ло
которых  сведено сейчас к незначительной кучке, настолько же ма-
лой,  насколько  велики  ее  бедствия, на которую суровая судьба
возложила  большую обязанность посвятить себя в эти тяжелые вре-
мена  усовершенствованию науки и научным исследованиям. Но боль-
шинство  тех, которые в настоящее время имеют вид ученых, перео-
девают истину в ложь, не выходят из границ обмана и бахвальства,
заставляя служить знания, которыми они обладают, корыстным и не-
добрым  целям.  А  если  встречается человек, достойный по своим
изысканиям  истины  и  любви к справедливости, который стремится
отбросить  суетность и ложь, оставить хвастовство и обман, -- то
он делается предметом насмешки и ненависти".
   Поздний  период  жизни  Омара  Хайяма был чрезвычайно труден,
сопряжен  с  лишениями и тоской, порожденной духовным одиночест-
вом.  К славе Хайяма как выдающегося математика и астронома при-
бавилась  в эти нишапурские годы крамольная слава вольнодумца и,
вероотступника. Философские взгляды Хайяма вызывали злобное раз-
дражение ревнителей ислама.
   Научно-философское  наследие Омара Хайяма невелико. В отличие
от  своего учителя Авиценны, Хайям не дал целостной, разработан-
ной им философской системы. Трактаты Хайяма затрагивают лишь от-
дельные, правда из числа важнейших, вопросы философии. Некоторые
из  сочинений  были написаны, как и упомянутый выше первый фило-
софский трактат, в ответ на просьбу отдельных духовных или свет-
ских лиц. , До нашего времени сохранилось пять философских сочи-
нений  Хайяма.  Кроме  "Трактата  о бытии и долженствовании" еще
"Ответ на три вопроса: необходимость противоречия в мире, детер-
минизм  и  вечность",  "Свет  разума о предмете всеобщей науки",
"Трактат  о  существовании" и "Книга по требованию (Обо всем су-
щем)". Все они кратки, лаконичны, занимают иногда всего несколь-
ко страниц.
   В  современных исследованиях по истории науки философские по-
ложения Омара Хайяма отождествляются с учением Авиценны, которое
определяется специалистами как средневековое восточное аристоте-
лианство.  Хайям  воспроизводит ту же модель мироздания, как она
обрисована в знаменитой философской энциклопедии Авиценны "Книга
исцеления". Эта картина мира, принятая в свое время западноевро-
пейской христианской схоластикой, нашла отражение в общих чертах
в  "Божественной  комедии"  итальянского  поэта  Данте  Алигьери
(1265--1321) .
   Элементы  неоплатонизма  в сочетании с положениями неопифаго-
рийской  мистики чисел, утверждение несомненной реальности внеш-
него  мира  и признание всеобщей причинной связи между явлениями
природы,  отрицание возможности существования мира идей вне мира
вещей,  проблема происхождения зла и проблема абсолютной предоп-
ределенности,  учение о субстанциях (предметом научного познания
Хайям при этом признает субстанцию сложную, иными словами -- ма-
териальную  основу) -- все эти идеи Хайяма шли вразрез с мусуль-
манской ортодоксией.
   Ограниченный рамками своего времени, Хайям, как и его великий
предшественник  Авиценна, оставался на идеалистических позициях,
но в решении отдельных проблем философии взгляды Хайяма содержа-
ли  несомненные  элементы  материалистического  мировоззрении. В
этом,  по утверждению специалистов, Омар Хайям сделал значитель-
ный  шаг  вперед по сравнению с Авиценной. Средневековые теологи
уже  с  XIII  века  причисляли Хайяма к материалистической школе
"натуралистов".  В  философских концепциях Хайяма есть также от-
дельные гениальные диалектические догадки.
   Специалисты, занимавшиеся изучением мировоззрения Омара Хайя-
ма, находят много общих положений в его научно-философских трак-
татах  и  в его четверостишиях. Однако исследователи единодушны:
научно-передовое,  независимое,  бунтарское умонастроение поэта-
мыслителя проявилось в его стихах ярче и определенней, чем в его
философских сочинениях.
   Так,  например,  вопросы  о детерминизме и истоках царящего в
мире зла, поставленные Омаром Хайямом в трактатах, вопросы, рас-
шатывающие одну из главнейших догм ислама -- монотеизм, в стихах
Хайяма  подчеркнуто заострены. Хайям-поэт вскрывает вопиющие ло-
гические противоречия в самом понятии "бог".
   Бог  --  абсолютный  разум и высшая справедливость? Почему же
так  неразумно устроен мир, так жесток с его постоянными бедами?
Почему столь хрупко и непрочно самое совершенное из творений бо-
га  --  человек,  приговоренный со дня своего рождения к смерти?
Гончар, разбивающий свои творения, -- неискусный или безумный? -
- вот какое олицетворение находит Хайям богу:

             Изваял эту чашу искусный резец
             Не затем, чтоб разбил ее пьяный глупец.
             Сколько светлых голов и прекрасных сердец
             Между тем разбивает напрасно творец!
                                             (пер. Г. Плисецкий)   [pli-0084]
                     ого. ср. N 443)

Поэт не находит оправдания этой бессмысленной жестокости:

             Вразуми, всемогущее небо, невежд:
             Где уток, где основа всех наших надежд?
             Сколько пламенных душ без остатка сгорело!
             Где же дым? Где же смысл? Оправдание -- где ж?
                                             (пер. Г. Плисецкий)   [pli-0115]

   Важнейшим  принципом  ислама  является  догмат о божественном
предопределении. Если так, спрашивает поэт, то должен ли человек
нести ответственность за свои поступки? Исходя из простой житей-
ской  логики, у бога нет права карать человека за прегрешения --
кто как не бог и предопределил слабость и греховность человечес-
кой натуры?

         Глину мою замесил мой творец, что я поделать могу?
         Пряжу он выпрял и ткань мою сшил, что я поделать могу?
         Зло ли вершу я, творю ли добро -- все, что ни делаю я,
         Все за меня он давно предрешил, -- что я поделать могу?
                                             (пер. А. Старостин)   [sta-0036]

   И  кто, спрашивает Хайям, как не бог окружил человека со всех
сторон  ловушками  соблазнов? Следовательно, бог и есть коварный
искуситель  и  первопричина  грехопадений.  С него и должен быть
спрос:

           Мир -- свирепый ловец -- к западне и приманке прибег,
           Дичь поймал в западню и ее "человеком" нарек.
           В жизни зло и добро от него одного происходят.
           Почему же зовется причиною зла человек.
                                              (пер. В. Державин)   [der-0213]

   "Всеблагой и всемилостивый" -- главные эпитеты бога в исламе.
Но  если  одно из основных свойств бога -- милосердие, -- задает
вопрос  поэт,  --  то как же он сможет проявить свое милосердие,
если  в  мире не будет грешников? Если ты всеблаг и всемилостив,
творец, то и прости нас, погрешивших против тебя:

             О боже! Милосердьем ты велик!
             За что ж из рая изгнан бунтовщик?
             Нет милости -- прощать рабов покорных,
             Прости меня, чей бунтом полон крик!
                                              (пер. В. Державин)   [der-0146]

   Хайям высмеивает самую идею высшей справедливости творца. Где
она, справедливость? Достаточно оглядеться кругом, чтобы понять:
мир устроен как раз наоборот: дураки и подлецы ни за что получа-
ют в дар от неба роскошные дворцы, а достойный идет в кабалу из-
за  куска  хлеба.  Если  это называется справедливостью, то "Мне
плевать на твою справедливость, творец!" -- так энергично конча-
ет Омар Харям одно из своих рубаи.
   Богоборческие  идеи  в четверостишиях Хайяма выражены чрезвы-
чайно  смело Строки стихов -- прямой суд над творцом, на нем од-
ном вся вина за вопиющее несовершенство мира:

             Свода небесного вращатель -- господь,
             Жизни и смерти податель -- господь.
             Плох я... Но ведь мой обладатель господь!
             Я, что ли, грешен? Мой создатель -- господь!
                                             (пер. С. Кашеваров)   [kas-0015]

   Остро,  гротескно высмеивает поэт бессмысленность мусульманс-
кой  обрядности  -- если бог вездесущ и всеведущ, надо ли надое-
дать  ему без конца молитвами? Реалии религиозного культа, впро-
чем,  могут и сослужить свою полезную службу мусульманину: чалма
и четки пригодятся, чтобы заложить их в кабаке за чащу вина, как
сказано  в  одном из рубаи; в мечеть же мощно изредка заглянуть,
признается  поэт в другом стихотворении, хотя бы для того, чтобы
стащить новый молитвенный коврик. И вот -- рубаи, где соседству-
ют Коран и винная чаша; и как же рьяно, не отрываясь, читают му-
сульмане -- нет, не стихи Корана! -- стих, опоясывающий чашу:

             Благоговейно чтят везде стихи корана,                 [К-021]
             Но как читают их? Не часто и не рьяно.
             Тебя ж, сверкающий вдоль края кубка стих,
             Читают вечером, и днем, и утром рано.
                                                 (пер. О. Румер)   [rum-0007]

   Приведем  еще  два  известных  хайямовских рубаи, где протест
против  духовного закрепощения человека выражен особенно сильно.
Все религии, не только ислам, утверждает поэт, рабство:

             Дух рабства кроется в кумирне и в Каабе,              [К-026],[К-001]
             Трезвон колоколов -- язык смиренья рабий,
             И рабства черная печать равно лежит
             На четках и кресте, на церкви и михрабе.              [М-009]
                                                 (пер. О. Румер)   [rum-0157]

   И прямой бунт против творца, против существующего мироустрой-
ства:

             Когда б я властен был над этим небом злым,
             Я б сокрушил его и заменил другим,
             Чтоб не было преград стремленьям благородным
             И человек мог жить, тоскою не томим.
                                                 (пер. О. Румер)   [rum-0195]

   К  такого рода стихам -- как, впрочем, ко многим рубаи Хайяма
--  как  нельзя более подходит меткое определение, принадлежащее
одному  из наших современных писателей: "Афоризмы, убедительные,
как выстрелы". Очевидно, именно такого рода четверостишия имел в
виду  историк  Кифти, когда написал, что стихи Омара Хайяма "со-
держали в глубине змей для всего шариата в виде множества всеох-
ватывающих  вопросов". Продолжая свою характеристику Хайяма-поз-
та,  Кифти заключает: "Он порицал людей своего времени за их ре-
лигию".  Четверостишия  Омар  Хайям  писал для себя и небольшого
круга  друзей  и  учеников,  отнюдь не стремясь сделать их общим
достоянием.  Однако эти крылатые поэтические речения приобретали
широкую гласность -- именно так можно понять высказывания, кото-
рые  мы находим у того же Кифти, что "современники очернили веру
его и вывели наружу те тайны, которые он скрывал".
   Нападая  на  творца,  Омар  Хайям  обличал и духовенство -- и
здесь его обычная насмешливость уступала место неприкрытой злос-
ти.  Ревнители мусульманского благочестия, с их показной святос-
тью,  говорит  поэт, это ненасытные кровопийцы, рядом с которыми
запойный пьяница -- праведник:

             Хоть я и пьяница, о муфтий городской,                 [М-013]
             Степенен все же я в сравнении с тобой;
             Ты кровь людей сосешь, -- я лоз. Кто кровожадней:
             Я или ты? Скажи, не покриви душой!
                                                 (пер. О. Румер)   [rum-0153]

   Столкновения  с  духовенством приняли столь опасный для Омара
Хайяма  характер, что он вынужден был, в уже немолодые годы, со-
вершить  долгий  и трудный путь паломничества в Мекку. Источники
так и пишут: "убоявшись за свою кровь", "по причине боязни, а не
пол причине богобоязни".
   По возвращении из хаджа Омар Хайям поселился в уединенном до-
ме в деревушке под Нишапуром. По словам средневековых биографов,
он  не  был женат и не имел детей. Хайям жил замкнуто, испытывая
чувство  постоянной опасности из-за непрекращающихся преследова-
ний  и  подозрений.  К  этому периоду жизни Хайяма относится сто
стихотворение, написанное на арабском языке в форме кыта. Строки
этих стихов позволяют нам представить душевное состояние поэта в
старости:

             Доволен пищей я, и грубой и простою,
             Но и ее добыть могу я лишь с трудом.
             Все преходяще, все случайно предо мною,
             Давно нет встреч, давно уж пуст мой дом.
             Решили небеса в своем круговращенье
             Светила добрые все злыми заменить.
             Но нет, душа моя, в словах имей терпенье,
             Иль головы седой тебе не сохранить.
                                            (пер. Б. Розенфельд)

   Приведем еще один эпизод из жизни Омара Хайяма, запечатленный
географом  XIII  века  Закарийа Казвини; в рассказе проглядывают
живые черты поэта и самый образ его жизни среди горожан. Один из
факихов  Нишапура  --  знатоков мусульманского права -- публично
поносил  Омара Хайяма, однако по утрам приходил к нему, не упус-
кая  случая присоединиться к числу учеников. Хайям собрал у себя
однажды  утром  трубачей и барабанщиков. Как только факих пришел
по  обыкновению на занятия, Омар Хайям подал знак трубить и бить
в  барабаны. К собравшимся на улице горожанам Хайям обратился со
следующими  словами:  "Внимание,  о жители Нишапура! Вот вам ваш
ученый.  Он  ежедневно в это время приходит ко мне и постигает у
меня науку, а среди вас говорит обо мне так, как вы знаете. Если
я  действительно таков, как он говорит, то зачем он заимствует у
меня знания? Если же нет, то зачем поносит своего учителя?"
   Время,  отмеченное всесилием фанатичного духовенства, принуж-
дало  выдающегося  мыслителя  к  молчанию. Поэт должен хранить в
глубине  сердца  тайны своего знания, как море хранит в створках
раковины  жемчужину, -- таково содержание одного из рубаи. И вот
другое, с той же мыслью:

             То не моя вина, что наложить печать
             Я должен на свою заветную тетрадь:
             Мне чернь ученая достаточно знакома,
             Чтоб тайн своей души пред ней не разглашать.
                                                 (пер. О. Румер)   [rum-0230]

   "Притворись дураком и не спорь с дураками,--советует себе по-
эт,  --  каждый,  кто не дурак, вольнодумец и враг". "Он обуздал
свои речи и перо", -- пишут о старом Хайяме средневековые источ-
ники.
   В  стихах находила выражение напряженная внутренняя жизнь ума
и  души Омара Хайяма. Можно предположить, что в эти поздние годы
одиночества были написаны многие его философские стихи, поднима-
ющие  извечные  вопросы, стоящие перед людьми: что есть человек?
Откуда  мы пришли? Куда уйдем? Какой смысл скрыт в нашем кратком
земном существовании?

             Мир я сравнил бы с шахматной доской:
             То день, то ночь... А пешки? -- мы с тобой.
             Подвигают, притиснут -- и побили.
             И в темный ящик сунут на покой.
                                           (пер. И. Тхоржевский)   [tho-0006]

    И непостижимая загадка этого движущегося мира: где его нача-
ло, где конец?

             Творенья океан из мглы возник,
             Но кто же до глубин его постиг
             И жемчугу подобными словами
             Изобразил непостижимый лик?
                                                  (пер. Ц. Бану)   [ban-0002]

   В  четверостишиях Омара Хайяма -- неодолимый для человеческой
души  протест против смерти, Хайям-ученый и в старости не оболь-
щался иллюзиями о грядущем воскресении из мертвых, внушаемых ре-
лигией  мусульманам.  Стихи  формулируют жестокий закон природы,
неизбежно обрекающий все живое на превращение в прах:

             И тот, кто молод, и тот, кто сед,
             Из мира все уйдут друг другу вслед.
             А царство мира все ничье, как прежде;
             Кто был -- ушел; придут -- и вновь их нет.
                                             (пер. А. Старостин)   [sta-0013]

   Не  будь  этой  вечной смены поколений, говорит поэт в другом
стихотворении,  наш черед земной жизни никогда бы не пришел. Об-
ращаясь к предполагаемому собеседнику, Хайям утешает: примиримся
с  мыслью,  что живая душа нам дана на подержание, и вернем ее в
положенный срок, когда минует череда отведенных нам дней, каждо-
го из которых так мучительно жаль:

             Ты знаешь, почему в передрассветный час
             Петух свой скорбный клич бросает столько раз?
             Он в зеркале зари увидеть понуждает,
             Что ночь -- еще одна -- прошла тайком от нас.
                                                 (пер. О. Румер)   [rum-0123]

   Хайямовская скорбь о конечности человека, о неодолимости все-
сильного времени выражена в большом цикле рубаи, отмеченных осо-
бым взлетом поэтического гения:

             Океан, состоящий из капель, велик.
             Из пылинок слагается материк.
             Твой приход и уход -- не имеют значенья.
             Просто муха в окно залетела на миг...
                                             (пер. Г. Плисецкий)   [pli-0101]

   Чем  может  утешиться  человек,  сей недолгий гость на земле?
Омар  Хайям находит это утешение в идее материального неисчезно-
вения.  Бесконечный круговорот материи -- так видят глаза поэта-
философа  окружающий его мир. Глина, из которой вылеплены винные
кувшины  и чаши, кирпичи в стенах дворцов, песок под ногами, вся
живая  природа  --  цветы,  травы -- все это знало другое, может
быть,  человеческое инобытие. Осторожно, остерегает поэт, прика-
сайся к ним: вот это, возможно, было локонами и устами луноликой
красавицы, это -- головой султана, а это -- сердцем везира:

             Давно -- до нас с тобой -- и дни и ночи были
             И звезды, как сейчас, на небесах кружили.
             Не знаешь, как ступить на этот прах земной, --
             Зрачками любящих его песчинки жили.
                                                (пер. В. Тардов)   [tar-0001]

   Значит,  и  нам дано вернуться в земной мир, уже в иных, бес-
словесных  формах:  "из  праха твоего налепят кирпичей и в стены
,дома их уложит твой сосед". И так велико страстное желание поэ-
та ощутить бессмертие пусть самой малой крупицей земной жизни --
восстать из праха хотя бы стеблем зеленой травы! И вот завещание
Омара Хайяма:

             Когда голову я под забором сложу,
             В лапы смерти, как птица в ощип, угожу --
             Завещаю: кувшин из меня изготовьте,
             Приобщите меня к своему кутежу!
                                             (пер. Г. Плисецкий)   [pli-0145]

   Озорное  воображение  Хайяма  видит в этом для себя последнюю
надежду  на  воскрешение: а вдруг волшебный дух вина и вдохнет в
него жизнь?

             Жизнь мгновенная, ветром гонима, прошла,
             Мимо, мимо, как облако дыма, прошла.
             Пусть я горя хлебнул, не хлебнув наслажденья, --
             Жалко жизни, которая мимо прошла.
                                             (пер. Г. Плисецкий)   [pli-0418]

   Год смерти Омара Хайяма неизвестен. Самой вероятной датой его
кончины  принято  считать 1123 год. Из глубины XII века дошел до
нас рассказ о последних часах Хайяма. Абу-л-Хасан Бейхаки слышал
его  от  одного  из  родственников поэта. Омар Хайям в этот день
внимательно  читал  "Книгу исцеления" Авиценны. Дойдя до раздела
"Единое  и  множественное",  он  вложил золотую зубочистку между
двумя  листами  и попросил позвать необходимых людей, чтобы сде-
лать завещание. Весь этот день он не ел и не пил. Вечером, окон-
чив последнюю молитву, поклонился до земли и сказал: "О боже, ты
знаешь, что я познал тебя по мере моей возможности. Прости меня,
мое знание тебя -- это мой путь к тебе". И умер.
   Приведем  в заключение еще один рассказ -- о посещении могилы
Омара  Хайяма его искренним почитателем Низами Арузи Самарканди.
"В  году  1113  в Балхе, на улице Работорговцев, -- пишет Низами
Арузи,  -- в доме Абу Саида Джарре остановились ходжа има