ей, нажал ручку и заглянул внутрь. Его встретил  только  холод  и  мрак
затхлого нежилого помещения.  Закрыв  снова  эту  дверь,  он  обратился  к
смежной, но и тут был разочарован, обнаружив за ней пустую кухню. Он круто
повернулся и, фыркая от негодования, ринулся  очертя  голову  в  последнюю
дверь.
   Он сразу же остановился, как вкопанный, трепеща от  восторга  при  виде
открывшегося ему зрелища. Перед уютным огнем камина сидела девушка,  читая
газету. Как неугомонный  искатель  сокровища,  наконец  нашедший  его,  он
испустил где-то в самой глубине гортани неслышный  крик  радости  и  стоял
неподвижно, насыщая свой взор красотой девушки, любуясь теплыми отблесками
огня на ее бледной щеке; он успел заметить и стройность фигуры и  красивый
изгиб лодыжек, так как девушка, все еще не подозревая о  его  присутствии,
сидела, протянув ноги к огню. Она была хороша собой, а ему,  сквозь  туман
опьянения  и  голодной  похоти,  показалась  необыкновенно  прекрасной   и
желанной. Он тихонько подошел ближе.  При  звуке  его  шагов  она  подняла
глаза, на лице ее  выразилось  смятение,  она  уронила  газету  и  сказала
быстро:
   - Эта комната занята, она заказана.
   Он хитро качнул головой и ответил:
   - Совершенно верно. Она заказана для нас с тобой. Не бойся,  нас  никто
здесь не потревожит.
   Он тяжело плюхнулся на стул рядом в ней и сделал попытку  взять  ее  за
руку.
   - Но  вы  не  имели  права  сюда  войти,  -  запротестовала  девушка  в
паническом испуге, - Не смейте делать таких вещей. Я... я позову хозяйку.
   Она была боязлива, как вспугнутая куропатка,  и,  -  сказал  себе  Мэт,
облизываясь, - такая же жирненькая и мягкая. Его так и  подмывало  куснуть
ее в круглое плечо.
   - Не надо, милочка, - сказал  он  охрипшим  голосом.  -  Я  с  ней  уже
виделся. У нас  был  длинный  и  приятный  разговор  в  передней.  Она  не
красавица, но славная женщина. Да! Она получит от меня денежки, а я получу
тебя.
   - Это неправда! Вы  меня,  оскорбляете!  -  закричала  девушка,  -  Тут
какая-то ошибка. Я вас никогда в жизни не видала. Я с минуты на минуту жду
прихода одного человека.
   - Он может подождать, пока я уйду, - грубо возразил Мэтью. - Ты мне так
понравилась, что я тебя теперь ни за что из рук не выпущу.
   Она сердито вскочила.
   - Я закричу! - воскликнула она. - Вы с ума сошли! Он  вас  убьет,  если
увидит здесь!
   - Пусть проваливает ко всем чертям, кто бы он ни был. Теперь ты моя!  -
заорал Мэт, неожиданно обхватив ее, раньше чем она успела закричать.
   В тот самый миг, когда он крепко прижал девушку к себе в  наклонился  к
ее лицу, дверь отворилась. Он повернул голову и только что хотел  обругать
вошедшего,  как  глаза  его  встретились  с  глазами  отца.  Одну  минуту,
казавшуюся вечностью, три  фигуры  оставались  недвижимы,  как  будто  три
чувства - удивление,  гнев  и  испуг  -  превратили  их  в  камень.  Затем
постепенно рука Мэтью ослабла, девушка молча выскользнула из его  объятий.
И как будто это движение развязало ему язык, Броуди, продолжая  неотступно
глядеть в лицо сыну, бросил холодные, режущие, как сталь, слова:
   - Он сделал тебе больно, Нэнси?
   Хорошенькая буфетчица из "Герба Уинтонов" медленно подошла  к  нему  и,
всхлипнув, сказала дрожащим голосом:
   - Нет, не очень. Это ничего. Он меня  не  тронул.  Вы  пришли  как  раз
вовремя.
   Его губы крепко сжались, взгляд стал еще напряженнее. Он оказал:
   - Так не плачь, девочка. Беги домой!
   - Может быть, мне подождать тебя здесь в доме, милый?  -  спросила  она
шепотом. - Я подожду, если хочешь.
   - Нет, - возразил он без малейшего колебания. - Ты уже  достаточно  тут
натерпелась. Иди домой.
   Зрачки его расширились,  руки  сжимались  и  разжимались.  Он  медленно
продолжал:
   - А этого... этого господина предоставь мне... я хочу с ним  поговорить
с глазу на глаз...
   Когда Нэнси торопливо проходила мимо, он,  не  глядя,  потрепал  ее  по
щеке, и в лице его не дрогнул ни один мускул.
   - Не бей его, - шепнула она боязливо. - Он не хотел меня обидеть. Ты же
видишь, он пьян.
   Броуди ничего не ответил и, когда она ушла,  спокойно  закрыл  дверь  и
подошел к сыну. Они смотрели друг на друга. На этот  раз  не  взгляд  отца
заставил Мэтью опустить глаза, он по собственной воле сразу опустил  их  и
стал смотреть на пол.  В  его  одурманенной  голове  мысли  буйным  вихрем
неслись друг за другом. Унизительный страх, испытанный им в первую минуту,
сменился противоположным чувством - бешеным, злобным возмущением. Что  же,
значит суждено, чтобы отец вечно становился  ему  поперек  дороги?  В  его
разгоряченном хмелем мозгу огнем кипели воспоминания обо  всех  унижениях,
насмешках, побоях, которые доставались ему в жизни  от  отца.  Неужели  он
покорно стерпит новую трепку за то, что нечаянно  напоролся  на  любовницу
отца? В пьяном угаре и исступлении неудовлетворенных  желаний,  в  приливе
жаркой ненависти к отцу он стоял, не двигаясь, чувствуя,  что  теперь  он,
наконец, превозмог свой страх перед ним.
   Броуди смотрел на опущенную голову сына  с  жгучей  злобой,  которая  в
конце концов прорвала сдерживавшие ее железные цепи самообладания.
   - Негодяй, - прошипел он сквозь стиснутые зубы, -  ты  посмел!..  Ты...
смел посягнуть на то, что принадлежит мне, и соваться в мою жизнь! Я  тебя
предупреждал, чтобы ты мне  на  дороге  не  попадался,  теперь  я...  тебя
задушу.
   Он вытянул большие руки, чтобы схватить Мэтью за горло, но  тот  быстро
увернулся, перебежал на другую  сторону  стола  и  отсюда,  как  безумный,
сверкающими глазами смотрел на отца. Его бледное лицо покрылось испариной,
рот конвульсивно подергивался, он трясся всем телом.
   - Ты ничуть не лучше меня, ты, боров! - завопил он. - Не воображай, что
будешь и дальше мной командовать. Ты хотел сохранить эту девку  для  себя,
вот и все. Но если она не достанется мне, так я постараюсь, чтобы  и  тебе
она не досталась. Довольно я натерпелся от тебя. Больше не  желаю!  Нечего
на меня так смотреть!
   - Смотреть на тебя?! - зарычал Броуди. - Я не смотреть на тебя буду,  я
буду тебя душить за горло, пока последний  вздох  не  вылетит  из  твоего,
поганого тела!
   - Ну-ка, попробуй! - крикнул Мэт, тяжело дыша. - Не-ет, ни душить меня,
ни измываться надо мной ты больше не будешь! Думаешь, боюсь тебя? Нет,  не
боюсь! Я покажу тебе кое-что, чего ты никак не ожидаешь.
   При таком неожиданном и дерзком отпоре Броуди еще  больше  рассвирепел,
глаза его горели, он не сказал ни слова и начал  медленно  обходить  стол,
подвигаясь к сыну. Но странно: Мэт не тронулся с места. Вместо того  чтобы
бежать, он с диким воплем торжества сунул руку в  боковой  карман,  извлек
оттуда небольшой пистолет и, крепко зажав его, направил в упор на отца.
   - А, ты не знал, что у меня есть эта штучка, ты, боров! - визжал он.  -
Не знал, что я ее привез из Индии. Он заряжен пулей - это  будет  гостинец
для тебя! Получай же его, черт бы тебя  побрал!  На,  получай,  ты,  вечно
фыркающий на людей буйвол!
   И, стиснув зубы за побелевшими  губами,  он  отвел  назад  указательный
палец и нажал собачку. Блеснула желтая молния, и раздался  громкий  взрыв,
который долго еще отдавался в комнате. Пуля, выпущенная в упор,  оцарапала
Броуди  висок  и  попала  в  зеркало  над  камином,  которое   разлетелось
вдребезги, и осколки зазвенели о пол среди затихающих отголосков выстрела.
   Одну секунду Броуди стоял, пораженный ужасом, затем  с  громким  криком
кинулся на сына и нанес  ему  страшный  удар  между  глаз  своим  железным
кулаком. Мэтью упал, как падает на бойне животное  под  ножом,  и,  падая,
ударился головой о ножку стола. Он лежал без чувств на полу, и кровь текла
у него из носа и ушей.
   - Ах, ты, убийца! -  пробормотал  его  отец,  тяжело  дыша  я  впиваясь
горящим взглядом в бесчувственное тело у  своих  ног.  -  Ты  хотел  убить
родного отца!
   В эту минуту кто-то  неистово  забарабанил  в  дверь,  и  хозяйка  дома
ворвалась в комнату. Увидев пистолет и неподвижное тело на полу,  она  вся
затряслась.  Ее  отталкивающее  лицо  мертвенно  побледнело  и  стало  еще
страшнее.
   - Боже! - ахнула она. - Вы... Вы застрелили собственного сына?!
   Броуди прижал носовой платок к ободранному и  опаленному  пулей  виску.
Лицо его точно окаменело, а грудь все еще ходила ходуном.
   - Уходите, - приказал он, по-прежнему не отводя глаз от Мэтью. - Это он
хотел меня убить.
   - Так это он стрелял? - воскликнула женщина, ломая руки. - Я знала, что
будет беда, когда он сюда ворвался. И какой  шум  наделал  этот  пистолет,
господи!
   - Убирайтесь отсюда, - скомандовал он грубо. -  Уходите,  вам  говорят,
или будет еще больше шума, которого вы так боитесь.
   - Не делайте  ничего  безрассудного,  -  умоляла  она.  -  Подумайте  о
репутации дома!
   - Ну вас к черту с вашим домом. У него достаточно дурная  репутация!  -
закричал Броуди, метнув на нее яростный взгляд. - Я же вам сказал,  что  я
чуть не погиб! - И, схватив женщину за  плечо,  вытолкал  ее  из  комнаты.
Закрыв  за  нею  дверь,  он  повернулся  и  снова  мрачно   посмотрел   на
распростертое тело, потом, подойдя, ткнул его ногой.
   - Ты чуть не убил родного отца, - пробурчал он. - Клянусь  богом,  я  с
тобой рассчитаюсь за это! - Потом он  медленно  отошел  к  столу,  сел  и,
скрестив на груди руки, стал терпеливо дожидаться,  пока  Мэтью  придет  в
себя. Пять минут в комнате стояла мертвая тишина, только  тикали  часы  на
столе, да время от времени слышно было, как падала  зола  сквозь  решетку.
Потом, внезапно, Мэт застонал и  шевельнулся.  Держась  обеими  руками  за
голову, он попытался сесть, но не мог, и снова растянулся на полу с  тихим
стоном. Из носа у него все еще текла кровь. Нанесенный отцом удар чуть  не
размозжил ему череп, и теперь он испытывал такие  ощущения,  какие  бывают
при сотрясении мозга. Он еще не видел, что отец  здесь,  так  как  комната
плыла перед его глазами и его мучила смертельная тошнота. Она подступила к
горлу, он стал  икать,  затем  хлынула  рвота.  Отвратительная  каша,  все
содержимое его желудка, лилась изо рта и,  мешаясь  с  кровью,  образовала
лужу на полу. Казалось, Мэтью никогда не перестанет тужиться, все его тело
напрягалось до того, что страшно было смотреть, но в  конце  концов  рвота
прекратилась, и, полежав на боку, пока не прошла слабость, он  поднялся  с
трудом, так как голова у него кружилась, доковылял до стула,  стоявшего  у
стола. Лицо его было бледно, измарано кровью, глаза  запухли,  но  он  уже
начал различать все вокруг и тупо уставился на отца.
   - Ты все еще здесь, как видишь, - сказал шепотом Броуди. - И я тоже.  -
Он произнес последние слова медленно и выразительно, придвинул  свой  стул
ближе к сыну. - Да, мы с тобой наедине в этой  комнате.  Замечательно,  не
правда ли? Выть с тобой наедине, видеть тебя так близко  для  меня  редкое
удовольствие. - Он помолчал, потом продолжал ворчливо: - Нежная мать  была
бы довольна, если бы могла видеть сейчас  своего  молодца-сына.  Твой  вид
наполнил бы ее сердце радостью! Ее привел  бы  в  настоящий  восторг  этот
новый узор, который ты вывел блевотиной на своем модном костюме.  Вот  он,
ее взрослый, примерный сын!
   Мэтью не мог произнести ни слова, да от  него  это  и  не  требовалось.
Броуди подобрал с пола пистолет и,  нарочно  вертя  им  перед  испуганными
глазами сына, продолжал уже  более  сдержанным  тоном,  как  бы  размышляя
вслух:
   - Вот гляжу я на тебя, парень, и просто не верится, что у  такого,  как
ты, хватило смелости попытаться убить меня. Ведь ты такое  мелкое  дрянцо!
Хоть и не большое удовольствие получить пулю в лоб, а все-таки мне  жалко,
что ты не попал. Ты бы так весело плясал на виселице, качаясь из стороны в
сторону, с веревкой вокруг желтой шеи!
   Мэтью, совершенно отрезвев, обратил мертвенно-бледное,  жалкое  лицо  к
отцу и, под влиянием инстинктивного желания бежать отсюда,  сделал  слабую
попытку встать.
   - Сиди на месте, негодяй! - вскипел Броуди. - Думаешь, наш  разговор  с
тобой кончен? Ты уйдешь отсюда тогда, когда я захочу, а может быть,  и  не
уйдешь вовсе.
   - Я был не в своем уме, папа, - прошептал Мэтью. - Я не  сознавал,  что
делаю. Я был пьян.
   - Ах, так ты любишь хватить стаканчик, да? - издевался отец.  -  Скажи,
пожалуйста!  Вот  еще  новая  джентльменская  привычка,  вывезенная  из-за
границы. Неудивительно, что ты выбрал такую мишень для своего пистолета.
   - Я не хотел стрелять, - шепотом оправдывался Мэт. - Я купил его просто
так, чтобы похвастать. Я никогда, никогда больше не буду!..
   - Тс-с, не давай так необдуманно обещаний, -  продолжал  глумиться  над
ним Броуди. - Мало  ли  что!  Тебе  завтра  же  может  понадобиться  убить
кого-нибудь самым настоящим образом. прострелить ему башку так, чтобы мозг
вылетел и валялся на земле!
   - Папа, папа, выпусти меня, - захныкал Мэтью. - Ты же  отлично  знаешь,
что я не хотел тебя убить.
   - Нет, нет, ни за что не пущу. Это недостойно такого великого человека,
как ты, непохоже на бравого сына твоей матери. Ты, видно, выблевал из себя
все мужество? Можно поднести тебе еще стаканчик, чтобы тебя подбодрить.
   Он схватил со стола колокольчик и громко позвонил.
   - Заметь, между прочим, - он засмеялся жутким смехом, - мертвый человек
не мог бы позвонить в этот вот колокольчик. Если бы ты меня убил, я бы  не
мог угостить тебя сейчас виски!
   - Не повторяй больше этого слова, папа, - заплакал Мэт. - Мне  страшно.
Я же тебе говорю - я не помнил, что делаю.
   Вошла хозяйка. Поджав губы, безмолвно посмотрела на одного, на другого.
   - Как видите, мы еще живы, - весело обратился к  ней  Броуди.  -  Живы,
несмотря на все пистолеты и порох и всякие сюрпризы из  Индии.  А  раз  мы
живы, так будем пить. Принесите нам бутылку виски и два стакана.
   - Я не хочу пить, - испугался Мэт. - Меня и так мутит. - Голова у  него
трещала, и уже самая мысль о виски вызвала тошноту.
   - Что-о-о? - протянул Броуди. - Да  не  может  быть!  Такой  прожженный
парень, носящий револьверы! Пей, пока угощают, - тебе нужно  подкрепиться,
раньше чем я тебя передам в руки полиции.
   - Полиции! - в ужасе ахнул Мэт. - Нет! Нет! Ты этого не сделаешь, папа!
   Противно было видеть, как он испугался. Удар, нанесенный отцом, реакция
после хмельного возбуждения и близость отца - все вместе превратило его  в
какое-то беспозвоночное, готовое пресмыкаться у ног Броуди, только бы  его
умилостивить.
   Броуди с омерзением смотрел на сына.  Он  читал  в  его  мыслях,  видел
презренную трусость в налитых кровью глазах.  Он  молчал,  пока  не  вошла
женщина с бутылкой и стаканами, затем, когда она  вышла,  пробормотал  про
себя.
   - Господи, помилуй, и такое ничтожество носит мое имя!
   Затем он с горечью поднял бутылку и разлил в оба стакана чистый  спирт,
не разбавляя его водой.
   - Ну, - крикнул он, - пьем за моего великого храброго сына! За славного
путешественника, прибывшего из Индии! За любимца дам! За человека, который
покушался на убийство отца! - Он свирепо толкнул стакан к сыну. - Пей  же,
собака, или я выплесну это тебе в рожу!
   Он залпом осушил стакан и вперил грозный взгляд в сына,  который  делал
мучительные усилия проглотить свою порцию.
   - Ну, вот так! - он усмехнулся. - Мы с  тобой  проведем  славную  ночку
вдвоем - ты да я! Наливай второй! Наливай, тебе говорят!
   - Папа, пусти меня домой! - закричал Мэт, которому  сейчас  и  вкус,  и
самый вид виски были противны. -  Я  хочу  домой.  Голова  у  меня  готова
треснуть от боли.
   - Боже, боже! - воскликнул Броуди, очень удачно подражая голосу жены. -
У нашего Мэта головка болит... Это, должно быть, болит то  место,  куда  я
хватил тебя, сынок? Какой ужас! Что же нам делать?
   Он сделал вид, что размышляет, а между  тем  опрокинул  в  себя  второй
стакан.
   - Я не могу придумать лучшего средства, чем  немно-о-жечко  виски.  Это
единственное лекарство для такого  молодца,  как  ты,  -  порция  доброго,
крепкого виски. - Он опять налил полный стакан  неразбавленного  виски  и,
вдруг нагнувшись вперед, сжал пальцами,  как  тисками,  подбородок  Мэтью,
насильно раскрыл ему рот и быстро  влил  туда  содержимое  стакана.  Мэтью
поперхнулся и раскашлялся, а он, как ни  в  чем  не  бывало,  продолжал  с
жутким подобием веселости:
   - Так-то лучше! Гораздо лучше! А теперь скажи мне, - не  бойся,  говори
откровенно, - как тебе понравилась  Нэнси?  Она,  может  быть,  не  такого
хорошего рода, как твоя мать, но от нее, понимаешь ли, не воняет,  как  от
той. Нет, она чистенькая. Да, что делать, видно, приходится выбирать  одно
из двух. - Он неожиданно переменил тон и рявкнул злым голосом:  -  Я  тебя
спрашиваю: пришлась она тебе по вкусу или нет?
   - Я не знаю. Не могу сказать, - захныкал Мэтью, понимая, что, каков  бы
ни был его ответ, ему не поздоровится.
   Броуди задумчиво покачал большой головой.
   - Да, правда, я не дал тебе времени рассмотреть ее подробно. Как  жаль,
что я пришел так рано. Мне следовало дать тебе еще хоть десять минут.
   Он нарочно  подхлестывал  свое  воображение,  бередил  себя  с  темным,
бессознательным садизмом, помня лишь одно -  что  чем  больше  он  терзает
себя, тем больше терзает и сына. Чем яснее он видел, что  сыну  мучительно
вспоминать о своем безобразном поведении, тем упорнее возвращался  к  этой
теме.
   - Парень, - продолжал он, - я невольно восхищался, видя, как  смело  ты
наступал на нее. Впрочем, она, конечно, не могла  бы  ни  в  чем  отказать
такому храброму кавалеру. Можно было подумать, что ты дерешься с мужчиной,
так ты схватил ее!
   Мэтью не выдержал. Он дошел до последнего предела мучений и, положив на
стол голову, в которой стучала сотня молотков,  разревелся,  как  ребенок,
причитая сквозь плач:
   - Отец, убей меня, если хочешь, мне все равно.  Убей,  и  кончено,  но,
ради бога, перестань меня мучить.
   Броуди смотрел на него с горькой  подавленной  злобой.  Он  рассчитывал
насмешками раздразнить сына до того, чтобы  тот  снова  на  него  кинулся,
тогда он доставил бы себе удовольствие избить Мэтью до потери сознания. Но
надежда эта не осуществилась. Он  видел,  что  сын  слишком  слаб,  жалок,
испуган, чтобы можно было его довести  до  нового  взрыва.  И  с  внезапно
вспыхнувшим возмущением он наклонился вперед и всей ладонью  отвесил  тому
звонкую пощечину.
   - Вот тебе, мерзкий слюнтяй! - крикнул  он  громко.  -  В  тебе  меньше
храбрости, чем в овце!
   Исчезли ирония, сарказм, тонкие насмешки, и ярость пенилась, вздымалась
в нем, как разбушевавшееся море, лицо его потемнело от бешеного гнева, как
темнеет небо, затянувшись грозными тучами.
   - Ты посмел коснуться моей женщины! Ты поднял руку на меня! На меня!
   Мэт устремил на него жалобные, молящие глаза.
   -  Не  гляди  на  меня!  -  заревел  Броуди,  как  будто  сын  совершил
святотатство. - Ты не достоин поднимать глаза выше моих сапог. Каждый раз,
как я на тебя смотрю, мне плюнуть хочется! Вот тебе, вот, вот тебе! - И  с
каждым словом он молотил кулаком по голове Мэтью, как по пустому  бочонку,
стукая его о стол. - Боже, - воскликнул он с  отвращением,  -  что  ты  за
человек? Голова у тебя звучит, как пустой барабан.  Неужели  ты  только  в
пьяном виде способен постоять за себя? Неужели у тебя в крови нет ни капли
гордости? Неужели ты не гордишься тем, что ты наследник такого имени?
   И, окончательно рассвирепев, он схватил  Мэта  за  плечо,  поднял,  как
тряпичную куклу, и поставил на ноги.
   - Чего ради я теряю тут время с тобой? Ты пойдешь домой!  Я  сам  сведу
тебя туда. Я должен доставить тебя в сохранности твоей мамаше,  спасти  из
этого дома разврата - здесь совсем не место для сына  такой  благочестивой
женщины.
   Он продел свою руку под локоть Мэта и привалил к  себе  его  качавшееся
полубесчувственное тело, затем бросил на стол несколько монет,  нахлобучил
шляпу на голову Мэта.