ойный и невозмутимый. В  гла-
зах, обращенных на нее, не было страха, не было даже любопытства. Он ка-
зался очень уверенным в себе.
   - Эдгар, - начала она матерински нежно, - что тебе пришло  в  голову?
Мне стыдно за тебя. Как можно быть таким невоспитанным! Ты еще мальчик и
так разговариваешь со взрослыми! Ты должен сейчас  же  извиниться  перед
бароном.
   Эдгар смотрел в окно. Его "нет" было как будто обращено к деревьям.
   Его самоуверенность поразила ее.
   - Эдгар, что с тобой? Отчего ты так переменился? Я  просто  не  узнаю
тебя. Ты был всегда умным, послушным мальчиком, с тобой всегда можно бы-
ло договориться. И вдруг ты ведешь себя так, будто бес в тебя  вселился.
Что ты имеешь против барона? Ты ведь очень любил его. Он был всегда  так
мил с тобой.
   - Да, потому что он хотел познакомиться с тобой.
   Она смутилась. - Вздор! Что ты выдумываешь? Откуда у тебя такие  глу-
пые мысли?
   Мальчик вспыхнул:
   - Он лгун, он фальшивый человек. Во всем, что он делает, только  под-
лый расчет. Он хотел с тобой познакомиться, потому он подружился со мной
и обещал мне собаку. Не знаю, что он обещал тебе и  почему  он  с  тобой
дружит, но и от тебя он чего-то хочет. Верно, верно, мама. А то он бы не
был так вежлив и любезен. Он плохой человек. Он врет. Посмотри  на  него
хорошенько. Какой лживый у него взгляд! Ненавижу его, он лгун, он  него-
дяй...
   - Эдгар, можно ли так говорить! - Она смешалась и не знала, что отве-
тить. Совесть ей подсказывала, что мальчик прав.
   - Да, он негодяй, в этом я уверен. Разве ты сама не видишь? Почему он
боится меня? Почему прячется от меня? Потому что знает, что я  вижу  его
насквозь, что я раскусил его, негодяя!
   - Как можно так говорить, как можно так говорить! - Мысль ее не рабо-
тала, бескровные губы машинально повторяли одни и те же слова. Ей  вдруг
стало нестерпимо страшно, и она не знала, кого она боится -  барона  или
мальчика.
   Эдгар понял, что его предостережение подействовало на мать. И ему за-
хотелось переманить ее на свою сторону, приобрести союзника в этой враж-
де, в этой ненависти к барону. Он подошел к матери, приласкался к ней  и
заговорил дрожащим от волнения голосом:
   - Мама, ты же сама, наверно, заметила, что он задумал что-то  нехоро-
шее. Из-за него ты стала совсем другая. Это ты переменилась, а не я.  Он
хочет быть вдвоем с тобой и сделал так, что ты на  меня  сердишься.  Вот
увидишь, он обманет тебя. Я не знаю, что он тебе обещал. Я знаю  только,
что он не сдержит слова. Остерегайся его! Кто раз обманул,  опять  обма-
нет. Он злой человек, ему нельзя доверять.
   Этот голос, жалобный, почти плачущий, исходил, казалось, из ее  серд-
ца. Со вчерашнего дня она испытывала какое-то тягостное  чувство,  гово-
рившее ей то же самое - все настойчивей и настойчивей. Но ей было стыдно
получить урок от собственного сына,  и,  как  это  часто  бывает,  чтобы
скрыть свое волнение и замешательство, она проявила излишнюю резкость.
   - Ты еще слишком мал, чтобы это понять. Дети не должны вмешиваться  в
такие дела. Ты должен вести себя прилично. Вот и все.
   Лицо Эдгара снова приняло ледяное выражение.
   - Как хочешь, - сказал он сухо, - я предостерег тебя.
   - Значит, ты не извинишься?
   - Нет.
   Они непримиримо стояли друг против друга. Мать поняла,  что  решается
вопрос об ее авторитете.
   - В таком случае ты будешь обедать здесь. Один. И ты не сядешь с нами
за стол, пока не извинишься. Я тебя выучу, как надо вести  себя.  Ты  не
выйдешь из комнаты, пока я не позволю. Понял?
   Эдгар улыбнулся. Эта коварная улыбка как будто уже приросла к его гу-
бам. В душе он сердился на себя. Как глупо, что он опять дал волю  своим
чувствам и захотел предостеречь эту лгунью!
   Мать вышла из комнаты, не оглянувшись на него. Она боялась этих колю-
чих глаз. Ей было тяжело с сыном с тех пор, как она заметила, что взгляд
у него зоркий, и еще потому, что он говорил ей именно то,  чего  она  не
желала слышать, не желала знать. Страшно было видеть, как ее  внутренний
голос, голос совести, отделившись от нее, в образе ребенка, ее собствен-
ного ребенка, не дает ей покоя, предостерегает ее, издевается  над  ней.
До сих пор этот ребенок был придатком к ее жизни, украшением,  игрушкой,
чем то милым и близким, иногда, быть может, обузой, но все же жизнь  его
протекала в одном русле ив лад с ее жизнью. Сегодня впервые  он  восстал
против нее и отказался подчиниться ее воле. Что-то похожее на  ненависть
примешивалось теперь к мысли о ребенке.
   И все же, когда она, слегка утомленная, спускалась с лестницы,  детс-
кий голос настойчиво звучал в ее  душе.  "Остерегайся  его!"  Этих  слов
нельзя было заглушить. Но вот перед ней блеснуло зеркало: она  испытующе
посмотрела в него, потом стала вглядываться - все пристальней, все упор-
ней, - пока в нем не  отразились  чуть  улыбающиеся  губы,  округленные,
словно готовые произнести опасное слово. Внутренний голос не умолкал, но
она передернула плечами, как будто стряхивая с себя незримый груз сомне-
ний, бросила в зеркало довольный взгляд и, подобрав  платье,  спустилась
вниз с решительным видом игрока, со звоном кидающего на  стол  последний
золотой.

   СЛЕДЫ В ЛУННОМ СВЕТЕ

   Кельнер, принесший обед арестованному в своей комнате  Эдгару,  запер
дверь. Замок щелкнул за ним. Мальчик вскочил в бешенстве: это было  сде-
лано, конечно, по распоряжению матери; его заперли в клетке, как  дикого
зверя. Мрачные мысли овладели им.
   "Что они делают, пока я сижу здесь взаперти? О чем они сговариваются?
Вдруг сейчас происходит то таинственное дело, а я упущу его. Что это  за
тайна, которая чудится мне всегда и повсюду, когда я среди взрослых, по-
чему они запираются от меня по ночам, почему  говорят  шепотом,  если  я
случайно вхожу в комнату? Вот уже несколько дней она так близка от меня,
сама дается в руки, а я все-таки не могу схватить ее! Чего только  я  не
делал, чтобы раскрыть эту тайну! Я стащил книги у  папы  из  письменного
стола, я читал про все эти удивительные вещи, но ничего не понял. Должно
быть, есть какая-то печать, которую надо сорвать, чтобы понять все  это,
- может быть, во мне самом, может быть, в других. Я спрашивал горничную,
просил ее объяснить мне эти места в книгах, но она только посмеялась на-
до мной. Как ужасно быть ребенком, полным любопытства, и не сметь никого
спросить, быть смешным в глазах взрослых, казаться глупым и ненужным. Но
я узнаю, я чувствую - скоро я буду знать все. Часть этой тайны уже в мо-
их руках, и я не успокоюсь, пока не буду знать всего".
   Он прислушался, не идет ли кто-нибудь. Легкий ветерок раскачивал вет-
ви деревьев за окном, дробя зеркало лунного света на сотни зыбких оскол-
ков.
   "Ничего хорошего не может быть у них на уме, иначе они  не  стали  бы
так подло лгать, чтобы отделаться от меня. Наверное, они теперь  смеются
надо мной, проклятые, но последним буду смеяться я. Как глупо, что я по-
зволил запереть себя здесь, дал им свободу хоть на секунду, вместо того,
чтобы прилипнуть к ним и следить за каждым их движением! Я знаю,  взрос-
лые вообще очень неосторожны, и они тоже выдадут себя. Они всегда  дума-
ют, что дети еще совсем маленькие и вечером крепко спят.  Они  забывают,
что можно притвориться спящим и подслушивать,  что  можно  представиться
глупым, а быть очень умным. Недавно, когда у тети родился  ребенок,  они
это знали наперед, а при мне прикинулись, что очень удивлены. Но я  тоже
знал, потому что давно слышал их разговор, вечером,  когда  они  думали,
что я сплю. И на этот раз я опять поймаю их, подлецов. Если бы только  я
мог подглядеть за ними в щелку, понаблюдать за  ними  сейчас,  пока  они
чувствуют себя в безопасности! Не позвонить ли  мне?  Придет  горничная,
откроет дверь и спросит, что мне нужно. Или поднять шум, бить  посуду  -
тогда тоже откроют. И в ту же минуту я бы мог выскочить  и  подкараулить
их. Нет, так я не хочу. Пусть никто не видит, как подло они со мной  об-
ращаются. Я слишком горд для этого. Завтра я им отплачу".
   Внизу раздался женский смех. Эдгар вздрогнул: уж не его ли это  мать?
Как же ей не смеяться, не глумиться над ним, беспомощным, маленьким  ре-
бенком, которого запирают на ключ, когда он мешает, кидают в  угол,  как
узел мокрого платья. Он осторожно выглянул в окно. Нет, это  не  она,  -
это чужие веселые девушки поддразнивают парня.
   Тут он заметил, как невысоко от земли его окно. И сейчас же сама  со-
бой явилась мысль: выпрыгнуть, застать их  врасплох,  выследить  их.  Он
весь дрожал от радости. Ему казалось, что великая,  захватывающая  тайна
уже у него в руках. "Скорей, скорей!" Бояться нечего. Никого нет под ок-
ном. Он прыгнул, раздался легкий хруст гравия, которого никто  не  услы-
хал.
   Подкрадываться, подслушивать - за последние два дня  стало  для  него
блаженством. И сейчас он испытывал наслаждение,  смешанное  со  страхом,
когда, крадучись, неслышными шагами, обходил гостиницу кругом, тщательно
избегая полосы света, падающего из окон. Прежде всего, осторожно  прижав
лицо к стеклу, он взглянул в столовую. За их столом не было  никого.  Он
продолжал поиски, переходя от окна к окну. Войти в гостиницу он  не  ре-
шался, из опасения столкнуться с ними в коридоре. Нигде их не было  вид-
но. Он уже начал отчаиваться, как вдруг из дверей протянулись две  тени;
он отскочил и спрятался в темноте: из гостиницы вышла его мать со  своим
неизменным спутником. Значит, он пришел как раз вовремя! О чем они гово-
рят? Он не мог расслышать. Они говорили тихо, и ветер слишком громко ше-
лестел в деревьях. Но вот совершенно отчетливо до него донесся голос ма-
тери. Она смеялась, - такого смеха у нее он не слыхал:  слишком  резкий,
точно от щекотки, нервный, он удивил и напугал его. Но она смеется, зна-
чит нет ничего необыкновенного, ничего страшного  в  том,  что  от  него
скрывают. Эдгар был несколько разочарован.
   Но почему они ушли из гостиницы? Куда они идут теперь, вдвоем,  среди
ночи? Там, вверху, ветры, должно быть, носятся  на  гигантских  крыльях,
потому что небо, только что чистое, залитое луной, потемнело. Черные по-
крывала, наброшенные невидимыми руками, окутывали временами луну, и мрак
становился столь непроницаемым, что не видно было дороги, пока она снова
не озарялась лунным сиянием.  Серебристый  свет  изливался  вокруг.  Та-
инственна была эта игра света и тени и увлекательна, как  игра  женщины,
то открывающей, то прячущей наготу. В ту минуту, когда ландшафт  сбросил
с себя покровы, Эдгар увидел два удаляющихся силуэта, вернее один силуэт
- они так тесно прижимались друг к другу, словно  обоих  охватил  тайный
страх. Но куда же они идут? Сосны стонали, какое-то  смятение  царило  в
лесу, как будто по нему проносилась бешеная охота. "Я пойду за  ними,  -
подумал Эдгар, - они не услышат моих шагов за шумом ветра  и  леса".  И,
пока они шли внизу по широкой, светлой дороге,  он  неслышно  пробирался
над ними в чаще, от дерева к дереву, от тени к тени. Он следовал за ними
упорно и неумолимо, благословляя ветер за то, что он заглушал его  шаги,
и проклиная его за то, что он уносил  слова,  которыми  обменивались  те
двое. Только бы один раз услышать их разговор, и он, конечно,  узнал  бы
тайну.
   А они шли по дороге, ничего не подозревая. Им было  хорошо  вдвоем  в
этом просторе бурной ночи, и они беззаботно отдавались  поглощавшему  их
волнению. Ничто не подсказывало им, что над ними во  мраке  леса  кто-то
следит за каждым их шагом и два глаза прикованы к ним со всей силой  не-
нависти и любопытства.
   Вдруг они остановились. Остановился  и  Эдгар,  плотно  прижавшись  к
стволу. Им овладел панический страх. Что, если они  повернут  обратно  и
раньше него придут в гостиницу, если он не успеет скрыться в свою комна-
ту и мать найдет ее пустой? Тогда все погибло. Они узнают, что он за ни-
ми следил, и уже не останется никакой надежды вырвать у  них  тайну.  Но
они медлили, по-видимому о чем-то споря. К счастью, показалась  луна,  и
ему все было видно. Барон указывал на темную узкую тропинку,  ведущую  в
долину, где лунный свет не разливался, как здесь, на дороге, широким по-
током, а лишь каплями и редкими лучами пробивался  сквозь  чащу.  "Зачем
ему туда? - изумился Эдгар. Его мать, как видно, отказывалась, а он уго-
варивал ее. Эдгар понял по его жестам, что он очень настаивает.  Мальчик
испугался. Чего он хочет от его матери? Зачем этот негодяй заманивает ее
в темный лес? Из книг, которые заменяли ему действительность, ему вспом-
нились картины убийств, похищений, тайных злодеяний. Он, наверное, хочет
ее убить и для этого, избавившись от него, завлек ее сюда одну. Звать на
помощь? Убийца! Крик уже был готов вырваться из горла, но губы  пересох-
ли, и он не мог издать ни звука. Он трясся от  страха,  колени  подгиба-
лись; он судорожно искал опоры, и тут под его руками хрустнула ветка.
   Они вздрогнули и, обернувшись, испуганно уставились в темноту.  Эдгар
стоял молча, не дыша; маленькая фигурка глубоко ушла в тень дерева.  Все
опять застыло в мертвой тишине, но они казались встревоженными. "Вернем-
ся", - услыхал он голос матери, в нем звучал испуг. Барон, очевидно  сам
обеспокоенный, согласился. Они пошли обратно медленным шагом, тесно при-
жавшись друг к другу. Их замешательство спасло Эдгара. Он пополз на чет-
вереньках между деревьями, в кровь обдирая руки. Добравшись до поворота,
он бросился бежать изо всех сил, так что  дух  захватывало;  добежав  до
гостиницы, он в несколько прыжков очутился наверху. Ключ от его комнаты,
к счастью, торчал снаружи, он повернул его, открыл дверь и  бросился  на
постель. Хоть несколько минут он должен был отдохнуть; сердце бешено би-
лось в груди, точно язык раскачиваемого колокола.
   Потом он решился встать и подошел к окну, в ожидании их  возвращения.
Ждать пришлось долго. Они, должно быть, шли очень,  очень  медленно.  Он
осторожно выглянул из затененной рамы окна. Вот они медленно приближают-
ся, их одежда залита лунным светом. В этом зеленоватом свете они кажутся
призраками; мальчика охватывает сладостная жуть: может быть, это в самом
деле убийца, и тогда - какому страшному делу он помешал! Ясно  видны  их
белые, как мел, лица. В лице его матери незнакомое ему выражение востор-
га, барон, напротив, сердитый и злой. Наверно, потому, что его намерение
не удалось.
   Они подошли уже совсем близко. Лишь перед самой гостиницей их  фигуры
разъединились. Взглянут ли они вверх? Нет, никто не  взглянул.  "Вы  обо
мне забыли, - подумал мальчик с горькой обидой и с тайным торжеством,  -
но я о вас не забыл. Вы думаете, что я сплю или что меня нет  на  свете,
но вы убедитесь в своей ошибке. Я буду подстерегать каждый ваш шаг, пока
не вырву у этого негодяя тайну,  ужасную  тайну,  которая  не  дает  мне
спать. Я разорву ваш союз. Я не сплю".
   Медленно вошли они в дверь. И, когда они проходили один за другим, их
силуэты на мгновение снова слились - одна черная тень скользнула в осве-
щенную дверь. Потом площадка перед домом снова забелела в лунном  свете,
как широкий луг, покрытый снегом.

   НАПАДЕНИЕ

   Эдгар, задыхаясь, отошел от окна. Он дрожал как в лихорадке. Ни  разу
в жизни не стоял он так близко к  таинственному  приключению.  Волнующий
мир неожиданных и бурных событий, мир убийств и измен, знакомый  ему  из
книг, всегда оставался для него в царстве сказок, в близком соседстве  с
царством снов, - чем-то несуществующим и недостижимым. Теперь же он, ви-
димо, очутился в этом страшном мире, и эта мысль потрясла его до глубины
души. Кто этот таинственный незнакомец, так  внезапно  вторгшийся  в  их
спокойную жизнь? Настоящий ли убийца? Недаром он все искал  уединения  и
старался заманить его мать в темноту. Страшная опасность грозит им.  Что
же делать?; Завтра он непременно напишет отцу или пошлет телеграмму.  Но
не будет ли поздно? А вдруг это случится сегодня ночью?  Ведь  мамы  еще
нет в комнате; она все еще с этим ненавистным чужим человеком.
   Между внутренней и тонкой наружной дверью был промежуток не шире пла-
тяного шкафа. Втиснувшись в этот темный закуток, мальчик прислушивался к
шагам в коридоре. Он решил ни на минуту не оставлять свою мать одну. Бы-
ла уже полночь, в пустынном коридоре горела одна-единственная лампочка.
   Наконец - минуты тянулись для него бесконечно - он услыхал осторожные
шаги. Он напряженно вслушивался. Это были не быстрые, твердые шаги чело-
века, направляющегося прямо к  себе  в  комнату,  а  медленные,  нереши-
тельные,  словно  кто-то  с  невероятными  усилиями  преодолевал  крутой
подъем. Время от времени шаги останавливались, и слышался  шепот.  Эдгар
дрожал от волнения. Может быть, это они? Неужели она все еще с ним?  Ше-
пот был слишком далеко. Но шаги, хоть и медленно, приближались. И  вдруг
он услышал, как ненавистный голос барона тихо и хрипло что-то  сказал  -
Эдгар не разобрал слов, - и тотчас, словно стон, раздался испуганный го-
лос его матери: - Нет, нет! не сегодня! Нет!
   Эдгар замер: они приближаются, сейчас он  все  услышит.  Каждый  едва
уловимый шаг отзывался болью в его груди. И этот голос -  каким  гнусным
казался он ему, этот жадно домогающийся голос его  врага!  -  Не  будьте
жестоки. Вы были так прекрасны сегодня. - И снова голос матери:  -  Нет,
этого нельзя, я не могу, оставьте меня.
   В ее голосе столько тревоги, что мальчик пугается. Чего он  хочет  от
нее? Чего она боится? Они уже совсем близко, сейчас они подойдут  к  его
двери. Он стоит за ней, дрожащий и невидимый, на  расстоянии  ладони  от
них, скрытый только тонкой доской двери. Шепот их звучит над  самым  его
ухом.
   - Идемте, Матильда, идемте! - И снова стон матери, но уже тише - стон
почти сломленного сопротивления.
   Но что это? Они идут дальше! Его мать прошла мимо своей комнаты! Куда
он ее тащит? Почему она больше ничего не говорит? Не заткнул  ли  он  ей
рот? Может быть, он ее душит?
   Эта мысль сводит его с ума. Дрожащей рукой он приоткрывает дверь.  Он
видит обоих в полутемном коридоре. Барон обнял его мать за талию и  тихо
уводит ее; она, повидимому, уступает ему. Вот он  останавливается  перед
своей комнатой. "Он хочет затащить ее туда, - в страхе думает мальчик, -
сейчас случится самое ужасное".
   Одним толчком он распахивает дверь, выбегает в коридор, бросается  за
ними вслед. Увидев, как что-то мчится на нее из темноты, его мать вскри-
кивает, она едва не падает без чувств, барон подхватывает ее. Но в ту же
секунду барон чувствует, как маленький, слабый кулак бьет его по губам и
какое-то существо, точно разъяренная кошка, вцепляется в него. Он выпус-
кает из своих объятий испуганную женщину, та быстро  убегает,  и  барон,
еще не зная, с кем он дерется, отвечает ударом на удар.
   Мальчик знает, что он слабее противника, но не  уступает.  Наконец-то
настал долгожданный час расплаты за измену, наконец-то он  может  излить
всю накопившуюся ненависть. Стиснув зубы, не помня себя, он в  исступле-
нии бьет кулаками куда попало. Теперь и барон узнал его, и в  нем  кипит
ненависть к этому тайному соглядатаю, который отравил ему последние  дни
и испортил игру; он безжалостно возвращает удары. Эдгар вскрикивает,  но
не сдается и не зовет на помощь. С минуту они дерутся, озлобленно и без-
молвно, в темноте коридора. Наконец, до сознания барона доходит вся  не-
лепость его драки с мальчишкой; он хватает его за плечо,  чтобы  отшвыр-
нуть от себя. Но Эдгар, чувствуя, что его силы на исходе, зная,  что  он
сию минуту будет побежден и избит, в ярости впивается зубами в  крепкую,
твердую руку, которая хочет  схватить  его  за  шиворот.  Враг  невольно
вскрикивает и выпускает мальчика; в то же мгновение  Эдгар  бросается  в
свою комнату и запирает дверь на задвижку.
   Всего минуту длилась эта полуночная битва. Никто в коридоре ничего не
заметил. Все тихо, все погружено в сон. Барон вытирает окровавленную ру-
ку платком и беспокойно глядит в темноту. Нет, ни