как договоримся. Не
раскрывай его сразу. Перечисли часть пунктов устно. Отдавай список только  в
том случае, если уверен, что имеешь дело не  с  посредником,  а  со  штатным
работником спецслужбы.
   Алексей на этот раз внимательно прочитал бумагу от начала до конца.
   - Это же целая библиотека, - сказал он с неподдельным удивлением.
   - А я тебе о чем? - не без гордости хмыкнул Виталий. - Я положил  на  это
полтора года ежедневного труда. Если это вывозить за границу в виде бумажных
листов, понадобится грузовик. А ты все не хочешь понять, насколько  серьезен
мой товар.
   - Наш, - поправил брат. - Я в доле.
   - Конечно, конечно, - успокоил его старший. - Но товар у меня, и я  хочу,
чтобы ко мне относились серьезно. Самое важное - надежный канал выезда,  мне
не так-то легко выбраться за границу.
   Алексея волновало другое.
   - Почему только два миллиона? "Эх, мальчишка!"
   - Будь я частным  агентством  Пинкертона  в  Нью-Йорке,  я  бы  проставил
постраничную цену и сорвал с  них  миллионов  двести  пятьдесят.  А  будь  я
разведкой Израиля, я бы блоку НАТО - по старой дружбе -  выставил  бюджетный
счет  на  два  миллиарда   семьсот   одиннадцать   миллионов   долларов   по
фиксированному золотому курсу. Но я всего  лишь  нищий  полковник  из  нищей
страны, и мне больше не дадут.
   Глаза Алексея сузились.
   - Не щурь глаза, - предупредил его старший. - Когда ты в детстве  начинал
щуриться, я тебе сразу давал в лоб,  пока  ты  не  успел  кинуться  в  драку
первым. Я тебя помню, задиру.
   Младший рассмеялся:
   - Не советую: пока ты долбил по клавиатуре, я  не  пропускал  занятий  по
"рукопашке". Здесь это бывает необходимо. Так что давай жить дружно, а то...
- последовало два резких выпада, демонстрирующих боевое  искусство  младшего
брата.
   - Стоп, - поднял руки старший, - лучше будем играть в "магазин": продайте
товару на шестьсот шестьдесят шесть тысяч долларов,  такова,  кажется,  твоя
доля?
   - И шесть в периоде, - подтвердил Алексей. - Не божеская  какая-то  цифра
получилась - число зверя. Давай добавим процент из суеверия?
   - Отнимем, - сделал встречное предложение старший брат.
   - Оставим, -  рассмеялся  Алексей,  но  глаза  его  были  все  такими  же
холодными.
   Когда последние распечатки были сделаны, Виталий вынул дискету из  гнезда
и спрятал ее в карман.
   - Дай мне дискетку, - протянул руку Алексей. - Давай-давай.
   - Зачем? Все, что на ней было, я распечатал. Может быть, ты думаешь,  что
на ней все сто пятьдесят мегабайт? Та дискета совсем другая, она к "зипу", а
не к дисководу. Лишних копий быть не должно.
   - Не читай мне курс молодого бойца, а дай на всякий случай дискету.
   Виталий протянул дискету:
   - Хорошо. Только думай, что делаешь. Помни свое "число зверя".
   * * *
   Они прощались в душном  буфете  аэропорта.  Десятилетняя  дочка  Алексея,
которая улетала вместе с дядей в Москву, ела импортное мороженое -  красивое
и с вязким химическим вкусом. С ней никак не  удавалось  завязать  разговор,
она думала о чем-то своем, замкнувшись после первой в ее жизни смерти.
   Алексей опять заказал сто граммов - "стремянных" -  и  теперь  глядел  на
брата слегка осоловевшими глазами. Виталий обильно потел и все подливал себе
минеральную воду из двухлитровой пластиковой бутылки. Вода с каждой  минутой
становилась  все  теплее  и  противнее.  Алексей  заговорил,  уставившись  в
пространство:
   - На перевале Талдык мы остановились сменить колесо, рассчитывая  догнать
колонну минут через пятнадцать. Нас было трое  в  машине:  сержант-водитель,
полевой капитан и я. Мы корячились на холоде - была зима, - когда на перевал
вьшетел на полной скорости джип "чероки". Он  пер  в  гору,  как  по  шоссе.
Позади на станине - крупнокалиберный спаренный пулемет. Разнести нас таким в
клочки - дело одной секунды. В машине четверо, все таджики. Нас положили  на
землю и допросили. Они  выяснили,  что  наша  колонна  идет  впереди.  Затем
главный из них поднял меня и спросил: "Это тебя я видел в доме Довлата?" И я
мгновенно вспомнил его в костюме-тройке и назвал по имени:  "Да,  Вазим".  -
"Возех, - усмехнувшись моему страху, поправил он. - Что за ребята с  тобой?"
- "Обычные ребята, - заверил я его. - Они  ничего  не  видели  и  ничего  не
скажут". - "Теперь не скажут", - подтвердил он и выстрелил в затылок  одному
и в лоб другому. Потом он дал команду,  и  пулеметчик  разнес  в  щепки  наш
"газик". "Прости, дорогой, - обратился он снова  ко  мне.  -  Ложись  полежи
лицом вниз, пожалуйста".  И  я  минут  двадцать  лежал,  ожидая  пули,  пока
приближалась и проходила мимо колонна из  шести  грузовых  машин.  По-моему,
"Уралов". "Все, Алексей, - разрешил он мне  встать.  -  Не  сердись,  пройди
пешком. Передавай привет Худайбердыеву. Скажи Довлату, что Возех никогда  не
огорчает друзей. Я появлюсь в городе нескоро. Месяца через два". И они  ушли
на большой скорости вслед за колонной.
   Алексей помолчал, крутя в руках пустую рюмку.
   - А ты говоришь: "Леша, малыш, будь осторожен".  Я  буду  осторожен,  как
крыса, брат, и сделаю все, чтобы вырваться из этой проклятой дыры.
   * * *
   В самолете Виталий откинулся на  спинку  кресла,  пристегнувшись  ремнем,
помог устроиться племяннице, молча застывшей с  книжкой  в  руках  в  кресле
возле иллюминатора.
   - Когда ты в последний раз была  у  нас,  Лариска?  -  мягко  спросил  ее
Виталий.
   - Не помню, - ответила девочка.
   - Или ты вовсе не была?
   - Была.
   - А сестричку Катю помнишь?
   - Помню, - пожала худенькими плечами девочка.
   Вот и весь разговор с ребенком. Ну  да  ладно,  у  жены  с  дочкой  лучше
получится.
   Дудчик погрузился в долгие размышления, анализируя ситуацию  и  возможные
варианты ее развития.  Реакция  брата  на  предложение  оказалась  в  чем-то
неожиданной. Алексей просто сломался, человек быстро  и  навсегда  меняется,
попав в боевую обстановку. Он явно готов теперь на  многое,  чтобы  убраться
как можно  дальше  из  страны,  и  -  что  было  опасно  -  может  превысить
необходимый риск.
   Что-то стояло теперь стеной между Виталием и Алексеем. Он так и  не  смог
поговорить с братом по душам, объяснить, что на этот шаг его почти неодолимо
толкает сила ненависти и бессильной ярости  против  жирующих  паразитов.  Но
Дудчик чувствовал, что брат не поверил бы ему,  а  если  бы  и  поверил,  то
постарался бы отстранить от дела партнера-идеалиста. В  жестокой  таджикской
каше, сваренной из политики и  наркодолларов,  все  решали  сила  и  деньги.
Дудчик с удивлением обнаружил, что операция вышла  из  стадии  теоретических
выкладок и ночных фантазий  и...  стала  развиваться  по  своим  собственным
законам. Виталий почувствовал, что  его  бессильная  ярость  требует  теперь
силы, она жаждет разрядиться, а казавшийся  прежде  второстепенным  денежный
вопрос диктовал необходимость быть твердым и осторожным даже в отношениях  с
братом. Странное дело, не найдя точек соприкосновения в личных взглядах, они
без труда пришли к деловому сотрудничеству. Что ж, так и должно быть,  какие
могут быть сантименты в крупном и рискованном предприятии.
   * * *
   Через два дня Алексей Дудчик, стоя по пояс в  прохладной  воде  открытого
бассейна,  разговаривал  с  господином  Нейлом  Янгом,  атташе  по  вопросам
культуры английского посольства. Между гостями  плавали  на  толстой  пробке
подносы с миниатюрными бутербродами с лососиной,  стаканами  вина  и  виски,
банками пива. Происходило это во дворце  -  иначе  не  назовешь  -  министра
социального обеспечения. Он устроил сегодня  мальчишник  в  честь  какого-то
местного праздника - то ли Дня труда, то ли Поминовения.
   - Нейл, - сказал младший Дудчик, - а почему вы приехали сюда на должность
атташе по вопросам образования и культуры?
   - This is my job, - ответил Янг с  неподражаемой  английской  интонацией,
которую никогда не повторить иностранцу, если он не обучался  в  специальной
школе ГРУ для внешних разведчиков.
   - Я  понимаю,  что  это  ваша  работа,  я  спрашиваю  только  о  названии
должности. Если я не ошибаюсь, в Кении вы были военным атташе?
   Англичанин усмехнулся:
   - Война -  древнейшее  из  искусств,  я  думаю,  что  фехтование  дубиной
изобрели несколько раньше, чем наскальную живопись.
   - Нельзя не согласиться. - Алексей приподнял бокал. - Вы  ведь  наверняка
военный в отставке. Это так?
   - Может быть, - согласился Нейл. - Я прослужил двадцать лет  в  десантных
войсках Королевского флота и вышел в отставку в чине майора.
   - Ваше здоровье, господин майор. То-то я замечаю,  что  вы  предпочитаете
общество военных и политиков, а не пропадаете в развалинах и музеях.
   - Чем вызван ваш интерес, Алексей? Это грубый образец попытки завербовать
меня? Или российские власти потребуют моей  высылки?  Признаться,  я  бы  не
прочь: мне надоела жара и запах вашей травки.
   - Я разговариваю с вами как сугубо частное лицо и хочу задать только один
вопрос.
   - Так задайте его, и с вашим волнением будет покончено.
   Алексей поставил пустой бокал на поднос и взял с него  банку  "Гиннесса",
аккуратно вскрыв ее так, чтобы не напустить пены в бассейн.
   -  Нейл,  что  бы  вы  сказали,  если  бы  я  попросил  вас  передать   в
соответствующие руки несколько документов? Я хочу, чтобы, -  Алексей  сделал
нажим на следующее слово, - соответствующие люди проверили их подлинность  и
ценность. Каков был бы ваш ответ?
   - Вашему ведомству следовало бы  знать,  что  я  был  на  службе  военным
психологом и занимался этическим воспитанием личного состава. Именно поэтому
я сейчас специализируюсь на гуманитарных вопросах. Я ответил бы вам, что это
очень неловкая провокация. Вы несете  мне  документы,  снабженные  страшными
грифами "Совершенно секретно", "Экземпляр  единственный",  "После  прочтения
сжечь", а меня берут под руки люди из ФСБ, предъявляют видеосъемку,  снимают
отпечатки пальцев и выдворяют со скандалом из страны. И  я  в  наказание  за
неосторожность получаю назначение в еще худшую  дыру,  где  вместо  бассейна
будет грязная река с  пиявками  и  аллигаторами.  -  Англичанин  отсалютовал
Алексею бокалом  и  повернулся  в  другую  сторону,  направляясь  "вброд"  к
американским и немецким коллегам из дипломатического корпуса.
   Алексей сощурил глаза. Глядя на стриженный по-военному затылок  британца,
он представил, как в  него  врезается,  разбрызгивая  пиво,  жестяная  банка
"Гиннесса".  Он  рассчитывал  хотя  бы  на  минимальный  интерес,   малейшую
готовность выслушать предложение.
   - Алексей, - окликнули его.
   Дудчик разглядел среди  голых  тел  участников  этого  в  высшей  степени
неофициального приема двух знакомых, которых он  не  без  причин  сторонился
последние полгода. Алексей махнул им рукой и, разгребая воду, подошел:
   - Мои приветствия.
   Заместителя министра социального обеспечения звали  Довлат  Худайбердыев.
Рядом с ним  стоял  бородатый  человек,  тот  самый,  кто  передавал  "другу
Довлату" слова о дружбе на перевале Талдык в мае этого года, когда рядом еще
продолжали агонизировать тела двух русских ребят.
   - Алексей, оказывается, ты забыл передать мне привет от друга,  -  укорил
его Довлат.
   Возех широко улыбнулся и протянул руку:
   - Я рад, что имею приятную возможность снова встретиться.
   Дудчик отчетливо понял: этот человек  считает,  что  после  оказанной  им
услуги - когда он мог убить, но не убил - Алексей должен испытывать к  этому
профессиональному убийце самые теплые чувства.
   Очевидна, он  только  что  рассказал  замминистра,  как  смешно  выглядел
Алексей, уткнувшийся  носом  в  пыль,  и  тот  сумел  оценить  и  комичность
ситуации, и любезность своего друга. Что и говорить, ведь по  всем  правилам
сопровождающий колонну не имел права оставлять русского свидетеля.  То,  что
он бросил его посреди гор без припасов и средств передвижения, но не отнял у
него жизнь и даже оружие - это была поистине азиатская услуга. И  теперь  он
готов был принять приличествующую случаю благодарность.
   Алексей подал руку:
   - Здравствуйте, Возех. Все ли у вас благополучно?
   - Слава Аллаху! Вы напрасно не передали  моих  слов,  потому  что  Довлат
волновался, отчего меня так долго нет. Я рассчитывал, вы скажете ему, что  я
жив и здоров, буду месяца через два. - Он с укоризной посмотрел на Алексея.
   Дудчик понял, какой мелочи он обязан тому, что остался жив. Не будь этого
малого случая - необходимости передать весточку, он бы "раскинул  мозги"  по
дороге вместе с капитаном и сержантом.
   - Я не догадался, что это  важно,  -  вполне  честно  объяснил  он.  -  И
подумал, что следует как можно меньше говорить на эту тему...
   Легкое презрение скользнуло по губам Возеха. Он видел перед собой глупого
человека,  который  не  умеет  быть  благодарным  и  не  понимает  тонкостей
взаимоотношений мужчин. Воин совершил глупую ошибку, оставшись без прикрытия
на перевале, но получил в подарок жизнь из уважения к его другу.  Но  он  не
отправился, бросив все дела, чтобы передать этому другу поручение и выразить
свою глубокую благодарность, а, наоборот,  сторонится  его,  потому  что  не
хочет признать услугу и выполнить долг чести. Это не воин, это  не  мужчина.
Это просто русский, человек без чести.
   - Ну ничего, ничего, - успокоил русского офицера Довлат. -  Недоразумение
уже выяснилось. Алексей просто не понял тебя, Возех, он хотел как лучше.
   Бешенство вскипало в Алексее. Перед ним были, враги,  откровенные  враги,
которые и относятся к нему, ко всем русским, как к чужакам. Все  их  понятие
жизни - это понятие рода. Все, что полезно моему роду, - хорошо. Все, кто не
относятся к моему роду - враги. Для него убить  двух  чужаков  на  дороге  -
поступок, который никак не может отяготить  совесть,  потому  что  он  убил,
во-первых, неверных, а во-вторых, они могли чем-то повредить доставке  груза
оружия, или наркотиков, или ворованных баранов, черт бы  их  всех  побрал  -
двуногих и четвероногих баранов с одинаково твердыми лбами!
   - О чем вы секретничали с Нейлом? -  улыбаясь,  небрежно  поинтересовался
Довлат, - Вербуешь его между делом?
   - Разве что  на  охоту,  тура  подстрелить.  Худайбердыев  отвлек  его  в
сторону, оставив Возеха одного:
   - О, Нейл отменный стрелок. Я был с ним в горах, он вообще очень  крепкий
человек.
   - Бывший морской пехотинец, - запустил на пробу Алексей.
   - Вот как? - изобразил удивление Худайбердыев.  -  Послушай,  Алексей,  -
сказал  он  совсем  другим,  доверительным  тоном,  когда  они   отошли   на
достаточное расстояние. - Я понимаю твои чувства. Но ты ведь не первый год в
нашей стране. В Москве ты тоже встречаешься  с  бандитами,  которые  вечером
стреляли в людей, а утром ходят по вашей Думе  и  чувствуют  себя  хозяевами
страны. Возех - мелкая  фигура,  и  он  считает  -  по  своим  диким  горным
понятиям, - что оказал тебе большую милость. Пойми, самое  главное,  что  ты
остался жив, и я рад этому. Мы вынуждены держать нейтралитет с этими горными
феодалами, потому что у нас не хватает сил навести там порядок. Но ведь и  у
вас нет этих сил. Поэтому надо или работать  в  той  обстановке,  какой  она
сложилась, или вовсе уезжать из этой страны.
   - Честно сказать, я об этом и думаю, - вполне искренне сказал Алексей,  у
которого все-таки стало немного легче на душе от слов Довлата.
   - Будет жаль, если ты покинешь страну,  потому  что  ты  один  из  лучших
специалистов. Ты умеешь правильно видеть ситуацию, и  ты  один  из  немногих
среди военных, с кем  мы  по-настоящему  плодотворно  сотрудничали  все  это
время.
   Это было правдой. Довлат являлся известным журналистом, который  вернулся
в страну, как только речь зашла  о  ее  независимости,  и  стал  действующим
политиком.  Он  быстро  превратился  в  одного  из  лидеров  демократической
оппозиции в  стране,  где  клан  Рахмонова  захватил  власть  и  силился  ее
удержать.  Ему  пришлось  пойти  на  уступки  и  включить  в   правительство
представителей демократической и  исламистской  оппозиции,  чтобы  сохранить
достаточное влияние хотя бы в пределах Душанбе.  Именно  тогда  Довлат  стал
заместителем министра социального обеспечения. На севере шли непрерывные бои
и  стычки.  Наблюдатели  ООН  и  российские  войска  не  давали  развязаться
полномасштабной  гражданской  войне.  Со  стороны  Узбекистана,   Пакистана,
Афганистана  подпитывались  исламисты,  все  более  набирая  политический  и
военный  вес.  Демократической  оппозиции  приходилось  плохо,  она   теряла
сторонников. В ее представителей начали стрелять.  И  за  всем  этим  стояли
героиновые деньги.
   Алексей, с  которого  схлынула  ярость,  представил  себе  всю  трудность
положения Худайбердыева, который  балансировал  на  столь  тонком  азиатском
канате, что казалось, будто он просто парит в воздухе. Алексей  почувствовал
неловкость:
   - Я еще никуда не  сбежал,  Довлат,  не  прощайся  со  мной.  Это  просто
усталость и упадок сил после похорон.
   - Каких похорон? - удивился Худайбердыев.
   - Разве ты не знал? Четыре дня назад скончалась моя жена...
   - Лиза? - Лицо Довлата отразило искреннее  переживание.  -  Я  ничего  не
знал,  меня  не  было  две  недели,  и  мне  никто  ничего  не  сказал.  Мои
соболезнования, Алексей. Я позволяю приставать к тебе с пустяками, а у  тебя
такое горе. Как же дочка?
   - Отправил к брату в Москву. Довлат покачал головой.
   - Не будем об этом, - предложил Алексей, - Как твои дела?
   - А разве ты не понимаешь? Деньги и  оружие  у  исламистов,  у  торговцев
наркотиками,  у  правительства.  Что  у  нас?  Пятьдесят  наблюдателей  ООН,
гуманитарная помощь, неопределенные обещания - но только в том случае,  вели
мы сумеем перекрыть ноток наркотиков, которые идут в Европу, а  оттуда  и  в
Америку. Нас сминают. Я боюсь, в этой стране прольется большая кровь.
   Худайбердыева громко позвали из какой-то оживленной группы людей.
   - Извини, Алексей, надо помогать хозяину  вечеринки.  Заглядывай  ко  мне
безо всякого стеснения. Я  теперь  понимаю,  отчего  ты  сторонился  меня  в
последнее время: ты подумал, что я заодно с этими убийцами. А я просто не  в
силах отдать их под трибунал.
   Алексей вылез из бассейна и присел на шезлонг. Кожа мгновенно высохла,  и
стало горячо. "Не суетись, старик, - говорил он себе. - Ты же понимаешь, что
отсюда надо убираться. А потому надо думать, кто сможет серьезно отнестись к
твоему предложению. Разве ты  предполагал,  что  торговать  государственными
секретами так же просто, как пирожками? Налетай, торопись..."
   Глава третья. Обмен ударами
   Тревожный звонок раздался, как и положено, на рассвете:
   - Слушаю, Пастухов.
   В телефонной мембране, не  вмещаясь  в  диапазон,  рокотал  низкий  голос
Боцмана:
   - Здравствуй, Пастух! Сережа? Не разбудил?
   - А, Боцман. Не беспокойся, в деревне утро раннее. Что случилось?
   Было понятно, что без серьезных причин Боцман не станет тревожить в такой
час.
   - Есть дело, Сергей, - подтвердил голос. - Пересеклись мы  тут  с  одними
"братками"... Последовал быстрый вопрос:
   - Ты ранен? Муха?
   - Господь с тобой, Пастух. Чтобы такая шантрапа меня или  Муху  завалили.
Но офис мне подпортили. "Хлопушек" накидали.
   - Еду.
   - Не торопись так.  Тут  служивые  пишут  пока  свои  протоколы,  осколки
собирают, соседей опрашивают. Захвати с собой и Артиста, если по дороге.
   - А Док?
   - Док пока не отвечает. Поискать надо в этом его обществе  ветеранов.  Ты
сам-то как?
   -  В  порядке.  Еду,  -  коротко  ответил  Пастух.  Из  кухни   выглянула
встревоженная Ольга, жена:
   - Куда ты? Опять?
   Пастухов вздохнул и укоризненно покачал головой:
   - Что "опять", Оля? - Всего лишь съезжу в Москву и навещу Боцмана.
   Он видел: Ольга не верит. Ох уж это женское сердце-вещун. Пастухов всегда
терялся под взглядом ее глаз - и когда, еще в погонах,  убывал  в  Чечню,  и
потом, когда, выкин