только  тем, как именно  по  ней ползает
смерть,  с  какой  стороны  она  к  ней  подкрадывается,  и  что  эта  жизнь
предпринимает в ответ.

     Тут неожиданно меня осенило:

     ---  Послушай, Гнид, вот  прикинь,  что получается. Иисус хотел  спасти
наши души, дать им бессмертие, правильно? Но  подумай - а как это проверить?
Ведь  никто оттуда еще не возвращался! А если проверить нельзя, то  кто  ему
поверит?  Как  заставить  человека поверить  в  то, чего  проверить  нельзя?
Никакая наука здесь не поможет -  остается только мистический путь получения
знаний. Иисус  пришел оттуда, он был  единственный,  кто знал на собственном
опыте, что с окончанием этой  жизни  еще ничто не кончается.  Но  как он мог
передать этот  опыт другим, как заставить их поверить? Только по мистическим
каналам. Как композитор, который делится движениями своей души через музыку.
Но Иисусу музыка была для  этого не нужна. Он сам был как музыка, потому что
он  жил  по  законам  гармонии  и  контрапункта.  И как в  любом совершенном
музыкальном  произведении, в его жизни должна была быть кульминация, финал и
красивая, впечатляющая  кода -  смерть, преодолевающая саму  себя. Красивая,
поэтическая  смерть.   Смерть-трагедия,  смерть-преодоление!  Понимаешь,  по
законам  жанра Иисус не может умереть  обычной, заурядной смертью. Нет -  он
должен  успеть  включить  механизм  самоликвидации,  чтобы  умереть  до того
момента,  как   обнаружится   предел  его  возможностей  как   учителя,  как
проповедника, как Спасителя, наконец... Ведь  он -  мын человеческий, и силы
его  не  беспредельны. Нет  в человеческом  мире ничего  беспредельного,  но
только  в  беспредельное-то  люди  и  верят!  Красивая,  поэтическая  смерть
обрывает жизнь  влет, на самом  гребне ее  мощи, силы  и красоты, и  поэтому
траектория этой жизни представляется вечной,  не знающей  никаких преград, а
смерть  - всего лишь случайностью. Вот  такая-то смерть  и нужна была Иисусу
для  того чтобы  дать  людям веру. Понятно, что такую смерть организовать не
просто.  Ведь   это  должна   быть  не  просто  смерть,   а   смерть-победа,
смерть-преодоление.  Для этого  ему  необходима  помощь. И тогда  Иуда,  его
любимый  ученик, понимаюший законы гармонии и контрапунта  -  не  музыки, но
живой  души Иисуса - целует своего Учителя и дарит ему эту столь необходимую
ему смерть. И  Иисус идет  на  Голгофу и там доказывает  своей  божественной
смертью ту доселе  неизвестную  людям правду, которую Он  доказывал им перед
тем всей своей человеческой жизнью. Вот такая красивая и впечатляющая кода -
иллюзия бессмертия через смерть, столь необходимая людям, чтобы уверовать  в
жизнь вечную.

     --  Тогда, Ромыч, становится понятным,  зачем Иуда взял деньги, а потом
сразу повесился.  Ведь  если бы он и вправду был  предателем,  он  бы сперва
предпочел потратить денежки в свое удовольствие, правильно?

     Я молча кивнул.

     -- Но  он  их  не потратил.  Тогда  зачем  же  он их  взял?  Ты  теперь
понимаешь?

     ---  Да  что уж тут непонятного, Гнид!  Он взял их,  чтобы его  во  все
времена считали  предателем,  чтобы никто никогда не заподозрил,  что  Иисус
нуждался в помощи лучшего друга для того чтобы умереть. Умереть так, как это
было необходимо по сюжету произведения, написанного его божественной  душой.
Иуда  пожертвовал своим добрым именем, чтобы спасти и сохранить на века идею
произведения, написанного его учителем и другом, сохранить веру в Него.  Без
подвига Иуды не состоялось бы  и подвига Христа. Не было бы красивой коды на
Голгофе  -  не  было бы и Христа как идеи и  символа  вечного спасения,  как
гаранта бессмертия человеческой души.

     -- Правильно, Рома! Помощь друга в такой важной для Христа вещи как его
смерть, в  известной степени показывает несостоятельность Сына человеческого
в  его  способности  "смертию  смерть попрать".  Она  показывает  уязвимость
Христа,  обнажает   ахиллесову   пяту   его   божественного   бессмертия   и
совершенства,  которое  лишь мешает  ему принести людям веру... И тогда Иуда
оказывает  своему  другу  самую важную услугу в  его жизни  - он  дарит  ему
наилучшую  в данных  условиях смерть ценой собственного  доброго  имени. Все
происходит   по   законам  жанра.   Невозможность  преодоления  в   одиночку
неприступного    барьера    естественной    смерти    маскируется    смертью
насильственной. Помощь преданного  друга маскируется под предательство. Ведь
по  сути, Иисус  прошел инициацию  смертью не только с  помощью Иуды,  но  и
вместе с ним.  Они прошли эту иницацию вдвоем.  То, что  не могли сделать  в
одиночку  ни Бог, ни человек, получилось  только в  результате союза  Бога и
Человека. Но...  все должно происходить по  законам человеческого жанра,  по
законам урожденных трусов, а законы эти безжалостны...

     Я  зажмурился,  и  перед  моими глазами встал  наш  старый двор,  давно
исчезнувший  из  моих  детских  дней... Помятые  закопченные  ящики  унылой,
грязной  помойки и мучительный  оскал на морде собаки, валяющейся в грязи  и
умирающей лютой, медленной  смертью... Нет, не буду я больше никогда глотать
эти тормозные колеса.

     --   Главная  тема  --  продолжал  тем  временем  Гнидыч  --  не  будет
убедительно звучать без  помощи побочной темы. Помнишь, как  у Пинкфлойдов в
"Hey, you!"? "Together we  stand, divided  we fall". Побочная тема - это тот
безымянный герой,  который  ценой своей жизни  обеспечивает победу  главному
герою.  Но  в  финале  произведения всегда  жизнеутверждающе  звучит  только
главная тема, тема  главного героя, а побочная тема должна быть забыта.  Это
предательство произведением побочной темы - один из законов жанра. Вот так и
в  этой древней  библейской  истории  финальным  жизнеутверждающим  началом,
символом новой веры, остается единственно Иисус, а  побочная тема  -  Иуда -
выполнила свою роль, она девальвирована и принижена, чтобы освободить дорогу
кумиру. Но  Иуда - не предатель. Напротив, он  предан сюжетом  произведения,
предан  законами  жанра  трагедии,   которая  разыгрывается,  чтобы  вселить
смелость в трусов. Справедливо ли это?

     --- Не знаю, Гнид. Чувство справедливости говорит мне,  что  это  очень
несправедливо,  а музыка говорит,  что справедливо -  потому что  по-другому
музыка не звучит. Мы слабые люди... А жизнь - это всегда жертвы. Более того,
это очень часто - несправедливые и неоправданные  жертвы. Но без этих  жертв
жизнь  невозможна...  Вот такая она, наша жизнь, - кто ее  поймет... Хотя, с
другой стороны, музыка -  это тоже часть жизни,  и в ней должна  быть правда
жизни.

     -- Похоже  что да.  Мне кажется, что  музыка лучше всех умеет примирить
между собой жизнь и смерть, заставить их подружиться, заставить их дополнять
друг друга.

     --- Дополнять до чего? -- спросил я.

     Ответа не последовало.

     Мы  помолчали  некоторое время, закинулись остатками тормозных колес, а
потом  долго,  целую  вечность  надевали  наушники  - каждый  свои  - чтобы,
вслушавшись в звуки  музыки, увидеть точно,  где сидит абстрактный червяк, и
как можно яснее и лучше почувствовать вкрадчивое прикосновение смерти.
     Plano, TX 2001
     Last patch -- 10/04/02 Gainesville, FL



        "Александр Шленский. Унылые заметки о несовершенстве мира ввиду отсутствия баланса"

---------------------------------------------------------------
     © Copyright Александр Шленский
     WWW: http://zhurnal.lib.ru/s/shlenskij_a_s/ Ў http://zhurnal.lib.ru/s/shlenskij_a_s/
---------------------------------------------------------------





     DD/MM/YYYY
     Надумал я вести дневник, но непростой, а особый, и записывать в него не
все мысли, а только грустные. Зачем мне это надо, я и сам пока не знаю, ведь
времени и так  не  хватает катастрофически. Но  может  быть, это мне  как-то
поможет от тоски и уныния. А вместо даты я решил ставить просто формат даты,
как в компьютерной программе, но не из оригинальности, а просто - потому что
я расчитываю  записывать сюда  не  события  своей жизни, а скорбные  мысли о
вечном,  а  для таких мыслей дата совсем не  важна. Исходные данные: мне  за
сорок, я бывший научный  работник, ныне просто программист, жизнь провожу за
компьютером, здоровье не блещет, жизнь уже не радует, смерть еще не страшит.
Довольно  часто  меня  поражает  собственное  равнодушие  и  даже,  пожалуй,
бездушие к  другим, ведь раньше этого не было, поэтому  странно замечать это
за собой. Но в выходной день, когда после недельного сидения за компьютером,
прерываемого  едой и шестичасовым сном, пошатываясь,  бредешь на прогулку по
окрестностям,  то  понимаешь,  что  равнодушие  это  от усталости,  а  не от
врожденной  душевной тупости,  и тогда  внутри  вдруг  открывается  какой-то
предохранительный клапан, который  всю неделю был натуго закрыт, и  из моего
личного внутреннего котла неожиданно вырывается перегретый пар, и как только
он выйдет, вдруг  весь как-то обмякаешь  и начинаешь себя жалеть,  а потом и
других.  Но не  долго,  часа два,  не  больше. На  больше  сил  не  хватает.
Вообще-то,  жалость  сама  по  себе - чувство довольно  бессмысленное, но  с
годами  оно у  меня изменилось.  Если раньше  было жалко отдельных людей, то
теперь, с возрастом, их уже не  так жалко, потому что все вокруг  так быстро
меняется, что всех  пожалеть уже невозможно -  никакой жалости не  хватит. И
поэтому я жалею  уже не себя, и  не других, и вообще, жалею  не "кого" и  не
"что", а "о чем". Более конкретно, я жалею о  том, что мир так несовершенен,
а  человечество  не  видит  и  не  желает замечать  глубинные  истоки  этого
несовершенства  и  пытается решать проблемы с  поверхности,  увеличивая  тем
самым  совокупное несовершенство,  а отнюдь не  уменьшая.  Что я называю - с
поверхности? Я имею в виду, что наблюдается отчетливая тенденция либо решить
проблему радикально, раз и навсегда, либо, если не получается, замаскировать
ее и  сделать вид, что  она решена  -  вместо того,  чтобы постараться найти
приемлемый баланс. У  меня  много  грустных мыслей, но эта -  из  всех самая
грустная. Вот с нее я и решил начать этот унылый и странный дневник..

     DD/MM/YYYY
     Сегодня  утром встал и, уже убегая на работу, обнаружил на носу большой
гнойный  белый  прыщ.  Ужасная мерзость. Пришлось  его  выдавить  и  прижечь
одеколоном,  нос  распух, на пальцах  у ногтей остались следы крови -  забыл
руки помыть. Но не идти  же с этим  красавцем на работу! А вчера  болело под
ребрами весь день, даже вдохнуть не мог глубоко. Наверное, простыл на работе
от сквозняка. Вообще,  собственное тело  постоянно  преподносит какие-нибудь
неприятные сюрпризы, то в виде непонятной сыпи, то дурного запаха изо рта по
утрам,  то  волосы   клочьями  лезут,  когда  моешь  голову  и  даже   когда
расчесываешься. То  глаза красные и  режут от  света -  ну это  понятно,  от
компьютера. А коллега по работе, звали его Володя, со смешной такой фамилией
Мишкутенок - тот вообще  умер от  рака прямой  кишки. Какой в  этом  во всем
смысл? Зачем всю жизнь носить смешную фамилию, ходить на работу, выдавливать
прыщи, подбирать  шампунь, а потом умирать от рака  прямой кишки? А если нет
смысла, то должно же быть хоть какое-то удовольствие? Так и удовольствия нет
никакого.  Может, обязанность? Перед кем?  Перед другими людьми - нет у меня
обязанностей, есть только необходимость. Перед кем-то повыше?  Чушь! Как  он
ко мне, так  и  я  к нему. Не вижу я вокруг ни гармонии, ни совершенства,  и
потому  я и  ему  ничем  не обязан,  если  он  вообще есть,  в чем я  иногда
сомневаюсь.  Но я живу и хожу  на  работу, и пока удается об этом не думать,
мне легче.  А когда начинаю думать, то  первое  что приходит в  голову - что
должен  же  быть какой-то  баланс между  тяжестью и  невзгодами  жизни  и ее
внутренней ценностью. А я его пока не наблюдаю. Грустно это, ой как грустно!
     DD/MM/YYYY
     Вчера  супруга поволокла  меня  в гости. Я  страшно  упирался, но пойти
пришлось. Велено мне было  рта  не открывать,  сидеть  с умным  видом  и  не
портить  людям  настроение. Там у кого-то  день рождения, у кого я так и  не
понял, да и мне все равно. Я сидел  и  молчал, ссылаясь на головную боль, но
когда  дама в розовом платье с кричащими цветами  на нем стала говорить, что
Высоцкий - это обычный алкоголик и личность выраженно истерического склада ,
и непонятно, отчего  все так  с  ним носились  и продолжают носиться,  я  не
выдержал и  вступился за барда.  Я его дома  слушаю в наушниках,  потому что
жена его  не выносит.  Дама  продолжала разносить  Высоцкого во  все  корки,
упирая на свой авторитет психиатра. Тут я  не выдержал и вмешался, напомнил,
что Гай Юлий Цезарь был  эпилептик, Ван Гог и Чюрленис - шизофреники,  Оскар
Уальд  и Гаршин страдали  маниакально-депрессивным психозом,  Чайковский был
педерастом,  но  ведь мы  Чайковского  "любим  не  за  это", как  сказано  в
анекдоте. И  в остальных мы тоже любим не их болезни и пороки, а  их талант,
их гениальность. Бетховен и Лермонтов  был страшными психопатами, Есенин был
алкоголик,  и  Довлатов  тоже.   Но  ведь  психически  больных  -  масса,  а
талантливых  людей мало,  а гениев  -  вообще  кот  наплакал. И  когда  врач
принижает гения на основании диагноза -  то мне  жалко  медицину, что  в ней
работают  такие недалекие люди. На меня зашикали и супруга забила  ногой  по
моей ноге  под столом.  Оказалось, что  эта недалекая психиатриня в  нелепом
платье  и  была  та самая  именинница, ради которой  все собрались.  Супруга
теперь  со мной не  разговаривает, но  это  меня  мало трогает. Меня гораздо
больше  огорчают собственные мысли,  например о том, кто  меня будет лечить,
если  у  меня  станет  плохо  с  головой. Вообще психиатрия -  омерзительная
область знания, а вернее, незнания. Ну конечно, бывают серьезные  проблемы с
головой,   связанные   с  нервами,  гормонами,  генами,  еще  чем-то  сугубо
медицинским. Но  ведь есть и  гораздо  более тонкая  материя -  есть тоска и
неудовлетворенность жизнью, вызванная отнюдь не болезнью, а  несовершенством
этой  жизни,  желанием  сделать  ее  более  гармоничной,  более  разумной  и
счастливой. Эта тоска требует выхода в  творчестве, в самосовершенствовании,
в  желании жить более возвышенной жизнью. Но как об это  можно сказать такой
тетке, сидя  на приеме? Она ведь  и  слов-то таких не  знает, и  никогда  не
поймет, о чем  ты ей говорил, а напишет "бред" и пропишет  амитриптилин  или
чего похуже. Можете себе представить - человек страдает от всей той дурости,
которую видит вокруг и желает сделать мир более разумным  и  возвышенным,  а
ему  прописывают амитриптилин.  И он  пьет амитриптилин, который глушит  его
праведную тоску, и продолжает ходить на ту же работу и жить с  той же женой.
Наверное,  это  меня  и  ждет  в  ближайшем будущем.  Стоит  мне  заикнуться
дражайшей супруге о своей тоске, как она  поведет  меня по  знакомству вот к
этой самой даме, ниспровергательнице Высоцкого. Я буду страшно упираться, но
придется  пойти.  А уж она  постарается ради подруги  хорошо  меня вылечить,
чтобы  в другой раз  не  выступал.  Очень  грустно,  если  так действительно
произойдет.  Наверное,   острота  восприятия   жизни  и  глубина   мышления,
свойственная  гениям и многим душевнобольным людям, как  и все прочее, имеет
какую-то грань, перешагнув которую, начинаешь  испытывать острую боль, и чем
дальше заходишь  за эту грань, тем боль сильнее. Знать  бы  ее, эту грань, и
уметь бы балансировать на ней, не заходя в запретную зону. Но как найти этот
баланс? Опять  та  же  проблема.  Мировое  несовершенство,  и  в  том  числе
несовершенство  самого  человека   -  это  отсутствие  баланса,  это  вполне
очевидно.
     DD/MM/YYYY
     Ну вот, опять Америка кого-то бомбит, на этот раз Югославию. А в России
и без бомбежки хватает всего. Я, конечно, личность глубоко асоциальная и еще
более аполитичная. Мне  на все это  вобщем наплевать,  за  исключением одной
детали,  которая меня волнует сильнейшим  образом.  Это  мысль,  или  скорее
заморочка  такого  плана:  индивидуальная судьба и ее  перипетии,  маленькие
драмы, трагедии, победы, поражения, восторги и разочарования, на фоне грубой
и  неизбежной силы, которая крушит  и ломает  судьбы в миллионных масштабах,
теряют всякий  смысл  и  значение,  как жизнь отдельно  взятого муравья  под
солдатским сапогом,  когда  взвод  идет в  баню через лес. Понятно, солдатам
надо мыться, но и  ведь и муравей тоже хочет  жить! Эта чуждая и  враждебная
сила  давит  не неизбежностью смерти,  смерть - она так или иначе неизбежна,
человек смертен, более того он %внезапно  смертен%.  Но эта сила давит своей
циничностью,  выходящей за рамки  всякого  понимания.  Циничность  ее  не  в
отрицании  жизни  как физической реальности,  а в отрицании всякого смысла в
жизни, что еще гораздо  страшнее, в отрицании  сложных и возвышенных чувств,
романтики,  философии,  разума, телеологии, прогресса,  гуманизма, любви, да
всего  чего угодно  человеческого,  то есть всего  того, ради чего только  и
стоит жить. На фоне массы статистических смертей, которые одни люди принесли
другим, уже не слагаются стихи, не поются песни, не рассказываются анекдоты.
Все это бледнеет, съеживается и теряет смысл, и даже за тысячи километров от
места события становится скверно и муторно, как будто съел несвежую сосиску,
и тухлая  отрыжка  давит  горло и не  дает дышать. Вот  за  этот продуманный
(впрочем, без точного понимания всех более или менее отдаленных последствий)
цинизм,  за  эту  оппозитивность  основным человеческим  ценностям,  которые
начинаются  со  свободы  личности  и  отрицания  любого  насилия,  я  всегда
ненавидел  и  буду ненавидеть политиков,  ибо они  есть нелюди.  Они  лишены
возвышенности   и  романтизма,  умения  чувствовать  и  переживать.  Они   "
прагматики  до мозга костей, машины в образе людей, равнодушно относящиеся к
насилию, и  применяющие его  обдуманно и спокойно, если  это необходимо  для
достижения их  целей. Стихийное  бедствие может унести сотни  тысяч  жизней,
однако даже оно все еще оставляет в глубине души веру в мировое совершенство
и  надежду на поворот к лучшему, на силы и разум человечества.  Но бедствия,
сравнимые по масштабу  со стихией,  которые чинят  люди сами себе,  низводит
самое   человечество,  его   разум,  на  уровень   стихии,  убивает  веру  в
совершенство и значительность самих людей, убивает романтизм, губит душевные
силы, уничтожает  желание  жить,  превращает жизнь в  ничто.  Зачем они  это
делают?  Ведь даже добившись своего, они должны потерять гораздо больше, чем
приобрели. Если после всего, что они сделали, они попробуют заглянуть в свою
душу,  что  они  там найдут?  Чихательный  порошок, как  внутри  перезрелого
гриба-поганки, если разломить. Все истлело, все обратилось прахом.  Чем жить
дальше?  Ненавистью,  упрямством? Неужели  ненависть или жажда  власти может
захватить  человека  полностью  и выдавить  из  него все другие  чувства?  И
больно, и странно это сознавать!  Но ведь  они живут и действуют. Неужели их
не одолевает  сомнение, раскаяние? Впрочем, и об  этом достоверно никогда не
узнать,  и это тоже  очень огорчительно. Но иногда  все же у меня  создается
впечатление,  что  демон  разрушения  и  насилия  образуется  не  вследствие
абсолютного  несовершенства  людей,  а   вследствие  незнания  ими   законов
общественной жизни. Ведь политическая  партия самого радикального толка,  не
стесняющаяся применять насилие, состоит все же из отдельных людей. И кого-то
из них обязательно охватит и сомнение, и раскаяние.  Но партия отринет их  и
оставит  внутри  себя самых непримиримых, готовых  на все. И  насилие  будет
продолжаться. Но никто почему-то не стремится узнать, отчего так происходит.
Напротив,  наука  обслуживает  интересы  этой  партии и  выискивает  способы
сделать  этот   механизм  насилия  еще  более