клал ее, почти живую, на сковородку, а потом девушки, как им велел отец,
самых красивых рыбок стали бросать на стол королю, графу и своему отцу.
Рыбы трепыхались на столе, что очень забавляло короля; по примеру девушек
он ловким движением стал бросать им рыбу обратно, и эта игра продолжалась
до тех пор, пока слуга не изжарил всю рыбу, которую он получил от девушек,
и тогда мессер Нери распорядился предложить ее королю не как дорогое и
редкостное кушанье, а скорее в виде закуски. Удостоверившись, что рыбы
наловлено много и что вся она изжарена, девушки вышли из воды; их тонкая
белая одежда прилипла к телу и уже почти не скрывала нежных его очертаний.
Обе девушки захватили всю свою снасть и, потупившись, прошли мимо короля к
дому. Король, граф и те, кто им прислуживал, загляделись на них; каждый
отметил про себя их красоту, изящество, приветливость и благовоспитанность,
но особенно понравились они королю, - когда они вышли из воды, он впился в
них глазами, так что если б его в ту минуту кто-нибудь ущипнул, он бы этого
не почувствовал. Он еще ничего про них не знал, но уже только о них и
думал, и ему страх как хотелось понравиться им, из чего он заключил, что
если он себя не пересилит, то непременно влюбится, а между тем он не мог бы
сказать, какая из них произвела на него более сильное впечатление - так они
были похожи.

Наконец, выйдя из задумчивости, король, обратясь к мессеру Нери, спросил,
кто эти две девушки. "Это, государь, мои две дочки, близнецы, - отвечал
мессер Нери, - одну из них зовут Джиневра Красотка, а другую - Белокурая
Изольда". Король весьма одобрительно о них отозвался и сказал, что им пора
замуж, но мессер Нери ответил, что он не собирается их отдавать.

Когда нечего уже было подать на ужин, кроме фруктов, снова появились обе
девушки в платьях из великолепной тафты и поставили перед королем два
огромных серебряных блюда с плодами, какие только в то время года можно
было найти в саду. Затем отошли от стола и запели песню, которая начиналась
так:

Куда, Амур, явилась я -
Поведать у меня нет силы.

Королю, с наслаждением на них смотревшему и слушавшему их приятное и
стройное пение, казалось, будто все ангельские силы слетели с небес и
запели. Затем девушки опустились на колени и обратились к королю с покорною
просьбою отпустить их, и король, хоть и нелегко это ему было, с напускною
веселостью дозволил им удалиться. После ужина король и его спутники сели на
коней, простились с мессером Нери и, беседуя о разных вещах, возвратились
во дворец.

Король таил от всех сердечное свое влечение, но и занимаясь важными делами,
он всякий раз вызывал в своем воображении восхитительную и обворожительную
красоту Джиневры, любовь к которой он перенес и на схожую с нею сестру, и в
конце концов так запутался в любовных сетях, что ни о чем другом и думать
не мог; подружившись с мессером Нери, он под разными предлогами, а на самом
деле - чтобы повидать Джиневру, часто посещал его прекрасный сад. Когда же
он почувствовал, что не в силах терпеть долее эту муку, то, не видя иного
средства, надумал похитить у отца даже не донну, а двух дочерей, и
рассказал о сердечной своей привязанности и о своем замысле графу, граф же,
будучи человеком благородным, сказал ему на это следующее: "Ваше
величество! Никого другого вы бы так не поразили своим признанием, как
меня, - ведь я знал вас еще ребенком и, как никто, изучил ваш нрав. Если не
ошибаюсь, вы и в юности, - а когда мы молоды, любви легче запустить в нас
когти, - не были охвачены столь бурной страстью, - и вдруг теперь, на
склоне лет, вас полонила любовь - это так странно, так на вас не похоже,
что я не верю своим ушам. Когда б я имел право упрекать вас, я бы нашелся,
что сказать: ведь вы же еще не сняли бранных доспехов, вы находитесь во
вновь завоеванном королевстве, среди незнакомого народа, здесь полно
заговорщиков и вероломцев, у вас выше головы великих забот и важных дел, вы
еще не успели укрепить свою власть, вам столько еще предстоит совершить, а
вы поддаетесь любовному соблазну! Это простительно не сильному духом
королю, а слабовольному юнцу. Мало того: вы намереваетесь похитить обеих
дочерей у несчастного человека, который принял вас роскошнее, чем позволяли
ему средства, и который дозволил своим дочерям предстать перед вами, как
перед особо почетным гостем, полунагими, - этим он хотел показать, как он
вам доверяет и что он не сомневается, что вы король, а не злой волк. Неужто
вы успели забыть, что доступ в это королевство вам открыли насилия, которые
Манфред чинил над женщинами?5 Отнять у человека, который вас чествует, и
надежду, и честь, и отраду - за такое неслыханное вероломство вечных
мучений не избежать. Что станут про вас говорить? Вы, может быть, думаете,
что если вы скажете: "Я поступил с ним так потому, что он гибеллин", - то
это послужит вам оправданием. Но разве справедливый король так обходится с
тем, кто сдается на милость победителя, что бы он собою ни представлял?
Позвольте вам напомнить, государь, что победить Манфреда и разгромить
Коррадино - это величайшая доблесть, однако ж стократ доблестнее победить
самого себя; так вот, коль скоро ваш долг управлять людьми, вам надлежит
прежде всего победить себя и укротить свою страсть. Вы чистыми руками
добыли себе славу - бойтесь же загрязнить ее!"

Слова эти больно отозвались в душе короля; они тем более его огорчили, что
в глубине души он не мог не признать правоту своего собеседника. "Граф! -
тяжело вздохнув, - заговорил король. - Я также держусь того мнения, что
многоопытному воину любой, самый сильный враг покажется слабым и легко
одолимым в сравнении с собственным вожделением. Горе мое велико, и усилия
от меня потребуются неимоверные, и все же ваши слова так на меня
подействовали, что немного спустя я докажу вам на деле, что если я умел
побеждать других, то сумею одолеть и себя самого".

Несколько дней спустя после этого разговора король возвратился в Неаполь,
во-первых, для того, чтобы не впасть в искушение, а, во-вторых, для того,
чтобы вознаградить мессера Нери за гостеприимство, и, хоть и горько ему
было уступить другому то, о чем он страстно мечтал, со всем тем положил он
выдать обеих девушек замуж так, как если бы они были родными его дочерьми.
Того ради король, с дозволения мессера Нери, поспешил дать им богатое
приданое и выдал за доблестных вельмож: Джиневру Красотку - за мессера
Маффео да Палицци, а Белокурую Изольду - за мессера Гвильельмо делла Манья.
Устроив их судьбу, король, отягченный печалью, отбыл в Апулию, и там
неустанными трудами ему удалось заглушить голос дикой его страсти; сбив и
сломав любовные оковы, он потом уже до конца дней пребывал свободным от
вожделений.

Иные, быть может, заметят, что выдать двух девушек замуж - это для короля
совсем не такое трудное дело. С этим я согласна. Но что так поступил
влюбленный король, что он выдал замуж ту, которую он любил, и при этом не
сорвал со своей любви ни единого листика, ни единого цветка, не снял с нее
ни единого плода, - это, на мой взгляд, поступок в высшей степени
благородный, даже сверхблагородный. Щедро вознаградить достойного человека,
великодушно облагодетельствовать любимую девушку и победоносно завершить
борьбу с самим собой - так мог поступить лишь наделенный возвышенною душою
король.



----------------------------------------------------------------------------



1 ...слышать о короле Карле Старшем, или Карле Первом, коего славному
походу и блестящей победе над королем Манфредом... - Имеется в виду победа
при Бенавенто (1266). Король Карл пользовался неизменной симпатией Боккаччо.

2 Нери дельи Уберти... - персонаж вымышленный, но какие-то Уберти
действительно были в числе изгнанных.

3 Кастелламаре ди Стабиа - старинное курортное место под Неаполем.

4 ...графу Ги де Монфору... - Ги де Монфор, один из преданнейших вельмож
Карла I. Был его викарием во Флоренции в 1270 году.

5 ...насилия, которые Манфред чинил над женщинами? - Обвинения, очень
распространенные среди современников Боккаччо.





































  Джованни Боккаччо : Декамерон : День десятый




Король Педро узнает о том, что больная девушка Лиза пламенно его любит; он
успокаивает ее, а немного погодя выдает замуж за благородного юношу, целует
ее в лоб и с того дня именует себя ее рыцарем



Когда Фьямметта окончила свой рассказ, то все наперебой принялись
восхвалять короля Карла за великодушное его мужество, - все, за исключением
одной дамы: она была гибеллинка, и ей хвалить короля не хотелось; засим
последовало повеление короля, и Пампинея начала так:

- Высокочтимые дамы! Всякий разумный человек сказал бы о добром короле
Карле то же, что и вы, - исключение составляет та, у которой есть особые
причины к нему не благоволить. Мне, однако ж, пришел на память поступок,
быть может, не менее похвальный, чем поступок короля: я имею в виду то, как
обошелся его враг с одной девушкой-флорентийкой, - об этом-то я и хочу вам
рассказать.

После того как французы были изгнаны из Сицилии1, в Палермо проживал наш
флорентиец, аптекарь, по имени Бернардо Пуччиннг, страшный богач, и была у
него одна-единственная дочь, красавица писаная, уже на выданье. Когда
король Педро Арагонский стал правителем острова, то он со своими
сподвижниками устроил в Палермо пышные празднества, и вот, в то время как
он, соблюдая свои каталонские обычаи, принимал участие в турнире, его
увидела дочка Бернардо - Лиза, вместе с другими дамами стоявшая у окна, и
он так ей понравился, что она, взглянув на него раз-другой, влюбилась без
памяти. Празднества давно кончились, а Лиза, жившая в родительском доме,
была охвачена возвышенною и чистою своею любовью. Особенно угнетало ее то
обстоятельство, что она рождена в низкой доле, - сия мысль отнимала у нее
всякую надежду на благоприятный исход; впрочем, любовь ее к королю от этого
не становилась слабее - Лиза только боялась как-нибудь ее обнаружить.
Король ничего не видел и не замечал, и это причиняло Лизе нестерпимую,
непередаваемую боль. Итак, чувство ее день ото дня все росло и росло,
скорби ее множились беспрестанно; кончилось дело тем, что красавица с горя
слегла - она таяла на глазах, как снег на солнце. Несчастные родители чего
только для нее ни делали: старались ее ободрить, призывали к ней лекарей,
давали разные снадобья - ничто на нее не действовало: она сознавала, что
любовь ее безнадежна, и жить ей не хотелось.

Как-то раз отец сказал ей, что готов исполнить любое ее желание; тоща у нее
явилась мысль: перед смертью, если представится к тому возможность,
поведать королю свою любовь и свои мечты; и вот однажды она обратилась к
отцу с просьбой позвать к ней Минуччо д'Ареццо. В то время он славился и
как певец, и как музыкант, его охотно принимал у себя король Педро, и
Бернардо, решив, что Лиза хочет его послушать, попросил его прийти, -
Минуччо был так любезен, что сейчас же явился. Сказав Лизе в утешение
несколько ласковых слов, он усладил ее слух, сыграв на виоле песнь о любви,
потом спел и, вместо того чтобы ее успокоить, подлил масла в огонь.

Девушка объявила, что хочет поговорить с Минуччо наедине, и вот, когда все,
кроме Минуччо, ушли, она обратилась к нему с такими словами: "Минуччо! Мне
нужен верный хранитель тайны, и выбор мой пал на тебя: я надеюсь, что ты
никому ее не откроешь, за исключением того человека, которого я тебе
назову, и рассчитываю на твою помощь. Сделай милость, помоги мне! Надобно
тебе знать, милый Минуччо, что в день великого торжества по случаю
восшествия на престол его величества короля Педро я увидела его, когда он
принимал участие в состязании, и миг тот был для меня роковым, ибо в душе
моей вспыхнула любовь к нему, и она-то и довела меня до такой крайности. Я
знаю, что король не может ответить на мою любовь, сама я не в силах не то
что вырвать ее из сердца, а хотя бы умерить, бремя же это для меня
непосильно, и вот я решилась выбрать наименьшее зло, то есть умереть, и так
я и сделаю. Но если б я перед смертью не поведала королю свою любовь, мне
было ты тяжело умирать, а так как я не знаю лучшего посредника, чем ты, то
тебе я это и поручаю и прошу тебя не отказать мне в этой моей просьбе.
Когда же ты ее исполнишь, сообщи о том мне, и тогда тяжесть с души моей
спадет, и я умру спокойно". И тут она залилась слезами.

Подивился Минуччо как величию ее духа, так равно и ее жестокости по
отношению к самой себе, и проникся к ней глубокою жалостью. Тут же
сообразив, как лучше всего помочь Лизе, он ответил ей так: "Даю слово,
Лиза, что тайны твоей не выдам, а слово мое верно. Дерзновенная твоя любовь
к великому человеку восхищает меня, и я предлагаю тебе свои услуги и уверяю
тебя, что, если только ты дашь мне слово не расстраиваться, не пройдет и
трех дней, как я вернусь к тебе с радостною вестью. А чтобы не терять
драгоценного времени, я сей же час примусь за дело". Лиза снова обратилась
к Минуччо с жаркой мольбой и, обещав держать себя в руках, пожелала ему
успеха.

А Минуччо пошел от нее к Мико да Сиена, изрядному для того времени
стихотворцу2, и тот по просьбе Минуччо сочинил следующее стихотворение:

Любовь! Молю тебя, спеши к тому,
 Из-за кого жестоко я страдаю
 И смерти ожидаю,
 Скрывая боязливо страсть к нему.

Помилосердствуй и лети проворно
 Туда, где моего владыки дом,
 Дабы ему поведать непритворно,
 Как день и ночь мечтаю я о нем,
 Хотя меня всечасно и упорно
 Томит и угнетает мысль о том,
 Что я сгорю, любовь, в огне твоем.
 Пусть бессердечный помнит: если ныне
 Я так близка к кончине,
 То он, лишь он один виной всему.

Я столь робка с тех пор, как полюбила,
 Что не решаюсь даже бросить взгляд
 На лик того, к кому с безумной силой
 Мои мечты заветные летят
 И без кого разверстая могила
 Милее жизни кажется стократ.
 А ведь он сам, пожалуй, был бы рад,
 Когда б я ложный стыд преодолела
 И волю дать посмела
 Подавленному чувству своему.

Но если я, любя, открыть робею
 То, что таю в душевной глубине,
 Любовь, в долгу ты пред рабой своею
 И ей помочь обязана вдвойне.
 Так сжалься, госпожа, и дай скорее
 Знать юноше прекрасному, что мне
 Со дня, когда в доспехах, на коне
 Увидела его я на турнире,
 Он всех дороже в мире
 И что в разлуке с ним я смерть приму.

На эти слова Минуччо не умедлил сочинить нежную и жалостливую музыку, какой
и требовало содержание песни, и на третий день явился во дворец, когда
король Педро сидел за столом, король же обратился к Минуччо с просьбой
сыграть на виоле и спеть. И вот Минуччо так сладко запел, что все, здесь
находившиеся, замерли и слушали его молча и со вниманием, однако ж самым
внимательным его слушателем был король. Когда же Минуччо умолк, король
спросил его, что это за песня, - он, король, в первый раз ее слышит.

"И слова и музыка были сочинены назад тому три дня, государь", - отвечал
Минуччо. Король спросил, для кого. "Это я могу сказать только вам", -
отвечал Минуччо.

Как скоро убрали со стола, король, горевший желанием все узнать, позвал
Минуччо в свои покои, и тот подробно ему рассказал то, что слышал от Лизы.
Королю это было очень приятно слышать, он с большой похвалой отозвался о
Лизе и, заметив, что такой прекрасной девушке нельзя не выказать участие,
попросил Минуччо сходить к ней, успокоить ее и передать от его имени, что
он нынче же вечером непременно ее навестит.

Минуччо, в восторге от того, что может сообщить Лизе столь радостную весть,
с виолой под мышкой, никуда не заходя, полетел к ней и, оставшись с
девушкою наедине, все ей рассказал, а потом под звуки виолы спел песню.
Девушка была так рада и счастлива, что тут же заметно начала поправляться;
никто из ее близких ничего не знал и не подозревал, а она с нетерпением
ждала вечера, когда должен был ее посетить государь. Король долго потом
думал над тем, что ему сказал Минуччо, а так как он был государь
великодушный и отзывчивый, то, отлично зная Лизу, зная, как она прекрасна,
он испытывал к ней теперь еще более сильную жалость. И вот вечером он сел
на коня, как будто собирался на прогулку, и, подъехав к дому аптекаря,
попросил хозяина показать дивный его сад, затем спешился и немного погодя
спросил Бернардо, как поживает его дочь и не выдал ли он ее замуж.

"Нет, государь, она не замужем, - отвечал Бернардо, - она ведь у меня долго
болела, да и сейчас еще больна; впрочем, сегодня, после обеда, дело
каким-то чудом пошло на поправку".

Король, сейчас догадавшись, что за причина столь внезапного улучшения,
молвил: "По чести скажу, жаль было бы лишиться такого прелестного создания.
Мы хотим навестить ее".

Вместе с Бернардо и двумя своими спутниками он прошел в ее покой и,
приблизившись к кровати, на которой, слегка приподнявшись, лежала ожидавшая
его с трепетом девушка, взял ее за руку и сказал: "Что с вами, донна Лиза?
Вы еще так молоды, вы должны вливать бодрость в других, а вы хвораете!
Докажите нам свою любовь - поправляйтесь немедленно!"

Ощутив прикосновение руки любимого человека, девушка застыдилась, однако ж
душа ее ощутила в эту минуту неземное блаженство. И ответила она королю,
как ей подсказывало сердце: "Государь! Причина недута моего - душевная
тягота, во много раз превышавшая слабые мои силы, но теперь, благодаря
вашей доброте, я скоро поправлюсь".

Сокровенный смысл этих речей был понятен одному королю, и он проникался все
большим уважением к девушке и мысленно проклинал судьбу, по воле которой
она произошла от человека низкого состояния. Побыв с ней еще некоторое
время и, сколько мог, ободрив ее, король удалился. Все очень хвалили короля
за его доброе дело и говорили, что это великая честь для аптекаря и для его
дочки, дочка же была счастлива так, как только может быть счастлива
влюбленная девушка. Надежда на будущее укрепила ее силы, и спустя несколько
дней она поправилась и стала еще краше, чем прежде.

Когда же она выздоровела, король, обсудив с королевой, чем наградить ее за
такую любовь, сел как-то раз на коня, поехал вместе со своими вельможами к
аптекарю и, войдя в его сад, послал за ним и за его дочерью. Тем временем
приехала королева со знатными дамами, они приняли Лизу в свою компанию, и
началось веселье. Немного спустя король и королева позвали Лизу, и король
сказал ей: "Славная девушка! Великая ваша любовь к нам великой заслуживает
награды, и мы желаем, чтобы вы из любви к нам этой наградою
удовольствовались, награда же будет заключаться в следующем: так как вы -
девушка на выданье, то мы хотим, чтобы вы вышли замуж за человека, которого
мы вам прочим в мужья, что не помешает мне всегда именоваться вашим
рыцарем, и за это я ничего от вашей великой любви не потребую, кроме
одного-единственного поцелуя".

Краска стыда залила все лицо девушки, но желание короля было для нее
священно, и она тихо сказала: "Государь! Я нимало не сомневаюсь, что если
бы люди узнали о моей любви к вам, то большинство решило бы, что я -
помешанная и что, сойдя с ума, я перестала отдавать себе отчет, какая
пропасть разделяет нас с вами, однако ж господь знает, - ибо ему единому
открыты сердца смертных, - что в тот миг, когда я вас полюбила, я
сознавала, что вы - король, а я - дочь аптекаря Бернардо и что мне не
подобает устремлять пламень чувств моих в такую высоту. Но ведь вы же
знаете еще лучше меня, что рассудок над сердцем не властен, что сердце
слушается вожделения и страсти, и хотя я всеми силами сопротивлялась этому
закону, а все же я вас любила, люблю и буду любить вечно. Но, полюбив вас,
я тут же себе сказала, что всякое ваше желание всегда будет и моим
желанием, - вот почему я охотно пойду за человека, за которого вам угодно
будет меня отдать и благодаря которому я устрою свою судьбу, да что там:
прикажите мне броситься в огонь, чтоб доставить вам удовольствие, и я с
радостью брошусь! Вы сами понимаете, что иметь короля своим рыцарем - это
слишком большая честь для меня, и потому я обойду ваши слова