политбюро казались таким же  неизбежным  и  вечным  злом,  как  российская
погода. Но мне повезло: я дожил. И неужели ты думаешь,  что  я  способен  на
такое? Двести с лишним погибших - да какими государственными  благами  можно
такое оправдать? Мне многое не нравится в нынешних временах.  Очень  многое.
Но они открыли нам, что слово "мораль" - это не  архаизм.  И  слово  "грех",
если хочешь. - Голубков замолчал и сердито засопел сигаретой.
   - Заказать вам выпить? - предложил Пастухов.
   - Ну, закажи, - согласился Голубков без всякого энтузиазма.
   Через минуту графинчик с коричневым  коньяком  стоял  рядом  с  расписным
подносиком кофейного сервиза. Голубков выплеснул минеральную воду из  фужера
в цветочницу, опрокинул в фужер содержимое графинчика и  выпил  коньяк,  как
пьют неприятное, но необходимое лекарство. Потом попробовал кофе  и  не  без
некоторого удивления отметил еще раз:
   - В самом деле недурно.
   Он взглянул на Пастухова, как  бы  ожидая  ответа.  Пастухов  понял,  что
теперь его очередь говорить.
   -  Ответ,  кому  выгоден  был  взрыв  "Регаты",  очевиден  и  не  требует
разъяснений. Он выгоден России, порту города К., в частности. Недаром  акции
порта после взрыва "Регаты" скакнули в сотни раз, а таллинский  порт  влачит
жалкое существование. Очевидно и другое: мы никогда не узнаем,  кто  взорвал
"Регату". Ну, может, лет через пятьдесят или даже сто. Но знаете, Константин
Дмитриевич, что мне больше всего понравилось в вашем ответе? Ваши слова:  "Я
не верю, что это сделали наши. Для меня эта мысль просто невыносима". Я могу
допустить, что наши воспользовались  этой  трагической  случайностью,  чтобы
упрочить свое положение на Балтике. Но что они это сделали специально - нет.
Тут я повторяю ваши слова: "Я не хочу в это  верить".  И  даже  мысли  такой
допустить не могу. Хотя, если говорить откровенно, она все время  свербит  в
виске.
   - Ты разобрался в ситуации? - спросил Голубков.
   - Да. Остались только местные неясности.
   - Прояснишь?
   - Нет. Но объясню почему. С другим человеком я бы даже  разговаривать  не
стал. А с вами стану. Я знаю, как вы работали в Чечне. Я знаю, как  вы  вели
себя в других ситуациях. Я верю вам. Вы не способны на подлость, чем бы  она
ни оправдывалась. Поэтому я хочу, чтобы вы остались  живы.  Во  время  нашей
первой и последней беседы в подмосковном военном госпитале Профессор сказал,
что в новом обществе зарождается новая мораль. И она определит  все  законы,
по которым будет жить страна. В том числе и воинские. Мне дико повезет, если
я сумею живым выбраться из этой передряги. Но если даже  не  повезет,  то  я
хоть буду знать, что есть  еще  в  России  люди,  которые  борются  за  свои
убеждения, не боясь ставить на карту карьеру и, может быть,  даже  жизнь.  И
одного из таких людей я знаю: этот человек -  вы.  Я  не  скажу  вам  больше
ничего еще и потому, что вы не в силах что-либо  предпринять.  Игра  слишком
серьезная  и  зашла  очень  далеко.  Я  рад  был  вас  увидеть,   Константин
Дмитриевич. Ваше задание было встретиться со мной  и  задать  ряд  вопросов.
Доложите Нифонтову, что я не ответил ни на один вопрос.
   - Спасибо за откровенность, - помолчав, заговорил Голубков.  -  Отдельное
спасибо за комплименты. Я не очень уверен, что их заслуживаю, но слышать все
равно приятно. А теперь вот что я тебе, парень, скажу. Ты расскажешь мне все
от "а" до "я". По одной простой причине. Если бы речь  шла  только  о  твоей
жизни, я бы, возможно, согласился с твоим решением. И то  не  очень  в  этом
уверен. Но в операции задействованы практически все твои ребята.  Ты  о  них
подумал? Есть еще и другой момент. Ольга и Настена. А жена и  дочь  Боцмана?
Друг мой любезный, как только начинаешь разбираться  в  том,  что  связывает
тебя с жизнью, выясняется, что этих связей в десятки и сотни раз больше, чем
кажется на поверхностный взгляд.  Поэтому  ты  мне  сейчас  расскажешь  все.
Человек никогда не знает своих возможностей. И даже не догадывается, как они
могут проявиться совершенно  неожиданно  в  самых  экстремальных  ситуациях.
Сейчас у нас именно такая ситуация. Не исключаю, что помочь тебе я ничем  не
смогу. Но уже одним тем, что ты мне все расскажешь, ты  сам  себе  поможешь.
Лучше разберешься в ситуации. Давай сначала.  Откуда  у  тебя  информация  о
Профессоре?
   - Из всех ваших вопросов это самый  простой,  -  ответил  Пастухов.  -  Я
заметил номер машины, на которой Профессор уезжал  из  санатория.  Остальное
было делом техники. В Москве, как вам известно, работает десятка  два,  если
не  больше,   специализированных   фирм,   которые   занимаются   глобальной
прослушкой. Линии связи Профессора надежно защищены ФАПСИ, но  его  окружает
огромное количество людей:  родственники,  водители,  помощники,  секретари,
деловые знакомые и просто друзья. У всех у них есть телефоны, и они любят по
ним разговаривать. Всю необходимую информацию о Профессоре я  получил  всего
за шесть дней. И если вас интересуют подробности - всего за  полторы  тысячи
баксов.  При  желании  самую  полную  информацию  я  получу  о   президенте,
премьер-министре, министре обороны. О ком угодно, начиная с неверной жены  и
ненадежного делового партнера. Это для вас новость?
   - Я слышал об этом, но не подозревал, что это так серьезно.
   - Одиночка потому и может выиграть у государства, что в его  распоряжении
техника, которая ему нужна, а не та, что дают со склада. Это не  моя  мысль,
но я полностью с ней согласен.
   - Проблема не в том, то ты получил информацию о Профессоре, а в том,  что
передал ее третьим лицам, которых в итоге пришлось ликвидировать.
   Пастухов лишь рукой махнул:
   - Я не знаю, что вам сообщили, но можете мне поверить: Кэпа ликвидировали
не люди Профессора. Более того, он приказал отпустить Кэпа на свободу  и  не
чинить ему никаких препятствий.
   - Кто же его тогда убрал?
   - Этого я вам, Константин Дмитриевич, не скажу. Во-первых, потому, что не
слишком в этом уверен. А во-вторых, этот человек помог мне, и с моей стороны
было бы просто хамством отвечать ему за эту помощь предательством.
   - В чем суть операции?
   - А вот это я вам, пожалуй, скажу, - подумав, проговорил  Пастухов,  -  в
общих чертах. Детали вам не нужны. Речь, как часто бывает в  таких  случаях,
идет вовсе не о политике. Она идет о финансах. О сотнях миллионов  долларов.
Если победит депутат КПРФ  Антонюк,  западные  инвесторы  не  дадут  нам  ни
копейки на  развитие  и  реконструкцию  порта.  Если  победит  представитель
"Нашего дома - России" в блоке с другими демократами,  на  инвестиции  можно
рассчитывать. И на очень крупные. Дело в том, что после выборов  губернатора
с торгов пойдет почти пятьдесят процентов акций порта. Процентов двадцать  в
общей сложности находится у немцев,  почти  четверть  -  у  банка  "Народный
кредит",  который  контролирует  Антонюк.  Остальные  рассыпаны  по   мелким
владельцам - у кого десять, у кого двадцать, у кого четыре или шесть  акций.
Теперь вам понятна цель операции: привести к власти демократов.
   - Я недолго в городе, но знаю, что губернатор проигрывает Антонюку  почти
двадцать процентов.  Как  в  этой  ситуации  Хомутов  может  победить?  Даже
недавняя история, когда были закрыты все лавочки,  принесет  губернатору  ну
два-три процента, не больше.
   - Вы слушали меня не очень  внимательно,  -  заметил  Пастухов.  -  Я  не
сказал, что победит  Хомутов.  Я  сказал,  что  победит  представитель  НДР,
кандидат партии власти. И я почти не ошибусь, если назову его  фамилию.  Это
председатель предвыборного штаба НДР некто Павлов. Ничего вам о нем  сказать
не могу, так как напрямую не имел удовольствия сталкиваться.
   - А как же Хомутов? - спросил Голубков.
   - Константин Дмитриевич, вы один из  лучших  аналитиков-разработчиков,  а
задаете такие вопросы!
   - Я их задаю, потому что мне нужны факты. Голые факты, а не догадки. Даже
остроумные.
   - Хорошо, факты, - легко согласился Пастухов. - 12 октября сего  года  на
крыльце своего дома выстрелом из пистолета с  глушителем  был  убит  историк
Николай Иванович Комаров, депутат в кандидаты  от  "Социально-экологического
союза". Он хотел блокироваться с местным отделением "Яблока", но в последний
момент они  не  сошлись  в  программах.  Недели  через  полторы  на  местном
телевидении  состоялся  так   называемый   "круглый   стол".   Ну,   обычные
предвыборные посиделки. У "яблочника", по предварительным  оценкам,  было  9
процентов. А после его выступления стало семнадцать. Почему?  Потому  что  у
него хватило ума и такта  вспомнить  на  этом  "круглом  столе"  Комарова  и
сказать о нем несколько добрых слов. А теперь представьте на секунду, что за
эти несколько дней, которые остались до выборов, будет убит Антонюк. Выборы,
естественно, будут отменены и назначены новые - все  с  нуля,  с  выдвижения
кандидатов, со сбора подписей и так далее.  Кто  победит  на  этих  выборах?
Кандидат   КПРФ.   Волна   народного   возмущения   политическим    террором
экстремистски настроенных демократов  плюс  неизбежные  огрехи  Хомутова  за
четыре года его губернаторского правления предопределят исход выборов.  И  к
бабке можно не ходить. А теперь представьте, что будет убит  не  Антонюк,  а
Хомутов.  Кто  победит  на  следующих  выборах?  Конечно,  НДР.  Что   нужно
правительству? Иностранные инвестиции в порт города К. Значит, победит  НДР.
И значит, будет убит Хомутов. Если в моих логических построениях вы  увидели
какую-то ошибку, скажите. Я буду счастлив ее признать. Потому  что  картина,
которую я нарисовал для вас в общих чертах, почему-то меня совсем не радует.
   - Кто убьет Хомутова? - спросил, помолчав, Голубков.
   - Я, - сказал Пастухов. - Это и есть моя роль.
   - Ты это сделаешь?
   - Нет. Это сделают за меня.  Потом  на  меня  повесят.  Начальник  охраны
коммунистического кандидата убил любимого народом демократа,  а  перед  этим
еще прихлопнул демократа Комарова. Красный  террор,  возвращение  к  методам
КГБ. А народ у нас эмоциональный, импульсивный. Сами знаете, что  выйдет.  К
тому же задолженность  по  зарплате  и  пенсиям  погасили.  Все  просчитано,
Константин  Дмитриевич.  И  просчитано  не  любителями,  а   профессионалами
суперкласса.
   - Как же на тебя смогут повесить убийство губернатора, если ты не  будешь
его убивать?
   - Вы ребят Егорова видели? Ну, такого, в кожаной  куртке,  со  шрамом  на
брови и губе? - поинтересовался Пастухов.
   - Видел.
   - Обратили вы на них внимание?
   - Ну, посмотрел.
   - А я видел их в деле. И в довольно горячем. Я им игру, конечно,  немного
попортил, но боюсь, что до конца проблему мне не решить.
   - Убийство этого историка Комарова - на тебе? - прямо спросил Голубков.
   - 12 октября, в вечер  убийства,  я  был  где-то  между  Владивостоком  и
Хабаровском - возвращался из поездки в Японию за машиной.  Но  они  уже  обо
всем позаботились, создали мне как бы алиби наоборот: подготовили  фальшивые
документы, из которых явствует, что 12 октября я был здесь, в К.
   - Кто-нибудь сможет подтвердить, что ты был не здесь, а там?
   - Могли бы подтвердить "рефы", с которыми я ехал. Но  они  по  счастливой
случайности разбились на машине вскоре после возвращения  из  этой  поездки.
Есть еще один человек, который может подтвердить, что видел меня вечером  12
октября в Хабаровске. Но я назову его разве что перед самым расстрелом. Да и
этого делать не придется. Меня прикончат на месте. Уничтожили террориста - и
дело с концом. Я бы не назвал  эту  схему  слишком  изысканной,  но  отдадим
должное - она надежна. Кто там  в  панике  будет  разбираться,  кто  в  кого
стрелял и каким образом в моей руке оказался пистолет, из которого был  убит
губернатор Хомутов. И все. А уж для профессионалов перебросить  пушчонку  из
одного места в другое...
   - Похоже, Серега, ты попал в плохую историю, - подумав, обобщил Голубков.
   - Да что вы говорите? - удивился  Пастухов.  -  А  я  думал:  в  хорошую.
Задание-то у меня - проще не бывает: охрана Антонюка. Правда, заплатили  мне
за это пятьдесят штук баксов.
   - Сколько?! - поразился Голубков.
   - Сколько слышали.  И  выдали  наличными  и  вперед.  Плюс,  естественно,
расходы по факту: гостиницы, машины, самолеты. Еще кофе хотите?
   - И коньяку, - буркнул Голубков.
   - Вы только не стесняйтесь, Константин Дмитриевич, - уверил  Пастухов.  -
Счет я представлю к оплате - представительские  расходы.  Все  законно.  Ну,
понятно, если у меня будет возможность представить его к оплате...
   - Не нравится мне твое настроение. Понял? - рявкнул Голубков, опрокинув в
себя очередную порцию коньяка. - И вообще мне все это не нравится!
   - Слово "вообще" - не из нашего лексикона, - уточнил Пастухов.
   - Ладно, не вообще. Давай конкретно. Как они  заставят  тебя  стрелять  в
Хомутова?
   - А я и не буду стрелять. Думаю, что будет стрелять кто-то из  егоровских
ребят. Есть у них там такой Миня - самый маленький и незаметный. После этого
кто-то из ребят, скорее всего сам Егоров, пристрелит меня - как нападавшего.
После этого в моей руке окажется ствол,  из  которого  прикончили  Хомутова.
Баллистика, отпечатки пальцев - все на месте. И дело сделано. А уж должность
мою каждая собака к этому моменту знать будет: начальник охраны Антонюка.
   - А историк Комаров? - поинтересовался Голубков.
   - С ним у них ничего не выйдет. Ствол, из которого его убили, оказался  у
меня. Так что им придется что-то  придумывать.  Если  я  первый  чего-то  не
изобрету. Они теряют сильную, конечно, позицию. Красный  террор  оказывается
несколько ослабленным. Но они сейчас не в том положении, чтобы выбирать. Они
пойдут до конца и на любой риск, чтобы привести к власти представителя  НДР.
Больно уж большие деньги здесь задействованы.
   - Зачем ты рассказал о Профессоре каким-то уголовным авторитетам?
   - Они мне мешали. Я хотел, чтобы люди Егорова их убрали.
   - Они убрали?
   - Нет, их убрал совсем другой человек.
   - Какой?
   - По второму кругу пошли, Константин Дмитриевич. Я ведь  уже  предупредил
вас: этого я вам не скажу. Скажу только одно: этот человек знает  Профессора
около тридцати лет. Можете передать это  Профессору.  Он  его  действительно
знает. Я провел небольшую проверку, и все сошлось. До мельчайших деталей, до
формы носа и жилистой шеи.
   - Помолчи, - попросил Голубков. - Помолчи пять минут, мне нужно подумать.
   Он неспешно выкурил  сигарету,  ткнул  ее  в  керамическую  пепельницу  и
произнес:
   - Ты хорошо разглядел ребят Егорова?
   - Достаточно.
   - Ты понимаешь, что у тебя нет против них ни единого шанса?
   - Я никогда не переоцениваю своих  возможностей.  Лучше  недооценить.  Но
сейчас у меня  просто  нет  выбора.  А  насчет  шансов...  Ну,  мы  это  еще
посмотрим. На полигоне в училище на  соревнованиях  рейнджеров  подполковник
Егоров  не  произвел  на  меня  потрясающего  впечатления.   Не   забывайте,
Константин Дмитриевич, что на  площади  кроме  меня  будут  Боцман,  Муха  и
Артист. Причем Артист - втемную. Четверо против шести. Не  такие  уж  они  и
нулевые, мои шансы.
   - Помолчи, - еще раз попросил  Голубков.  Немного  подумал  и  решительно
произнес: - Ближайшим рейсом я возвращаюсь в Москву. Я  потребую  встречи  с
Профессором. Я докажу ему, что тратить  таких  людей,  как  вы,  на  решение
мелких проблем - глупо, нерационально и вообще преступно.
   - Он вас не примет. Вы для него слишком мелкая сошка.
   - Примет Нифонтова.
   - Спасибо, как говорится, на добром слове, но у  вас  ничего  не  выйдет.
Полмиллиарда  долларов  -  это  мелкая  проблема?  Это   крупная   проблема,
Константин Дмитриевич. Поезд уже разогнался до предельной скорости. Его не в
силах остановить и сам Профессор. Поэтому возвращайтесь домой и забудьте обо
всей этой истории. Вы были только в одном правы: я поговорил с вами и сам во
всем лучше разобрался. И поэтому думаю, сделал правильно,  что  столько  вам
рассказал. А теперь пошли.
   У меня еще много дел. Должность  начальника  охраны  довольно  хлопотная,
должен признаться.
   На  выходе  из  кафе  Пастухов  неловко  столкнулся  с  пожилым  плешивым
человеком в сером плаще и  приплюснутой  кепочке.  Тот  долго  и  приниженно
извинялся за неловкость, потом  спросил  у  Голубкова,  который  час,  очень
вежливо и словно бы тоже униженно  поблагодарил  и  исчез.  Голубков  только
плечами пожал ему вслед. Пастухов -  нет.  Оказавшись  в  машине  и  прервав
какой-то посторонний и пустой разговор, он вынул из кармана глянцевый листок
визитной карточки на немецком языке, долго и внимательно рассматривал, потом
протянул Голубкову со словами:
   - Это вам. И даже не совсем вам.
   - А кому?
   - Прочитайте.
   На глянцевой стороне  визитки  значилось  золотом  на  веленевой  бумаге:
"Коммерческий аналитический центр. Президент Аарон Блюмберг". Тут  же  стоял
гамбургский адрес и какие-то  телефоны  и  факсы.  На  другой  стороне  было
написано от руки мелким четким почерком, по-русски:
   "Уважаемый господин Профессор. Жду Вас завтра в полдень  возле  памятника
воинам-освободителям на площади Победы города К. Чтобы тема нашей беседы  не
выглядела для вас  неожиданной,  могу  сообщить,  что  намерен  пересмотреть
условия  нашего  очень  давнего  и  много  раз  вашей  стороной  нарушаемого
соглашения. Цель этой встречи - убедить Вас  отказаться  от  акции,  которая
должна быть проведена в городе К.
   А. Б."
   - Что это за херня? - спросил полковник Голубков, оглядев визитку с обеих
сторон.
   - Это не херня, Константин Дмитриевич, - ответил Пастухов. - Это как  раз
тот человек, который знает Профессора тридцать лет. И это означает,  что  вы
должны немедленно мчаться в аэропорт, садиться на первый военно-транспортный
борт и сегодня же доставить эту херню Профессору.
   - Как я объясню, что делал в городе К?
   - Это уже не имеет никакого значения.
   - Думаешь, он приедет?
   - Нет. Он не приедет. Он прилетит. И не будет дожидаться попутного борта.
Он прилетит на специально для этой цели заказанном самолете.
   Голубков на минуту задумался и спросил:
   - Кто он?
   -Этого я не знаю, - признался Пастухов. - Ясно только одно: этот  человек
слишком много знает. Больше, чем вы и я, вместе взятые.
   III
   Профессор прилетел спецрейсом в город К., выслушал  доклад  подполковника
Егорова и без двух минут двенадцать прохаживался  на  площади  Победы  возле
памятника воинам-освободителям, изображавшим двух наших  солдат  на  высоком
гранитном постаменте. Один был с автоматом, другой - со знаменем.
   Такого рода  памятники,  как  и  уже  забытые  многими  лозунги,  некогда
висевшие где только можно, имеют странное свойство выветриваться  из  памяти
как раз в тот самый момент, когда ты от этого плаката, лозунга или памятника
отворачиваешься. Зная, вероятно, об этом свойстве. Профессор обошел памятник
со всех сторон, внимательно его осмотрел с очевидной целью запомнить и ровно
в  полдень  взглянул  на  часы.  И  тут  же  возле  памятника   притормозили
полуразбитые, дребезжащие "Жигули". Смотритель маяка Столяров  высунулся  из
них и гостеприимно пригласил:
   - Садитесь, Профессор.
   Профессор помедлил. В операции прикрытия было задействовано пять машин  и
больше  десяти  человек.  И  ему  не  улыбалось  остаться  один  на  один  с
Блюмбергом.
   Но Блюмберг лишь усмехнулся:
   - Вашей безопасности ничто не угрожает. Неужели вам мало моего слова? Так
что отправьте людей отдыхать. Моей безопасности тоже ничего  не  грозит,  но
совсем по другой причине. Ни к чему нам. Профессор, этот эскорт.  Тем  более
что работают они из рук вон плохо. Местные?
   - Местные, - подтвердил Профессор и по радиотелефону дал полный  "отбой".
- Как мне тебя называть? - спросил он.
   - Так, как сейчас меня называют все. Не будем нарушать общего правила.  Я
- Александр  Иванович  Столяров,  смотритель  местного  маяка.  Свою  старую
в