местных  племен,  и  для  войска,  и  для
маленьких  темнокожих  охотников;  к  тому  же  более молодые и
горячие головы из  нашего  войска  предпочитали  обращать  свои
копья  против  вепрей  и  волков,  так что дичь с более вкусным
мясом оставалась для других.
     Поздно  осенью  из  Корстопитума  прибыл   обещанный   нам
провиант, и среди мешков с зерном и горшков с салом были связки
стрел,  седельная  кожа  и  глыбы  соли, которые я вытребовал у
епископа Эбуракума (да будет Господь добр к его усталой  старой
душе;  он бился до последнего, когда нужно было платить то, что
с него причиталось, но дав слово, держал его).  И  после  этого
большую часть добычи мы солили и откладывали на зиму.
     Зима в этот год пришла рано; она началась проливным дождем
со снегом, который позже превратился просто в снег, и этот снег
стаял  и выпал снова, и на этот раз уже не таял, но лежал среди
холмов неделю за неделей, умножая  тяготы  и  опасности  и  для
охотников,  и для фуражиров; а лошади подолгу не могли пастись,
так что их приходилось держать в конюшне на собранных кормах; и
долгими зимними ночами, когда  в  Тримонтиуме  завывал  ледяной
ветер а над головой слышался посвист диких гусей, мы скучали по
арфе Бедуира, как и предсказал Кей.
     За  все  эти  месяцы мы не видели и не слышали ничего ни о
варварах, ни о Маленьком Темном Народце.
     Но весна пришла так же внезапно и рано, как до  нее  зима.
Приводя лошадей на водопой, мы видели в ольховнике алое зарево,
и  холмы  звенели  от  криков и песен чибисов, хотя на северных
склонах еще  лежал  толстый  слой  снега,  а  ветер  пронизывал
насквозь,  как  нож скорняка. И однажды вечером, когда я привел
свой эскадрон с учений - мы уже занимались  ими  вовсю,  чтобы
вернуть лошадям форму, - от двери караулки отделилась какая-то
тень,  и  у  моего стремени возник Друим Дху со своим маленьким
боевым  луком  в  руке.  Он  выглядел  старше,  глаза   глубоко
ввалились.  Но так же выглядели и все мы; это было лицо голода,
волчье лицо, которое бывает у большинства людей в  конце  зимы,
когда припасы бывают на исходе.
     -  Милорд  Артос,  -  он коснулся моей ноги в стремени в
знак приветствия.
     Я принял в сторону, сделал остальным знак ехать  дальше  и
спешился.
     - Приветствую тебя, Друим Дху; ты принес мне новости?
     - Крэн Тара уже прошел.
     - Так.
     - К поселениям Морских Волков, что расположены вдоль края
земли в той стороне, - он указал кивком головы на восток, - К
Снегам,  -  он имел в виду север, - и к закату, чтобы собрать
тамошние племена и Раскрашенный Народ. Они  разбрелись  было  к
своим  родным местам, к Маннану, - те, кто смог туда добраться
в конце прошлого  лета;  и  Белые  Щиты  из-за  Закатного  Моря
зимовали  вместе  с  ними.  А  теперь объявлен Крэн Тара, и они
будут снова собираться в войско.
     - Где?
     - В великом Лесу, вон там, между двумя реками, в Сит Койт
Каледоне, который мы на темном языке называем Меланудрагиль.
     Начиная с этого времени и по мере того, как весна набирала
силу, нас посещал то один, то другой из Маленьких Темных Людей.
Это не  обязательно  был  Друим  или  даже  кто-нибудь  из  его
братьев; приходили и другие, которых я никогда не видел раньше.
Один  раз  это  был невысокий, крепкий и скрюченный, как корень
вереска, старик, который возник из ничего под  самыми  копытами
возвращающегося  патруля.  Один  раз  это  даже  была  женщина.
Казалось, среди Людей Холмов тоже был объявлен свой Крэн Тара.
     Каждый  приносил   мне   какие-нибудь   известия   о   все
увеличивающемся войске противника, о силах, начавших собираться
в  Каледонском лесу еще до того, как в северных лощинах Эйлдона
растаял  снег;  о  пиктских  и   скоттских   военных   отрядах,
просачивающихся  в  лес  по  тайным  тропам;  о Морских Волках,
рыщущих на  своих  длинных  черных  боевых  ладьях  в  эстуарии
Бодотрии   и   привозящих   подкрепления   своим   собратьям  в
поселениях. А нам пока ничего не оставалось, как только держать
все наготове и ждать, когда придет решающий момент. Я знал, что
попытаться  расправиться  со  стекающимися   в   лес   отрядами
поодиночке  означало  бы  растратить  свои  собственные силы по
мелочам и почти наверняка без всякого прока. Нам нужны были  не
беспорядочные стычки небольших отрядов по всей Валентии, а одна
решающая победа в самом центре событий; смерть Гуиля, сына Кау,
и  разгром  и  бегство его войска; после этого, пусть медленно,
последовало бы и все остальное.
     Поэтому я пропускал мимо ушей увещевания горячих  голов  и
оставался  -  как  Кей сказал мне в лицо, "словно старый орел,
линяющий на своем насесте", - в древнем полуразрушенном форте,
пока варвары медленно собирались вместе,  словно  стягивающиеся
из-за горизонта грозовые тучи.
     Вскоре   приехал   Бедуир,  оставив  Кастра  Кунетиум  под
командованием Овэйна, и мы собрались на  военный  совет  вокруг
костра,  горящего  у  входа  в  частично  крытую часовню, где я
устроил свою ставку. К этому времени  из  сообщений  Маленького
Темного  Народца  стало  ясно,  что  неприятель,  судя  по  его
передвижениям, намеревается отсечь боковую дорогу,  после  чего
мы  перестали бы быть системой, предназначенной для укрощения и
подавления Низинной Каледонии, и превратились бы просто  в  две
изолированные  крепости,  каждая  со  своими  опасно длинными и
ненадежными линиями коммуникаций и без  каких  бы  то  ни  было
верных способов объединиться друг с другом.
     -  И  в  добавление  к  этому,  -  сказал  Бедуир, мягко
барабаня пальцами у себя на колене, - если Друим и  его  племя
говорят  правду, то, когда Гуиль полностью соберет свое войско,
у него окажется перевес в численности примерно три к одному,  и
у тебя будут превосходные перспективы.
     -   Кей   все   время   подбивает   меня   разделаться  с
собирающимися отрядами поодиночке, - сказал я.
     - А ты с ним не согласен?
     - Я считаю, что лучше  подождать  подходящего  момента  и
разбить их всех одним ударом - или я старею, Бедуир?
     -  Нет,  -  ответил  Бедуир.  - Это Кей. Старики всегда
бывают самыми свирепыми и самыми нетерпеливыми.
     И он наиграл на арфе мелодию, похожую на щелчок  пальцами,
и  ухмыльнулся  сидящему  по другую сторону костра Кею, который
побагровел под своей рыжей курчавой бородой.
     - Ах ты... ты,  лопоухий  соловей...,  -  я  поймал  его
взгляд,  и  он  утих,  глухо  ворча,  как выставленный за дверь
старый пес.
     - Тихо, дети, и послушайте меня. Я позволил навязать себе
битву, потому что у меня почти нет  выбора,  но  также  еще  -
потому,  что  считаю,  что таким образом мы сможем сами выбрать
место сражения.
     - И как же? - Кей забыл  свой  гнев  ради  более  важных
вещей.
     -  Подождав  до  самого  последнего  момента,  чтобы дать
неприятелю  спуститься  в  самую  южную  часть   Каледона;   не
выстраиваясь  для битвы, пока он не окажется в нескольких милях
от самой дороги. Лес там более открыт, а  если  мы  встанем  на
водоразделе,  то  снизу  с обеих сторон будут болотистые берега
рек, которые сузят для нас проход.
     - И для них тоже, - сказал Кей.
     - Да, но это, по  меньшей  мере,  уравняет  длину  боевых
линий  и помешает варварам рассыпаться и поглотить нас, что они
спокойно могли бы сделать благодаря своей большой  численности;
и  я думаю, мы сумеем заранее позаботиться о противодействии им
на флангах. В этом заключается  одно  из  немногих  преимуществ
оборонительных действий.
     Я вытащил из костра обгоревшую ветку и начал рисовать план
битвы,  который  я  предлагал.  Я  не  был  чужаком  в Сит Койт
Каледоне, потому что охотился там  и  не  раз  выезжал  туда  с
патрулем;  это  не  так уж плохо для военачальника - составить
себе  представление  о  характере  местности,  на  которой  ему
предстоит вести кампанию.

     x x x

     И  вот  так  одним  мартовским  утром  мы  ждали варваров,
выстроившись в несколько необычном боевом порядке через гребень
водораздела.
     Решающий момент, которого мы ждали, наконец настал, о  чем
нас  известили  густым  дымом  из-за  холмов  Темные  Люди; и в
течение часа все  мы,  кроме  небольшого  и  как  нельзя  более
раздраженного  гарнизона,  оставшегося  в  Тримонтиуме, были на
марше. Сигнал пришел почти в полдень, но уже давно  была  ночь,
когда  мы  достигли  намеченного для лагеря места и обнаружили,
что Овэйн со своей жиденькой колонной из Кастра Кунетиум прибыл
туда перед самым нашим приходом. Нашли мы  там  и  Друима  Дху,
который  стоял  у  одного из только что разожженных костров. Но
поначалу я едва узнал его под боевым узором из глины и  красной
охры,  покрывающим его лицо и обнаженное худощавое тело. Только
когда он подошел и коснулся моей ноги в стремени - это было за
мгновение до того, как я  спешился,  -  я  наконец  узнал  его
наверняка  по этому знакомому жесту. Его волосы были связаны на
затылке  ремешком,  а  с  плеч  свисал  колчан,  туго   набитый
маленькими смертоносными стрелами.
     - Волки встали лагерем на плече Хребта Дикой Кошки, рядом
с Приметными Камнями, - сказал он (для Людей Холмов саксы были
Морскими  Волками,  а  остальные  -  Раскрашенным  Народом;  а
Союзные Племена и банды скоттов, когда  те  собирались  вместе,
они часто называли просто "Волками").
     - Как далеко?
     Но  для  Друима и его сородичей расстояние почти ничего не
значило; они определяли его  временем,  необходимым  для  того,
чтобы его преодолеть.
     -  Если  они  выступят,  едва  начнет  светать, то успеют
подняться довольно высоко в гору, откуда текут две реки, к тому
времени, когда тени будут лежать вот так..., - он нагнулся  и,
уперев  свой  лук нижним концом в землю, провел черту там, куда
его тень должна была упасть примерно за три часа до полудня.
     - Так. Сколько у них сейчас людей?
     - От двух до трех раз больше того количества, что следует
за тобой, милорд Артос. Но здесь неподалеку стоят несколько  -
не  очень много - моих братьев, которые все это время вели для
тебя разведку и которые будут не такими уж плохими воинами.
     И действительно,  около  двух  десятков  Маленьких  Темных
Воинов  пришли  ночью к нашим кострам, а утром исчезли снова. Я
не стал спрашивать, был ли это  весь  их  отряд.  Я  давно  уже
усвоил,  что  там,  где  речь идет о Темном Народце, бесполезно
спрашивать; пытаться использовать их как обычные войска было бы
все  равно,  что  пытаться  выковать  меч  из  горного  тумана.
Следовало просто принимать то, что они давали.
     Нам удалось урвать несколько часов для сна, и на рассвете,
когда  костры  прогорели  и  обратились  в  пепел, лагерь начал
шевелиться; мы напоили и накормили лошадей и, торопливо  глотая
на  ходу  черствые  ячменные  лепешки,  выдвигались на позиции,
когда пришло сообщение, что неприятель находится на  марше,  -
Бог  знает,  каким  образом  его  удалось  передать так быстро,
потому что в лесу нельзя организовать цепочку факелов; но  один
раз,  перед  самым  рассветом,  мне  показалось,  что я даже не
слышу, а, скорее, чувствую отдаленные, ритмичные, глухие звуки,
которые могли бы быть ударами ладони по полому бревну.
     И  вот  теперь  мы  стояли  в  выбранном  нами  месте,   в
нескольких  милях  к  северу  от  дороги, выстроившись в боевой
порядок и ожидая появления  неприятеля.  Мне  это  не  очень-то
нравилось,  поскольку  я  всегда  командовал конницей; я привык
вести сражение, исходя из особенностей верхового боя, и однако,
если не считать легкой конницы, застывшей вне  поля  зрения  на
наших  далеко  выдвинутых флангах, предстоящая нам битва должна
была пройти в пешем строю. В  этом  заросшем  кустарником  лесу
невозможно  было  эффективно использовать тяжелую конницу, хотя
здесь он был гораздо менее густым, чем  в  нескольких  милях  к
северу.  Я  ждал  со  своим эскадроном в резерве, чуть сзади от
центра, и, глядя вдоль боевых линий,  гадал  -  теперь,  когда
было  уже поздно что-либо менять, - распределил ли я свои силы
наилучшим образом. Я  снял  с  лошадей  всех  Товарищей,  самую
тяжелую  и  надежную  часть  своего  войска,  и поставил их под
командованием Кея и Бедуира в центр  наших  позиций.  На  обоих
флангах  размещались  легковооруженные копейщики, а за ними, на
вытянутых дугах, - изолированные группы лучников и  пращников.
Эти  дуги  были  изогнуты  так,  что  весь фронт образовывал -
насколько можно было на такой пересеченной местности - подобие
туго натянутого лука, чтобы подставить наступающих  Волков  под
фланговую   атаку   еще   до   того,  как  их  центр  войдет  в
соприкосновение с нашим. Еще дальше, как я знал, ждали  скрытые
от  глаз  отряды  легкой конницы; и я молил всех богов, которые
когда-либо  прислушивались  к  просьбам  ратных  людей,   чтобы
какой-нибудь   пони  не  выдал  нашу  засаду,  заржав  в  самый
неподходящий момент.
     Мы  стояли  так,  чтобы  наилучшим  образом   использовать
естественную  пологость  местности:  растянувшись поперек шейки
водораздела, так что наш левый фланг упирался в ручей,  который
стекал вниз, чтобы влиться в зарождающуюся Клуту, а правый - в
крутой,   покрытый   спутанными   зарослями  терновника  откос,
обрывающийся к болотистым берегам Твида. За моей  спиной,  если
стоять   лицом   к   югу,   поднимались   величественные  холмы
пограничного края, в которых брала исток половина рек  Валентии
и через которые - мимо Крепости Трех Холмов или ее сторожевого
форта  -  шли  дороги, ведущие к Стене. Перед нами открывалась
широкая  поляна,  на  которой   начинал   пробиваться   молодой
папоротник, а за ней мягкими волнами катился вдали лес, похожий
на  темное  море,  омывающее  Маннан,  древнее  сердце пиктских
княжеств; Тьма, Лес, древний, дикий и неведомый; и  мы  стояли,
словно  на  узкой  перемычке  между двумя мирами, защищая ее от
одного ради другого.
     Это был серый весенний  день,  ранний  для  начала  летней
кампании,  и  похожие на звездочки белые лесные анемоны, дрожа,
отворачивались от ветра и порывов дождя, бьющих нам  в  лицо  и
превращающих  Алого  Дракона  на  нашем знамени в темное пятно,
похожее по цвету на полузасохшую кровь.  Я  думал  о  том,  как
грива  Ариана должна бы была сейчас биться на ветру о мою левую
руку;  и  я  мучительно  тосковал  по  нему,  тосковал  по  его
беспокойству и возбуждению, по его настойчивым рывкам под моими
коленями. Кольчуга давила мне на плечи и словно становилась все
тяжелее  от  долгого  стояния  на месте, от расхаживания взад и
вперед; и я снова спрашивал себя, не совершил  ли  я  глупость,
заставив  Товарищей  спешиться  и  оставив их при этом в полном
боевом снаряжении. Но  в  центре  мне  нужен  был  вес,  вес  и
устойчивость; подвижность была для флангов.
     Расстилающийся  впереди  лес  казался  очень  темным - и,
честно говоря, я не думаю, что это было мое воображение, потому
что я всегда  замечал  такое  в  Сит  Койт  Каледоне;  отчасти,
конечно,  в  этом были повинны сосны, темная медлительная волна
сосен, каких мы никогда не встречали на юге,  но  то  же  самое
происходило и в менее густых местах, где сквозь молодую поросль
дубов,  берез и орешника, словно костлявые плечи сквозь прорехи
дырявого плаща, проглядывают холмы  и  вересковые  нагорья;  -
всегда  в  моем  сознании  присутствовало это ощущение темноты,
волчьей угрозы, исходящей от самой земли.  Казалось,  что  этот
лес,  возможно, очень старый, угрюмо и задумчиво склоняется над
секретами, которые людям лучше не знать.
     Что-то шевельнулось за моей спиной, и между  мной  и  моим
знаменосцем  проскользнула  темная тень. Моих ноздрей коснулась
струйка лисьего запаха, и Друим Дху  снова  оказался  рядом  со
мной.
     -  Они меньше чем в восьми полетах стрелы за краем темных
деревьев - большое войско, очень большое войско. Скоро  у  нас
будет  хорошая  охота,  - он на мгновение показал белые зубы в
беззвучной усмешке; его смех всегда был беззвучным, как и у его
сестры.  Его  тонкие  коричневые  руки  и  ноги  были   покрыты
кольцевыми  полосками  глины  и  охры, похожими на ранний свет,
пробивающийся сквозь кустарник, так что если бы не  его  голос,
то было бы трудно с уверенностью сказать, здесь ли он вообще; а
потом - внезапно - его и не было.
     Но почти в тот же самый миг, словно это было эхо или ответ
на его  слова,  мы  услышали рев боевых рогов скоттов, подобный
призывному   кличу   огромного   самца-оленя,   трубящего   под
деревьями.
     Я увидел, как по выстроившимся передо мной рядам пробежала
рябь,  словно  ветер  тронул  кошачьей  лапкой  стоящие колосья
ячменя; и весь центр, который до сих  пор  опирался  на  древки
копий,  как один человек, пригнулся к земле, прикрываясь сверху
щитом, выставив копье навстречу приближающемуся неприятелю.
     Ветер затих,  и  где-то  резко  и  укоризненно  прокричала
сорока;  потом  сквозь лес с воем пронесся новый, долгий порыв,
швырнувший нам в лицо темный шквал дождя; и вместе с  ветром  в
подлеске  внезапно  послышался  громкий  треск,  который быстро
подкатился ближе, а вдоль края поляны замелькали какие-то тени.
Потом это мелькание усилилось, обрело форму  и  плоть  и  стало
огромной  массой  людей,  передвигающихся  под  буйной весенней
зеленью деревьев. Волки были здесь. Завидев нас, они  испустили
могучий  крик  и  двинулись вперед, насколько возможно сохраняя
боевые порядки среди поросших куманикой пригорков  и  спутанной
массы прошлогоднего папоротника; надвигаясь на нас размеренной,
грозной  волчьей трусцой, которая казалась медленной и, однако,
пожирала  расстояние  со  страшной  скоростью.  Я  едва   успел
разглядеть   варварские   белые   бунчуки   саксов   в  центре,
сверкающую,  как  крыло  чайки,   белизну   покрытых   известью
скоттских  щитов  на  левом  фланге  и  нарядную  синюю  боевую
раскраску вопящих пиктов - на правом. Как и сказал Друим  Дху,
это было очень большое войско, которому словно не было ни конца
ни края; и когда они приблизились, я почувствовал дрожь земли у
них  под  ногами,  как  бывает,  когда река после горных дождей
вырывается из берегов и сами скалы испытывают страх.
     И в самом деле, я чувствовал себя в этот момент почти  так
же,  как должен чувствовать себя человек, который стоит на пути
надвигающегося потока и видит, что ревущая вода устремляется  в
его сторону. Мне казалось, что я прирос к земле в своей тяжелой
кольчуге,  и  я  знал,  что  такое  же  ощущение кошмара с воем
проносится в мозгу каждого, кто стоит в моем тяжело вооруженном
центре.
     Передний  край   стремительно   атакующих   варваров   уже
поравнялся  с концами вогнутой дуги; и я молился, чтобы лучники
не начали стрелять раньше  времени.  "Митра,  победитель  Быка,
удержи  их руки! Луф, Владыка Сверкающего Копья, - Христос, не
дайте им спустить тетиву слишком рано!"
     Варвары были уже довольно  глубоко  в  ловушке,  когда  из
подлеска,  сначала  с одной стороны, потом, удар сердца спустя,
- с другой, вылетел беспорядочный рой  стрел,  которые  начали
вонзаться в самую их гущу. Неприятельские воины останавливались
и  падали  на  месте;  на  какое-то мгновение их атакующие ряды
заколебались и смешались под этим колючим ливнем; но потом  они
с  яростным  воплем  овладели  собой  и  опять ринулись вперед,
продолжая спотыкаться и падать  на  флангах,  где  наши  стрелы
производили   наибольшее   опустошение.  Я  видел  перед  собой
напрягшиеся спины и  сведенные  плечи  людей,  согнувшихся  над
выставленными вперед копьями...
     В  обтянутые  бычьей  кожей  щиты  наших  передних рядов с
треском ударил град легких метательных топориков,  и  сразу  же
вслед  за этим варвары, вопя, как берсерки, бросились вперед на
ожидающие их копья. Два  ряда  щитов,  сошедшиеся  с  ужасающим
грохотом;  крики  людей,  напоровшихся  на  копья,  звон и лязг
оружия и металлический  скрежет  щита  о  щит  -  и  спиравшее
дыхание  напряжение  предыдущих