ания тремя  сотнями  людей  и  того,  за  что  мы
боролись. Но если вдуматься, это и было все, чем я владел.

     x x x

     Пришла  весна,  и  мы  до  поздней ночи слышали перекличку
кроншнепов, прилетающих  с  солончаковых  болот  гнездиться  на
возвышенностях.   Бедуир  снова  отправился  в  Арфон  и  снова
вернулся с полными подводами зерна; по лесам пробежало  зеленое
пламя,  а  на болотах полыхал утесник. Нас всех охватило буйное
нетерпение, но пока нам ничего не оставалась, кроме как ждать.
     До нас начали доноситься слухи о черных боевых  ладьях  на
побережье  далеко  к  северу  от  Стены;  о пиктских посланцах,
которых видели то тут, то там. Однажды ко мне пришел охотник  с
севера, принесший волчьи шкуры на продажу; он сказал:
     -  Милорд Медведь, прошлой осенью был объявлен Крэн Тара,
общий сбор, и теперь скотты, и Раскрашенный  народ,  и  Морские
Волки  объединяются  в  войско.  Я  своими  глазами видел отряд
Воинов Белого Щита, который шел с запада, и говорят, что Гуиль,
сын Кау, расположился в замке своих предков,  чтобы  возглавить
эту рать.
     Два дня спустя один из моих собственных разведчиков пришел
ко мне  с таким же точно рассказом и в подтверждение своих слов
показал мне браслет с  руки  скотта,  покрытый  между  витками,
словно ржавчиной, засохшей кровью. Кинмарк был прав, и этот год
действительно  должен  был стать гонкой со временем... И тем не
менее, пока у нас не было иного выбора, кроме как  ждать  -  и
молиться, чтобы время ожидания не было слишком долгим.
     В  этом  заключается вся невыгода использования конницы на
севере или в холмистых районах; она  может  выступить  в  поход
лишь  спустя  долгое  время  после  начала  благоприятного  для
кампаний сезона. Ей приходится ждать, пока  трава  не  вырастет
настолько, чтобы лошадям хватило корма, а это бывает в мае или,
в  случае позднего лета, даже в начале июня; в то время как те,
кто, как саксы, по большей части идет в бой пешими, могут выйти
на военную тропу на месяц раньше. У нас не было способа узнать,
используют ли Хенгест и Окта это преимущество, чтобы напасть на
нас, пока мы все еще прикованы к зимним квартирам;  или  станут
дожидаться подкреплений; или планируют укрепиться в Эбуракуме и
отражать  наши  атаки,  укрываясь  за  его  стенами. Было очень
тяжело вот так ждать, чтобы Хенгест взял на себя инициативу;  и
что  касается  меня, то я всегда терпеть не мог оборонительного
боя, хотя многие мои  самые  успешные  сражения  были  как  раз
сражениями  в  обороне.  Но я подумал, что в конце концов у нас
может оказаться  не  меньше  преимуществ,  чем  у  них,  просто
потому,  что  если  битва  в результате завяжется неподалеку от
Дэвы, то наши пути подвоза будут  короткими,  а  их  -  опасно
длинными...  при  условии,  опять  же,  что  угроза с севера не
нагрянет раньше, чем Хенгест. Все зависело от этого.
     Так  мы  и  прожили  этот  апрель  -  во   все   растущем
напряжении,  все  время  кося  одним глазом на темное, покрытое
вереском плечо Черного Быка, где  в  дневном  переходе  от  нас
ждали  ближайшие  к  нам  наблюдатели с сигнальными кострами. И
наконец наступил Праздник Мая...
     В тот вечер мы с Кеем ходили на ужин  к  старому  Луциану.
Бедуира  с  нами  не  было,  потому  что  мы трое взяли себе за
правило никогда не покидать лагерь всем одновременно. Мы  много
выпили,  потому  что  это  была  одна  из тех пирушек на старый
имперский манер,  которые  теперь  редко  увидишь,  -  женщины
удалились  сразу  же  после  того,  как  закончилась трапеза, а
мужчины избрали главного виночерпия  и  приступили  к  главному
делу  этого  вечера. Наш хозяин выставил в нашу честь последнюю
из своих драгоценных амфор красного фалернского вина,  и  когда
мы  наконец  вышли  на  улицу и свернули в ворота крепости, его
густые пары все еще клубились у нас в голове, заставляя  звезды
танцевать  противосолонь,  а  наши собственные ноги - казаться
непривычно  далекими.  А  поскольку  нам  обоим   не   хотелось
просыпаться наутро с мутной головой и языком, похожим на старую
кожу,  мы, словно по обоюдному согласию, отвернули в сторону от
казарм, поднялись по лестнице на узкую  дорожку,  идущую  вдоль
крепостного  вала,  и  облокотились  там  рядышком  о  парапет,
подставив  разгоряченные  лбы   слабому,   легкому   восточному
ветерку.
     -  А,  вот  так-то лучше! - сказал Кей, откидывая со лба
рыжеватую прядь волос и принюхиваясь, как гончий пес. - В этом
проклятом доме совсем не было воздуха.
     Фульвий,  чья   очередь   была   стоять   вторую   стражу,
неторопливо  подошел  к нам вдоль крепостного вала, облокотился
рядом  о  парапет  и  рассмеялся  негромким  смехом   человека,
несущего ночной дозор.
     - Слишком много виноградных листьев в волосах?
     Вчера  это привело бы Кея в ярость - долгое и напряженное
ожидание начинало сказываться на  наших  нервах  -  но  теперь
вино, похоже, смягчило его, и он ответил достаточно миролюбиво.
     -  А  ты когда-нибудь видел, чтобы человек с виноградными
листьями  в  волосах  мог   подняться   по   смертоубийственной
лестнице,  ведущей  сюда,  на вал, и ни разу не пошатнуться при
этом?
     - Я видел, как ты, не шатаясь, шел по стене Банных  садов
в  Линдуме, - сказал я, - когда у тебя в волосах было столько
виноградных листьев, что большинство  других  людей  лежало  бы
навзничь в водосточной канаве, распевая угрюмые любовные песни,
обращенные к звездам.
     - У меня болит голова, - с достоинством сказал Кей. - У
этого  проклятого  Луциана было слишком жарко. Ему не следовало
так раскалять жаровню - Праздник Мая все-таки, а  не  середина
зимы.
     -  Сегодня  не  только  Луциан,  но и многие другие будут
поддерживать добрый огонь, -  сказал  Фульвий.  -  Отсюда,  с
вала,  видно  пятнадцать  майских  костров - я сосчитал их раз
двадцать с тех пор, как поднялся сюда,  делать-то  больше  было
нечего.
     Я  тоже  начал  считать, лениво и почти бессознательно, -
полагаю, в какой-то смутной надежде обнаружить больше  костров,
чем Фульвий. Мне всегда нравилось смотреть на костры, горящие в
Майский   Праздник   на   холмах   и   творящие  древнюю  магию
возрождающейся жизни. Один из таких  костров  всегда  пылал  на
высоком отроге холма за Динас Фараоном, и в детстве я много раз
помогал  прогонять  сквозь опадающее пламя мычащих коров, чтобы
дать  им  плодородие  на  следующий  год.  Я  оперся  спиной  о
крепостной  вал  и  посмотрел  поверх лагеря в сторону западных
гор, думая об этих кострах; но в  том  направлении  холмы  были
темными.  Да  и все равно нас разделяло больше пятидесяти миль,
даже если бы между нами не лежали горные цепи.
     Однако вокруг было множество других костров, одни поближе,
другие очень  далеко,  словно  алые  зернышки,  рассыпанные  по
темной  чаше  ночи.  Медленно поворачиваясь, я тоже досчитал до
пятнадцати, и увеличить это  число  мне  не  удалось.  А  потом
внезапно, так далеко, что первые несколько мгновений я не мог с
уверенностью  сказать,  вижу ли я его вообще, появился еще один
костер. Я отвел взгляд, а потом снова посмотрел в ту сторону; и
он все еще  был  там,  крохотная  искорка  красноватого  света,
льнущая к линии горизонта в горах далеко на востоке.
     -  Шестнадцать,  - сказал я. - Шестнадцать, Фульвий, -
вон там, на гребне горы.
     Они оба посмотрели туда и в  течение  какого-то  мгновения
молчали, пытаясь увидеть, на что я показывал.
     -  Это  звезда, поднимающаяся над краем Высокого Леса, -
сказал наконец Кей.
     Фульвий сделал быстрый отрицательный жест.
     - Нет! Я стою здесь на страже не первую ночь; в этот  час
ни  одна  звезда  не  поднимается  над гребнем Высокого Леса, и
вообще ни одна звезда не бывает такой  красной,  даже  Воитель.
Это  точно костер - но его не было там, когда зажглись майские
костры. Его не было там пятьдесят сердцебиений назад.
     Внезапное  молчание  перехватило   нам   всем   горло.   Я
почувствовал,   как  мое  собственное  сердце  начинает  биться
быстрее, и знал, что и остальные двое чувствуют то же самое.  А
потом  на  голом,  убегающем  вниз  плече Черного Быка, всего в
пятнадцати или двадцати милях  от  крепости,  почти  на  прямой
линии  между  нами  и  шестнадцатым костром появилась внезапная
вспышка света, и пока мы всматривались в нее,  напрягая  глаза,
этот  свет  заколебался, и опал, и разросся, и взметнулся вверх
растрепанным огненным цветком.
     - Саксы,  -  сказал  я.  И  я  помню,  что  меня  словно
захлестнула волна облегчения оттого, что долгие месяцы ожидания
закончились, и Хенгест был здесь, в то время как угроза, идущая
с  севера,  все еще только готовилась нагрянуть. Я помню также,
что последние пары  фалернского  вылетели  у  меня  из  головы,
словно поднялся ветер и начисто выдул их прочь.
     - Слава Богу, что они выбрали Майский Праздник! - сказал
Кей.
     Я как раз думал о том же самом. Меня все время беспокоило,
что любой  костер  или  дымовой сигнал, поданный для нас, будет
непременно понятен и для саксов, слишком верно предупреждая  их
о  том,  что  их  продвижение  было замечено и что они потеряли
преимущество  внезапности;  и,  таким  образом,  заставляя   их
держаться  настороже. Но в канун Майского Дня, когда все вокруг
сверкало праздничными кострами, наш  сигнал  ни  о  чем  им  не
говорил.
     - Как ты думаешь, сколько у нас времени? - спросил Кей.
     -  Может  быть,  дня четыре. Достаточно, но не более, чем
достаточно, - я уже повернулся обратно к лестнице. - Идите  и
разыщите мне Проспера с его трубой. Я хочу, чтобы все собрались
на плацу.

     x x x

     На  этот  раз выбор места сражения был за нами. Неприятель
должен был наступать  по  старой  военной  дороге,  потому  что
довериться  протоптанным  скотом  горным  тропам  или двинуться
наперерез  через  долины,  покрытые   дубовым   подростом   или
торфяными   болотами,   значило  бы  самим  накликать  на  себя
несчастье. И, зная это, мы на самом деле выбрали себе место уже
довольно давно. Это был участок в пяти или  шести  милях  перед
Дэвой,  где  дорога,  идущая  с гор, ныряя в болотистую долину,
пересекала по броду  небольшую  речушку,  а  потом  потихоньку,
почти лениво, взбиралась по западному склону. Долина, которая с
этой  стороны,  со  стороны Дэвы, мягко поднималась вверх, была
увенчана длинным гребнем  терновых  зарослей  и  густых,  почти
непроходимых  дубовых рощ, тянущихся на милю или больше в том и
в другом направлении; и дорога, проходя, как  сквозь  изгородь,
сквозь  этот  узкий пояс, устремлялась прямо к западным воротам
Города  Легионов.  В  старые  дни,  когда  здесь  поддерживался
порядок,  деревья  вырубали,  как  было заведено, на выстрел из
лука по обе стороны от дороги; но теперь все  снова  затянулось
разного   рода   быстрорастущими   кустами:   орешником,  ивой,
терновником, куманикой, - которые переплелись  настолько,  что
были  почти такими же труднопроходимыми, как и тянущаяся вправо
и  влево  стена  леса;  и  могли  служить  таким  же   надежным
прикрытием.
     Вот  на  этом-то  месте  мы  и занялись утром Майского Дня
приготовлениями ко встрече с Хенгестом и Морскими Волками.
     Мы начали с того, что прорубили  в  полосе  деревьев  пару
проходов,  чтобы можно было быстро ввести в действие конницу, а
около полудня второго дня (мы не торопились с этой работой,  не
желая  оставлять  после  себя грубый беспорядок, который был бы
заметен издали) верхом на черном косматом пони ростом  примерно
с  большую  собаку прискакал маленький смуглокожий человечек из
горного племени, которое  мы  иногда  использовали  в  качестве
разведчиков, и привез нам известия о саксонском войске.
     Его   привели  туда,  где  я  присматривал  за  тщательной
маскировкой одного из проездов для конницы, и он, соскакивая  с
пони,   споткнулся  и  остановился,  покачиваясь,  с  опущенной
головой, положив руку на шею маленького измученного  животного,
которое с ходящими ходуном боками стояло с ним рядом.
     - Ты скакал, не щадя своих сил, друг мой, - сказал я. -
Какие новости ты привез?
     Он  медленно откинул голову назад, убирая с глаз спутанные
волосы, и, прищурившись, посмотрел на  меня  снизу  вверх,  как
смотрят на высокое дерево.
     - Ты - тот, кого называют Артос Медведь?
     - Я Артос Медведь.
     -  Так. Хорошо. Тогда вот что: Морские Волки прошли вчера
ночью, на закате, и устроились лагерем вдоль опушки Леса Дху.
     - Сколько?  Ты  можешь  хоть  приблизительно  назвать  их
количество?
     -  Я  их  не  видел.  Они - как муравьи, что высыпают из
муравейника, когда ребенок ударит по  нему  ногой;  так  сказал
человек  из-за  Разбитого  Холма.  Но он нес вот это - ему это
передал человек, который был до него, а он отдал это мне.
     Маленький горец вытащил из-за пазухи своей драной  волчьей
шубы  тонкий  деревянный  брусок,  напомнивший мне очищенные от
коры ивовые прутики, на которых Ханно  вел  свои  подсчеты.  Но
здесь  было  подсчитано  не  поголовье  табуна,  а  численность
саксонского войска, и когда он вложил  брусок  мне  в  руку,  я
увидел   грубо   вырезанные  на  дереве  цифры:  MCDLXX.  Почти
пятнадцать сотен  человек,  может,  чуть  больше,  может,  чуть
меньше,   -   я  знал,  насколько  трудно  прикинуть  на  глаз
количество людей, когда ты к этому не привык. Но все же, что-то
около пятнадцати сотен. Саксонское войско уже утроило свои ряды
с прошлой осени.  Неужели  пикты,  в  противоположность  мнению
Кинмарка,  уже  перескочили  через  Стену  и  присоединились  к
Морским  Волкам  из  Эбуракума?  Или  же  граф  Хенгест  вызвал
подкрепления  из-за  Северного моря? Что ж, в данный момент это
не имело особого значения; важно было количество  людей,  а  не
то,  откуда  они  взялись.  А  я  мог выставить против них - с
учетом обычно имеющихся в войске  больных  и  раненых  -  чуть
больше  двух с половиной сотен моей собственной тяжелой конницы
и около пяти сотен местных жителей (к этому времени  более  или
менее  обученных),  собравшихся ко мне за зиму и сформировавших
вспомогательные и нерегулярные отряды. Если поставить  в  строй
погонщиков,  то  наберется  еще  около  сотни; и, без сомнения,
когда придет время,  можно  будет  рассчитывать  еще  на  толпу
горожан, отважных и усердных, но мало для чего пригодных, кроме
как  для погони. Лошади тоже должны были внести какой-то вклад,
большой вклад, в то, чтобы улучшить наше  отчаянное  положение,
но этого было недостаточно...
     Я передал разведчика своим парням с приказом накормить его
самого  и его вымотанного пони и устроить их на отдых в полевом
лагере, пока кто-нибудь другой поскачет в  Дэву  с  полученными
новостями.  Потом  я  послал  за  Бедуиром  и Кеем и показал им
брусок с цифрами. Кей при виде него выругался, а Бедуир,  левая
бровь  которого  больше,  чем обычно, напоминала взлетевшее ухо
дворового пса, испустил долгий, мелодичный свист.
     - Похоже, братья мои, что,  когда  придет  время,  у  нас
будет горячая работенка.
     - Для меня так даже слишком горячая, - отозвался я. - И
поскольку  я  вовсе  не  собираюсь идти на верный проигрыш, то,
думаю,  нам  придется  кое-что  сделать,  чтобы  хоть   чуточку
уравнять шансы.
     - И это что-то?
     - Медвежьи ямы, - сказал я.
     - странно. Я всегда думал, что медвежьи ямы роют люди для
медведя, а не он для них.
     - Только не в случае с данным конкретным медведем.
     Так  что  мы  поручили местным жителям копать ямы; длинную
цепочку канав и рвов, с проходами для конницы, на полпути между
ручьем и лесистым склоном; она прорезала дорогу  и  тянулась  в
обе  стороны  на расстояние, чуть превышающее половину выстрела
из лука. Дорога шла через ручей по широкому мощеному  броду,  и
здесь  берег  был  относительно  твердым, но везде, кроме этого
одного места,  поток  был  всего  лишь  цепью  мелких  заводей,
разливающихся между болотистыми, заросшими ивняком берегами, на
которых  можно было увязнуть, сделав один неверный шаг. Поэтому
мы рассудили, что саксы смогут рассыпаться веером только тогда,
когда уже достаточно поднимутся над  дном  долины,  и  половины
выстрела  из  лука  будет  достаточно. Мы выкопали рвы примерно
трех футов глубиной и трех-четырех футов шириной и в довершение
всего  натыкали  по  дну  коротких  кольев  с  заостренными   и
обожженными  для  твердости концами. А потом закрыли все, точно
так же, как медвежьи ямы, набросанными крест-накрест ветками  и
рассыпали сверху сырые бурые ошметки прошлогоднего папоротника,
до сих пор еще покрывающего склон холма в этом месте. Сложности
могли   возникнуть   там,  где  канава  пересекала  дорогу,  но
поскольку почва в долине была топкой, дорога  как  раз  в  этом
месте  представляла  собой  бревенчатую  гать  на  подложке  из
хвороста, и было очень легко, после того, как мы перерезали  ее
рвом,  уложить  бревна  обратно  на хлипкую решетку из прутьев,
которая только-только выдерживала их вес,  но  не  более  того.
Одно-два  бревна  прогнили насквозь, и их пришлось заменить, но
это  могло  быть  просто   попыткой   поддерживать   дорогу   в
более-менее  приличном  состоянии;  и когда все было закончено,
склон холма выглядел точно так же, как и раньше.
     Лишнюю землю мы отнесли за деревья, используя все корзины,
какие только можно было найти в Дэве.
     Все было закончено, и у нас еще, может быть,  оставался  в
запасе день.
     В  ту  ночь мы устроились лагерем за полосой деревьев, как
делали все время с тех пор, как начали эту работу, и я подозвал
к себе Бедуира.
     - Думаю, нужно выдать всем пива, Бедуир. Люди устали; они
работали, как  герои,  а  завтра  им  придется  сражаться,  как
героям.  Но,  Бога  ради,  присмотри  за тем, чтобы они не пили
слишком много. Я не  могу  позволить,  чтобы  завтра  в  лагере
оказалось полно ходячих трупов.
     Я  сам пошел искать Кея и, встретившись с ним у коновязей,
отвел его в сторону и предъявил ему персональный ультиматум.
     - Кей, я отдал приказ выдать всем пива. Не накачивайся им
слишком сильно.
     Его возмущение было, как обычно, смехотворным:
     - Ты когда-нибудь видел меня пьяным?
     - Я никогда не видел, чтобы ты показывал,  что  ты  пьян;
но, тем не менее, после этого ты становишься безрассудным.
     Он  посмотрел  на  меня, наполовину смеясь, наполовину все
еще возмущаясь, а  потом  обхватил  меня  за  плечи  рукой,  на
которой  зазвенели,  сталкиваясь,  голубые  стеклянные и медные
проволочные браслеты.
     - Я не потеряю тебе Британию из-за рога кислого пива.

     Глава десятая. Битва при Дэве

     Позже той ночью еще один низкорослый смуглый  горец,  тоже
прискакавший  на  косматом пони, привез нам последние новости о
продвижении  Хенгеста.  Саксонский  вождь  спустился  с  гор  в
граничащую  с ними холмистую низину, и его передовые разведчики
устраивались лагерем на лесистых боках Черного Быка. К  полудню
следующего дня ожидание должно было закончиться.
     Однако  по-прежнему  оставалась  опасность, что неприятель
попытается сделать ночной переход, так что на следующее утро  в
лагере  никто  не  медлил.  Едва  забрезжил  рассвет, как людям
раздали завтрак, состоящий из лепешек и твердого желтого  сыра,
и  не  успело  еще  солнце  как  следует  подняться  над лесом,
венчающим гребень противоположного склона, как мы уже  были  на
боевых   позициях   -   пешие   воины  среди  густого  низкого
кустарника,  тянущегося  вдоль  дороги;  верховые   лучники   и
вооруженные  огромными, в рост человека, луками кимрийцы в тени
деревьев по обе стороны от нее.
     На дальнем левом фланге, как мне было  известно,  ждал  со
своим крылом конницы Бедуир, так же как я ждал здесь, справа, с
другим крылом. За нашими спинами, среди деревьев, стоял Фульвий
с  резервами,  а по другую сторону долины, в лесах, на солидном
расстоянии от линии саксонского наступления, лежал в засаде Кей
- абсолютно тре