редадите мне, помогают молитвы или нет; если помогают, мы усилим моления".

"Не посылайте ко мне никого, ваше преподобие! - сказала жена. - Мой муж
безумно ревнив, и если только он узнает, что ко мне приходили, то
непременно заберет себе в голову, что не с доброй целью, и потом уж
никакими силами у него это из головы не выбьешь, целый год будет меня
тиранить".

"Не беспокойтесь, сударыня, - возразил ревнивец. - Я буду действовать так,
что об этом вы ни единого слова от него не услышите".

"Тогда я согласна", - молвила жена. Поисповедовавшись и получив отпущение
грехов, она встала с колен, а затем побыла у обедни.

Ревнивец, вздыхая о плачевной своей судьбе, снял рясу и пошел домой, и
дорогой он все думал о том, как застанет жену со священником и как им обоим
задаст жару. Придя из церкви, жена глянула на мужа и по выражению его лица
сейчас догадалась, что испортила ему праздник, а муж всеми силами старался
скрыть от нее все, что он совершил, а также все, что, как ему казалось, он
разузнал.

Задумав подкараулить священника ночью на улице, у входа в дом, он сказал
жене: "Нынче я дома не ужинаю и не ночую. Запри получше входную дверь,
дверь на лестницу и дверь к себе в комнату, захочется спать - ложись".

"Ладно", - сказала жена.

Улучив минутку, она подошла к щели и подала условный знак; услышав его,
Филиппо тоже подошел к щели. Она сообщила ему о своем утреннем похождении,
а также о том, что муж сказал ей дома. "Но только никуда он не уйдет, - в
этом я больше чем уверена, - примолвила она, - а будет караулить у входа,
так что если ты хочешь побыть со мной, то постарайся пробраться ко мне
через крышу".

"Так я и сделаю, сударыня", - придя в восторг, сказал молодой человек.

Ночью ревнивец, захватив с собой оружие, до времени притаился в одной из
нижних комнат, а жена велела запереть все двери, особенно крепко - дверь на
лестницу, чтобы ревнивцу нельзя было подняться наверх, молодой же человек
выждал время, затем, соблюдая вящую осторожность, пробрался к ней, и тут
они улеглись и принялись ублажать и услаждать друг дружку, а с рассветом
молодой человек перебрался к себе. Ревнивец между тем почти всю ночь,
поджидая священника, простоял с оружием в руках у входа; когда же занялся
день, он, измученный, голодный, иззябший, не в силах долее бодрствовать,
лег спать внизу. Встал он около шести утра, когда входная дверь была уже
отперта, и, сделав вид, будто только что откуда-то явился, накинулся на
еду. А немного погодя он подослал к жене мальчишку, будто это служка
священника, у которого она исповедовалась, и велел спросить, было ли у нее
известное ей лицо. Жена сейчас узнала посланца; она ответила, что нынче
ночью он не приходил и что если он и дальше так будет поступать, то
выскочит у нее из ума вон, хотя она вовсе не желает, чтобы он вылетел у нее
вон из ума.

Стоит ли рассказывать дальше? Еще много ночей простоял ревнивец у входа в
надежде подстеречь священника, а жена без передышки весело проводила время
с любовником. Однажды ревнивый супруг, потеряв терпение, грозно поглядел на
жену и спросил, что она тогда говорила священнику на исповеди. Жена
ответила, что не скажет, - это, мол, грешно и некрасиво.

"Бесчестная женщина! - вскричал тут ревнивец. - Как это для тебя ни
печально, я знаю, что ты говорила священнику, но мне нужно точно знать, кто
тот священник, в которого ты влюбилась по уши и который благодаря своим
заклинаниям спит с тобой каждую ночь! Говори, а не то я тебе все жилы
повытяну!"

Жена сказала, что ни в какого священника она не влюблена.

"Как? - воскликнул ревнивец. - Разве ты не говорила того-то и того-то на
исповеди?"

"Как видно, священник рассказал тебе об этом со всеми подробностями, -
можно подумать, что ты в это время был там и подслушивал, - заметила жена.
- Ну да, я ему в этом призналась".

"Говори же, кто этот священник? - воскликнул ревнивец. - Говори скорей!"

Жена усмехнулась. "Я люблю, когда простушка-жена ведет умного мужа, как
ведут за рога барана на бойню, - заметила она. - Впрочем, тебя умным не
назовешь, - ты весь свой ум растерял после того, как впустил к себе в душу
злой дух беспричинной ревности. И чем ты глупее и грубее, тем меньше это
делает чести мне. Неужели ты воображаешь, муженек, что мои телесные очи
столь же слепы, как твои духовные? Нет, они не слепы. Я с первого взгляда
поняла, кто этот священник, который меня исповедовал, я тебя сразу узнала,
но я решила, что ты у меня сейчас получишь то, на что сам набиваешься. И ты
получил. Если б ты в самом деле был умным человеком, за какового ты себя
почитаешь, ты бы не стал таким путем выведывать тайны своей верной жены, ты
постарался бы рассеять вздорные свои подозрения, ты бы сообразил, что она
тебе правду сказала и что в этой правде ничего позорящего тебя нет. Я тебе
сказала, что люблю священника, но ведь ты же тогда и был священником. Стало
быть, выходит, что я люблю тебя, хоть любить тебя и не за что. Я сказала,
что когда он хочет со мной спать, то ни одна дверь не служит ему
препятствием. Ну, а когда ты шел ко мне, хоть одна дверь бывала заперта? Я
сказала, что священник проводит у меня все ночи. А когда ты ночевал не у
меня в комнате? Только перед тем, как подослать ко мне служку, и я ему так
и ответила, что священник ко мне не приходил. Только сумасшедший, ослепший
от ревности человек может всего этого не понять. Ты по ночам стоял на
страже у входа, а меня уверял, будто ужинал и ночевал не дома! Опомнись,
приди в себя, если не хочешь быть посмешищем для всех, кто, как и я, знает
о твоих проделках, и не ходи за мной по пятам. Уж если б я захотела
наставить тебе рога и будь у тебя не два, а сто глаз, - клянусь богом, я бы
тебя так сумела этим наградить, что ты нипочем бы и не догадался".

Незадачливый ревнивец воображал, что он очень ловко выведал тайну жены, но
тут он понял, что остался в дураках. Он ничего жене не ответил и, придя к
заключению, что жена у него умная и хорошая, перестал ее ревновать именно
тогда, когда имел для этого все основания, начал же он ее ревновать, когда
она не подавала для этого ни малейшего повода. Обретя почти полную свободу,
умная жена предлагала теперь своему возлюбленному пройти к ней не через
крышу, как кошки, а прямо в дверь и, действуя с оглядкой, много раз потом
блаженствовала с ним и веселилась.





































  Джованни Боккаччо : Декамерон : День седьмой




В то самое время, когда донна Изабелла принимает у себя Леонетто, к ней
приезжает ее поклонник, мессер Ламбертуччо; вслед за тем возвращается ее
муж; по ее просьбе мессер Ламбертуччо с ножом в руке выбегает из комнаты;
муж провожает Леонетто до самого дома



Рассказ Фьямметты привел слушателей в восхищение; все нашли, что жена
поступила совершенно правильно, - так, мол, дураку и надо. Затем король
велел рассказывать Пампинее, и она начала следующим образом:

- Многие в простоте душевной полагают, что Амур сводит людей с ума, что по
его милости люди, можно сказать, глупеют. Мне же это кажется заблуждением.
Предыдущие повести доказали нам ошибочность подобного заключения, но
все-таки я хочу еще раз вам это доказать на примере.

В нашем городе, где прежде всего было вдоволь, жила молодая, знатная,
красивая женщина, жена одного доблестного и состоятельного дворянина. Одни
и те же кушанья нам обыкновенно приедаются; иной раз нам хочется как-нибудь
поразнообразить кухню, - так вот и эта женщина: муж не вполне ее
удовлетворял, и она влюбилась в некоего Леонетто - юношу благовоспитанного
и добронравного, хотя и не родовитого, Леонетто же влюбился в нее, а когда
оба стремятся к одному и тому же, то, сколько вам известно, чаемое ими чаще
всего сбывается, - так и тут: юноше и даме потребовалось немного времени
для того, чтобы достигнуть предела их любовных мечтаний. Нужно же было
случиться так, что в нее, красивую, очаровательную женщину, безумно
влюбился мессер Ламбертуччо, ей же он был отвратителен и омерзителен, и
никакого чувства она питать к нему не могла. Долго ей докучали его
посланцы, но -безуспешно; наконец мессер Ламбертуччо велел передать ей, что
он человек могущественный и что если она ему не уступит, то он ее опозорит.
Зная, что от этого человека всего ожидать можно, она испугалась и рассудила
за благо покориться.

На лето донна Изабелла, - так звали даму, - выехала в прекрасное свое
имение, как обыкновенно поступают все наши дамы, и вот, когда однажды утром
муж ее на несколько дней зачем-то уехал, она тут же дала об этом знать
Леонетто, и Леонетто, в совершенном восторге, мигом к ней прикатил. Сведав,
что муж донны Изабеллы отлучился из дому, мессер Ламбертуччо тоже поехал к
ней верхом, без спутников, и постучался в ворота. Служанка бросилась к
своей госпоже, у которой в это время был Леонетто, и, вызвав ее, сказала:
"Сударыня! К вам приехал мессер Ламбертуччо! Один!" В эту минуту донне
Изабелле показалось, что в целом мире нет женщины несчастнее ее. Насмерть
перепугавшись, она попросила Леонетто сделать ей одолжение - спрятаться за
пологом и побыть там, пока не уйдет мессер Ламбертуччо. Леонетто боялся
мессера Ламбертуччо не меньше, чем донна Изабелла, а потому, не теряя
времени, спрятался. Донна Изабелла велела служанке отворить мессеру
Ламбертуччо. Служанка отворила. Мессер Ламбертуччо сошел во дворе с коня,
привязал его и поднялся наверх. Донна Изабелла как ни в чем не бывало вышла
к нему на лестницу, сделала вид, что она ему очень рада, и спросила, как он
поживает. Поклонник обнял ее и поцеловал. "Душенька моя! - молвил он. - Мне
сказали, что вашего мужа нет дома, - вот я к вам ненадолго и приехал". Тут
они вошли в комнату, заперлись, и мессер Ламбертуччо начал с ней
развлекаться.

В это самое время вернулся муж, чего донна Изабелла уж никак не могла
ожидать. Увидев его, когда он был уже недалеко от дома, служанка взбежала
на лестницу и крикнула своей госпоже: "Сударыня! Ваш супруг приехал!
Наверно, уже на дворе".

При мысли, что у нее двое мужчин и что мессера Лабертуччо не спрячешь,
потому что конь его стоит на дворе, хозяйка помертвела. Но ее тут же
осенило, и, соскочив с постели, она обратилась к мессеру Ламбертуччо с,
такими словами: "Мессер! Если вы желаете мне добра и хотите избавить меня
от смерти, вы поступите так, как я вас сейчас научу. Возьмите нож, сделайте
злое лицо, прикиньтесь разгневанным и, спускаясь по лестнице, кричите: "Я с
тобой еще разделаюсь, вот как бог свят!" И если мой муж станет вас
удерживать, о чем-либо спрашивать, то ничего ему не отвечайте, не
останавливайтесь, садитесь на коня и уезжайте".

Мессер Ламбертуччо обещал исполнить ее просьбу. Щеки у него пылали и от
напряжения, и с досады, что вернулся супруг; он выхватил нож и выбежал из
комнаты. Муж, который к этому времени уже спешился во дворе, с удивлением
посмотрел на привязанного коня и только хотел было подняться наверх, как
увидел спускавшегося мессера Ламбертуччо; подивившись и угрозам его, и
всему его виду, он спросил: "Что с вами, мессер?"

Мессер Ламбертуччо ступил в стремя, сел на коня, крикнул: "Я с тобой еще
разделаюсь, вот как перед богом говорю!" - и ускакал.

Поднимаясь по лестнице, почтенный супруг увидел, что жена, растерянная,
напуганная, стоит на самом верху. "Что это значит? - спросил он. - Кому
грозит мессер Ламбертуччо и что его привело в такое негодование?"

На это ему донна Изабелла, подойдя поближе к двери комнаты, чтобы Леонетто
мог ее слышать, ответила так; "Если б вы знали, какого я страху
натерпелась! К нам в дом вбежал неведомый мне юноша, за которым гнался с
ножом мессер Ламбертуччо. Случайно дверь в мою комнату была отворена - он
влетел сюда и, весь дрожа, проговорил: "Сударыня! Спасите меня бога ради,
иначе меня убьют у вас на глазах!" Я вскочила и только хотела спросить, кто
он таков и что с ним приключилось, как в дверях показался мессер
Ламбертуччо. "А, ты вот где, злодей?" - крикнул он. Я стала на пороге и не
впустила его, он же был настолько учтив, что не оттолкнул меня, - он только
долго грозил юноше, а потом, как вы видели, спустился во двор".

Муж ей на это сказал: "Ты хорошо поступила, жена. Если б у нас в доме
произошло убийство, нам бы позору вовек не избыть, со стороны же мессера
Лабертуччо величайшей низостью было разыскивать спрятавшегося у нас
беглеца". Тут он спросил, где сейчас этот юноша.

"А я не видала, где он схоронился", - отвечала жена.

"Где же ты? - крикнул муж. - Выходи, не бойся!"

Леонетто слышал весь этот разговор; ни жив ни мертв от самого настоящего,
неподдельного страха он вышел из своего тайника.

"Что у тебя произошло с мессером Ламбертуччо?" - спросил муж.

"Ровным счетом ничего, мессер, - отвечал юноша. - Я совершенно уверен, что
он не в своем уме или принял меня за кого-то другого. Мы встретились с ним
на дороге, что ведет к вашей усадьбе. Он ни с того ни с сего выхватил нож
да как крикнет: "Умри, злодей!" Я не стал спрашивать, за что это он меня, а
со всех ног пустился прочь, вбежал в ваш дом - и тут, по милости божией и
по милости благородной этой дамы, был спасен".

"Ну, теперь тебе бояться нечего, - сказал муж. - Я доставлю тебя домой
целым и невредимым, а там уж ты постарайся выяснить, что он против тебя
имеет".

Накормив молодого человека ужином, он посадил его на коня, поехал с ним во
Флоренцию и проводил до самого дома, а молодой человек по совету донны
Изабеллы в тот ж вечер вступил в тайные переговоры с мессером Ламбертуччо,
и они между собой так хорошо поладили, что хотя происшествие это наделало
много шуму, супруг так и не догадался, что жена его одурачила.





































  Джованни Боккаччо : Декамерон : День седьмой




Лодовико изъясняется донне Беатриче в любви; она велит своему мужу,
которого зовут Эгано, надеть ее платье и отправляет его в сад, а сама
милуется с Лодовико; наконец Лодовико встает, выходит в сад и колошматит
Эгано



Изобретательность донны Изабеллы, о коей поведала Пампинея, поразила все
общество, однако Филомена, которой король велел рассказывать после
Пампинеи, заметила:

- Любезные дамы! Я могу и ошибаться, но все же мне кажется, что дама, о
которой я собираюсь вам рассказать, не менее сообразительна и ловка.

Надобно вам знать, что в Париже некогда жил флорентийский дворянин, и вот
этот самый дворянин, обеднев, порешил заняться торговлей, быстро пошел в
гору и не в долгом времени сказочно разбогател. У него был единственный
сын, которого он назвал Лодовико. Отцу не хотелось, чтобы сын шел по
торговой части; в надежде, что тот поддержит честь его рода, он за прилавок
его не поставил, - по желанию отца Лодовико вместе с другими дворянами
поступил на службу к французскому королю, и здесь он научился светскому
обхождению и многим другим хорошим вещам. И вот как-то раз, когда молодые
люди, в том числе Лодовико, между собою беседовали, к ним присоединились
рыцари, ездившие на поклонение Гробу Господню и недавно возвратившиеся, и
тут один из рыцарей, услышав, что юноши толкуют о том, где красивее женщины
- во Франции, в Англии или же еще где-либо, стал уверять, что он объездил
весь свет, видел немало красивых женщин, но такой красавицы, какова донна
Беатриче, жена Эгано де Галуцци из Болоньи1, ему видеть не приходилось. Его
приятели, которые тоже видели ее в Болонье, это подтвердили. Лодовико
никого еще не любил, а тут вдруг, услыхав про донну Беатриче, загорелся
желанием увидеть ее и больше ни о чем не мог думать. Положив во что бы то
ни стало поехать к ней в Болонью и, если донна Беатриче придется ему по
сердцу, там и остаться, он подпустил отцу турусы, что, мол, хочет ехать на
поклонение Гробу Господню. Отец дал свое согласие, хотя и с большим
неудовольствием.

И вот, назвавшись Аникино, Лодовико выехал в Болонью, по милости судьбы на
другой же день увидел эту даму во время торжества и нашел, что она еще
прекраснее, чем о ней говорят. С первого же взгляда влюбившись в нее без
памяти, он решил, что не покинет Болонью до тех пор, пока не добьется
взаимности. Подумав о том, что должно для этого предпринять, он выбрал один
путь, все же остальные отверг: ему пришло на ум, что если он поступит в
услужение к ее мужу, - а у того слуг было много, - то, быть может, ему
удастся достигнуть цели. Распродав коней, позаботившись о том, чтобы как
можно лучше пристроить своих слуг и наказав им делать вид при встрече,
будто они его не знают, Лодовико подружился с хозяином той гостиницы, где
он остановился, и сказал ему, что с удовольствием пошел бы в услужение к
хорошему господину, если бы таковой нашелся. Хозяин ему на это сказал: "Ты
бы как раз подошел одному здешнему дворянину по имени Эгано, - у него много
слуг, и нанимает он только таких же из себя видных, как ты. Я с ним
поговорю". Обещание свое хозяин исполнил: отправился к Эгано и не ушел от
него до тех пор, пока тот не взял Аникино; Аникино же был на седьмом небе.
Поступив к Эгано, он получил возможность часто видеть его жену; между тем
служил он усердно и так старался во всем угодить Эгано, что тот полюбил
его, не делал ни шагу, не посоветовавшись с ним, и поручил его заботам не
только свою особу, но и свои дела.

И вот как-то раз Эгано отправился на охоту, Аникино же с ним не поехал, и
донна Беатриче, которая хоть и не знала еще, что он ее любит, однако ж,
присмотревшись к нему и понаблюдав за тем, как он себя держит, составила о
нем хорошее мнение и благоволила к нему, села играть с ним в шахматы. Чтобы
доставить ей удовольствие, Аникино нарочно проигрывал, - только делал это
весьма искусно, - а донна Беатриче была от того в восторге.

Когда следившие за игрой служанки ушли, оставив их вдвоем, Аникино тяжело
вздохнул.

Донна Беатриче подняла на него глаза. "Что с тобой, Аникино? - спросила
она. - Тебе неприятно, что я выигрываю?"

"О нет, сударыня! - отвечал Аникино. - Стал бы я из-за таких пустяков
вздыхать?"

"Если ты меня любишь, скажи, что у тебя такое", - молвила донна Беатриче.

Услыхав, что та, которую он любил больше всего на свете, говорит ему: "Если
ты меня любишь", - Аникино вздохнул еще тяжелее, - тогда донна Беатриче
снова обратилась к нему с просьбой объяснить ей, отчего он вздыхает.
Аникино же ей сказал: "Боюсь прогневать вас, сударыня. А еще меня пугает,
что вы расскажете об этом другому".

"Я не обижусь, уверяю тебя, - сказала донна Беатриче, - и никому ничего не
скажу, - можешь быть спокоен, - разве уж ты сам меня об этом попросишь.

"Ну, раз вы обещаете, я скажу", - молвил Аникино и чуть ли не со слезами на
глазах поведал ей, кто он таков, сказал, что он о ней слышал, где и при
каких обстоятельствах полюбил ее и с какой целью поступил в услужение к ее
мужу, а затем обратился к ней с покорной просьбой сжалиться над ним и, если
только это для нее возможно, исполнить его сокровенное и страстное желание;
если же она не согласна, то пусть, мол, все останется по-прежнему, только
да будет ему позволено любить ее.

О на диво мягкосердечные женщины Болоньи!2 Как вы всегда в подобных случаях
великодушно поступали! Слезы и вздохи на вас не действовали; зато вы
неизменно приклоняли слух к мольбам и уступали страсти любовной. Если б я
считал себя достойным, я восславлял бы вас неустанно.

Пока Аникино рассказывал, донна Беатриче не сводила с него глаз; она вполне
ему поверила, чувство, которое он выражал в своих мольбах, глубоко запало
ей в душу, наконец и из ее груди вырвался вздох, и она обратилась к Аникино
с такой речью: "Милый мой Аникино! Можешь быть уверен: ни подношения, ни
посулы, ни ухаживания сановников, вельмож и чьи бы то ни было еще, - а ведь
за мной ухаживали и сейчас еще ухаживают многие, - не затронули моего
сердца настолько, чтобы я кого-нибудь полюбила, ты же в кратчайший срок, -
пока изъяснял мне свои чувства, - достигнул того, что теперь я в большей
мере принадлежу тебе, нежели себе самой. Я убедилась, что ты ст