слова, поняла? Все, пока...
   - Не бросай трубку, дура!!! - заорала я, чуть не плача. - Тебя  хотят
убить!
   В трубке воцарилось гробовое молчание. Через несколько мгновений Даша
хрипло спросила:
   - Это... те, кто ко мне ломился?
   - Да! Говорите адрес, и я помогу вам!
   - А зачем, интересно, им меня убивать? Ты, часом, не шизанутая?
   - Ну все, с меня хватит!  -  процедила  я,  позеленев  от  злости.  -
Подыхай, если хочешь...
   - Эй,  постой!  -  испугалась  она.  -  Приезжай,  коли  так...  Хоть
объяснишь все толком...
   Я запомнила ее адрес и положила трубку. В квартире  было  по-прежнему
тихо, только где-то тикали часы, отсчитывая секунды жизни, в которой уже
не было Елены - для нее время остановилось и  пошло  в  другую  сторону.
Честно говоря, она как-то успела мне понравиться за  то  время,  пока  я
разговаривала с ней по телефону, а потом входила в квартиру. К  тому  же
она  была  очень  симпатичной  девушкой  и,  судя  по  всему,   довольно
раскованной  в  общении.  Не  тревожа  больше  ее  покой,   я   тихонько
выскользнула из квартиры и, никем не замеченная, добралась до  машины  и
отправилась к Даше.
   Только подъехав к ее дому, затерянному в дебрях Перова, я  вспомнила,
что так и не позвонила боссу. И в очередной раз пожалела, что  перестала
носить с собой сотовый телефон после того, как прочитала в  газете,  что
эти трубки излучают чуть ли не смертоносную радиацию, что  очень  вредно
сказывается на женском здоровье. Но ничего, решила я, позвоню от Даши  и
скажу боссу, что в деле уже появился первый труп и  был  шанс  появиться
второму, но я благополучно это предотвратила. У меня не  было  сомнений,
что Лену зачем-то прикончил  Алексей  и  он  же  пытался  открыть  дверь
Дашиной квартиры. Понять, зачем ему это все понадобилось, я бы все равно
сейчас не смогла, поэтому даже не напрягалась.
   Главное сейчас -  выяснить  у  Даши,  какое  отношение  она  имеет  к
Алексею, и попытаться понять, кого он захочет убить еще.
   Даша жила в обычной пятиэтажной "хрущевке", обшарпанной и грязной,  с
маленькими железными балкончиками и вонючими подъездами, открытыми  всем
желающим проходимцам. В маленьком дворе находилась  детская  площадка  с
исковерканными качелями, лестницами и  круглой  каруселью.  В  песочнице
ковырялся какой-то малыш в  ярком  комбинезончике,  рядом  на  уцелевшей
ножке от поломанной лавочки сидела понурая бабушка  в  теплом  пальто  и
смотрела стеклянными глазами куда-то  в  пространство.  Мне  показалось,
уйди сейчас малыш или поранься - она даже не заметит. Интересно,  о  чем
думают такие вот старые  люди,  когда  знают,  что  впереди  уже  ничего
хорошего нет, кроме смерти? Наверное, вспоминают свою молодость...
   Даша жила в крайнем подъезде на первом этаже в  первой  квартире.  Ее
окон почти не было  видно  из-за  густо  разросшихся  под  ними  высоких
кустарников и деревьев, за которыми явно никто не ухаживал  с  тех  пор,
как их посадили. Я гнала всю дорогу как сумасшедшая,  поэтому  добралась
сюда за двадцать минут и была уверена, что за это время с ней ничего  не
случилось. Нажав на кнопку звонка, я уставилась  в  крашеную  коричневую
деревянную дверь без глазка и стала нетерпеливо ожидать, проклиная  всех
полоумных братцев на свете. Но дверь тупо молчала. Мне стало не по  себе
- неужели опоздала?! Но  это  же  невозможно!  Она  же  не  должна  была
открывать никому, а взломать дверь средь бела дня никто бы  не  решился.
Да и не сломана она была, дверь-то... Нет, тут явно что-то было не  так.
Позвонив еще  раз,  я  легонько  толкнула  дверь,  и  та,  прямо  как  в
детективных романах, со скрипом подалась. Из квартиры не  доносилось  ни
звука. Мне стало страшно. Интуиция подсказывала мне, что  уже  не  стоит
заходить внутрь, что там наверняка окажется еще один труп и я уже  ничем
не смогу помочь. Но, затаив дыхание, слыша, как рвется из груди  сердце,
я все же толкнула дверь и вошла. И сразу же увидела ее...
   Девушка лежала в неловкой позе на спине прямо в коридоре. На ней  был
розовый махровый халат, задравшийся на стройных  бедрах,  обнажив  белые
трусики.
   Глаза  ее  были  широко  раскрыты,  в  них  навеки  застыло   детское
удивление. Из левой груди торчала деревянная  рукоятка  кухонного  ножа.
Ворот халата уже разбух от крови. Не знаю, как и откуда я нашла  в  себе
силы пройти мимо нее к стоявшему на тумбочке телефону,  но  я  прошла  и
позвонила боссу. Тот оказался на месте.
   - Ну и куда ты запропастилась? - ворчливо проговорил он.  -  Время-то
идет, сама знаешь...
   - Босс, вы не поверите, - тихо проговорила я, словно боясь  разбудить
мертвую, - но письма сейчас не самое главное.
   - Это еще почему? - тут же насторожился он. -  Наткнулась  на  что-то
интересное?
   - Да, наткнулась, - вздохнула я, - на труп. Даже на целых два...
   - Не может быть... - то ли с восхищением, то ли с  завистью  просипел
он, а потом резко спросил:
   - Кто второй?
   - Подружка Елены - некая Дарья. Я сейчас у нее Дома, а  она  лежит  в
коридоре с ножом в сердце. Я опоздала самое большее на пять минут, босс.
Но поверьте, я очень спешила...
   - Это уже не имеет значения. Лена у себя дома?
   - Да, ее убили кисточкой.
   - Какой еще кисточкой?
   - Обычной. Какой картины рисуют. Она художница...
   - Ясно. Писем там, конечно же, не было.
   - Не было.
   - Ладно, скажи мне адрес этой Даши и приезжай в офис. Ничего  там  не
трогай, поняла?
   Я продиктовала ему адрес, вышла,  не  глядя  на  Дашу,  из  квартиры,
прикрыла дверь и спустилась к машине...
   - Ну что ж, кажется, что-то проясняется, -  пробормотал  босс,  когда
через час мы сидели в его кабинете в ожидании результатов  осмотра  мест
преступлений. Родион был мрачен, как предгрозовая туча.  От  его  былого
настроения, когда он думал  легко  раскрутить  это  дело  за  сутки,  не
осталось и следа. Два жутких убийства,  последовавшие  одно  за  другим,
повергли его в шок и, похоже, завели в тупик.
   - И что же для вас проясняется? -  уныло  вздохнула  я.  -  Мне  так,
например, совсем ничего не понятно.
   - Проясняется то,  что  взялись  мы  за  одно  дело,  а  раскручивать
придется другое, - пробормотал он, выжидающе поглядывая  на  телефон.  -
Как думаешь, стоит позвонить Диме и поторговаться?
   - Думаю, позвонить в любом случае стоит. Нужно узнать у него, в каких
отношениях его брат был с Дашей. За что он мог ее убить?
   Босс удивленно взглянул на меня и хмыкнул:
   - А с чего ты взяла, красавица, что это убивает Алексей?  Думаешь,  у
этих свободных художниц  врагов  мало?  Я  тут  позвонил  кое-кому,  они
проверили - нигде  Алексей  Коломейцев  не  значится  и  не  фигурирует.
Границу он не пересекал, авиабилеты не покупал, в милицию и  в  больницу
не попадал. Это информация  по  всей  России.  Мне  сообщили  результаты
небольшого  расследования,  которое  было  предпринято  в  самом  начале
розыска, когда поступило заявление об исчезновении.
   Его машину нашли уже  разворованной,  там  полно  всяких  отпечатков,
никаких ценных вещей не осталось - все утащили, даже колеса и кресла, не
говоря уж о двигателе. Остался один каркас и почему-то номера. По ним  и
определили.
   Следователь, который вел это дело, пришел к выводу,  что  парень  был
похищен с неизвестной целью и убит.  Или  просто  пассажир  ему  попался
слишком нервный - всякое случается нынче. Не  исключено,  что  его  тело
найдут весной вытаявшим из-под снега в ближайшем подмосковном лесу.
   - И так могло быть,  -  согласилась  я.  -  Но  ведь  Дмитрий  что-то
чувствует... И потом эти письма с интимными подробностями...
   - Ну с письмами, во-первых, ничего не известно - их нет, - неуверенно
возразил босс. - Хотя у меня тоже есть предчувствие,  что  Алексей  жив,
его никто не похищал, а он сам смылся с деньгами. Возможно, обманув  при
этом какого-нибудь своего сообщника, и  тот  решил  таким  вот  странным
образом отомстить дружку. И теперь устраивает здесь эти кошмары.
   - Думаете, нужно искать  неизвестного  сообщника?  Родион  ничего  не
успел ответить, потому что зазвонил телефон и он  схватился  за  трубку.
Минут десять он что-то выслушивал, потом вернул трубку на место и тускло
проговорил:
   - Труба дело, Мария. Никаких отпечатков  пальцев,  никаких  следов  и
свидетелей. Я переслал ребятам по факсу фотографию  этого  Алексея,  они
опросили всех соседей, но никто в обоих домах такого парня и в глаза  не
видел. В обоих домах видели похожую на  тебя  девушку,  но  это,  как  я
понял, ты и была. Так что зацепиться не за что...
   - А что еще говорят?
   - Обе, слава тебе господи, умерли мгновенно, обе сами открыли двери и
впустили убийцу, и обе не ожидали,  что  он  таковым  окажется.  Никаких
следов борьбы. Он просто наносил  неожиданный  точный  удар  и  спокойно
уходил. Зачем - непонятно. Все вещи и ценности на месте, то есть это  не
тривиальное  ограбление,  а  преднамеренное  убийство.   Сейчас   ребята
выясняют круг знакомств этих девушек и будут всех  шерстить  на  предмет
алиби и возможных поводов для убийства.  Но  лично  я  в  этом  не  вижу
никакого смысла.
   - Я тоже. Что будем делать?
   Босс поправил очки, почесал  в  затылке  и  полез  в  ящик  стола  за
трубкой.
   - Я сейчас  позвоню  Диме,  -  буркнул  он,  нежно  разминая  вышитый
Валентиной кисет с табаком. - Пусть приезжает и рассказывает  все.  И  о
цене переговорю. Если выяснится, что это его брат причастен к убийствам,
то Диму самого притянут за то, что он  скрыл  от  следствия  факт  кражи
денег. Если бы не скрыл, то Алексея искали бы лучше и  убийств  не  было
бы.
   - О подругах его расспросите, - посоветовала я робко. - Эта Даша, как
я поняла, была знакома с Алексеем, и  тот  не  оставил  у  нее  хорошего
впечатления.
   Хотя не знаю...
   - Тебе и не нужно ничего знать, - босс начал  раскуривать  трубку.  -
Поезжай домой к Коломейцевым,  поговори  с  родителями,  может,  найдешь
какую-нибудь ниточку.
   - А что я им скажу? Кто я такая?
   - Так и скажи, что Дмитрий нас нанял, потому  что  милиция,  мол,  не
справляется - обычная история. Только про убийства ничего не  говори.  И
вообще,  веди  себя  так,  будто  только  знакомишься  с   делом.   Все,
отправляйся...
   Ангелина Степановна, мать Алексея и Димы, ждала меня, стоя в открытых
дверях квартиры. Мы с ней  поговорили  по  телефону,  и  я  сказала,  во
сколько примерно приеду, но она, как видно, простояла на площадке  минут
пятнадцать, потому что порядком продрогла  и  даже  накинутый  на  плечи
пуховый платок  мелко  дрожал  вместе  с  плечами.  Ей  было  далеко  за
пятьдесят, она  была  плотной,  среднего  роста,  довольно  красивой,  с
густыми седыми волосами, собранными сзади в хвост и  гладко  облегающими
круглую голову. Увидев ее, я сразу поняла, от  кого  сыновьям  достались
красивые глаза и губы. Только у этой женщины глаза смотрели очень устало
и с болью, а на губах дрожала вымученная улыбка. Видно, она очень сильно
переживала исчезновение младшего сына...
   - Здравствуйте, - проговорила она мягким, приятным голосом,  отступая
в  прихожую,  -  проходите,  пожалуйста.   Я   тут   немного   постояла,
проветрилась...
   - Добрый день, - приветливо улыбнулась я в ответ, входя в квартиру. -
Не стоило так беспокоиться, я бы позвонила.
   - Да разве это беспокойство, - вздохнула  она.  -  У  нас  тут,  сами
знаете, какие беспокойства... Ладно, проходите в комнату, я  сейчас  чай
принесу...
   Чуть позже мы сидели  с  ней  на  диване  за  журнальным  столиком  в
гостиной, пили ароматный фруктовый чай, хрустели сушками и разговаривали
об Алексее.
   - Нет, он никогда не был плохим, - говорила  она.  -  В  отличие,  от
Димы.
   Это с тем я много крови попортила, пока воспитала и в люди вывела,  а
с Лешенькой проблем вообще не было. Болел вот только он часто,  но  зато
характер у него золотой, весь в меня. Дима, тот все-таки больше в отца -
такой же властный, самолюбивый, уверенный, а Леша всегда  такой  мягкий,
ласковый, тихий, пожалеет всегда, если кому  плохо...  -  Она  задумчиво
вздохнула, а я спросила:
   - А вы не ссорились перед этим? Может, поскандалили или обидели  его,
вот он и решил сбежать...
   Она взглянула на меня так, словно я  нанесла  ей  кровную  обиду,  но
потом улыбнулась и ответила:
   - Что вы, как можно... Леша никогда, во-первых, не  был  обидчивым  и
злопамятным, а во-вторых, он не способен сделать кому-то больно. В  него
это просто не заложено природой, как и в меня. Я  даже  не  представляю,
что нужно сделать с ним такое, чтобы он решился причинить кому-то зло, а
тем более уж своим самым близким людям. Он просто ангел, понимаете?
   - Понимаю, - кивнула я, видя перед собой лишь ослепленную  любовью  к
сыну мать.
   - Нет, не понимаете.  -  Она  посмотрела  мне  в  глаза,  прочла  мои
сомнения, и мне стало неловко. - Он даже,  когда  в  школе  еще  учился,
никогда к Диме не прибегал и не жаловался, если  его  обижали  или  даже
били. До абсурда доходило: придет домой весь в синяках,  в  крови,  Дима
его спрашивать начинает, за  что,  мол,  тебя,  за  дело  или  как?  Тот
отвечает, что просто так взяли и избили за то, что не курит. А кто избил
- не говорит ни в какую. Дима с отцом просто злостью исходили, так у них
руки чесались наказать подонков, а он молчит. Потом, когда постарше стал
и сам кого хочешь избить  мог  -  карате  занимался,  -  признался,  что
молчал, потому что не хотел стать причиной чьей-то боли, пусть даже  его
обидчиков. Теперь представляете себе его характер?
   - Теперь представляю, - пролепетала я пристыженно. - Таких,  как  он,
очень мало.
   - Он мне всегда чем-то князя Мышкина напоминал,  -  улыбнулась  опять
Ангелина Степановна, -  такой  же  мягкий,  стеснительный,  поразительно
честный, бесконечно добрый, немного наивный и робкий...
   - Дима нам говорил, что в последнее время вам кто-то звонит и дышит в
трубку, - осторожно начала я переходить к делу. - Вам кажется,  что  это
Алеша?
   Она нахмурилась, и губы  ее  дрогнули.  Мне  показалось,  сейчас  она
заплачет, но Ангелина Степановна сдержалась и быстро проговорила, отведя
глаза:
   - Да, кто-то звонит иногда и молчит. И мне кажется, что это Алеша.  Я
это сердцем чувствую. Раньше я что-то  говорила,  спрашивала,  кто  это,
зачем балуются, а теперь сразу бросаю трубку.  Но  это  еще  ерунда,  на
самом деле. Я бы на эти звонки и внимания не обратила, если бы  не  одно
более веское обстоятельство...
   - Да? И какое же? - чуть не захлебнулась я чаем.
   - Только вы Диме ничего не говорите - не хочу его  расстраивать.  Да,
может, и кажется мне это все - сами понимаете, только об этом и думаю.
   - Так что же все-таки произошло?  Нам  необходимо  знать  все,  любая
мелочь может оказаться полезной.
   Она помолчала немного, задумчиво крутя пустую чашку в  руках,  потом,
бросив мимолетный взгляд  на  закрытую  дверь  в  другую  комнату,  тихо
произнесла:
   - Леша здесь бывает...
   В этот момент я как раз перекусывала сушку, и ее хруст в сочетании  с
услышанным произвел эффект разорвавшейся бомбы - у  меня  в  мозгах  все
помутилось, глаза расширились от ужаса, я замерла  с  открытым  ртом,  и
чашка в моей руке затряслась.
   - Что? Как вы сказали? - выдав ила я.
   - Да вы не волнуйтесь так, -  испуганно  проговорила  она,  глядя  на
меня.
   - На вас лица прямо не стало. Не в  буквальном  смысле,  конечно,  он
приходит, а... как бы вам сказать... - Она опять посмотрела на дверь.  -
В общем, у Леши комната  вон  там.  Я  все  его  вещи  по  своим  местам
разложила,  когда  стало  ясно,  что  он  точно  пропал.  А  потом   мне
приснилось, что его нунчаки не в шкафу лежали, куда я их сунула,  а  под
кроватью. Утром проснулась, у отца спросила, он тоже сказал, что Леша их
все время под кроватью держал. Пошла я в комнату,  чтобы  переложить,  и
знаете что? - Она посмотрела на меня долгим взглядом, будто решая, стоит
ли мне говорить или нет, и наконец закончила:
   - Нунчаки уже лежали под кроватью. Бред, скажете?
   - Не скажу, - соврала я. - А может, вы их туда и  положили  с  самого
начала?
   - Нет, - тихо, но твердо произнесла женщина, - я их туда не клала.
   Отлично помню, что сунула их в  шкаф.  И  потом,  я  ведь  там  часто
убираю, и не один раз видела их в шкафу, - она вдруг усмехнулась. -  Вот
вы на меня смотрите сейчас, как на  помешанную,  а  ведь  я  вам  самого
главного еще не рассказала...
   - Неужели еще что-то было? - опешила я.
   - Да, - просто ответила она, - все главное  началось  как  раз  после
этих злополучных нунчаков. Раньше ведь я не обращала внимания на то, что
и где лежит в его комнате, а тут невольно начала приглядываться. Сначала
пропала его ручка.
   Была у него такая, набранная из разноцветных  пластмассовых  колечек,
он ее сам когда-то сделал, еще в школе. И она все время у него на  полке
рядом с тетрадями и блокнотами лежала. На работу он ее не  брал,  потому
что уж больно она несолидная, а дома все время  ею  пользовался.  И  вот
пропала недели две назад. Я все обыскала - нету. К отцу  -  он  говорит,
что вообще туда не заходил, в общем, мистика, да и только. Грешным делом
начала на Диму думать, но спросить постеснялась - он у нас строгий, да и
нервничает много в последнее время, после  того,  как  Леша  пропал.  Но
уверена, что он эту ручку не брал, потому как терпеть ее не  мог  и  все
время Лешу ругал, что, мол, у того еще детство из головы не выветрилось,
игрушками балуется. А потом отец у него все же  спросил,  как  бы  между
прочим, дескать, помнишь Лешину ручку?  Тот  сказал,  что,  естественно,
помнит и что видел ее недавно в Лещиной комнате на полке.
   - Может, завалилась куда? - предположила я, обдумывая услышанное.
   С укоризной взглянув на меня, Ангелина Степановна ничего не  ответила
и стала наливать себе кипяток. Затем добавила в чашку заварки, сахару  и
стала задумчиво помешивать чай маленькой мельхиоровой ложечкой.
   - Вместе с  ручкой  тогда  еще  и  один  блокнот  пропал,  с  зеленой
корочкой.
   Они там стопочкой  на  полке  лежат,  все  разноцветные.  Я  их  сама
складывала, каждый протерла, по цветам подобрала, чтобы красиво  лежали,
и точно запомнила, что зеленый был только один. Все по два, а этот  один
- до пары не хватало...
   - А что в блокноте было?
   - Не знаю, я в них не заглядывала никогда. Но,  на-'  верное,  ничего
важного,  ведь  когда  из  милиции   приходили,   они   все   его   вещи
просматривали, искали какие-нибудь зацепки, но  не  нашли  и  ничего  не
взяли.
   - А что еще пропало?
   - Кисточка...
   Очередная сушка застыла у моего рта, и я сипло переспросила:
   - Какая кисточка?
   - Обыкновенная, - пожала  она  плечами,  -  которой  рисуют.  Большая
такая.
   Они у него все в специальной коробке лежат, каждая в своем гнезде,  а
вот этой теперь нет. Но была... по-моему.
   - А Леша разве рисовал? - удивилась я.
   - Да, он очень хорошо рисовал, - женщина  грустно  улыбнулась.  -  Но
так, чисто для себя. В школе в изостудию ходил, хотел  в  художественное
училище поступать, но брат его отговорил, сказал, что  сначала  нужно  в
жизни укрепиться, денег заработать,  а  потом  уже  и  рисовать  в  свое
удовольствие. И Леша стал помогать ему в делах.
   - А можно взглянуть на его рисунки?
   Ангелина  Степановна  встала  и  провела  меня  в   Лешину   комнату,
оказавшуюся совсем маленькой. Там почти впритык друг к другу  помещались
небольшая кровать, у окна стол-бюро с единственным  стулом  и  шкаф  для
одежды у двери. На ковре над кроватью в простых деревянных рамках висели
две маленькие картины - пейзажи, исполненные акварелью, причем  довольно
неплохие. На стене еще висели забитые аккуратно  расставленными  книгами
полки. Из-за шкафа выглядывал сложенный мольберт.
   - Вот здесь он и  прожил  всю  свою  жизнь.  -  Она  обвела  взглядом
комнатушку. - Тесновато, правда, но ему нравилось. И рисовал он здесь.
   Расстав