и и его самого.
   - Послушай, - сказал Боцман, - наш дядя Костя, конечно, мужик  что  надо,
однако у меня чувство: нас в очередной раз подставили.  А  возможно,  и  его
заодно с нами.
   Пастух молчал. И Боцман продолжил:
   - Ни пропусков, ни документов, прикрытия-обеспечения - ноль-ноль сотых...
Как работать-то? Чего молчишь? Скажешь, я не прав?
   Сощурив глаза, Пастух, не мигая, смотрел на два гигантских белых самолета
на самой дальней стоянке у противоположного края аэродрома.
   Их  пузатые,  почти  семидесятиметровые  фюзеляжи,  казалось,   возлежали
брюхами прямо на траве.
   - Видишь ли, дорогой мой лейтенант Хохлов, если бы дядя Костя мог сделать
все, о чем ты абсолютно справедливо тут говоришь,  он  нашел  бы,  наверное,
сотню других ребят кроме нас. Однако он почему-то их не  нашел.  Значит,  не
так все просто. Значит, не мог иначе. А нам - хотим мы того или нет  -  надо
подтверждать класс и оправдывать репутацию. В общем,  думать  надо,  Боцман.
Смотреть и думать. Как говорил мой ротный, "шевелить шариками".
   * * *
   Обшарпанная черная "Волга" Голубкова притормозила у Тушинского аэродрома.
От  того  некогда  знаменитого  московского  летного   поля,   где   столько
десятилетий устраивались авиационные праздники и каждый  год  восемнадцатого
августа все звенело и содрогалось от оркестров, игравших "Все выше и выше, и
вы-ыше!..", теперь не осталось почти  ничего.  Чуть  ли  не  все  поле  было
заставлено торговыми рядами: ларьками, киосками,  магазинчиками,  здесь  шла
ныне своя жизнь, такая далекая и чуждая всему, что было прежде. Тут царило и
правило,  утверждая  себя,  сугубо  земное,  а  небесному  был  презрительно
оставлен  лишь  убогий  маленький  уголок,  где  сиротливо  ютились   ветхие
спортивные самолетики да несколько  вертолетов  с  эмблемами  прославленного
когда-то Центрального аэроклуба и армейскими звездами.
   Голубкову смотреть на это было больно, но  Артист  и  Муха,  дети  нового
поколения, ничего странного или грустного во всем этом не видели. Им уже  не
дано было "почувствовать разницу", и полковник с грустью отметил это.
   Их  "Волга"  въехала  в  неприметные  ворота  со  стороны  Волоколамки  и
подкатила к низкому дощатому строеньицу - то  ли  сторожке,  то  ли  бытовке
строителей. Но, завидев  эту  "Волгу",  оттуда  немедленно,  как  чертик  из
табакерки, навстречу выскочил удалой малый в цветастой рубашке  и  таких  же
ярких шортах. Вид у него был крайне легкомысленный, однако  обратился  он  к
Голубкову строго по уставу:
   - Здравия желаю, товарищ полковник! Машина заправлена, к полету готова!
   - Эти товарищи со мной, - коротко бросил Голубков, и они поднялись втроем
на борт защитно-зеленого армейского Ми-8.
   В салоне вертолета был всего один человек, и Голубков сказал ему:
   - Передаю вам этих молодцев, как говорится, с рук на руки. Все инструкции
вами получены. Из кабины выглянул командир вертолета.
   - Куда, товарищ полковник?
   - В Чкаловскую.
   Двигатели загрохотали, засвистели винты, вокруг  машины  поднялся  вихрь.
Вертолет, дрожа и покачиваясь, завис в воздухе, затем земля быстро ушла вниз
и словно куда-то откатили и ухнули  все  земные  проблемы,  осталось  только
закатное небо позади машины и город внизу в огненно-медных лучах  садящегося
солнца.
   Они летели невысоко, не выше двухсот - трехсот  метров,  и  открывающаяся
картина была прекрасна и волнующа.
   Прильнув к иллюминаторам. Артист и Муха молча смотрели на свой город.
   Вон там, на Крылатских холмах, всего  четыре  дня  назад  они  сидели  на
стадионе после гонок на выживание... Вон оттуда, из больницы в  Сокольниках,
похищали Трубача... Вон там, на  Юго-Западе,  скрывались  и  ждали  развития
событий в квартире Семена... И всего несколько часов  назад,  раз  за  разом
вперед  и  назад  проходя  тем  же  фарватером,  плыли  в  салоне  теплохода
"Москва-17"... А вон там, на Якиманке, в едва  различимой  крохотной  церкви
Иоанна Воина сейчас служил, наверное, вечерню отец Андрей.
   Артист и Муха на мгновение оторвались от иллюминаторов,  переглянулись  и
опять прижались к ним лицами.
   Игрушечно маленький Кремль, поставленные  на  попа  искрящиеся  в  солнце
серебряные кирпичики  Нового  Арбата,  улицы,  улицы,  разноцветные  букашки
автомобильчиков, ажурные перемычки мостов... - все было как на архитектурном
макете, подсвеченном  низко  висящим  ярко-оранжевым  фонарем.  Как  огромен
город, понять можно было только отсюда, с высоты. Он уходил и  скрывался  за
горизонтом с левого и с правого борта, и сзади, и по курсу.
   Солнце садилось, и облака в  густой  вечерней  синеве  полыхали  огненным
светом,  они  были  близко,  куда  ближе,  чем  с  земли,  и,   покачиваясь,
приближались к звонко грохочущему маленькому вертолету.
   А с земли улетающий  маленький  вертол„тик  видели  в  этот  час  многие,
провожали глазами, задрав головы. Люди жили  в  этом  городе  или  были  его
гостями, но никто из них не догадывался, как связан с их жизнью  и  судьбами
этот вечерний полет громко жужжащей стальной стрекозы...
   От одной окраины столицы до другой  личный  вертолет  Нифонтова  пролетел
всего за  десять  минут  и,  тарахтя,  понесся  над  пригородными  лесами  и
поселками к пункту назначения.
   Вскоре среди холмов в огромной ложбине открылось  поле  аэродрома.  Пилот
связался с командным пунктом, получил добро на посадку и, снижаясь, направил
вертолет куда-то в сторону от ангаров, штабных зданий  и  контрольной  вышки
руководителя полетов.
   - Ух, мать моя! - вдруг, глядя вниз, воскликнул Муха. - Семка, смотри!
   Внизу  по  взлетной  полосе  полз  только  что,  видимо,   приземлившийся
гигантский белый самолет - настолько больше всех остальных, что эта  разница
казалась неправдоподобной.
   Где-то там, внизу, в этой расплывчатой  вечерней  синеве  уже,  наверное,
были Пастух и Боцман.
   Артист показал глазами Голубкову на "Руслан", ползущий по бетону и так же
без слов, одними глазами, задал вопрос и получил такой же безмолвный ответ.
   А тот человек лет тридцати, который был назначен  их  сопровождающим,  за
весь полет не проронил ни слова и ни разу не глянул в иллюминатор.
   Вертолет приземлился, но двигатели не глушил, содрогаясь под вращающимися
винтами.
   Сопровождающий отстегнул и  снял  с  полки  перетянутый  ремнями  зеленый
армейский баул и передал его Голубкову. Константин  Дмитриевич  открыл  его,
достал летнюю полевую форму подполковника ВВС и толстую  кожаную  офицерскую
папку-планшетку. Быстро переоделся.
   - Ну вот и все, - сказал он. - Мне сюда, а вам  дальше,  под  Тверь.  Все
остальное для вас сделают наши люди. Доверять им можно полностью. Ну  а  это
от меня на память, вроде талисманов. - И он протянул им две  черные  плоские
"зажигалки". - Тут все: радиостанция с дальностью  больше  пяти  километров,
система вызова, микродиктофон.  Как  все  умещается,  сам  не  знаю,  однако
работает. Такие есть только у нас в управлении и у ребят в ФСБ. Не помешают.
Ну летите!
   И шагнул к провожатому, с которым тоже расставался:
   - Все запомнил?
   - Так точно!
   - Ну... давайте!
   * * *
   Пастух и Боцман по-прежнему неприметно сидели в  кустиках,  откуда  могли
обозревать едва ли не все самолеты на аэродроме.
   Воздушного движения  почти  не  было.  Редко-редко  на  полосу  выползали
зеленые транспорты АН-12 и серебристые Ил-76. Они, грохоча  движками,  долго
рулили вдоль полосы, выкатывались на старт,  давали  форсаж,  разбегались  и
уходили ввысь. Один раз зашли парой на посадку и чертовски красиво, картинно
приземлились остроносые истребители МиГ-29. Пробежав положенную дистанцию  и
выпустив белые тормозные парашюты, они  уползли  с  полосы  и  спрятались  в
капониры.  По  аэродрому  бегали,   мигая   оранжевыми   маячками,   машинки
сопровождения, перемещались крохотные военные "газики",  тянулись  в  разные
стороны оранжевые многометровые цистерны топливозаправщиков.
   - Эх, - сказал Боцман, - сюда бы бинокль Артиста!
   - А такой тебе не  подойдет?  -  Пастух  вытащил  из  кармана  и  показал
маленький черный цилиндрик - половинку театрального бинокля.
   - Откуда? - изумился Боцман.
   - В киоске одном  попался.  Четырехкратный,  но  нам  хватит,  -  ответил
Пастух, вынимая вторую половинку.
   Сергей и Боцман  поднесли  к  глазам  и  навели  на  летное  поле  черные
цилиндрики.
   Жизнь там была, судя по всему, довольно сонная, хотя людей на траве и  на
бетонных дорожках  в  круглое  поле  зрительной  трубочки  попадало  немало.
Практически все были в таких же формах, что и у них, с этим они не ошиблись.
   - И долго нам тут торчать? - спросил Боцман.
   - От нас зависит, - ответил Пастух. - Соображай!
   В поле зрения был и ближний КПП, и ворота, к которым подходила  шоссейная
дорога, скрывавшаяся в лесном  массиве.  Из  будочки  контрольно-пропускного
пункта время от времени выходили  и  вновь  возвращались  солдаты,  офицеры,
контрактники-вольнонаемные. Ворота изредка расходились. Из них  выезжали,  а
через какое-то время возвращались и вновь подкатывали длинные, как кашалоты,
цистерны ТЗ - "КрАЗы"-топливозаправщики.
   - Слушай... - сказал Боцман.
   Пастух встретился с ним глазами и кивнул.
   - Рискнем.  Но  попозже,  когда  малость  стемнеет.  Меня  сейчас  другое
волнует... Гляди-ка, Митрий,  у  "Русланов"  рыла  и  хвосты  в  чехлах,  на
двигателях заглушки, рули застопорены струбцинами. Они  как  минимум  недели
две не поднимались. И уж сегодня точно не полетят.
   - И как тогда все это понимать?
   - Ждать  надо,  -  сказал  Пастух.  -  Посмотрим...  Очередной  заправщик
неспешно подъехал к воротам аэродрома.
   Пока они отворялись, Пастух внимательно  наблюдал  процедуру  проверки  и
досмотра, а также тщательно рассмотрел машину - цистерну, раму, под рамой  -
бак с соляркой.
   - А что? - проговорил он. - Может, и получится...
   Начинало смеркаться. Но они все не трогались с места,  ждали.  Когда  там
еще выдастся время поесть - не знал никто. И они,  не  спеша,  как  следует,
подзаправились перед дальней дорожкой. Вдруг Боцман тряхнул Пастуха за плечо
и ткнул пальцем куда-то вдаль.
   И точно - было на что посмотреть. Словно рождаясь из  темно-синего  неба,
почти  бесшумно  скользя  по  снижающейся  глиссаде,  к  посадочной   полосе
приближался  гигантский  самолет.  Даже  издали,  с   расстояния   несколько
километров, было заметно, как он громаден - сверкающий разноцветными огнями,
с мерно вспыхивающим и гаснущим алым маяком  над  хвостом,  с  тремя  яркими
глазами посадочных фар. Сомнений не было...
   - Вот он! - воскликнул Пастух. - Это он,  Митька,  точно!  Для  него  эти
тэзэшники и керосин таскают. Лететь, видно, далеко...
   - Как думаешь, - спросил Боцман, - груз уже на борту?
   - Не знаю. Коли так, скорее всего - отрулят и поставят  на  техстоянку  к
заправочной централи, а после - снова на полосу. Тогда  нашей  миссии  хана.
Если еще пустой, отгонят  куда-нибудь  вон  туда,  к  тем  большим  ангарам.
Загрузка у них всегда там. Туда ветка железнодорожная подходит.
   - Сколько времени ему нужно на заправку? - спросил Боцман.
   - А хрен его знает, - пожал плечами Пастух. -  Сам  прикинь  -  четыреста
тонн на взлете. Чистый груз сто двадцать тонн. А сколько у него там сейчас в
баках...
   В  это  мгновение  самолет  коснулся  бетона.   Из-под   десятков   колес
взметнулись дым и пыль. Казалось, он плывет на брюхе, откинув  назад  высоко
расположенные стреловидные крылья. Зрелище было грандиозное  и  устрашающее.
"Руслан" замедлил бег, свернул  на  рулежную  дорожку  и  пополз  в  сторону
огромного ангара. Царственно подплыл  к  его  титаническим  воротам,  плавно
развернулся на месте, поворотившись к ангару  хвостом,  огласил  окрестности
громом четырех колоссальных турбин и смолк.
   Несколько длинных топливозаправщиков тотчас двинулись туда гуськом  через
летное поле. И  почти  одновременно  где-то  на  отшибе  аэродрома,  тарахтя
роторами, приземлился воинский вертолет.
   Пастух взглянул на часы.
   - Ну, либо грудь в крестах, либо голова в кустах! Поднажмем!
   После короткого кросса они уже были на пустынном темном  шоссе  и,  чтобы
никому не попасться на глаза, схоронились в придорожных кустах.
   Ждать  пришлось  довольно  долго.  Наконец  вдали   показался   очередной
заправщик, двигавшийся в сторону ворот аэродрома. Таща свои двенадцать  тонн
керосина, рыча дизелем, он медленно двигался по бетонке, окруженный  вонючим
облаком  выхлопных  газов.  На  повороте  водитель  еще   сбавил   ход.   Не
сговариваясь, Пастух и Боцман на бегу ухватились за массивные выступы позади
сдвоенных ведущих колес, подлезли прямо под цистерну,  уцепившись  руками  и
ногами за грязные пыльные балки несущей рамы, за какие-то шланги.
   Они висели, едва не касаясь спинами бегущего под ними бетона, ежесекундно
рискуя сорваться. Тягач приволок  свою  емкость  к  воротам  и  остановился.
Сквозь рокот мотора до них доносились голоса охраны.
   Но вот дизель снова взревел,  Пастух  и  Боцман  инстинктивно  ухватились
покрепче и пересекли заветную линию: они были уже на летном поле.
   Казалось, мускулы не выдержат напряжения,  разорвутся.  А  заправщик  все
полз и полз и, наконец, остановился, на их счастье,  немного  в  стороне  от
освещенной прожекторами площадки, где сгрудились  остальные  бензовозы.  Они
расслабили руки и рухнули как кули в черную тень  под  цистерной.  Несколько
минут лежали, приходя в себя. А вокруг двигались люди, слышались  разговоры,
время от времени их перекрывали шумы двигателей. Пастух и  Боцман  подползли
друг к другу.
   - Ну а дальше чего? - горячим шепотом прошелестел Боцман в ухо Сергею.
   - Посмотрим пока, - таким  же  шепотом  отозвался  Пастух.  -  Не  трусь,
Митька! Бог не выдаст - свинья не съест.
   Они лежали между колесами, прижавшись к скатам.  Приземлившийся  "Руслан"
был совсем близко, не дальше чем в сотне метров. Мимо топали ноги в сапогах,
в ботинках на шнуровке, все было свое, знакомое...
   - Ковалев! - гаркнул кто-то совсем рядом.
   - Я, товарищ капитан! - из кабины ТЗ выскочил солдат-водитель.
   - Заливка в этот "Руслан"!
   - Знаю, товарищ капитан.
   - И чтоб не волынил, как в тот раз!
   - А чего он с центральной не заправляется?
   - А хрен его знает. Не доложили. Рейс внеплановый, уходит через три часа.
   - Ясно, товарищ капитан.
   - Гляди-ка, - ткнул Боцман Пастухова, - во прорва! Живоглот!
   Пастух и сам смотрел во все глаза - видеть такое раньше  не  приходилось.
Вся носовая часть "Руслана" медленно задиралась вверх, открывая просторное и
широкое, как тоннель метро, чрево фюзеляжа. Одновременно к земле  опускались
широкие пандусы-аппарели  -  мощные  стальные  настилы,  по  которым  внутрь
грузового  отсека  могли  бы  въехать  несколько  железнодорожных   вагонов,
несколько средних танков или еще какой-нибудь негабаритный груз.  Но  сейчас
туда подтягивались тягачи с открытыми платформами, на  которых  громоздились
обшитые досками огромные ящики и контейнеры. Такая же груда ящиков  высилась
и у открытого заднего хвостового люка.
   - Зашиби-ись! - восхищенно прошипел Боцман. - Неужто все запихнут?
   - Запихнут, не оставят, - чуть слышно ответил Пастух.
   - Неужто за три часа утрамбуют?
   - А ну давай считай ящики! - прервал его восторги Пастух.
   - Тридцать четыре, - несколько раз сбившись при  счете,  доложил  наконец
Боцман. - И контейнеров три. Пятитонные! Тут же полк солдат надо!
   Полк не полк, а вокруг тягачей и груза народу сбежалась  тьма-тьмущая.  С
разных сторон слышались команды и распоряжения.
   - Эх, мать-Россия! - сказал  Боцман.  -  Хоть  бы  "Дубинушку",  что  ли,
вспомнили! Тут без эй-ухнем хрен погрузишь!
   Впрочем, в самолете обнаружились мощные, под стать  летающему  левиафану,
подъемно-погрузочные  механизмы.  Но  там,  как  водится,   то   ли   что-то
забарахлило, то ли тянуло не на вою железку - Боцман как в воду  глядел:  на
дело бросили дармовую солдатскую силу.
   - Ну вперед, Боцман! -  Глаза  Пастуха  блеснули  в  темноте.  -  Поможем
салагам, а?
   * * *
   После расставания с друзьями положение в Москве дуэта Док -  Трубач  было
самым рискованным: объявленный в розыск  сердобольными  психиатрами  Николай
при его габаритах, даже без бороды, мог  стать  легкой  добычей  для  любого
мало-мальски бдительного милицейского патруля.
   - Эхе-хе, - бормотал Док, - нам бы сейчас наш "патрольчик"!
   Николай, по обыкновению, хмыкал и отмалчивался.
   От  греха  подальше,  чтоб,  чего  доброго,  не  нарваться  на   проверку
документов - паспорт Ухова, как положено, забрали при поступлении в приемном
покое больницы. Они сговорились за сто тысяч с каким-то дедом на  стареньком
"Москвиче", и он довез их до Раменского, где пришлось погулять мирно  по-над
озером  до  наступления  вечера.  К  месту  встречи  добрались  электричкой,
двигаясь по направлению к Москве.
   Они подъезжали к платформе Быково минут за сорок до назначенного срока.
   Трубач сказал:
   - Скорее всего, они ждут нас из Москвы. Так что будет время оглядеться.
   - Это точно. "Стрелка"  -  дело  серьезное,  -  наставительно  подтвердил
многомудрый Иван, будто всю жизнь только и  сводил  на  толковища  воровские
кодлы.
   Смеркалось. Как и следовало ожидать, никого из тех,  кто  походил  бы  на
возможных "компаньонов",  вокруг  не  наблюдалось.  Они  ушли  с  платформы,
пересекли пути и немного пошатались по шоссе, зорко присматриваясь  к  тому,
что делалось на станции и наблюдая вялую жизнь Быковского аэропорта, который
через час по чайной ложке принимал и отправлял  в  небо  маленькие  самолеты
Як-40.
   Электрички приходили, выпускали народ  и  с  воем  уносились.  Никого  не
было...
   - Что ж, - минут за пять до условленных двадцати сорока промолвил Док,  -
обозначим наше присутствие. Давай, Коля, вставляй  в  часы  наши  путеводные
маяки.
   Лейтенант Ухов выполнил приказ старшего по званию. Еще минуты  через  три
заветные пленки уже должны были начать подавать сигналы. Однако  по-прежнему
никто не появлялся. Шатались по платформам пьяные, какие-то  местные  братки
табунились и гоготали на всю станцию, их  опасливо  обходили  интеллигентные
дачники.
   - Знаешь, в чем дело? - сказал Док. - Они  ведь  ждут  большую  компанию.
Скорее всего, не показываются, пока не подъедут  остальные.  Этак  вся  наша
свиданка пойдет коту под хвост.
   - Ничего, - успокоил его Ухов. - Если мы им действительно нужны,  слопают
и сладкую парочку. Они вернулись на платформу и  свободно  расположились  на
лавке в крытом станционном павильоне. Две молодых дачницы в  легких  куртках
поверх спортивных костюмов несколько  раз  прошлись  из  конца  в  конец  по
платформе, видимо встречая кого-то, а потом вошли в тот же павильон  и  сели
напротив, оживленно обсуждая какие-то свои дамские дела.  Достали  сигареты,
но  зажигалки,  видно,  забыли,  и  одна  из   них   поднялась   и   легкой,
пританцовывающей походкой приблизилась к Доку и Пастуху.
   - У молодых людей случайно огонечка не найдется?
   - У молодых, - сказал Док, - может быть, и найдется. Только где вы видите
молодых? - и с улыбкой протянул ей зажигалку. - Наше время прошло, да и  вы,
видно, других встречаете.
   -Да, встречаем, - сказала она и очень внимательно  посмотрела  на  Ивана,
потом на Николая. - Встречаем шестерых друзей, а приехало почему-то двое...
   - А-а-а, - сказал Док. - Понятно.
   - Ну а где же остальные?
   - А вы разве командный состав, - прищурился Док, - чтобы я раскрывал  вам
служебные тайны?
   - А все-таки? Мне приказано доставить шестерых.
   - Двоих сегодня" почти наверняка не будет. Где они, я сообщу не вам.  Где
еще двое, я бы и сам хотел знать. Давайте ждать...
   - У нас нет времени, - сказала она.
   - А это уж ваши трудности, - сказал  Трубач.  -  Связывайтесь  со  своими
основными, принимайте решение.
   - Хорошо, - недобро кивн