За что вы меня преследуете и мучаете? Я не могу... Поймите  же,  не
могу... Я делала все, что могла. Поймите это! Пожалейте меня!
   - А меня никто не пожалел. Пусть, мол, подыхает с голоду.  Отчего  же
это я должна жалеть такую богачку?
   Ирена хотела ответить резкостью, но тут она  услышала,  как  хлопнула
входная дверь, и кровь застыла у нее в жилах. Должно быть, это муж  вер-
нулся из конторы. Не помня себя она сорвала с пальца кольцо и сунула вы-
могательнице, а та не замедлила его припрятать.
   - Не бойтесь, я сейчас смоюсь, - успокоительно заметила посетительни-
ца, увидев, какой невыразимый ужас написан на лице Ирены и как напряжен-
но она прислушивается к мужским шагам, явственно доносившимся из  перед-
ней. Отворив дверь, шантажистка поклонилась мужу Ирены,  который  бросил
на нее рассеянный взгляд, и удалилась.
   - Эта дама приходила кое о чем узнать, - собрав последние силы, пояс-
нила Ирена, как только за той захлопнулась дверь. Самое страшное минова-
ло. Муж ничего не ответил и невозмутимо прошел в столовую, где уже  было
накрыто к обеду.
   Ирене казалось, будто у - нее горит то место на пальце, которое обыч-
но холодил золотой обручик кольца, и  будто  каждый  непременно  обратит
внимание на это оголенное место, как на позорное клеймо. За  обедом  она
все время старалась прятать руку, но при этом какое-то  небывало  обост-
ренное чутье нашептывало ей, что муж не спускает глаз с ее руки,  следит
за каждым ее движением. Она пыталась отвлечь его и непрерывными вопроса-
ми поддерживала беседу. Она обращалась к мужу, к детям, к  бонне,  всеми
силами оживляла еле тлеющий разговор, но силы ей изменяли и разговор  то
и дело иссякал. Она старалась казаться веселой и развеселить  остальных,
поддразнивала детей, натравливала их друг на дружку, но они не ссорились
и не смеялись: она и сама сознавала, что в  веселости  ее  чувствовалось
притворство, коробившее всех. Как она ни изощрялась, все ее усилия  были
напрасны. Наконец, она утомилась и замолчала.  Остальные  тоже  молчали;
она слышала только позвякивание посуды да нарастающий  внутренний  голос
страха.
   - А куда ты дела кольцо? - спросил вдруг муж.
   Она вздрогнула. Внутренний голос внятно произнес: кончено! Но  что-то
в ней еще не желало сдаваться. Надо взять себя в руки,  найти  силы  для
одной только фразы, одного слова. Придумать одну только последнюю ложь.
   - Я... я отдала его почистить.
   И ободренная собственной выдумкой, она решительно добавила: -  После-
завтра оно будет готово.
   Послезавтра. Теперь она связала себя. Если ей ничего не удастся  сде-
лать, ложь будет разоблачена, и тогда всему конец.  Она  сама  назначила
себе срок, и сквозь хаос страха вдруг пробилось новое  чувство,  чувство
радости, что развязка так близка. Послезавтра: срок указан,  и  из  этой
непреложности родилось необычайное спокойствие, заглушившее  страх.  Из-
нутри подымалось что-то новое, новая сила, сила жить и сила умереть.
   Твердая уверенность в близкой развязке неожиданным образом  прояснила
все в ее душе. Смятение как по волшебству сменилось четкостью  мышления,
страх уступил место непривычному ей прозрачному покою, сквозь призму ко-
торого она вдруг ясно увидела истинную цену того, что составляло ее  су-
ществование. Она поняла, что жизнь не окончательно утратила для нее зна-
чение, и если ей дано сохранить эту жизнь и сделать еще  значительнее  в
том новом высоком смысле, который открылся ей за  эти  дни  мучительного
страха, и если можно начать жизнь сызнова без  грязи,  без  боязни,  без
лжи, - она к этому готова. Но жить разведенной женой, опозоренной прелю-
бодейкой - для этого у нее нет сил, как и нет сил продолжать опасную иг-
ру, покупая себе спокойствия на определенный срок. Сопротивление  беспо-
лезно - это она понимала, развязка близка, погибель грозит ей и от мужа,
и от детей, и от нее самой. Бегство немыслимо,  когда  враг  оказывается
вездесущим. А самый верный выходпризнание - для нее недоступен,  в  этом
она убедилась. Значит, ей открыт лишь один-единственный путь,  путь  без
возврата.
   Утром она сожгла свою переписку, привела в порядок разные мелкие  де-
ла, но при этом избегала смотреть на, детей и вообще на все то, что было
ей дорого. Она боялась, как бы жизнь не поманила ее  вновь  радостями  и
соблазнами и как бы бесцельные колебания не затруднили  ей  и  без  того
тяжкое решение. Затем она еще раз вышла на улицу, чтобы напоследок испы-
тать судьбу и встретить вымогательницу. Не останавливаясь, шагала она из
улицы в улицу, но без  прежней  лихорадочной  настороженности.  Она  уже
внутренне устала от борьбы и чувствовала, что дальше бороться не  может.
Точно по обязанности проходила она целых два часа, но нигде не встретила
своего недруга и даже не огорчалась этим. Она настолько обессилела,  что
почти не желала встречи. Она вглядывалась в лица прохожих, и  они  каза-
лись ей чуждыми, ненужными и неживыми. Все это уже отошло куда-то,  было
для нее безвозвратно потеряно.
   Только один раз она опять испугалась. Ей почудился  в  толпе  на  той
стороне улицы устремленный на нее взгляд мужа,  тот  странный,  суровый,
колючий взгляд, который появился у него с недавних пор. Она стала  судо-
рожно всматриваться, но знакомая фигура тут же  исчезла  за  проезжавшим
экипажем, и Ирена успокоила себя тем, что в это время муж всегда  бывает
в суде. От нервного напряжения она утратила чувство времени и опоздала к
обеду. Но и муж изменил своей обычной пунктуальности и пришел спустя две
минуты; ей показалось, что он чемто взволнован.
   Она стала считать часы, оставшиеся до вечера, и ей сделалось страшно,
что их осталось так много, а для прощания надо так мало  времени  и  так
мало все имеет цены, когда знаешь, что с собой ничего  не  возьмешь.  Ею
овладела какая-то сонливость. Машинально спустилась она опять на улицу и
пошла наугад, не оглядываясь, ни о чем не думая.  На  перекрестке  кучер
едва успел сдержать лошадей, иначе дышло непременно сбило бы ее  с  ног.
Кучер грубо выругался, а Ирена даже не обернулась - это могло быть  спа-
сением или отсрочкой. Случай избавил бы ее  от  необходимости  решиться.
Медленно побрела она дальше - хорошо  было  идти  без  мыслей,  с  одним
только смутным ощущением конца, который точно легким туманом,  незаметно
сгущаясь, обволакивал все.
   Случайно подняв взгляд, чтобы прочесть название улицы, она вся задро-
жала: в своем бесцельном блуждании она незаметно добрела почти до самого
дома своего бывшего любовника. А что, если это перст  судьбы?  Вдруг  он
чем-нибудь может помочь ей, ведь он, надо полагать, знает адрес той тва-
ри. Ее охватило радостное возбуждение. Как она не подумала об этом? Сра-
зу же шаги стали стремительнее; подстегнутые надеждой, закружились в го-
лове бессвязные мысли. Она заставит его пойти вместе с ней к той  негод-
ной твари и навсегда положить этому конец. Пусть пригрозит ей судом, ес-
ли она не прекратит шантажа, а может, достаточно  будет  сунуть  ей  ка-
кие-то деньги и удалить ее из города. Ирене стало вдруг  жаль,  что  она
при встрече так неласково обошлась с беднягой, но все равно,  он  обяза-
тельно поможет ей. Как странно, что спасение является  сейчас,  в  самую
последнюю минуту.
   Стремительно взбежала она наверх и позвонила. Никто  не  открыл.  Она
прислушалась: ей померещились за дверью осторожные шаги.  Она  позвонила
еще раз. Снова ни звука. И снова какой-то шорох за  дверью.  Тогда  она,
потеряв терпение, стала звонить и звонить без перерыва -  ведь  для  нее
это был вопрос жизни.
   Наконец, внутри кто-то закопошился, щелкнул замок, и дверь приотвори-
лась. - Это я, - торопливо шепнула Ирена.
   Он открыл дверь в явном замешательстве... - Ах, это ты... вы, судары-
ня, - растерянно лепетал он. - Простите... я никак не  ожидал...  вашего
прихода... простите мой вид, он был без пиджака и без галстука, с  расс-
тегнутым воротом рубашки.
   - Мне необходимо с вами поговорить, вы должны мне помочь, - произнес-
ла она раздраженным тоном, потому что он все еще держал  ее  на  пороге,
как попрошайку. - Впустите меня, я задержу вас на одну минуту.
   - Пожалуйста, - смущенно пробормотал он, оглядываясь с  опаской...  -
только я сейчас... мне не очень удобно.
   - Вы обязаны меня выслушать. Все это по вашей вине. Ваш долг мне  по-
мочь... Вы обязаны, слышите, обязаны добыть мое кольцо. В крайнем случае
скажите мне адрес... Она все время не дает мне покоя, а теперь  она  ку-
да-то исчезла. Вы обязаны, да, да, обязаны.
   Он недоумевающе уставился на нее. Только теперь она  сообразила,  что
из ее отрывистых выкриков ничего нельзя понять.
   - Ах, вы не знаете... Так вот, ваша любовница... ну, словом...  преж-
няя ваша пассия, выследила меня, когда я уходила от вас. С тех  пор  эта
женщина преследует меня, шантажирует... мучает до полусмерти... А теперь
она взяла у меня кольцо, во я без него не могу, мне надо его вернуть  не
позже, чем сегодня вечером, я так и сказала... не позже чем сегодня  ве-
чером... Ну вот, так помогите мне.
   - Но я... я...
   - Вы отказываетесь?
   - Но я не знаю никакой женщины. Мне непонятно, о чем вы  говорите,  Я
никогда не имел дела с шантажистками. - Он говорил почти грубо.
   - Ах так... не знаете... Она все это сочинила! Откуда же она знает  и
ваше имя и мой адрес? По-вашему, она и  не  думает  меня  шантажировать?
По-вашему, мне это все пригрезилось?
   Она пронзительно захохотала. Ему сделалось жутко.  У  него  мелькнула
мысль, что она помешалась, так лихорадочно горели ее глаза, так  странно
она себя вела и при этом плела какой-то вздор. Он испуганно поглядел  по
сторонам.
   - Ради бога, успокойтесь... сударыня. Уверяю  вас,  вы  ошибаетесь...
Должно быть... да нет, это невозможно... я ничего не понимаю.  С  такими
женщинами я не встречаюсь. Ведь вы знаете, я здесь совсем недавно, и  те
две связи, которые у меня были, исключают... Не буду называть имена,  но
даже смешно подумать... уверяю вас, это какая-то ошибка...
   - Значит, вы отказываетесь мне помочь?
   - Нет, что вы, если я только могу...
   - Тогда идемте. Мы вместе пойдем к ней.
   - Но к кому же... к кому? - Когда она схватила его за рукав, он опять
с испугом подумал, что она не в своем уме.
   - Да к ней же... Пойдете вы или нет?
   - Конечно... Конечно, пойду, -  ее  лихорадочная  настойчивость  явно
подтверждала зародившееся у него подозрение, - конечно... конечно...
   - Так пойдемте же... это для меня вопрос жизни!
   Он еле сдержал улыбку. Потом сразу же перешел на официальный тон.
   - Прошу меня извинить, сударыня, но в данный момент я занят... У меня
урок музыки... Я не могу его прервать.
   - Так! Так - она презрительно засмеялась ему в лицо. - Вы даете уроки
без пиджака... Лгун вы, вот кто! - И вдруг ее осенила догадка. Она рину-
лась в комнаты, как он ни пытался ее удержать. - Значит,  она  здесь,  у
вас, эта шантажистка! Чего доброго, вы с ней заодно. Может, вы  делитесь
тем, что вымогаете у меня. Но я с ней расправлюсь. Теперь мне ничего  не
страшно. - Она кричала во весь голос, Он держал ее, но  она  боролась  с
ним, вырвалась и распахнула дверь в спальню.
   Кто-то, должно быть слушавший под дверью, отскочил в  глубь  комнаты.
Ирена в йодной растерянности посмотрела на полуодетую  незнакомую  даму,
которая поспешила отвернуть лицо. Молодой  музыкант  бросился  вслед  за
Иреной, считая ее сумасшедшей и боясь, как бы она не натворила  бед,  но
она тут же вышла из спальни.
   - Извините меня, - с трудом выдавала она. В голове у нее все  перепу-
талось. Она ничего уже не понимала, ей было только противно,  бесконечно
противно, ужасная усталость овладела ею. - Извините  меня,  -  повторила
она. - Завтра... да, завтра вам все станет ясно, впрочем, я... я и  сама
ничего не понимаю. - Она говорила с ним, как с чужим, ничто не напомина-
ло ей о том, что она когда-то принадлежала этому человеку, да она и сама
себя не помнила.  Все  теперь  запуталось  окончательно,  ей  было  ясно
только, что где-то здесь кроется ложь. Но она слишком устала, чтобы  ду-
мать, слишком устала, чтобы рассуждать. Закрыв глаза, шла она по лестни-
це, как осужденный идет на эшафот.
   Когда она вышла на улицу, уже совсем стемнело. А вдруг,  мелькнула  у
нее мысль, та тварь караулит напротив, вдруг в последнюю  минуту  явится
спасение. Ей захотелось молитвенно сложить руки и  воззвать  к  забытому
богу. Ах, только бы вымолить себе отсрочку на несколько месяцев, до  ле-
та, а потом спокойно пожить среди полей и лугов, где шантажистка не нас-
тигнет ее, пожить спокойно всего одно лето.  Жадно  вглядывалась  она  в
темноту улицы. Ей почудилось, будто у дома напротив стоит какая-то фигу-
ра, но когда она подошла поближе, фигура скрылась  в  подъезде.  На  миг
Ирена как будто уловила в ней сходство с мужем. Второй раз за этот  день
пугалась она его внезапно мелькнувшего на улице силуэта и  взгляда.  Она
остановилась выжидая. Но фигура бесследно исчезла в темноте.  Тогда  она
пошла дальше, с тягостным ощущением чего-то обжигающего взгляда  у  себя
за спиной. Один раз она обернулась, но никого не увидела.
   Аптека была недалеко. С легким содроганием вошла туда Ирена. Провизор
стал готовить то, что было указано в рецепте. За это короткое  мгновение
Ирена отчетливо увидела все  -  и  никелированные  весы,  и  миниатюрные
гирьки, и этикетки, а наверху на полках ряды склянок с какими-то жидкос-
тями, незнакомые латинские названия, которые  она  машинально  принялась
читать. Она услышала тиканье часов, ощутила особый аптечный запах,  мас-
лянисто приторный запах лекарств и вдруг вспомнила, что в детстве всегда
вызывалась исполнять поручение матери в аптеке, потому что  ей  нравился
этот запах, нравилось смотреть на таинственные блестящие тигельки. И тут
же она с ужасом подумала, что позабыла проститься с матерью, и ей  стало
мучительно жаль бедную старушку. Как она испугается, в  смятении  думала
Ирена... но провизор уже отсчитывал прозрачный капли в  темную  склянку.
Не отрываясь смотрела она, как смерть переливается из пузатой бутылки  в
маленькую бутылочку, откуда она скоро заструится по ее жилам, и ее обда-
ло холодом. Тупо, словно завороженная, смотрела она на пальцы  аптекаря:
вот он затыкает пробкой полный пузырек, вот обклеивает горлышко бумагой.
Все чувства Ирены были скованы, подавлены страшной мыслью.
   - С вас две кроны, - сказал аптекарь. Она встрепенулась и  растерянно
огляделась по сторонам. Потом автоматическим движением  достала  деньги.
Еще не вполне очнувшись, разглядывала она монеты и долго не могла отсчи-
тать то, что нужно.
   В этот миг она почувствовала, что ее руку резко отстранили, и услыша-
ла, как звякнули деньги о стеклянную подставку. Чья-то  протянутая  рука
перехватила у нее пузырек.
   Она невольно обернулась и замерла на месте: рядом стоял ее муж.  Лицо
у него было мертвенно бледно, губы стиснуты, на лбу  выступили  капельки
пота.
   Она почувствовала, что сейчас потеряет сознание, и схватилась за при-
лавок. Сразу же ей стало ясно, что именно его она видела днем на  улице,
именно он караулил ее в подъезде; внутреннее чутье уже тогда подсказыва-
ло ей, что это он, а теперь все вместе всплыло в ее смятенном мозгу.
   - Идем, - сказал он глухим, сдавленным голосом.
   Она бессмысленно посмотрела на него и где-то в самых глубоких  тайни-
ках своего сознания удивилась, что повинуется  ему.  Но  все-таки  маши-
нально пошла за ним.
   Бок о бок, не глядя друг на друга, шагали они по улице.  Он  все  еще
держал в руках пузырек. Один раз он остановился и отер влажный лоб. Сама
того не сознавая и не желая, она тоже замедлила шаги.  Но  взглянуть  на
него не смела. Никто не говорил ни слова, уличный шум заполнял молчание.
   На лестнице он пропустил ее вперед. И как только  она  почувствовала,
что его нет рядом, ноги ее ослабели, она остановилась, держась за  пери-
ла. Тогда он взял ее под руку. Она вздрогнула от его прикосновения и то-
ропливо взбежала наверх.
   Она вошла в спальню, он последовал за ней.  Стены  тускло  мерцали  в
темноте, едва виднелись очертания мебели. Оба все еще не  произнесли  ни
слова. Муж сорвал бумагу с пузырька, вынул пробку, вылил  содержимое,  а
пузырек резким движением швырнул в угол. Ирена вздрогнула, услышав  звон
разбитого стекла.
   Оба молчали. Ирена, не глядя, чувствовала, что он старается  овладеть
собой. Наконец, он сделал шаг по направлению к ней. Шаг и еще шаг,  пока
не очутился совсем рядом. Она слышала его тяжелое дыхание и  своим  зас-
тывшим, затуманенным взглядом видела, как сверкают в темноте его  глаза.
Вот сейчас разразится его гнев, вот сейчас  рука  его  железной  хваткой
вопьется в ее дрожащую руку. Сердце у нее замерло и только нервы  трепе-
тали, как туго натянутые струны. Все своим существом ждала  она  кары  и
почти желала, чтобы он скорее дал волю гневу. Но он по-прежнему  молчал,
а когда заговорил, она с невыразимым изумлением услышала в его голосе не
гнев, а нежность.
   - Ирена, - начал он удивительно мягко, - до каких пор мы будем мучить
друг друга?
   И тут внезапно, судорожно, с  сокрушительной  силой,  как  протяжный,
бессмысленный, звериный вопль, прорвались долго сдерживаемые,  подавляе-
мые рыдания. Точно злобная рука рванула ее изнутри и стало яростно тряс-
ти - она зашаталась, как пьяная, и упала бы, если б муж не поддержал ее.
   - Ирена, - пытался он успокоить ее, - Ирена, Ирена, - все  тише,  все
ласковее шептал он ее имя, словно думая  нежным  звучанием  этого  слова
расправить конвульсивно сведенные нервы, но только рыдания, только  буй-
ные порывы отчаяния, сотрясавшие все тело, были ему ответом. Он  подхва-
тил, понес ее и бережно уложил на диван. Однако  рыдания  не  унимались.
Руки и ноги судорожно дергались, как будто от электрического тока,  тре-
пещущее истерзанное тело, по-видимому, бросало то в  жар,  то  в  холод.
Напряженные до предела нервы не выдержали, и накопившаяся за все эти не-
дели боль безудержно бушевала в обессиленном теле.
   Не помня себя от волнения, он старался унять эту дрожь, сжимал  ледя-
ные руки жены, сперва бережно, а  потом  все  пламеннее,  со  страхом  и
страстью целовал ее платье, ее шею, но  Ирена  по-прежнему  вздрагивала,
сжавшись в комок, а из груди все накатывали рыдания, наконец-то прорвав-
шиеся наружу. Муж коснулся ее лица, оно было холодно и влажно  от  слез,
жилки на висках набухли и трепетали. Невыразимый страх  овладел  им.  Он
опустился на колени "и заговорил у самого ее  лица,  все  время  пытаясь
удержать, успокоить ее.
   - Не плачь, Ирена... Ведь все... все прошло. Не убивайся так...  Тебе
уже нечего бояться. Она не придет больше никогда, слышишь - никогда.
   Ирена снова рванулась в судорожном рыдании, хотя муж держал ее обеими
руками. При виде отчаяния, сотрясавшего измученную  женщину,  ему  стало
страшно, как будто он - ее убийца. Он целовал ее, несвязными словами мо-
лил о прощении.
   - Да, больше не придет... клянусь тебе... Я не ожидал, что ты так ис-
пугаешься... Я хотел только вернуть тебя... напомнить о  твоем  долге...
чтобы ты ушла от него" навсегда... и вернулась к нам... Когда я об  этом
узнал случайно, я ничего другого не мог придумать... не мог же  я  прямо
сказать тебе... Я все надеялся... все надеялся, что ты вернешься, и  по-
тому подослал эту бедную женщину. Думал, она подтолкнет тебя. Она -  не-
задачливая актриса, без ангажемента. Она отказывалась, а я  настаивал...
теперь я вижу, - это было нехорошо... Но я хотел тебя  вернуть.  Неужели
ты не видела, что я готов, что я рад простить? Как ты не понимала?..  Но
до этого я не думал тебя довести... Мне самому еще тяжелее было все  это
видеть... следить за каждым твоим шагом. Ради детей, пойми, только  ради
детей я должен был заставить тебя... Но теперь все это прошло... Все бу-
дет хорошо...
   Голос звучал совсем близко, но слова долетали до нее откуда-то  изда-
лека, и она не понимала их. Все з