лось, что прибор вовсе не вражеский,  что потерявшиеся  зады угрозы не
представляют,  появилась  задача  найти заплутавшую  задницу  генерал-майора
Громыхайлова и вернуть ее законному владельцу. Именно  такое задание получил
Виктор Витальевич. К сожалению, он совершенно  не представлял,  как он может
его  выполнить,  поскольку  поиска  объектов его прибор делать еще не  умел.
Оставалось    только    надеяться,    что    генеральская    жопа    проявит
сообразительность,  а также  благоразумие и чуткость, и  сама по своей охоте
вернется к своему владельцу.
     Но она не возвращалась,  и генерал-майору становилось все хуже  и хуже.
Он перестал есть, пить, двигаться, говорить и был переведен в реанимационное
отделение  и  положен   под  капельницу,  а   затем  переведен  на   аппарат
искусственного дыхания,  так как  у генерал-майора развилось апное, то есть,
он прекратил  дышать самостоятельно.  Вызваны  был  невропатолог, кардиолог,
другие специалисты. Все  только разводили руками. В  конце  концов  больному
поставили  для  проформы диагноз "восходящий паралич  Ландри", просто  чтобы
что-то стояло на крышке истории болезни.
     В  госпиталях  и  в больницах  есть  много  страшных  вещей.  Например,
огромные стационарные  стойки для  капельниц в  гематологическом  отделении,
стоящие  в  кабинете  химиотерапии.  Они  стоят  у  каждой койки,  сурово  и
непреклонно, как виселицы на эшафоте. Зимой в кабинете химиотерапии страшный
холод, потому что больница  плохо  отапливается,  а  в окнах  сплошные щели.
Бледным обескровленным больным ставят в ледяной палате ледяную капельницу, к
бутылке которой ни одна добрая душа никогда  не привяжет грелку.  После этой
капельницы заледеневший  больной  встает  и шатаясь бредет в туалет, где его
рвет  от  самых печенок  - такое уж  побочное действие у этой  химиотерапии.
Посмотришь на эту палату, на этот ряд стоек - и мороз по коже продирает.
     Но есть  в больнице вещи и  пострашнее. И самая страшная из  них  - это
больничная  постель. Ложишься на нее - и Бог один знает, сколько мертвых тел
заворачивали в эту  простыню, сколько умирающих отдали  в этот  матрас  свое
последнее тепло.  Вот больной  вздохнул раз, другой,  вспучился в  последней
судороге и  затих.  Подвяжут ему полотенцем  нижнюю челюсть  - это уж не для
него,  ему полотенцем  не  поможешь. Это  для  родственников делается, чтобы
покойник не зиял открытым ртом в  гробу.  Свяжут ему простыней ноги, руки  к
телу примотают,  чтобы в гробу красиво покойник лежал, а из палаты его сразу
не унесут. Будет  он по правилам два  часа еще лежать  среди живых на  своей
койке. Если ты нервный очень - выйди,  да  походи часа два по коридору. А не
нервный  - так лежи  рядом и тихо радуйся что ты дышишь еще пока, а сосед  -
уже нет. Все там будем, да только сегодня ты, а завтра - я...
     А потом  завернут  твоего  соседа  санитары  с головой  в  простыню, да
сделают два  узла -  головной  и  ножной. Потом возьмут ловко за  эти  узлы,
положат на каталку и увезут в морг. А потом и койку перестелят: старое белье
сорвут с нее, отнесут в  прачечную, а постелят новое, стираное,  принесенное
санитаркой  из той  же прачечной. Ложись, новенький,  жди своей очереди. Все
там будем... Только белье-то ходит по кругу долго, а нам с тобой двух кругов
не  пройти  - одного в самый раз будет. Вот потому-то больничная постель для
меня  -  это  и  есть самая  страшная  в  больнице вещь.  Заправлена коечка,
простыночка где белая, а где с желтинкой. На ней и черные  пятна найдешь,  и
серые,  и  коричневые  тоже  есть.  По  этой простынке  всю историю болезней
изучить можно, тех,  кто на ней лежал. А  только тому, кто на ней лежал, ему
та простынка и не нужна уже. Лежит он в морге на мраморном столе с откинутой
головой,  странно неподвижный, и от той  своей неподвижности,  человеческому
телу не свойственной, напоминает больше не человека, а вещь. И оттого нагота
мертвого  тела  не  стыдная  уже  никому.  Бледное  восковое  лицо,  трупные
фиолетовые пятна  на спине и ягодицах, желтые пятки, грубые швы, оставленные
патологоанатомом после вскрытия. Вот  так и лежал в морге  уже известный нам
генерал-майор  Михаил Михайлович  Громыхайлов, пополнив  собой список боевых
потерь, понесенных в мирное время.
     Посещай  иногда  морги, мой милый читатель. Удивительный  у тебя  вкус!
Ведь я уверен,  что по выходным ты  ходишь куда угодно - в кино, в театр,  в
ресторан. Возможно ходишь даже в  сауну или в кегельбан,  или на горнолыжную
базу, и только  до морга все никак не дойдешь. А зря! Зрелище смерти в  кино
тебя  почему-то будоражит, а  в реальности ты отчего-то смотреть  на  нее не
хочешь. Противно тебе и страшно. Непонятно, почему ненатуральные актерские и
режиссерские  выверты,  целый  кинематографический культ  смерти, вызывают у
тебя  пряный  интерес,  а  натуралистическое  зрелище  -  рвотный  позыв   и
похолодание конечностей. Как справедливо подметил немецкий писатель Бертольд
Вральт  еще в прошлом  столетии, "самых  больших курьезов в нашей  жизни  мы
никогда не  замечаем".  И  это сущая  правда.  Ведь перверсии  восприятия  и
воображения  касаются не только представления о смерти, но и представления о
жизни. В  любой области жизни,  в  любом  аспекте  человек  создал  огромное
количество   символов,   образов,  представлений,   штампов  и  стереотипов,
исковерканных и изломанных, противоестественных природе. Можно предположить,
что какое-то  время все  это делалось в  значительной  степени безотчетно, в
погоне  за  более  современной  и  острой  эстетикой.  Можно  поверить,  что
созданный  в  результате  конгломерат  условностей  продолжал  довлеть   над
развитием  эстетики еше какое-то время столь же безотчетно, как  и  когда он
создавался.
     Но я абсолютно уверен,  что в наше циничное время искажение, заострение
и посыпание красным перцем соли и сахара делается  абсолютно сознательно,  в
погоне  за  влиянием  и деньгами,  а деньги  и  влияние  в наше время -  это
абсолютно  одно и  то же. В генетических  лабораториях современной  массовой
культуры  направленно,  методично  и  упорно  выращивают жутких  трансгенных
мутантов от эстетики, и эти кошмарные создания с хрустом пожирают нормальные
человеческие чувства, превращая нормальных  людей в беснующееся стадо панков
с зелено- фиолетовыми гребнями,  в феерический розово-голубой марш лесбиянок
и педерастов, непристойно  празднующих однополую "любовь", а сухой  остаток,
уцелевший от этого дьявольского  нашествия, тихонько дрочит под порнушку или
под  компьютерный  чат, отчаявшись найти в реальной жизни партнера столь  же
желанного, как взращенные в голливудских  лабораториях сладко-пряные химеры.
Ты еще не успел очнуться, а тебя  уже "сделали", из  тебя уже выкачали живую
кровь,  а   взамен  налили  эстрагонового  уксуса  непотребных   желаний,  а
политтехнологи,  имидж-мейкеры   и  рекламодатели  вкупе  с  производителями
рекламы успешно довершат остальное. Зачем так долго и так мучительно убивать
живую  ткань  человеческого чувства? Зачем пропитывать ее  по капле вонючим,
грубым   формалином  суррогатной  жизни?  Не  лучше  ли  сразу  в  морг?  Не
естественнее ли?
     О  современное   общество,  куда  несешься  ты  во  тьме  необузданных,
старательно  разожженных   желаний,  под   косноязычную  трескотню   рэпа  и
пулеметные очереди железного Терминатора? Дай ответ! Не дает ответа... Оно и
само не знает и  не может  знать этого ответа,  а  это значит, что создатели
трансгенных чудищ перверсной  эстетики - сами теперь их заложники.  Давно, с
самого начала, с  того  момента, когда  люди открыли  правила  построения  и
пробуждения  к жизни уродливых франкенштейнов современной культуры. Да лучше
всю жизнь выть от приступов  тяжелейшей тоски, чем придумать  такие правила.
Если хотя  бы  эти правила были созданы по ошибке слабым  духом  человеком в
стремлении  усовершенствовать  духовность! Увы!..  Эти  правила  были вполне
сознательно  созданы для  полнейшего истребления духовности  как  последнего
форпоста  независимости  личности, для  полного ее  порабощения, для  самого
верного способа посадить  на  иглу.  Сказать, что деньги  убили духовность -
значит  ничего  не  сказать.  Финансовый  контроль,  политический  контроль,
идеологический, эстетический...  Идея  уже не денежного обогащения,  даже не
финансового контроля, но тотального контроля, полной власти над человеческим
существом, над каждым его нервом - вот имя того демона, которым  одержим наш
великий и злосчастный век... Милосердное желание завладеть деньгами ближнего
и потерять к нему после этого интерес осталось в прошлом.
     Нынешний демон алчет вовсе не  тех денег, что у тебя в кармане, а  тех,
которые еще не отпечатаны - тех самых, которые ты будешь делать для него всю
жизнь, разрывая  свои  жилы  и калеча  душу, отдавая  всю свою  энергию  без
остатка, подстегиваемый распаленными этим демоном уродливыми желаниями.  Вот
почему этот демон не может  управлять человеком раньше,  чем  он не разрушит
каждую  его  здоровую  клеточку,  каждую  здоровую  молекулу,  каждый  квант
здоровой  энергии, который сопротивляется  кощунственному,  уничтожительному
превращению  в  мерзкое ничто, управляемое ничем. И по этой простой  причине
современная  массовая культура изначально  антидуховна  и античеловечна. Она
исторгает из  своих  недр  липкие  уродливые  фетиши,  прообразы болезненных
неуправляемых  страстей, подменяющие  природную  эстетику  и гуманистические
идеалы, и  убивающие душу. И создают их нелюди, которых  этот демон уже съел
до конца. Остерегайся  этого демона,  мой дорогой читатель! Не  отдавай  ему
своих желаний и всегда оставайся самим собой.
     Современная  культура продуцирует  символы  острейших  и  бесстыднейших
наслаждений  такой  силы  и  глубины,   каких   не   в  состоянии  выдержать
человеческий организм.  Получить такое  наслаждение  -  это  гарантированная
смерть,  оно  просто  взорвет  человека  изнутри,  как  граната,  снятая   с
предохранителя и засунутая в задний проход. Поэтому символ этого наслаждения
обречен  всегда оставаться лишь символом несбыточной цели. Но  это никого не
останавливает, и поэтому создается впечатление, что никто этого не понимает.
Или,  скорее,  делает  вид,  что  не  понимает. И поэтому  смертельная  игра
продолжается, степерь ее напряжения растет, и символы становятся все острее,
пронзительнее, и  число  их  все  возрастает. Вещи  теряют  свой изначальный
смысл.  Из  простых  и  ясных  предметов  они  становятся  символами  дикой,
неуправляемой,  агональной  страсти,  за  которой  следует  только   смерть.
Обладание  этими заветными  символами  становится  тысячекратно важнее,  чем
обладание простыми,  но реальными  ценностями,  необходимыми для  нормальной
здоровой жизни. Купить такой символ, стать его обладателем, становится делом
престижа.  Престиж обладания символом  становится наслаждением, сопоставимым
по силе с тем наслаждением, на которое непосредственно указывает сам символ.
Покупка  символов престижа, успеха и удовлетворения желаний становится делом
всей жизни, а иногда и  смерти. Передозняк и смерть -  логическое завершение
неуправляемой  и  неразборчивой  страсти  к  наслаждениям, индуцированной  и
тщательно  культивируемой  корпорациями по массовому  производству и продаже
этих наслаждений. Оргазм и смерть  слиты воедино в руках чудовищного демона,
взирающего с  сардонической ухмылкой, с какой легкостью люди летят  к  своей
смерти, словно мотыльки на огонь.
     При  всем при том, этот разрушительный демон вполне цивилизован и очень
современен.  И вызывают  его отнюдь  не  чернокнижники.  Описание  принципов
работы этого рукотворного демона, мой милый читатель,  ты можешь легко найти
в учебниках маркетинга  в  разделах,  посвященных  психологическим  аспектам
создания и удержания рынков и формирования спросового  поведения. Этот демон
не  только  разрушает,  он и  созидает.  Он  опирается  на самые современные
технологии,  он создает великолепные  фабрики и чудо-конвейеры.  Он  создает
самые  притягательные,  самые  великолепные формы,  чтобы  вернее,  точнее и
тоньше   разрушить   несбыточным  наслаждением  души  людей   -   создателей
технологий, форм и символов, из которых состоит демон социального прогресса.
     У  каждого  вида наслаждения  есть  свой  имидж, свой  символ:  человек
окружил  себя  нескончаемым  слоем   материальных   и  нематериальных  форм,
невероятно    уродливых    от     избытка    односторонней,     техногенной,
несбалансированной красоты, виртуозно искаженных противу природы, и называет
все это "современной культурой". Он  барахтается  в этом "культурном  слое",
как мотылек на  свечном столе. Стриптизерша  никогда не покажет тебе  просто
голую пизду. Да что  она  может вызвать, голая-то  пизда? Обычную нормальную
эрекцию.   А  ведь  от  тебя  совсем   не   этого  хотят.   От  тебя  жаждут
нерассуждающего экстаза, наркотической потребности. Тобой, твоими желаниями,
хотят  завладеть раз и навсегда. Вот  потому-то стриптизерша если  и покажет
кому-то голую пизду без  всяких прикрас, рюшечек и кружавчиков, так не тебе,
а своему  гинекологу. А тебе,  если  ты не гинеколог,  она никогда не станет
открыто  показывать  просто  голую пизду, потому  что это противу жанра. Она
лишь по  временам будет выстреливать в зал  голой пиздой из-под специального
напиздничка такой виртуозной  формы, да еще с  такими  танцами  и вывертами,
чтобы у тебя хуй  лопался  от возбуждения, и кошелек  раскрывался сам собой,
как от эрекции.
     И  пизда  в  этом  контексте  является  уже  не детородным органом,  но
символом вожделения,  символом полной и  неограниченной власти над желанием.
На такую пизду встает уже не хуй, на нее должен вставать непременно кошелек!
Эрекция, которая не поднимает  хуй, а открывает  кошелек - вот он тебе,  мой
милый  читатель,  символ  современной  культуры! Но и  это еще не  все. Сами
деньги стали символом, вызывающим бешеный прилив крови не только к  половому
отростку,  но   и  ко  всем  органам.  Деньги,  как  символ  всех  возможных
наслаждений и утех, вызывают  оргазм еще  до того, как их успели  обратить в
конкретные  блага. Боже, как все-таки все условно в этом мире! И из-за  этих
условностей в  кино всегда посетителей гораздо  больше, чем в морге. А в том
морге, где лежал  наш покойный  генерал-майор их и вообще не  было. Не было?
Нет, стоп! Был один. Он  зашел  тихонько с  черного хода, со двора.  Крупный
мужчина  с толстыми,  отвислыми щеками, выпуклым  лбом, крохотными глазками,
жесткой щеткой редких усов под носом, пухлыми ручищами и погонами  старшины-
сверхсрочника.  Посетитель  подошел  к покойному  и  долго  смотрел на  него
печальным и укоризненным взором, время  от времени  тяжело  вздыхая и что-то
бормоча.  Что говорил старшина, толком  не  известно, но кажется он упомянул
какого-то  Маршала  Советского  Союза.  Заслышав в  коридоре шаги,  старшина
вытянулся по стойке "смирно", отдал  честь обеими руками,  бросил  печальный
прощальный взгляд на недвижное тело и быстро вышел вон из морга.
     Да,  слишком поздно нашел наш уважаемый старшина своего самого близкого
человека, который  был ему дорог, несмотря ни на  что,  каков  бы он ни был.
Сказать,  что  старшина любил своего  генерала?  Нет, это  не то  слово,  не
подходит оно здесь.  Чувства  старшины к генералу  совсем не  были похожи на
любовь певицы к танцору, о которой я уже упоминал ранее. Скорее это была как
бы  сыновья  почтительная  преданность  и  родственная  привычка.  Ведь  как
родителей не  выбирают,  точно так и появившаяся на свет задница не выбирает
своего хозяина и во всю  жизнь свою  не знает,  о чем думает голова, которую
она носит по белу свету, повинуясь ее желаниям.  Конечно, она все чувствует,
и притом, чувствует  гораздо быстрее, тоньше и правдивее, чем о том же самом
думает голова своими тяжелыми и  неповоротливыми мыслями.  Чувствует задница
опасности, и  любовь, и тоску, и чужую  неискренность и  фальшь. Великолепно
чувствует  она  также  и  предательство.  Может она чувствовать  даже азарт!
Многие  одаренные  коммерсанты, без сомнения, обязаны своим состоянием своей
задней  части   тела.  Задушевный  друг  одного  моего  бывшего  босса  (оба
одесситы),  невероятно нажившегося  на  перепродаже нефтепродуктов  в первые
годы  перестройки,  бывало,  обнимал его  за  плечо  разгоряченной  от водки
ладонью и доверительно сообщал: "Лепа! Я жепой нажiву чую!".
     Все чувствует  человеческая душа,  все  она  понимает,  но по  странной
прихоти создателя  она находится  в  самой бессловесной части  человеческого
тела, и поэтому к тонким, невесомым ощущениям,  с  трудом добирающимся вверх
по  позвоночнику,  восприимчива  только  слабая   голова  не  сильно  умного
человека. Такой человек с детства приучается слушать не свою  голову, а свою
задницу, и оттого  все  в обществе  почитают такого  человека  за  дурака  и
относятся  к  нему  соответственно.  А   у  умного  человека  голова  вполне
самодостаточна,  и заднюю часть туловища она воспринимает исключительно  как
опору для сидящего тела, место для постановки уколов  и отправления телесных
наказаний.  Я  надеюсь, ты уже  понял, мой  милый  читатель, почему в  нашем
обществе процветает жесточайшая дискриминация? Да как же  ей не  процветать,
если  она  существует  уже  на  уровне взаимоотношений  между  частями  тела
одного-единого индивида!
     Верховенство  головы  над задницей есть не что  иное  как  верховенство
интеллекта над  чувствами.  Но  увы!  К  сожалению, изолированный интеллект,
развивающийся  в  отрыве  от   естественных  чувств,   -  это   великолепная
питательная  среда  и  вернейшая  предпосылка  к  развитию  бездуховности  и
манипуляторских   отношений   в  обществе.   Природные   чувства  при   этом
атрофируются  и  заменяются  мерзкими  суррогатами,  распаляющими  низменные
желания,  а интеллект торжествует: он указал  путь  чувству, он  создал этот
путь, по которому все бегут,  толкая и топча друг друга. Но человек, бегущий
по этому пути, быстро  выедает себя изнутри, оставляя только кокон-оболочку,
наполненный гадкими огрызками, растоптанными окурками,  плевками и обрывками
ярких афиш. А как красиво и нарядно все это смотрелось в фирменной  упаковке
еще совсем недавно! Что же осталось тебе, человече, по окончании этой гонки?
Осталось тебе лишь одиночество. Один, совсем  один среди  чужой,  враждебной
толпы, в которой каждый также одинок, как и ты...
     Вот и старшина Иван Петрович Жадов  остался на  белом  свете совершенно
один. Со смертью  генерал-майора  у него исчезла возможность вернуться к той
жизни, которой живут все его  собратья, которых не коснулся  эффект Заебека.
Теперь ему предстояло  научиться жить, не полагаясь на голову, а  расчитывая
только на самого себя.


        "12."

        "Вмале и узрите мя, и паки вмале и не узрите мя."
        "Из Евангелия"

     Странные, волшебные иногда бывают  в жизни обстоятельства! Я  много лет
по  крупицам собирал факты, изложенные в  этом  правдивом повествовании,  но
никак не мог дойти в  своих  изысканиях  до событий позднейших времен. С тех
пор  как  подул  сперва заманчивый, а  затем все более холодный  и тревожный
ветер  перемен,  все  закрутилось,  завертелось,   свидетели  новых   фактов
перестали  находиться,  и все мои попытки анализировать  периодику и архивы,
чтобы найти недостающие факты, также перестали  приносить результат. Цепочка
событий обрывалась и уходила  в  неизвестность почти у самого завершения,  и
уже много раз я собирался прекратить свои поиски  и удовлетвориться тем, что
мне уже известно.
     И  вдруг неожиданно,  уже  находясь в  Соединенных  Штатах,  я случайно
увидел  рекламную  афишу  в концертной кассе.  В одном из  концертных  залов
Нью-Йорка выступали  танцор Халиван  Набздиев и  певица Лоретта Душинская  с
сольными  выступлениями. Я  не