ить ее  в  покое.  Он
был в приподнятом настроении по случаю великого  дня,  дня  состязания  на
стипендию Лэтта, и даже не пошел в контору в обычный  час,  остался  дома,
чтобы поддержать и ободрить Несси своим присутствием.
   "Что я был бы за человек, если бы не проводил дочь в такой день,  когда
ее ждет "Лэтта"? - размышлял он. Нет, он не такой человек! Он  не  забывал
своей задачи все эти томительные месяцы, да, не забывал  и  следил,  чтобы
дочь выполняла свой долг, так зорко  следил,  что  теперь  было  бы  глупо
испортить суп, пожалев щепотку соли! Нет, он не пойдет  сегодня  утром  на
службу, пропустит, пожалуй, весь день. По такому случаю можно и  прогулять
день. Ведь это праздник. Он  не  жалел  сил,  чтобы  его  подготовить,  и,
честное слово, сумеет им насладиться. При этой мысли он слегка  усмехнулся
и, по-прежнему с удовлетворением созерцая Несси, воскликнул:
   - Вот так хорошо, молодчина! Ешь, ешь! Торопиться некуда. Твой  отец  с
тобой.
   - Не довольно ли, папа? - рискнула вступиться Мэри, умоляющими  глазами
смотря на отца. - Может быть, ей сегодня от волнения не  хочется  есть.  Я
сейчас дам ей яйцо.
   - Налегай, Несси, налегай,  -  протянул  Броуди,  не  обращая  никакого
внимания на слова Мэри. - Я знаю, что тебе полезно. Ты  бы  тут  умерла  с
голоду, если бы не я. Не такой у тебя отец, чтобы  позволить  тебе  сидеть
три часа на экзамене с пустым желудком.
   Он чувствовал себя в своей стихии,  он  пожинал  плоды  своих  забот  о
Несси: забыты были все превратности судьбы, утихла на  время  острая  боль
воспоминаний о Нэнси, и, растянув рот в широкую  язвительную  усмешку,  он
воскликнул:
   - А мне сейчас пришло в голову, что этот олух Грирсон тоже, быть может,
сидит за столом, смотрит, как его щенок набивает брюхо, и думает, что  ему
делать. Ей-богу, приятная мысль! - в улыбке его проступила горечь:  -  Мэр
города, шутка сказать, достойный представитель Ливенфорда! Пари держу, что
сегодня он имеет довольно-таки жалкий и встревоженный вид!
   Он на минуту остановился и, увидев, что Несси благополучно одолела кашу
и  пьет  разболтанное  в  молоке  яйцо,  крикнул  резко,  словно   горечь,
разбуженная мыслью о Грирсоне, не вполне его оставила:
   - Несси! Заешь хоть лепешкой с маслом  это  пойло,  если  тебе  уж  так
хочется его пить! - Он бросил сердитый взгляд на Мэри  и  прибавил:  -  От
такой кормежки не растолстеешь! - Потом  опять  обратился  к  Несси  тоном
увещевания: - Не мигай так глазами,  девушка!  Можно  подумать,  что  тебе
предстоит  сегодня  бог  знает  какое  страшное  дело,  а  не   пустяковая
письменная работа. Ведь все у тебя в голове, и тебе остается только  взять
перо и написать ее. Чего тут волноваться и отказываться от такой  хорошей,
питательной каши? Он самодовольно обозрел сызнова глубокую мудрость  своих
рассуждений и, вдруг разозленный нелепым, по его мнению, волнением  Несси,
резко спросил ее в упор:
   - Какого черта ты трусишь? Или  ты  не  моя  дочь?  Что  во  всем  этом
страшного, чтобы так бояться?
   Несси подумала о высоком экзаменационном зале, в котором заскрипит  два
десятка  перьев,  азартно  состязающихся  между  собой,  представила  себе
безмолвную черную фигуру экзаменатора, сидящего на кафедре,  как  строгий,
всесильный  судья,   увидела   себя   самое,   маленькую,   незначительную
согнувшуюся фигурку, пишущую с лихорадочной быстротой.  Но,  пряча  глаза,
сказала поспешно:
   - Я ничего не боюсь, папа. Может быть, меня немножко беспокоит поездка.
А о "Лэтта" я совсем и  не  думаю.  Они  могли  бы  уже  заранее  объявить
результат, чтобы остальным не надо было и трудиться ехать на экзамен.
   Он опять широко улыбнулся ей и воскликнул:
   - Вот это лучше! Теперь я узнаю свою дочь! Недаром же  я  тебя  столько
времени тренировал! Теперь, когда я тебя выпущу на круг, ты помчишься, как
стрела.  -  Он  остановился,  довольный  этим  сравнением,  и  оно  смутно
напомнило ему те дни, когда он в таком же веселом возбуждении, как сейчас,
отправлялся на выставку скота.
   - Я тебя сегодня вроде как на выставку веду, Несси, и горжусь тобой!  Я
заранее знаю, что ты вернешься с красным билетиком на шее. Моя дочь, Несси
Броуди, - вот чье имя сегодня будет у всех на устах. Мы  взбудоражим  весь
город. Клянусь богом! Теперь они, встречая меня,  будут  глядеть  на  меня
совсем другими глазами. Мы им  покажем.  Он  любовно,  почти  с  восторгом
посмотрел на Несси и сказал, помолчав:
   - Господи, боже мой, я просто поражаюсь, как посмотрю на  эту  головку,
да подумаю, сколько в ней учености: тут и латынь, и  французский  язык,  и
математика, и бог знает что еще! А вся-то она не больше моего кулака.  Да,
правильно говорит пословица, что мал золотник, да  дорог,  не  в  величине
дело, а в качестве. Большое удовлетворение для человека  видеть,  что  его
способности проявляются в дочери, и дать  ей  возможность  показать  себя.
Когда я был в твоем возрасте, у меня  такой  возможности  не  было.  -  Он
вздохнул из сочувствия к себе самому. - Нет.  А  между  тем  я  бы  далеко
пошел, если бы мне  ее  дали.  Но  мне  пришлось  идти  в  люди  и  самому
прокладывать себе дорогу. В те времена не было никаких стипендий,  а  были
бы - так я бы себя показал! Он поднял  глаза  на  дочь  и  воскликнул  уже
другим, веселым тоном:
   - Ну, а с тобой будет иначе, Несси. Тебе дорога будет укатана. Об  этом
позабочусь я. Увидишь, что я сделаю для тебя, когда ты  получишь  "Лэтта".
Я... я... буду подгонять тебя, и ты пойдешь так далеко, как только  можно.
- Он стукнул кулаком по столу и, победоносно глядя на Несси,  докончил:  -
Разве ты не довольна тем, что я делал для тебя?
   - Да, папа, - сказала тихо Несси. - Я... я очень довольна всем.
   - Еще бы! Ни один человек в Ливенфорде не сделал бы для своего  ребенка
того, что сделал я для тебя. Смотри же, не забывай этого! Когда  вернешься
домой с стипендией, не возгордись! Помни, кому ты этим обязана!
   Она боязливо покосилась на него и сказала тихо:
   - Уж не думаешь ли ты, папа, что я принесу  ее  сегодня  домой?  Немало
времени пройдет, раньше чем  будет  объявлен  результат.  Не  меньше  двух
недель!
   Лицо Броуди выразило неудовольствие, как будто Несси внезапно испортила
ему всю радость.
   - Опять ты за старое! Что означает  вся  эта  болтовня  о  результатах?
Думаешь, я ожидаю, что ты принесешь деньги домой в мешке? Я знаю, что  они
придут в свое время. И я за ними не гонюсь... Но что-то мне  кажется,  что
ты начинаешь бояться как бы они не ускользнули у тебя из рук.
   - Вовсе нет, папа, - поспешно возразила Несси. - Я об этом и не  думаю.
Я только боялась, как бы ты не подумал, что мне уже сегодня будет наверное
все известно.
   - "Наверное", - повторил он медленно и с ударением. -  Так  значит,  ты
еще не уверена?
   - Да, да, - вскричала она, -  твердо  уверена!  Я  сама  не  знаю,  что
говорю, - это от волнения перед поездкой в университет.
   -  Не  распускайся!  -  сказал  он  предостерегающе.  -   Помни,   тебе
шестнадцать лет, и если ты сейчас  не  научишься  владеть  собой,  так  уж
никогда не сумеешь. Не теряй головы - вот что я тебе скажу... Взяла  ты  с
собой то, что нужно: перо, и перочистку, и резинку, и все прочее?
   - Я получу все, что нужно, на месте, - кротко объяснила  Несси.  -  Для
нас там все приготовлено.
   - Вот как! Что ж, это хорошо, у тебя не будет отговорки, что ты  забыла
взять из дому перо. Он посмотрел на часы:
   - Время идти на вокзал. Ты поела как следует?
   Несси опять затошнило от волнения, но она прошептала:
   - Да, папа.
   Он встал и направился к подставке с трубками, самодовольно заметив:
   - Ну, я свое дело сделал.
   Когда он повернулся к ним спиной,  Мэри  шагнула  к  сестре  и  сказала
вполголоса, почти на ухо Несси:
   - Я провожу тебя на станцию, Несси, чтобы тебе было веселее, и усажу  в
вагон. Я не буду тебе надоедать разговором.
   - Что такое? - крикнул Броуди, обернувшись  с  молниеносной  быстротой.
Он, к несчастью, слышал ее слова. - Ты пойдешь на вокзал, вот  как?  Очень
любезно с твоей стороны! Ты  уже  опять  суешься,  куда  тебя  не  просят.
"Сделаю то, да сделаю это"! Начинаются телячьи нежности! Точь-в-точь, как,
бывало, твоя мать. Разве Несси не может пройти несколько  шагов  одна,  ты
должна вести ее  на  веревочке?  -  Его  насмешливое  фырканье  перешло  в
рычание. - Говорил я тебе или нет, чтобы ты оставила мою  Несси  в  покое?
Никуда ты не пойдешь! И ничего для нее не сделаешь. Она пойдет одна. -  Он
повернулся к Несси. - Ты ведь не хочешь, чтобы она тебе надоедала, правда,
дочка?
   Опустив глаза, Несси пробормотала, запинаясь:
   - Нет, папа, раз ты не велишь.
   Броуди опять посмотрел на Мэри, злобно и вызывающе:
   - Слышишь? Ты ей не нужна. Не вмешивайся  не  в  свое  дело.  Все,  что
нужно, сделаю я сам. Я сам сегодня принесу ей ее вещи. Эй, Несси, где твоя
шляпа и пальто? Я сам провожу  тебя  из  дому.  Он  весь  преисполнен  был
сознания той чести, которую оказывает дочери.
   Несси молча указала на диван, где, вычищенная и выутюженная, лежала  ее
старенькая  синяя  шерстяная  жакетка,  которую  она   носила   постоянно,
единственная, которая у нее  осталась,  и  соломенная  шляпка,  щеголявшая
теперь новой шелковой лентой, купленной Мэри и нашитой  ее  же  прилежными
руками. Броуди поднял жакетку и шляпу, подал их Несси и так далеко простер
свою любезность, что даже помог ей надеть жакетку,  Несси  стояла  одетая,
готовая к путешествию, - такая маленькая  и  невыразимо  трогательная.  Он
похлопал ее по плечу и объявил с такой важностью, как будто  одел  ее  всю
собственными руками:
   - Ну вот, теперь можно и в путь. Ты понимаешь ли, какая это честь,  что
я ради тебя не пошел сегодня на службу? Ну,  пойдем,  я  тебя  провожу  до
дверей.
   Но Несси, видимо, уходить не хотелось. Она  стояла,  отвернув  от  него
голову, и смотрела в любящие темные глаза Мэри. Нижняя губа у нее  немного
опустилась, худые пальцы переплелись и нервно дрожали. Ее чистая  кожа,  с
которой снова исчез появившийся было румянец, была бледна до  прозрачности
и,  казалось,  туго   обтягивала   миниатюрное   личико.   Бледность   эта
подчеркивалась золотом тонких волос,  сегодня  не  заплетенных  в  косы  и
свободно падавших на плечи. Она стояла неподвижно сознавая, что настал тот
великий момент, к которому она стремилась, но ей не хочется встретить  его
лицом к лицу. Затем, словно забыв вдруг о присутствии отца, она подошла  к
Мэри и шепнула ей тихо, почти неслышно:
   - Мне не хочется идти, Мэри.  Мне  опять  что-то  сжимает  голову,  как
обручем. Лучше бы мне остаться дома.
   Но тут же, не успев перевести дух, словно не сознавая,  что  произнесла
только что эти слова, воскликнула громко: - Я готова, папа. У меня  все  в
полном порядке и я готова идти.
   Он внимательно посмотрел на нее, потом медленно отвел глаза.
   - Ну, так идем, да смотри у  меня!  О  чем  это  ты  шепталась  с  ней?
Довольно копаться, иначе опоздаешь на поезд.
   - Не опоздаю, папа, -  сказала  она  поспешно  и  отошла  от  Мэри,  не
взглянув на нее, словно и не слыша последнего ободряющего  шепота  сестры,
обещания встретить ее на вокзале, когда она вернется. - Нет, нет!  Не  для
того я работала целых шесть месяцев! Как  ты  можешь  думать  это?  -  Она
откинула  назад  узкие  плечи  и,  показывая  свою  готовность,  торопливо
пробежала мимо отца в переднюю, подошла к  двери  на  улицу  и  широко  ее
распахнула. - Я ухожу, папа! - крикнула она громко  и  добавила,  подражая
ему: - А буду дома, когда приду.
   - Да погоди ты минутку! - крикнул он, нахмурившись, и,  тяжело  ступая,
двинулся вслед за ней. - Ведь я же сказал, что  провожу  тебя  до  дверей,
сказал или нет? Что это на тебя нашло?  Чего  ты  вдруг  помчалась?  -  Он
вгляделся из-под косматых бровей в  лицо  Несси,  затем,  убедившись,  что
глаза ее весело блестят, воскликнул: - Вот молодчина, вижу,  что  тебе  не
терпится скорее попасть на экзамен. Я тебя настроил как следует. Теперь ты
обязательно победишь!
   Он хлопнул в ладоши, как делают, вспугивая птиц:
   - Ну, теперь беги и хорошенько насоли Грирсону.
   - Можешь на меня положиться, - ответила она бойко, - Я ему так  насолю,
что он станет совсем просоленный.
   - Ай да умница! - воскликнул он с восторгом, провожая ее глазами,  пока
она выходила за ворота и шла по улице.
   Несси ни разу не оглянулась.  Стоя  у  дверей  и  следя  за  ее  легкой
фигуркой, исчезавшей вдали, Броуди ощутил мощный прилив былой гордости. Ну
и молодчина же у него дочка! Умница, каких мало, остра, как иголка, и  эта
иголка проколет Грирсона, как большой пузырь, так что из него выйдет  весь
воздух, как из лопнувшей волынки. А  всем  этим  Несси  обязана  отцу.  Он
хорошо вытренировал ее, она рвется, как борзая на привязи,  и  вот  сейчас
ушла с огнем в глазах, который и его  разогрел.  А  все  оттого,  что  он,
Броуди, воспитывал ее строго, вдохнул в нее часть того огня, который горел
в нем самом, наполнил ее решимостью к победе. "Налегай, Несси!" - было его
боевым кличем, и он дал более чем  блестящие  результаты.  Она  выйдет  из
школы с стипендией Лэтта. И опередит на сто миль этого Грирсона.  Грирсон,
может быть, даже окажется на  последнем  месте.  Зло  усмехаясь  при  этой
утешительной мысли, он медленно повернулся, жадно  втянул  в  себя  чистый
утренний воздух и, довольный тем, что он  сегодня  свободен,  поднялся  по
ступеням и вошел в дом.
   В передней он постоял без цели, воодушевление его несколько  выдохлось:
было только одиннадцать часов, впереди целый свободный день, и он не знал,
чем ему заняться. Постояв с минуту, вошел в кухню и,  опустившись  в  свое
кресло, сидел, искоса наблюдая за Мэри, которая суетилась на кухне. Она не
сделала никакого замечания по поводу того, что он не пошел на  службу,  и,
как  всегда,  сдержанная  и  тихая,  продолжала  выполнять  свои  утренние
обязанности. Но сегодня в озерах ее глаз залег еще больший мрак, и мрачная
тень окружала их. Ее манера держать  себя  ничем  не  выдавала  ее  тайных
мыслей.  Броуди  открыл  было  рот,  чтобы  заговорить  с   ней,   сделать
какое-нибудь язвительное замечание насчет того, что она  не  ровня  Несси,
приправив его колким намеком на ее прошлое. Но не сказал ничего, зная, что
все его слова будут встречены тем же непроницаемым молчанием. Нет,  он  не
будет говорить с ней. Пускай себе злится и молчит, сколько ей  угодно,  он
знает, что скрывается  за  этим  притворным  равнодушием.  Она  добивается
привязанности Несси, вмешивается, где только может, она стоит  у  него  на
дороге, из кожи лезет, чтобы при каждом удобном случае  ловко  мешать  его
целям. Ничего, подождем! Если только она хоть раз открыто выступит  против
него - этот день будет для нее роковым.
   Незаметно наблюдая за плавными, грациозными движениями  дочери,  он  по
ассоциации внезапно вспомнил о другой женщине. О женщине, которую он любил
так же сильно, как ненавидел эту, - о Нэнси, последней, разбудившей в  нем
страсть и даже душу, даже мечты. Но он крепко стиснул зубы  и  отогнал  ее
навязчивый образ, не желая, чтобы что-либо омрачило сегодняшний триумф. Он
хотел думать только о Несси, о. Несси, его утешении, которая сейчас  сидит
в поезде, повторяя мысленно те уроки, которые он заставлял ее так  усердно
заучивать, или, быть может, думая о последнем его  напутствии.  Он  всегда
предчувствовал, что этот день будет великим днем в его жизни, и теперь  не
хотел поддаваться гнетущим мыслям и решил поддерживать в  себе  то  бодрое
настроение, с которым встал сегодня утром. Надо выпить стаканчик -  только
чтобы немножечко встряхнуться.
   С заблестевшими глазами он встал со своего места  и  отошел  к  буфету,
отпер маленькое отделение слева, вынул заветную черную  фляжку  и  стакан,
всегда теперь стоявший рядом с нею наготове. С стаканом  в  одной  руке  и
бутылкой в другой он вернулся на место, налил себе виски и  выпил,  смакуя
каждый глоток, держа его некоторое время на языке. Первая утренняя  порция
всегда доставляла ему больше наслаждения, чем все остальные, и сейчас  она
так приятно согрела ему глотку, что он не мог не выпить  поскорее  вторую.
Первый стакан - за себя, второй - в честь  Несси.  Сейчас  она  уже  не  в
поезде, если послушалась его указаний (а она, несомненно, это  сделала)  и
вышла  в  Портике.  Она,  вероятно,  взбирается  уже  по  крутому   склону
Джильморского холма к серому зданию университета, стоящему на его вершине.
Это величественное здание, пропитанное дыханием науки, - подходящее  место
для испытаний на стипендию Лэтта,  достойное  того,  чтобы  в  его  стенах
родилась слава Несси Броуди. До профессоров уже, может быть, дошла молва о
ее  способностях,   так   как   вести   о   выдающихся   учениках   всегда
распространяются, хотя бы и косвенным путем, в преподавательских кругах. А
если и нет - Несси носит имя, которое они сразу отметят, которое  послужит
ей паспортом здесь и повсюду,  где  бы  она  не  очутилась.  Он  выпил  за
университет, опять за Несси и, наконец, за фамилию Броуди.
   Вот теперь у него стало веселее на душе! Сегодня виски  производило  на
него иное действие, чем обычно, когда оно только глушило  мрачное  уныние.
Сегодня к нему возвратилась веселость прежних дней, дней, когда он был  на
вершине благополучия. Он это чувствовал, возбуждение его все росло,  и  он
уже мысленно искал ему выхода. Невообразимая скука для веселого человека -
сидеть под хмурым  взглядом  всегда  печальной  дочери.  Решив,  что  надо
поискать развлечений вне дома, он подумал было, не пойти ли ему в контору,
разумеется, не для  того,  чтобы  работать,  а  так,  неофициально,  чтобы
поболтать с этими двумя молокососами в его отделе и дать лишний  щелчок  в
противный нос выскочке Блэру. Но по субботам в  конторе  работали  полдня,
так что они скоро уже кончат и уйдут домой, - кроме того,  он  чувствовал,
что такое событие  надо  отпраздновать  более  подобающим  образом,  не  в
обстановке его ежедневной работы.
   Поэтому он без  сожаления  отверг  первоначальную  идею,  и  скоро  она
окончательно исчезла из его головы, - он потопил ее в новой порции "Горной
росы".
   ...Роса! Роса на траве, зеленой траве, на лужайке для игры в шары. Ага!
Вот это идея! Кто посмеет сказать, что знаменитая смесь Тичера, которую он
всегда предпочитал другим напиткам, не вдохновляет на удачные мысли?  Лицо
его просветлело, когда  он  вспомнил,  что  летний  турнир  ливенфордского
Крикетного клуба  назначен  сегодня  на  Уэлхоллском  лугу,  и  он  широко
улыбнулся при мысли, что там будут все  видные  люди  города,  обязательно
будут, начиная от маленького Джонни Пакстона  и  кончая  самим  господином
мэром Грирсоном!
   - Черт возьми! - пробормотал он, шлепнув себя по ляжке, совершенно так,
как когда-то. - Вот это мысль! Я увижу там всех сразу  и  ткну  им  в  нос
стипендию Лэтта! Покажу, что мне они ничуть не  страшны.  Давно  пора  мне
опять напомнить о себе людям. Слишком долго я откладывал это.
   Он для полноты удовольствия выпил еще  стакан,  затем,  повысив  голос,
крикнул Мэри в посудную:
   - Эй, ты там, поторопись с обедом! Мне он нужен  поскорее!  Я  ухожу  и
сперва должен поесть. Но смотри, чтобы это была настоящая еда, а не  такие
помои, как те, которыми ты утром поила Несси.
   - Твой обед готов, папа, - отвечала Мэри спокойно.  -  Ты  можешь  хоть
сейчас сесть обедать, если хочешь.
   - Хочу. Подавай скорее, вместо того  чтобы  стоять  и  пялить  на  меня
глаза.
   Мэри быстро накрыла на стол и подала обед. Но хотя он  пришелся  Броуди
по вкусу и, несомненно, был бесконечно лучше, чем обеды, которые  готовила
ему Нэнси, Мэри не услышала от него ни похвалы, ни благодарности. Впрочем,
от отдал честь всему, что она приготовила, и с аппетитом, вызванным виски,
жадно жевал, занятый планами на сегодняшний день и размышлениями о  Несси.
Сейчас она уже, наверное, н