взмахи  тяпок  раз от разу становились  все более нервозными, нетерпеливыми,
надсадными. Все чего-то ждали, и от ожидания тяпки начинали дрожать в руках.
Всеобщая дрожь и ожидание  становились все заметнее. Некоторые  даже заранее
подходили  к  краю  дороги,  злобно  оглядываясь на заходящее  солнце из-под
дрожащей заскорузлой ладони. Потом стояли, уставив нескладные лица в землю и
устало потряхивали  руками, ногами и тяпками, унимая дрожь и гадкий, сосущий
внутренний зуд. Мотали  заранее  припасенными чугунными лейками и ковшами, а
также корявыми ведрами, долбленными из коры кактуса. Далеко из-за  горизонта
показался  столб пыли и  постепенно  стал различаться тяжелый  гул. Гул  все
больше  приближался,  и  вскоре  уже почти  все  стояли  у  края  дороги,  в
нетерпении глядя вдаль, туда откуда слышался гул.
     Гул становился все яснее,  разборчивее  - это был  низкий  натужный гул
автомобильного мотора. Вот гул еще  усилился, отдался эхом  между  холмов, и
из-за ближнего бородавчатого холма показалось то, чего все ждали - громадная
автоцистерна  -  спиртовоз с  радиальным  разбрызгивателем.  В  толпе  стало
теснее, злее,  запахло дымом, кирпичом  и  жженой  окалиной - это  заводские
подошли. Цистерна подъехала ближе, рука водителя скользнула к рычагу, машина
замедлила ход, слегка как бы присела, и тяжелые, мощные струи ударили на все
триста  шестьдесят  градусов, орошая кактусы, чугунные  решетки,  запыленные
пропотевшие лица и спины,  булыжники  мостовой, дохлых ворон со  скрюченными
лапами, ломаные тяпки и сандалии, кучи засохшего дерьма и вообще все подряд.
     Все вожделенно ловили живительные  струи, кругом  мелькали перекошенные
лица, раззявленные рты,  ладони,  сложенные лодочкой. Дождь  спиртовых струй
барабанил по дну ведер и леек, смывал с потных, пыльных спин и лиц въевшуюся
грязь.  Кадыки неистово  двигались  под  грязной,  щетинистой  кожей хриплых
глоток, повсюду громко  раздавались частые  угрюмые глотки.  Сотни две таких
глотков - и чисто отмытые к тому времени лица светлели, проходила угрюмость,
злоба, пыль и грязь,  забывались исколотые, натертые руки и отеки  на ногах.
Заводские нагладывались раньше других,  и  потом стояли, сильно пошатываясь,
тупо отряхивались от  капель, кашляли и харкали себе  под ноги густой черной
харкотиной. Никто не замечал, как струи прекращали свое биение, автоцистерна
ускоряла ход  и пропадала за горизонтом. И только сопение и смачное пляканье
языков, лизавших мокрые булыжники мостовой, еще долго раздавалось вослед.
     Никто не знал, откуда приезжала эта автоцистерна и куда она уезжала. Но
ведь это, в конце концов, совсем неважно, а важно то, что есть еще кто-то на
свете, обладающий высшей мудростью, добротой и постоянством - тот кто каждый
день заботливо  поливает  щедрой струей то разумное, доброе, вечное, что еще
уцелело и кое-как с трудом растет на грешной Земле.



        "Александр Шленский. Бред с хвостом и без хвоста"

---------------------------------------------------------------
     © Copyright Александр Шленский
     WWW: http://zhurnal.lib.ru/s/shlenskij_a_s/ Ў http://zhurnal.lib.ru/s/shlenskij_a_s/
---------------------------------------------------------------



     У кошки четыре лапы с острыми когтями  и хвост. У  собаки четыре лапы с
тупыми когтями и тоже хвост. У пони четыре ноги с копытами и опять же хвост.
У белой крысы  тоже  четыре  ноги и голый  розовый хвост. У табуретки четыре
ножки, без  когтей и без копыт, и обратите внимание, никакого хвоста нет и в
помине. И почему-то никто не замечает этой вопиющей несправедливости.
     Все с хвостами, а табуретка - без хвоста!
     Вы, конечно, скажете,  что зачем ей хвост, если у нее ножки деревянные.
Только учтите - это не оправдание. Ножки деревянные? Так пусть и хвост будет
деревянный!  Зато обидно не  будет. Опять же, от  табуреткиного хвоста будет
несомненная польза: пусть лучше дети таскают за хвост табуретку, а не кошку.
По крайней мере, табуретка не  будет при этом душераздирающе мяукать, шипеть
и  цепляться  когтями  за что  попало, в  том числе  и за  новый, только что
повешенный нарядный тюль. Хотя, конечно, кошку  для того и таскают за хвост,
чтобы она вопила, шипела и цеплялась когтями. Табуретку таскать за хвост без
такого аккомпанемента, наверное, будет совсем не так интересно.
     Зато на табуретке  гораздо удобнее сидеть, чем  на  кошке.  Кроме того,
кошка не такая дура, чтобы позволить на себя сесть. Если попытаться сесть на
кошку, то  она,  скорее всего, ускачет на  шкаф. А  табуретка не  ускачет на
шкаф.  Табуретка почти и не обратит внимания,  что на  нее сели,  разве  что
скрипнет  слегка. Потому что табуретка уже давно привыкла, что на ней сидят.
Вот поэтому на табуретке сидеть гораздо удобнее.
     Хотя с другой  стороны, на пони  сидеть ничуть не менее удобно.  Скорее
всего, сидеть на пони даже гораздо более интересно и приятно, чем  сидеть на
табуретке. Даже чем на табуретке с хвостом. Табуретка с хвостом - это еще не
пони!  В этом плане совершенно непонятно, зачем вообще существуют табуретки.
Хотя  нет,  все-таки  понятно. Это  потому,  что  на табуретке можно  просто
сидеть, а на пони надо обязательно куда-нибудь ехать. Например, на футбол.
     А  вы знаете, как это замечательно, когда можно вот так запросто  сесть
на пони и  поехать смотреть футбол, а табуретку  с хвостом оставить дома.  И
пока меня  нет дома, в смысле, тебя нет дома, в смысле, вообще неважно кого,
нет дома, то пускай на ней сидит кошка.  Тоже с хвостом. Кошка с хвостом - и
табуретка с  хвостом. Все замечательно, и никому не обидно, и можно спокойно
ехать на футбол, удобно сидя на пони.
     Ну вот, пони не спеша цокает копытцами по асфальту, и в конце концов, я
приезжаю на стадион. Или  это  ты  приезжаешь  на стадион?  Как-то мы  плохо
договорились, кто из нас приезжает на стадион, но во всяком случае это не мы
приезжаем  на стадион, потому что пони только одна. Нет,  пони только  один.
Черт, опять не так! Какого рода пони?
     Эй. кто-нибудь! Кто может подсказать на ходу, какого  рода  пони, чтобы
мне не  отвлекаться и  не лезть  в словарь  иностранных слов? Что-что?  Пони
только  одно? Все  вы напутали! Это кофе только одно. Как-как?  Пони  только
одни? Повторите пожалуйста! Ах, пони только одни! Что ясно? Ну  мне-то ясно,
а вы-то сами поняли, что  сказали? Так какого все-таки рода пони? Посмотреть
под хвостом?  Вы  что  думаете, что  у пони под  хвостом словарь иностранных
слов? Нет? Что-то совсем другое? И в зависимости, от того,  что под хвостом,
меняется род пони? Здорово это вы придумали!
     А может быть,  вообще  можно учить русский  язык, глядя не в учебник, а
под хвост? А скажите, чтобы отличить табурет от табуретки, ей, в смысле ему,
тоже надо посмотреть под хвост? А куда смотреть, если  ей или  ему хвост еще
не приделали?  Ага, понятно! Чтобы понять, что именно стоит в углу - табурет
или табуретка,  надо сперва приделать  ему  или ей  хвост, а потом под  этот
хвост посмотреть. Логика железная.
     Ну хорошо хоть, что футбольный мяч точно мужского рода, и под хвост ему
смотреть  не  надо, тем  более что хвостатых мячей не бывает. Хотя, впрочем,
почему не бывает? Возможно и бывают, но только в футбол хвостатыми мячами не
играют,  потому  что  хвост  футбольными правилами не  предусмотрен. Поэтому
хвосты  у футбольных мячей купируют еще в щенячьем возрасте, и  только после
этого отвозят на теннисный корт, где ими играют в  большой теннис. Когда мяч
подрастет,  им  играют  в  очень большой  теннис.  А  потом он  дорастает до
размеров  нормального  футбольного  мяча,  и  тогда его  забирают с корта  и
привозят на футбольное поле. По  правилам таким мячом уже нельзя играть ни в
какой теннис, а только в футбол.
     Кстати, а  из чего  состоит  футбол? Из мяча, игроков, формы с номерами
игроков,  футбольного  поля  с  воротами,  судьи,   свистка,  секундомера  и
зрителей.  Как вы  думаете,  ничего я не забыл?  Вроде,  ничего. А что  если
футболисты  начнут  ползать по полю, катать мяч  руками  и закатывать  его в
собственные ворота? Тьфу ты чорт, так и есть, самое главное и забыл! Правила
забыл! Значит,  футбол  состоит из мяча, игроков, формы с  номерами игроков,
футбольного поля с воротами, судьи, свистка, секундомера, зрителей и ПРАВИЛ.
Вот теперь  вроде  все. Ой,  нет!  Все-то  все,  да  опять получается  беда.
Получается  много  лишнего. Ведь  в правилах уже написано  и  про мяч, и про
форму,  и  про поле с  воротами,  и про  свисток с  судьей, который  в  него
свистит.  Зачем же перечислять их  еще  раз! Выходит, что  футбол состоит из
одних  правил.  И хоккей тоже состоит  из  одних  правил, как  и футбол. Вот
теперь все получается правильно.
     Стоп!  Футбол  состоит из  правил,  и  хоккей состоит из правил.  Тогда
непонятно, чем отличается футбол от хоккея?
     Нет, я  определенно запутался. Ведь если так рассуждать, то получается,
что нет  разницы  между  кошкой  и  табуреткой. У кошки  четыре  ноги,  и  у
табуретки четыре  ноги. Хотя,  неправда,  разница все-же  есть! У кошки есть
хвост, а у табуретки  хвоста нет. Ну а с футболом как быть? У футбола хвоста
нет, и у хоккея нет. Так как же их различать? Вот незадача!
     Значит так! Чтобы больше не путаться, давайте условимся, что  у футбола
правила с  хвостом, а у хоккея - без хвоста. Тогда различать между собой эти
две  игры будет чрезвычайно легко,  главное  не  перепутать,  у кого  хвост.
Можете сделать это общим жизненным правилом для лучшего запоминания. Если не
можете различить какие-то вещи между  собой,  мысленно  припишите этой  вещи
хвост.  Лучше для  каждой  вещи придумать свой  собственный хвост.  Пушистый
хвост,  длинный хвост, короткий, гладкий, взъерошенный хвост, хвост крючком,
хвост морковкой  или  пистолетиком, хвост с  кисточкой на конце, куцый хвост
кнопкой...   Хвостов   много,  хватит   на  всех,   и   проблема  различения
неразличимого  останется в прошлом. С хвостом - хорошо. Без хвоста -  плохо.
Шире пользуйтесь хвостами, любознательные граждане. А про надписи на хвостах
я расскажу как-нибудь потом.



        "Александр Шленский. Восхождение Луны на небеса"

---------------------------------------------------------------
     © Copyright Александр Шленский
     WWW: http://zhurnal.lib.ru/s/shlenskij_a_s/ Ў http://zhurnal.lib.ru/s/shlenskij_a_s/
---------------------------------------------------------------


     В  том месте, куда я хожу гулять, есть пляж. То есть, он именно  и есть
там, потому что я  хожу туда гулять. А  впрочем, я  неправ.  Это я туда хожу
гулять,  потому  что  он там есть, а если бы его  там не было,  я бы туда не
ходил, потому что тогда мне бы и делать там было нечего.
     Пляж до того  длинный, что он  так и называется "Длинный пляж". Вход на
длинный пляж стоит три зеленых рубля.  Ни зонтика, ни топчана  за эти деньги
не дают, и поэтому я их никогда не плачу и всегда вхожу на пляж через выход,
где  билетов не продают  и не  проверяют  их  наличие.  Впрочем, через выход
заходят почти все, но никто почему-то с этим не борется.
     Хожу я на пляж не купаться и не загорать, а сугубо по делу - любоваться
океаном.  Поскольку по  выходным с утра я  встаю  поздно и занимаюсь всякими
делами,  а  на пляж ехать  долго, то я попадаю туда, когда солнце уже готово
нырнуть в океан.
     На  пляже  всюду  надписи: "Спасателей  на  дежурстве нет.  Плавайте  и
ныряйте  на свой собственный риск". Когда я прихожу на пляж, солнце  как раз
собирается нырять  на свой собственный  риск.  Каждый  вечер солнце ныряет в
океан, поднимая тучу брызг, но  видимо выныривает, потому  что  на следующий
день  оно как ни в чем ни бывало вылезает из-за горизонта и даже  успевает к
тому времени просохнуть.
     И  вот, я  иду  по берегу  и  смотрю на тяжелые плоские  волны, которые
вкривь  и  вкось  накатываются   на   берег.   Гладкий  блестящий  берег  из
утрамбованного океаном  песка  весь  изрезан  мелкими  аккуратными  извитыми
фестонами,  удивительно  напоминая  старинную  стиральную  доску. Солнце уже
бултыхнулось в воду, небо плавно, но  быстро темнеет,  передавая все оттенки
сперва атласной материи, а затем бархата. Небо темное, Луна еще не взошла, и
поэтому  в небе никого нет, только самолетные огни  вспыхивают  как светляки
над  травой. На всем протяжении берега вдоль залива плавно зажигается череда
огней. Далекие огни мерцают и дрожат как в Лас Вегасе. Мириады  разноцветных
береговых огней отражаются от  ровной поверхности мокрого прибрежного песка,
невероятно удлиняясь,  и  полученная  картина  разительно  напоминает  пучок
цветной проволоки, протянутой справа налево, а может быть слева направо.
     Океан  глухо  шумит,  как  будто жалуется  на  головную боль, вызванную
собственным  шумом.  Отлив.   Вдалеке  на  тусклом  зеркале   океана  видать
проплешины  мелей, обнаженных отливом. На  фоне еще не совсем погасшего неба
виден  смутный  силуэт далекого скалистого  острова, а  рядом с  ним  другой
силуэт  поменьше,  волшебный  светящийся, как будто невесомый. Это  круизный
лайнер, искрясь и сияя, везет счастливых путешествеников в нарядных и уютных
каютах в веселое и безмятежное плавание.
     А  вот   справа  от  корабля  показывается   какой-то  огромный  крутой
темно-коричневый горб. Этот горб пугающе вспухает на фоне корабля и острова,
увеличивается  в размерах,  становится  ярче.  Вот он  из  темно-коричневого
становится   мутно-коричневым,   еще    подрастает,    светлеет,   несколько
округляется, и наконец становится  понятно, что это  рождается край  ночного
светила.
     Горбатая  нечисть   неровными   толчками   вылезает   из-за  горизонта.
Впечатление  такое,  что  кто-то   оттуда,  из-под   океана   выпихивает  ее
немилосердными  пинками.  Наконец  следует  последний  толчок,  и громадная,
мрачная, сплюснуто-  перекошенная Луна цвета рахитичной  морковки с  усилием
вылезает  на  край  горизонта.  Вылезши  и   передохнув  пару  секунд,  Луна
немедленно начинает  облизываться и приводить  морду в  порядок. Она моргает
глазами,  отчаянно и  неприлично елозит  щеками и  подбородком  и  старается
придать лицу достойный цвет.
     Теперь этот цвет  колеблется  между цветом персика и кофе с молоком. По
поверхности  воды  протягивается  узкая лунная  дорожка  цвета  упаковочного
картона.  Дорожка  это  темна,  еле заметна, и  идти  по  ней  еще нельзя  -
непременно провалишься. Но это ничего, через десять минут эта дорожка станет
такой яркости, что и слона выдержит.
     Луна тем  временем марширует  по  линии горизонта все  более уверенно и
нагло. Ее перекошенная физиономия  постепенно  принимает  правильную  форму,
округляется и и  светлеет. А вот теперь Луна даже  и не марширует, а  плавно
едет по линии горизонта, как будто ее кто-то тащит за веревочку.
     Наконец Луне надоедает ехать  по линии, соединяющей край темного неба и
темной  воды, и она неожиданно отрывается и плавно взмывает вверх, в небеса,
болтаясь  и  подергиваясь,  как мыльный пузырь на  ветру.  Теперь она  цвета
спелого  апельсина,  но  и  этот  цвет  тоже  ненадолго.  Все  светлее,  все
серебристее, все выше...
     Неожиданно с Луны  начинает сыпаться тончайшая серебряная пудра. Облака
вокруг Луны все становятся посыпаны нежным прозрачным серебром.  В это самое
время линия, где  смыкаются края неба и  воды, окончательно  пропадает. Луна
ошалело  подпрыгивает  еще  вверх и начинает  светить  совершенно  нарочным,
ненатуральным светом, как прожектор на киносъемке.
     Интересно, кого снимают в этом лунном  кино? А вдруг, это меня снимают?
И  тут  я  вздрагиваю  и вспоминаю, что  я есть. Вот  как интересно:  пока я
наблюдал за  Луной, за  небом и  океаном, я был по очереди Луной  и небом  и
океаном, и огнями, и прибрежным песком.  Я  был ветром, залезавшим ко мне за
воротник, я был теплоходом, везущим веселых людей в праздничное путешествие,
я был чайками, летающими над  берегом по спирали, я был скалистым  островом,
одиноко стерегущим вход  в  залив... И вдруг я неожиданно вспомнил,  что я -
это я, а они - это они.
     Ну что ж, мои верные спутники, я покидаю вас. Ведь  я - это не вы, я  -
это  я, и мне надо идти домой, лечь под одеяло и закрыть глаза  до утра.  Но
это  не беда.  Ночью  я  обязательно  буду думать  о вас. А  завтра - завтра
вечером мы опять будем вместе. Спокойной ночи, спокойной вам ночи!- мысленно
кричу я, и  мой мысленный крик тысячекратным эхом летает над темным океаном,
над переливающимся морем ночных огней, заглядывает в каждое окно и замирает,
замирает...  Спокойной  ночи, спокойной вам ночи!  -  шепчу я  своим друзьям
самым  тихим   шопотом,  и  все   вокруг   застывает  на  несколько  секунд,
прислушиваясь ко мне.  Завтра вечером мы обязательно будем вместе, и я опять
стану каждым  из вас. Я буду  приходить к вам каждый день и играть  с вами в
одну и ту же игру. Мне никогда не надоест эта игра, вот увидите!
     Зябкий  ночной ветер,  торопливые  шаги человека, который  попрощался и
быстро  уходит.  Невозмутимая  Луна  с  головокружительной  вышины  освещает
огромный океанский залив и пустынный пляж сказочным серебряным светом.
     Boston, MA
     November 2000.



        "Александр Шленский. Сон в душную ночь"

---------------------------------------------------------------
     © Copyright Александр Шленский
     WWW: http://zhurnal.lib.ru/s/shlenskij_a_s/ Ў http://zhurnal.lib.ru/s/shlenskij_a_s/
---------------------------------------------------------------


     Кровать нависает над  внутренним  миром и изгибается в конвульсиях, как
полиомиелитное кресло. Солнце блеклое и линялое,  оно не  светит  как  надо,
зато греет  из-за паровых  полупрозрачных  облаков, как жаровня.  В  воздухе
висит  туманное текучее марево, и подушка прилипает то к лицу, то к затылку.
Войска уже прибыли на подавление мятежников. Пушку сняли с лафета и катят по
земле, как скалку по гладильной доске. Следом  катят бочку пороха, а за ними
ядра - семь штук. Обойму несут отдельно, поскольку она не круглая. Когда все
это   прикатят  на  позицию,  ядра  засунут  в  обойму,  обойму  вставят   в
калоприемник,  передернут  затвор,  и  пушка  выстрелит  картечью  прямо  по
мятежникам.  Мятежники  спят на  футбольном поле на двухярусных кроватях. Их
потные  помятые  лица  с бессмысленно отвисшими щеками ритмично вздуваются и
опадают от храпа..
     Некоторые мятежники  уже  проснулись  и зевают широко  и мрачно, рискуя
вывихнуть челюсть. Я  сам лежу на верхнем  ярусе одной из кроватей и страдаю
от духоты и саднения за грудиной - поперхнулся слюной,  пока лежал на спине.
Пушка и солдаты с винтовками меня  не пугают, потому что я сам ими командую.
Главарь  мятежников -  это тоже я, но главарь сейчас спит, засунув морду под
подушку.
     Я протягиваю руку и  отхлебываю апельсиновый  сок из стакана, который я
поставил рядом на журнальном столике,  перед  тем  как лечь  спать.  Кое-как
усевшись на кровати, я проталкиваю сок через чужую, онемевшую глотку мелкими
глотками,  в то время  как проснувшиеся мятежники с  завистью  и вожделением
наблюдают  за каждым моим  глотком.  Я тоже нахожусь среди  наблюдающих,  на
верхнем ярусе  одной из кроватей.  Мне душно  и скверно, я  смотрю со  своей
кровати, как я пью сок из стакана. Я  сглатываю слюну и пытаюсь загородиться
от жгучего солнца одеялом,  но тут я ставлю  на место стакан и  окончательно
проваливаюсь в прерванный сон.
     Противный вкус  во рту ослабевает,  но  воздуха  не хватает все  равно.
Возникает  мысль о  том, что надо ненадолго  оставить  мятежников и  солдат,
встать  и  открыть  окно,  потому  что солнце  светит  сквозь  душные облака
совершенно невыносимо. Но я не могу встать, потому  что надо катить  ядро. Я
качу  ядро  руками, сидя  на корточках,  и  вкатываю его в лунку.  Бородатый
артиллерист  рядом со  мной примеривается к  соседнему ядру огромной клюшкой