затем, подойдя к своему креслу, тяжело опустился в него.
   Мэт, все не сходивший с того места у камина, куда его толкнула Нэнси, и
в безмолвном страхе наблюдавший  за  действиями  отца,  теперь  беспокойно
зашевелился,  неприятно  смущенный  его  близким  соседством.  Глаза   его
забегали по комнате, он кусал губы, потирал  свои  влажные,  мягкие  руки,
мучимый лихорадочным желанием уйти отсюда, но не смея двинуться  с  места,
так как ему казалось, что отец следит за ним. Наконец, ободренный царившим
в комнате молчанием, он  расширил  сферу  наблюдения  и  решился  на  одну
быструю секунду коснуться мигающим взглядом лица Броуди, сидевшего  рядом.
Тут он сразу убедился, что страхи его напрасны. Броуди за ним не следил, а
внимательно смотрел в  открытую  дверь  посудной.  Успокоенный  этим,  Мэт
рискнул ступить одной ногой вперед и, так как маневр его не  был  замечен,
продолжал потихоньку подвигаться вперед и, наконец, шмыгнул вон из кухни.
   Он хотел выбраться из дому  как  можно  скорее,  решившись  ожидать  на
улице,  пока  отец  ляжет  спать,  но  его   остановила   полоска   света,
пробивавшаяся в темноте из-за двери в гостиную. Ему пришло в голову,  что,
если Несси в гостиной, лучше побыть там с нею некоторое время, раньше  чем
выйти на улицу в такой мороз.  К  тому  же  он  испытывал  бессознательную
настойчивую потребность  похвастать  своим  успехом  и  насладиться  данью
восхищения и одобрения,  которая  вознаградит  его  за  удар,  только  что
нанесенный его самолюбию. Он открыл дверь и заглянул в комнату.
   Несси сидела за столом, обложенная неизбежными  учебниками;  при  входе
брата она даже глаз не подняла и продолжала сидеть в той же позе -  сложив
руки, сгорбившись и склонив голову над книгой. Когда же он заговорил,  она
сильно вздрогнула, вся встрепенулась, как будто неожиданные  волны  звуков
ударили в нее сквозь тишину комнаты.
   - Я зашел на минутку, - только и сказал Мэт.
   - Ох, Мэт! - воскликнула она,  прижимая  к  левой  стороне  груди  свою
маленькую, стиснутую в кулак руку, - Как ты меня испугал!  Я  не  слыхала,
как ты вошел. Я теперь так и подскакиваю от каждого шума!
   Глядя на нее в эту минуту, на ее наклоненную голову, кроткие прозрачные
глаза с таким выражением, точно она безмолвно извинялась за свою слабость,
Мэт, потрясенный воспоминанием, забыл на минуту о собственных делах.
   - Боже мой. Несси! - воскликнул он, не отводя от нее  широко  раскрытых
глаз. - Ты становишься похожа на маму, как две капли воды. Вот сейчас ты -
вылитая мама!
   - Ты находишь, Мэт? - сказала она, до некоторой степени польщенная тем,
что является объектом его внимания. - А чем же я похожа на нее?
   Мэт подумал:
   - Мне кажется, глазами. В них такое точно  выражение,  какое  бывало  у
мамы! Как будто ты знаешь, что должно что-то случиться, и ждешь этого.
   Его слова огорчили Несси,  и  она  сразу  опустила  свои  предательские
глаза, не отводя их от стола все время, пока Мэт говорил.
   - Что такое с тобою делается последнее время? Ты стала  сама  не  своя.
Что-нибудь неладное?
   - Все неладно, - отвечала медленно Несси. - С тех пор как мама  умерла,
несчастнее меня нет никого на свете, и нет у меня ни единого  человека,  с
кем бы я могла поговорить об этом. Не выношу я эту... эту Нэнси. Она  меня
не любит. Она всегда за  что-нибудь  на  меня  набрасывается.  Все  у  нас
переменилось. Дом стал другой, как  будто  не  тот,  что  раньше.  И  папа
переменился.
   - _Тебе_ его бояться нечего. Ты всегда была его любимицей,  -  возразил
Мэт. - Он всегда носится с тобой.
   - Лучше бы он оставил меня в покое, - сказала  с  тоской  Несси.  -  Он
вечно гонит меня заниматься. Я не выдержу этого. Я нехорошо себя чувствую.
   - Тс-с, Несси, - укоризненно сказал Мэт. - Ну  вот,  опять  точь-в-точь
мама! Ты должна взять себя в руки. Что такое с тобой?
   - У меня постоянно болит голова! Я утром просыпаюсь  с  этой  болью,  и
весь день она не проходит. Я от нее так тупею что не могу ничего делать. Я
не могу есть то, что теперь у нас едят. И всегда  чувствую  себя  усталой.
Вот и сейчас тоже.
   - Ты поправишься, когда покончишь с экзаменами. Ты, наверное,  получишь
стипендию.
   - Получу стипендию! - воскликнула она горячо. - Но что  со  мной  будет
потом? Что он намерен потом сделать со мной? Можешь ты  сказать  мне  это?
Неужели он всегда будет так подгонять меня, а я не буду  знать,  для  чего
это? Он ничего не отвечает, когда я его спрашиваю. Он и сам не знает.
   - Ты будешь учительницей - это для тебя самое подходящее дело.
   Несси покачала головой.
   - Нет! Ему этого мало. Я и сама хотела, когда кончу, подать заявление в
Педагогический институт, но он не позволяет.  Ах,  Мэт!  Хоть  бы  нашелся
кто-нибудь, кто мог бы за меня вступиться! Я так несчастна из-за  этого  и
из-за всего остального, что иногда я жалею, зачем родилась на свет!
   Мэтью растерянно отвел глаза от ее грустного личика, в котором читалось
отчаяние, мольба о помощи.
   - Тебе следует почаще выходить и играть с другими девочками, - начал он
несколько неуверенно. - Это тебя немного отвлечет от таких мыслей.
   - Да как же я могу? - озлобленно воскликнула Несси. - С самых малых лет
меня заставляли вечно сидеть дома за уроками, а  теперь  он  каждый  вечер
прогоняет меня сюда, в гостиную, и так будет целых шесть месяцев. Если  бы
я посмела уйти, он бы меня отодрал ремнем. Ты не поверишь, Мэт:  иногда  я
думаю, что сойду с ума от этой зубрежки.
   - Ведь я же ухожу из дому, - возразил храбро Мэт. - Мне же он не мешает
уходить!
   - Ты - другое дело, - сказала Несси печально. Минутный взрыв возмущения
улегся, оставив ее еще более подавленной, чем прежде. - Да если бы даже  я
и выходила, что толку? Ни одна девочка не стала бы играть со мной. Они  со
мной почти не разговаривают. На днях как-то  одна  сказала,  что  ее  отец
наказал ей не иметь ничего общего ни с кем из нашего дома. Ох, Мэт, как бы
я хотела, чтобы ты мне помог!
   - Но чем же я могу тебе помочь? - сказал  Мэт  резко,  раздраженный  ее
мольбами. - Разве ты не знаешь, что я на будущей неделе уезжаю?
   Несси уставилась на него, слегка наморщив лоб, и повторила,  словно  не
понимая:
   - Уезжаешь?.. На будущей неделе?
   - Да, в Южную Америку, - отвечал он важно.  -  На  замечательную  новую
службу, которую мне там предложили. За много-много миль от этого  вонючего
городишки!
   Тогда она поняла и побледнела от ужасной мысли, что Мэт уезжает далеко,
а она, единственная из всех детей Броуди, остается одинокой и беззащитной,
обречена нести одна всю тяжесть существования в этом доме. Мэт никогда  ей
особенно не облегчал его, а в последние месяцы - еще меньше,  чем  всегда,
но он был ее брат, товарищ по несчастью, и только минуту назад она взывала
к нему о помощи. Губы у нее задрожали, перед глазами все  расплылось,  она
разразилась рыданиями.
   - Не уезжай, Мэт, - всхлипывала она. - Я остаюсь совсем одна.  Если  ты
уедешь, никого у меня не будет в этом ужасном доме.
   - Еще что выдумала! - свирепо огрызнулся Мэт. -  Сама  не  знаешь,  что
говоришь. Упустить такой случай, который бывает раз в жизни, отказаться от
денег и свободы и... и всего прочего ради  твоей  прихоти?  Да  ты  с  ума
сошла!
   - Нет, я сойду с ума, если ты уедешь! - закричала  Несси.  -  Что  ждет
меня здесь, когда я буду совсем одна? Мэри нет,  тебя  не  будет,  я  одна
остаюсь здесь! Что будет со мной?
   - Перестань вопить! - прикрикнул он на нее, торопливо кидая  взгляд  на
дверь. - Хочешь, чтобы все услыхали?  Если  ты  не  перестанешь,  он  вмиг
очутится здесь и задаст нам. Я должен уехать - и все тут!
   - А ты не мог бы взять меня с собой, Мэт? - взмолилась Несси, с  трудом
подавляя рыдания. - Я, конечно, еще не взрослая, но я могла бы  вести  для
тебя хозяйство. Мне это всегда больше нравилось, чем эти несчастные уроки.
Я все буду делать для тебя, Мэт.
   По лицу ее видно было, что она готова  служить  ему,  как  раба.  Глаза
молили не оставлять ее здесь одинокой и заброшенной.
   - Тебя ни за что не отпустят. Чем скорее ты выкинешь это из головы, тем
лучше. Тебе бы следовало радоваться тому, что твой  брат  получил  хорошее
место, а ты ревешь и причитаешь.
   - Я рада за  тебя,  Мэт,  -  всхлипнула  Несси,  вытирая  глаза  мокрым
платком. - Я... я плачу оттого, что подумала о себе.
   - Вот то-то оно и есть, - рассердился Мэт. - Ты ни о ком,  кроме  себя,
не думаешь. Научись думать и о других. Не будь такой эгоисткой!
   - Хорошо, Мэт, - сказала Несси с  последним  судорожным  вздохом.  -  Я
постараюсь. Ты меня извини.
   - Вот теперь ты мне больше нравишься,  -  сказал  он  важно,  несколько
смягчившись.
   Все время, пока шел  этот  разговор,  он  дрожал  от  холода  и  теперь
воскликнул уже друг