дымая чашу:
   -- Да будет вечно такой моя Айше,  какою  представляется  она
нынче, этой лунной ночью, этой счастливейшей ночью в моей жизни!
   Так говорил хаким и пил вино, любуясь Айше и не решаясь  сор-
вать с нее шелковое одеяние. Он поднял кувшин, полюбовался им  и
сказал:
   -- Айше, я думаю, что и он некогда был меджнуном. Я вижу  его
глаза. Я вижу его губы, которые шептали нежные  слова.  А  может
быть, это была очаровательная девица? И она любила? И была люби-
ма?.. Пока гончар не превратил ее в этот кувшин.
   У Айше расширились глаза, она прижала руки к  груди,  как  бы
обороняясь от чего-то дурного.
   -- О! Какие страшные речи ты  ведешь,  --  прошептала  она  в
страхе.
   Хаким опустил кувшин наземь, чуть не разбив его. И вдруг сод-
рогнулась земля. Вдруг раздался великий шум.  Словно  несчастный
кувшин вызвал этот шум во всей вселенной...
   И хаким и Айше замерли. А шум все продолжался.  Он  доносился
откуда то из-за реки. И в ночной тишине отзывался громоподобно.
   -- Что это? -- испуганно проговорила Айше.
   Омар Хайям прислушался, Нет, что-то творилось там, за дверью,
в большом мире. Но что?
   Шум то нарастал, то утихал, чтобы с новой силой громыхнуть  в
ночном Исфахане. Это был не гром. И не землетрясение,  Это  было
нечто похуже: многоголосый шум толпы, шум несметного  количества
людей. Так может шуметь только вдруг разъярившаяся,  одновремен-
но выкрикнувшая проклятье тысячная толпа... Но что же это проис-
ходит под ночным небом?
   -- Я боюсь, -- сказала Айше.
   Он подумал: "Может быть, прорвало плотину на реке и волны бу-
шуют совсем рядом?.."
   -- Неужели конец света? -- сказала Айше дрожащим голосом.
   Он подумал: "Может быть, налетел ветер пустыни?"
   Он сказал ей:
   -- Я все сейчас узнаю.
   И отпер дверь. И снова оказался во власти  голубых  лучей.  И
сощурился -- уж больно ярко светила луна!
   На небе все было спокойно. Бесстрастно  сияли  светила.  Небо
зеленело подобно сочному лугу, который на берегах Заендерунда. А
на земле?
   Омар Хайям оделся, вышел на улицу. Вдали за рекою  пылал  по-
жар. Огромное пламя, очень красивое на фоне зеленого неба,  рва-
лось кверху. И оттуда доносился шум, похожий на  шум  океанского
прибоя. Хаким определил, что наверняка горит в той стороне,  где
расположен дворец. Но не совсем в той: значительно правее  двор-
ца. И вдруг хакима охватывает страшная догадка: не  дом  ли  это
главного визиря Низам ал-Мулка? Не оттуда ли доносятся крики?
   Улица начала оживать: сонные люди  выбегали,  что-то кричали,
кого-то звали, кому-то отвечали...
   -- А вон еще! -- выкрикнул кто-то высоким голосом.
   И хаким увидел еще одно пламя: поменьше того, которое за  ре-
кою.
   Омар Хайям бросился к реке, чтобы получше разглядеть, где это
занялся еще один пожар? И схватился за голову: неужели горит об-
серватория?
   Надо торопиться! Надо бежать  в  город  и  выяснить,  что  же
происходит, откуда огонь и кто рычит многоголосым рыком?..
   -- Айше, -- сказал он девушке, вернувшись в хижину, -- что-то
странное творится в Исфахане. Мне надо идти.
   -- И я с тобою, -- решительно заявила она.
   -- Нет! -- хаким обнял ее. -- Я полагаю, что здесь  тебе  бу-
дет лучше. Ну куда ты пойдешь в эту ночь? А  я  все  разузнаю  и
вернусь.
   Айше не противоречила. Поднесла ему чашу со словами:
   -- Я верю в твое счастье.
   -- Я тоже, Айше.
   Омар Хайям выпил. Поцеловал Айше. А у  самого  перед  глазами
огонь, а у самого в ушах непонятные крики.
   Вдруг кто-то постучался в дверь и громко позвал:
   -- Мой господин! Мой господин!
   Это был голос привратника, голос Ахмада. Только один он знал,
где искать хакима нынче ночью...
   Омар Хайям вышел на зов и прикрыл за собою дверь.
   -- О господин! -- чуть ли не плача, сказал Ахмад.  Несчастье,
большое несчастье!
   Хаким вдруг словно окаменел. Он подумал: "Жизнь  человеческая
на волоске, а меч смерти работает без устали. Что  волосок  про-
тив стали?" Хаким скрестил руки. И, устремив взгляд  в  звездное
небо, сказал очень спокойно:
   -- Я слушаю тебя, Ахмад. Говори все по порядку... Я слушаю...
   Ахмад снова воскликнул:
   -- Большое несчастье, мой господин!
   -- Ахмад! -- голос хакима был тверд и повелителен. -- Я  хочу
знать все. Говори не торопясь. По порядку.
  Ахмад передохнул. Почему-то взялся за собственную  шею  обеими
руками, словно пытался освободиться от чьей-то невидимой хватки.
Хотя он и старался излагать все по порядку, но рассказ  получал-
ся сбивчивым.
   Хаким ни разу не прервал его.
   А случилось вот что (со слов Васети и Исфизари, которые  при-
бежали в дом хакима, чтобы оборонить своего  учителя  и  друга):
асассины напали на дом главного визиря. А напали они после того,
как некий дервиш убил ударом ножа главного визиря. Его превосхо-
дительство Низам ал-Мулк погиб.  Это  был  сигнал,  и  асассины,
предводительствуемые неким Хасаном Саббахом, подожгли дворец ви-
зиря и окружили дворец его величества.
   А этот сумасшедший Хусейн  со  своими  сумасшедшими  друзьями
ворвались в дом и...
   Тут Ахмад зарыдал.
   -- Дальше, -- жестко приказал Омар Хайям.
   -- А дальше я увидел окровавленную Эльпи. Он убил ее и  всюду
искал тебя, о мой господин... А обсерваторию поджег...  От  бес-
сильной злобы...
   Ахмад еле сдерживал рыданья.
   Хаким стоял спокойно. И, казалось, вовсе не дышал.  Лицо  его
было бледное, точно восковое. А глаза пылали, как те два больших
пожара.
   Так стоял он. И Ахмаду, который не спускал с него глаз, почу-
дилось, что на лбу хакима образовалась глубокая  морщина,  кото-
рой не было еще минуту назад.
   Постепенно взгляд Омара Хайяма, устремленный  вперед,  стано-
вился взглядом человека измученного, взглядом человека, охвачен-
ного великим горем.
   -- Что делать? Что делать, господин? -- вопрошал Ахмад.
   Омар Хайям молчал...