ейшей правящей  иерархии.  Вернулся  в  зал  другой  Лапичев  -  внешне
волевой, собранный, но с глазами, полными смятения и ужаса.
   Подчеркнуто  твердой,  четкой  походкой  он  обошел  стол,  наклонился  к
вице-премьеру и почтительно-озабоченно что-то ему сообщил.
   Клоков тотчас  поднялся,  и  они  отошли  в  угол  зала.  Оба  были  явно
встревожены и  не  могли  заметить  наведенных  на  них  издали  электронных
видеоглаз. Лапичев быстро произнес несколько фраз, причем по мимике его лица
всякий отметил бы, что вряд ли на  самом  деле  двух  этих  людей  разделяет
гигантская разница прав и полномочий. Было очевидно, что они связаны  чем-то
несравнимо   более   важным,   чем   служебные   отношения   начальника    и
исполнительного подчиненного, связаны неразделимо.
   О чем говорили они там  в  углу,  тоже  предстояло  прослушать  и  узнать
позднее. Но самое главное не ускользнуло от Голубкова и поразило его.
   Услышав принесенную Лапичевым новость, Герман  Григорьевич  на  мгновение
поднял бровь, затем взглянул на часы, сверился с  часами  настенными,  и  по
сытому, породистому лицу его расплылась самодовольная, брезгливо-насмешливая
улыбка, исполненная такого невероятного превосходства надо всем и всеми, что
Голубков, видевший это издали,  даже  восхитился  стальной  выдержкой  этого
человека. Так, улыбаясь и время от времени рассеянно поглядывая по сторонам,
он и продолжал их тихий разговор.  Но,  завершив  его,  Клоков  тоже  вскоре
заспешил, засобирался много  раньше,  чем  следовало  бы  по  протоколу,  и,
наконец, в сопровождении своего alter ego - неотступного  Лапичева  -  тихо,
незаметно исчез в узкой двери, предназначенной для особо важных персон.
   Все это заняло не больше трех-четырех минут, но их хватило, чтобы  понять
- случилось нечто чрезвычайно важное и многое объясняющее.
   - В управление, быстро! - приказал Голубков одному из  операторов.  -  Со
всеми записями, со всеми материалами. И поверьте мне, -  добавил  Константин
Дмитриевич, - завтра  мы  получим  на  работу  с  этими  фигурантами  высшие
официальные санкции! Ну а теперь, - воскликнул он, - как там Чацкий  кричит?
Машину мне, машину! Мы должны догнать Виктора Петровича  с  его  пассажиром.
Догнать, прикрыть... Отрезать... Сейчас кое-кто может решиться на все!
   - Не волнуйтесь, Константин Дмитриевич, - приблизившись, тихо сказал один
из сотрудников Макарычева.  -  Все  предусмотрено.  Все  подъезды  к  зданию
блокированы нашими. Стенина везут в "джипе"-броневике. Даже если  кто-нибудь
и кинется очертя голову... Поверьте, ему будет жарко. Да никто и не рискнет.
   * * *
   Приближалось время начала.
   Все на борту были в напряженном ожидании. Буянов отключил автопилот, взял
штурвал  сам.  Второй  пилот  не  спускал  глаз  с  электронных  авиационных
часов-хронометров. Пастух и Док, чуть пригнувшись,  стояли  в  проеме  двери
пилотской кабины.
   Девятнадцать тридцать четыре... Зеленые цифры  секунд  быстро  бежали  по
дисплею. Девятнадцать тридцать пять... Сергей махнул рукой, и  второй  пилот
резко взял на себя рычаг дросселя тяги одного из двигателей - с этой секунды
приборы системы автоматической регистрации полетных параметров зафиксировали
на пленках отключение двигателя. "Руслан" мог спокойно продолжать полет и на
трех, но Буянов заложил крен и повел машину вниз. Он переглянулся со  вторым
пилотом и,  откинув  заглушку,  включил  передатчик-автомат,  посылавший  на
стандартных  частотах  международные   сигналы   бедствия   и   одновременно
взволнованно заговорил по-английски в ларингофоны:
   - Всем, всем! Экстренное сообщение! Здесь  борт  сорок  восемь  -  двести
двадцать семь, Россия. Самолет "Руслан", полетный  вес  триста  сорок  тонн.
Отказ двигателя, потеря высоты, проблемы управления,  угроза  пожара.  Прошу
всех срочно предоставить полосу не  ниже  первой  категории  для  экстренной
посадки. Повторяю. Всем, всем, всем...
   Он включил самолетное переговорное устройство.
   - Радист! Валентин! Свяжись с Москвой, с  Центральным  пунктом.  Передай:
терпим бедствие, предпосылка к происшествию.
   Неожиданно оба летчика и радист услышали в наушниках  нарастающий  треск,
как будто  по  железной  крыше  запрыгали  тысячи  тяжелых  градин.  Летчики
переглянулись.
   Радист, оттолкнув Сергея и Ивана, заскочил в кабину.
   - Не слышу ничего, одни помехи! Будто вошли в грозовой фронт.
   - А-а, черт! - вскрикнул Буянов, выравнивая "Руслан".
   Они плыли в  высоте,  в  глубокой  синеве  вечернего  неба.  Подсвеченные
красным садящимся солнцем,  уходили  под  крыло  снежные  зазубрины  великих
хребтов - территории сразу нескольких стран открывались внизу с восьми тысяч
метров.
   Они смотрели в иллюминаторы на этот нереальный синий  мир  -  и  страшной
нелепостью  казались  все  человеческие  интриги,  хитросплетения  злобы   и
алчности, сама возможность нависшей над ними смерти.
   Вдруг какие-то золотистые стрелки и шарики пронеслись чуть в  стороне  от
титанического крыла  с  висящими  под  ним  двумя  дюралевыми  мотогондолами
двигателей.
   Сначала им показалось, что это только почудилось, что просто промелькнули
искры в глазах, но первую летящую золотую  гирлянду  догнала  вторая,  потом
третья... Они неслись в разных направлениях параллельно их курсу, всякий раз
каким-то чудом отклоняясь и обтекая корпус и крыло "Руслана".
   - Мужики! - охнул Боцман. - Глядите!
   Он хотел  уже  крикнуть:  вот,  мол,  они,  "тарелки",  будет  после  что
вспомнить и рассказать, но ни с чем не  сравнимый  злобный  частый  перестук
авиапушки и отрывистый вой  проносящихся  мимо  реактивных  снарядов  тотчас
вернули его к реальности.
   "Руслан" заметно  качнуло.  Грузный  и  неповоротливый,  он  все  приказы
выполнял как богатырь с одышкой - не сразу, а как бы подумав, откликаясь  на
движения летчиков. Снаряды со свистом и грохотом уже неслись с обеих сторон,
оставляя гиганту лишь узкий коридор,  отсекая  возможность  уйти  влево  или
вправо...
   Они  кинулись  к  иллюминаторам  одного   борта,   другого...   Казалось,
стеклянная синева была вспорота тонкими белыми бурунами.
   Буянов и второй  пилот,  нахохлившись  и  стиснув  зубы,  крепко  сжимали
рукояти штурвалов.
   - Это что такое? - крикнул Пастух. - Кто такие, откуда?
   - Вот они, ваши доказательства! - не оглядываясь, заорал в ответ командир
и ткнул куда-то пальцем. - Вот зачем им сигнал этот был  нужен!  Глядите  по
бокам!
   И  тут  они  увидели:  справа  и  слева  "Руслан"  взяли  в   клещи   два
истребителя-перехватчика. Еще один мчался впереди и выше. Остроносые  хищные
машины  с  крыльями  переменной  геометрии.  Сейчас  плоскости  их  не  были
отброшены назад,  а  расходились  в  стороны,  чтобы  уравнять  скорость  со
скоростью "Руслана". Против лучей  садящегося  солнца  их  силуэты  казались
темными, опознавательные  знаки  рассмотреть  было  нельзя.  Они  летели  на
предельно близкой, запрещенной дистанции - одно неверное движение педали или
штурвала могло запросто привести к непоправимому.
   - Джигиты, блядь! - невольно вырвалось у Буянова. - Валентин!
   В кабину снова влетел бортрадист.
   - Камеры! - заорал командир. - У нас в сумках! Скорей сюда! Вот им! А сам
- на свой пульт, держи связь, пробивайся!
   Через мгновение в руках  у  Дока  и  Пастуха  были  обычные  любительские
видеокамеры "Сони" и "Панасоник".
   - Снимайте,  быстро!  Снимайте  все!  Крупно  и  мелко!  Средним  планом.
Тайм-код включили? Все! Не упустите ничего! Пошел репортаж...  "Всем,  всем!
Документальная запись. Борт "Руслана" сорок восемь - двести  двадцать  семь,
время девятнадцать сорок две Москвы, координаты тридцать градусов  пятьдесят
минут северной широты, сорок восемь градусов десять минут восточной долготы,
курс сто девяносто пять,  высота  шесть  тысяч  восемьсот  метров.  Атакован
группой перехватчиков МиГ-23. Принадлежность неизвестна - не могу  различить
бортовые знаки. Ведут обстрел из  пушек  и  реактивных  снарядов.  Намерения
непонятны".
   В этот момент впереди, немного выше "Руслана", появился еще один самолет,
крупнее  остальных,  утыканный,  будто  еж,  десятками  антенных  штырей   и
обтекателями остронаправленных излучателей.
   - Снимай, снимай, мать твою! - рявкнул Буянов. - "Репортаж  продолжаю!  В
группе перехвата самолет радиоэлектронной  борьбы.  Поставлены  помехи.  Все
наши системы связи и радионавигации подавлены. Локаторы выведены из строя".
   Пастух и Док, прижав видоискатели съемочных камер к глазам, вели съемку в
двух направлениях. Лица летчиков в  кабинах  истребителей  под  гермошлемами
рассмотреть было невозможно. Но вот один из  пилотов-истребителей  энергично
замахал рукой, показывая вниз, на землю.
   - Ну все, - сказал Буянов. - Плетью обуха  не  перешибешь.  Сейчас  будут
заводить на свою полосу.
   - Да куда же, куда?!
   И в этот момент перехватчики заложили вираж, вынуждая повернуть и  экипаж
"Руслана".  Освещенность  изменилась.  Истребители  на  мгновение   осветило
садящимся солнцем, на фюзеляже и киле  одного  из  них  отчетливо  выступила
эмблема - золотой лев под золотым полумесяцем в зеленом круге.
   - Рашидшаховские! Это их знак! Во бандюги! Снимайте крупнее,  чтобы  знак
попал!
   Но подсказывать им не  требовалось.  Теперь  все  стало  понятно.  Такого
поворота дел предусмотреть не мог никто. Вот для чего их загнали в эту точку
неба! Вот на какое рандеву.
   - "Репортаж продолжаю! -  быстро  комментировал  происходящее  Буянов.  -
Принуждают совершить посадку.  Принадлежность  установлена.  Машины  эмирата
Рашиджистан.  Вероятно,  ведут  на  авиабазу   Эль-Вахайят.   Время   Москвы
девятнадцать сорок пять. Вошли в воздушное пространство Рашиджистана. Высота
пять двести. Курс девяносто семь. Точно, ведут на  Эль-Вахайят.  Борт  сорок
два - двести двадцать семь. Командир корабля  -  подполковник  Буянов  Игорь
Иванович,  второй  пилот  -   подполковник   Сидоров   Дмитрий   Степанович.
Штурман-бортинженер - Остапчук Василий Федорович.  Бортрадист  -  Виноградов
Валентин  Павлович.  Вторая  дивизия  тяжелой  дальней   военно-транспортной
авиации ВВС  России.  Я,  командир  корабля  пилот  первого  класса  Буянов,
подтверждаю  подлинность  этой  записи.  В  случае   нашей   гибели   просим
позаботиться о наших семьях". Василий! - крикнул он бортинженеру по  СПУ.  -
Сопровождающим груза - оружие, паек, связную рацию, наши карты  и  парашюты!
Приготовь люк для выброски!
   - А вы как? - закричал Пастух. - Это ж ваши парашюты!
   - У нас есть еще, - не оглядываясь, бросил Буянов. - Буду за штурвалом до
последнего, а там - уведу на скалу. Не видать этому гаду ни вашего груза, ни
"Руслана"!
   - Но ты же...
   - Не рассуждать! - крикнул Буянов. - Я старший на  борту!  А  вы  обязаны
спасти эти кассеты. Это документ. И ваши доказательства, и наши. Выполняйте!
   * * *
   Через  полчаса  после  внезапного  задержания  в  холле   Президент-отеля
профессор Стенин был тайно доставлен в особняк  Управления  по  планированию
специальных мероприятий и препровожден в кабинет генерала Нифонтова.
   Они сидели вчетвером - сам Александр Николаевич,  полковники  Голубков  и
Макарычев и очень бледный, но спокойный Стенин.
   - Спасибо вам, - быстро сказал он. - Спасибо огромное! Первая моя просьба
- обеспечьте охрану и защиту моей семьи. Им угрожает смертельная опасность.
   - Можете не тревожиться, Роберт Николаевич, - сказал  Макарычев.  -  Ваша
семья уже третий день как  вывезена  со  служебной  квартиры  и  спрятана  в
надежном месте.
   - Но я же говорил с ними по телефону, - изумился Стенин. - Они были дома!
   - Ах, профессор, - улыбнулся Макарычев. - Как говорил Остап Бендер,  "при
современном развитии печатного дела на  Западе...".  Уж  коли  мы  смогли  в
полной тайне эвакуировать вашу жену и сыновей, то при  современном  развитии
электроники установить с ними связь через тот же номер было куда проще.
   - Роберт Николаевич, - сказал Нифонтов, - мы доверяем вам, хотя  понимаем
всю затруднительность вашего положения.  Давайте  поможем  друг  другу.  Нам
неясна ваша роль. Что вас связывает с генералом Курцевским?
   - Я расскажу вам все, - кивнул Стенин, - все буквально. Только Курцевский
здесь, скорее всего, второстепенная шестеренка. А у всего дела  должен  быть
мотор - как говорим мы, механики, движитель, источник энергии.
   - Ну и что же это за движитель? - спросил Нифонтов.
   - Я убежден в существовании разветвленного заговора,  во  главе  которого
вице-премьер Клоков.
   - Та-ак, - сказал Нифонтов. - Чрезвычайно интересно!  Ну  а  чем  бы  вы,
Роберт Николаевич, могли подтвердить и доказать это ваше предположение?
   -  Это  не  предположение,  -  твердо  сказал  Стенин.  -  Это   железная
убежденность, основанная на фактах.
   И он рассказал все, что знал, не утаив ничего,  не  пытаясь  обелить  или
выгородить себя.
   - Значит, вы подтверждаете, что получили  личное  указание  вице-премьера
правительства  Германа  Григорьевича  Клокова  и  под  его   психологическим
давлением были вынуждены совершить подмену? - спросил Нифонтов.
   -Да, подтверждаю, - сказал Стенин. - Но прямых доказательств у меня  нет.
Разговор происходил без свидетелей. Как сами  понимаете,  диктофона  на  эту
встречу я тоже не прихватил. Да меня бы с ним и не пропустили.
   Нифонтов взглянул на часы.
   - Доказательства будут. Как все  мы  понимаем,  если  Герман  Григорьевич
отдал приказ подменить двигатель, то нужен он ему, понятно, не в  Сингапуре.
Значит, в ближайшие  час-два  будет  предпринята  попытка  захвата  и  угона
самолета в некое третье место, где эту  скромную  посылку  уже,  конечно,  с
нетерпением ждут.
   - Но дело в том, - сказал Стенин, - дело в  том,  что...  Я  все-таки  не
выполнил указание Клокова.
   - То есть как? - подался к нему Нифонтов. - Объясните...
   - Узнав о смерти Андрея Терентьевича, я не смог  да  и  не  захотел  быть
клоковской марионеткой. Все было подготовлено согласно  его  приказу,  но  в
последний момент я решился и все переиграл. И этому есть свидетели.
   -  Александр  Николаевич!  -  взволнованно  вскочил   Голубков.   -   Без
промедления сообщите это нашим на борт!
   Стенин с изумлением повернулся к нему.
   Нифонтов нажал кнопку на столе.
   - Срочно соедините с Центральным пунктом дальней связи  ВВС!  Оперативный
дежурный? Передайте на борт сорок восемь - двести двадцать семь:
   "На борту макет". Как поняли?
   - Понял вас, - подтвердил дежурный. - "На борту макет".
   - Огромное вам спасибо,  Роберт  Николаевич!  Подчеркиваю:  огромное!  Вы
сделали то, что сегодня мало кто сделал бы. Сколько он вам предлагал?
   - Три миллиона долларов.
   - И где эта бумажка?
   - Как ни странно, осталась у  меня.  И  написана  она  собственной  рукой
Клокова. Записка спрятана, я смогу ее вам передать.
   - Ступайте и отдыхайте, - сказал Нифонтов.  -  И  будьте  спокойны  -  мы
сделаем все, чтобы ни  до  вас,  ни  до  ваших  близких  не  дотянулись  его
щупальца.
   Стенин вышел.
   Нифонтов с минуту сидел, сжав виски пальцами, и вдруг поднял голову.
   - А, ч-черт!..  Но  если  там  нет  настоящего  двигателя,  то...  нет  и
доказательств! Только  косвенные  улики  и  личные  показания.  Мало  этого,
понимаете, мало!
   - Не согласен, - возразил Макарычев.
   - И я не  согласен.  За  эти  двое  суток  получен  огромный  фактический
материал, - сказал Голубков.
   - Хорошо, Константин Дмитриевич,  -  согласился  Нифонтов.  -  В  течение
сорока минут подготовьте мне все -  предельно  кратко,  сжато  и  доходчиво.
Теперь мне есть с чем прийти к Президенту.
   - А если... - спросил Голубков. - Если опять...
   - Если опять, то я немедленно подаю в отставку. И пошло оно все!
   * * *
   Окруженный маленькими перехватчиками, огромный  "Руслан"  покорно  шел  к
земле.
   Под ним проплывали горы, пустынные плато, редкие островки темной  зелени,
необозримые  песчаные  равнины  с  огоньками  над  бесчисленным   множеством
нефтяных вышек и огромных металлических емкостей нефтехранилищ.
   На земле уже наступали сумерки. Самолет радиоэлектронной  борьбы  обогнал
"Руслан" и отвалил в сторону. Меньше чем через минуту восстановилась  работа
локаторов,  ожили  радиостанции.  Было   девятнадцать   пятьдесят   три   по
московскому. В наушниках  летчиков  раздалась  английская  речь  с  заметным
арабским акцентом: "Народ и правительство благословенного Рашиджистана  рады
принять добрых гостей на нашей гостеприимной земле. Да будет  славен  Аллах,
великий и всемогущий!"
   - Парашютную подготовку имеете? - спросил Буянов.
   - Трое, кроме одного, - крикнул Пастух.
   - Ладно, - хрипло отозвался Буянов. - Пусть попробует. Первый раз никогда
не забудешь!
   Быть может, жить ему оставалось всего несколько минут... А он шугал.
   - Прощай, Буян! - крикнул Пастух. - Приказ принят.
   - Командир, Москва на связи! - что есть мочи завопил бортрадист Валентин.
- Прохождение хилое, но разобрать  можно.  Через  спутник.  Сорок  восемь  -
двести двадцать семь на связи! Слышу,  слышу  вас!  Повторите!..  Как?..  На
борту?.. Что на борту?.. Пакет? Какой пакет?.. Повторите, Москва!.. Пакет?..
Ах, макет! Груз -  макет!  Понял,  понял!  Москва,  Москва!..  Все,  пропала
связь...
   - Ясно! - закричал Пастух. - У нас там в грузовом - "кукла"! Не движок, а
макет! Усек, Буянов? Не надо в гору, садись, куда ведут! Рашид-Шах утрется!
   - А вы? - крикнул Буянов.
   - Нам все равно прыгать. Так и так - крышка! Скажете им: террористы, мол,
увидели перехват, ну и попрыгали со страху.
   Буянов  протянул  Пастуху  тот  листок  с  координатами.  Пастух  и   Док
одновременно извлекли кассеты из видеокамер и сунули в карманы.
   Под ними неслась синеющая вечерняя земля. Холмистые  пространства,  горы,
редкие огоньки селений, алые точки на  вершинах  многих  и  многих  нефтяных
вышек.
   - Ну прощайте! - крикнул Буянов. - Ни пуха! Бортинженер  открыл  дверь  в
грузовой отсек. Они торопливо спустились вниз по знакомой лестнице, прошли к
хвосту мимо протянувшихся чуть не во всю длину самолета  зачехленных  блоков
ракеты. У открытого  напольного  люка,  за  которым  оглушительно  грохотали
двигатели и рвался бешеный ветер, уже стояли с тяжелыми парашютными  ранцами
на спине Трубач и Боцман - оба бледные, сосредоточенные, в десантных  шлемах
и защитных очках.
   - Что, Митрич, - Пастух хлопнул по плечу Боцмана, - очко играет? Держись,
морская пехота, надо ж когда-нибудь осваивать шестой океан!
   -  Боюсь,  Серега,  -  судорожно  мотнул   головой   Боцман.   -   Может,
как-нибудь... это... обойдется?
   - Обойдется. Система сама  все  сделает.  При  приземлении  сожмись,  как
зародыш, подожми ноги... Ни фига, падать умеешь!
   Имевшие каждый больше сорока прыжков, Пастух  и  Док  торопливо  натянули
парашюты,  закрепили  подвесные  системы,  защелкнули  пряжки  и   карабины.
Бортинженер раздал типовые армейские контейнеры с сухим аварийным пайком, по
две фляжки с пресной водой, короткие десантные "Калашниковы", карты района и
две рации.
   Пастух рассчитал по номерам:
   - Ухов первый, Перегудов второй, Хохлов третий, я за разводящего.
   На "Руслане" была оборудована  система  десантирования  личного  состава.
Бортинженер защелкнул карабины вытяжных фалов.
   - Пошли!
   Трубач махнул рукой и шагнул в свистящую ветром  синюю  бездну.  Скорость
была под четыреста километров. Его унесло, как пылинку.
   Вторым прыгнул и исчез Перегудов. Хохлов, как всегда бывает с  прыгающими
впервые, невольно застыл над люком, с ужасом глядя в затягивающую синеву.
   - Не могу, бля!
   - Кто последний, я за вами! - крикнул Пастух и ногой  вышиб  его  в  люк.
Крик Боцмана мгновенно унесло ветром.
   - Давай, технарь! - крикнул Пастух и, не мешкая, сиганул вслед за ним.
   Лицо Боцмана обожгло ледяной стру„й, на миг он  будто  потерял  сознание,
тело закрутило воздушным потоком...
   Страшный