бухгалтерским
столом.  Он  сидел  и  старался как  можно незаметнее „рзать на  стуле:  конная
прогулка оставила после себя, прямо скажем, весьма ощутимые воспоминания...
     В бумагах вс„ оказалось в порядке.
     Вечером они с Василием Никифоровичем вновь ужинали вместе.  Уже совершенно
по-дружески.   Марьяна  Валерьевна  даже  поставила  на  стол  запотевшую,   из
морозилки, бутылку со злющим перчиком, затаившимся возле прозрачного дна:
     - На здоровьечко...
     Наутро, встретив Ларионова на пороге гостиницы, Василий Никифорович крепко
тряс ему на прощание руку.
     ~  Эх  и  хорошо  у  тебя  здесь,  Василь Никифорыч,  -  искренне вздохнул
зампрокурора. И размечтался: - Вот бы в отпуск... Рыбалка здесь, говорят...
     Цыбуля отреагировал по-деловому:
     ~ Рыбалка?  А что отпуска ждать, сейчас и заедем. Полчаса для тебя, Андрей
Николаич, вс„ равно погоды не сделают...
     "Нива" помчалась впер„д,  "Волга" -  уже привычно -  следом за ней. Вскоре
показалась рукотворно-правильная линия прямоугольных прудов.  На том берегу,  в
окружении двух десятков разноцветных пчелиных домиков,  стояла сторожка. Из не„
навстречу подъезжающим машинам  проворно выбежал  старичок в  белой  полотняной
рубахе и сандалиях на босу ногу: этакий дед Щукарь местных масштабов.
     К самой сторожке машины подъезжать не стали,  остановились поодаль - пчелы
вс„ же.
     - Василъ Никифорыч, здоровеньки булы! - приветствовал Цыбулю "дед Щукарь".
Снял шапку и отвесил забавный полупоклон:
     - И вы, гости дорогие. Медку свеженького?..
     - Погоди,  Филиппыч,  -  остановил хлебосольного сторожа Цыбуля.  - Удочку
какую найд„шь? Да червячков пару?
     - А-а,  никак гости порыбачить хотят?  -  хитренько заулыбался "Щукарь". -
Это мы враз, это у нас завсегда в наличии...
     Дед заспешил к сторожке и скоро вернулся с удочкой.
     - Ну,  пошли...  - Он многозначительно посмотрел на Василия Никифоровича и
засеменил по берегу вдоль прудов,  оглядываясь на шагавшего сзади зампрокурора:
- Место кл„вое знаю...  Раз  тут мы  ночью сидели...  -  начал было он  рыбачью
байку, но Василии Никифорович грозно прокашлялся:
     - Филиппыч, у людей всего полчаса, так что ты им зубы не заговаривай.
     - Ну...  -  "Дед Щукарь" что-то прикинул и свернул к ближайшему прудику: -
Тогда нам сюда...
     Заняв позицию на берегу,  он быстро размотал снасть, состоявшую из толстой
лески, простого гусиного поплавка и довольно внушительного крючка. Достал прямо
из  кармана  какую-то  наживку,  ловко  насадил  е„  на  крючок  -  и  протянул
снаряж„нную удочку Андрею Николаевичу.
     Тот  неуверенно взял  в  руки  снасть,  столь мало  напоминавшую привычный
фирменный спиннинг, и поинтересовался, наполовину ожидая подвоха:
     - Куда бросать, посоветуйте?..
     - А куда хошь, милок, туда и бросай. Здесь всюду клю„т...
     Водитель прокурорской "Волги",  обо  вс„м  догадавшийся раньше начальника,
завистливо переминался в сторонке. Вот бы ему сейчас эту снасть!..
     Андрей Николаевич забросил.
     Шл„пнувшийся поплавок не  успел даже выпрямиться,  как его тут же потащило
под воду.
     - Подсекай!.. - азартно взвизгнул дедок. Мог бы и не советовать. Привычные
руки вс„ сделали сами -  и  на  берег плюхнулся красавец карп.  Этакий лапоть в
роскошной т„мно-золотой чешуе, каждая с пятнадцатикопеечную монету!..
     Весу в  н„м было никак не меньше килограмма.  Филиппыч подскочил к рыбине,
быстро вынул у не„ изо рта крючок и вновь насадил приманку:
     - Забрасывай, пока клю„т!..
     Рыбачий азарт -  страшная штука.  Андрей Николаевич забросил не  думая.  И
вновь поплавок нырнул, едва коснувшись воды, и через секунду по берегу заскакал
второй карп -  точная копия первого.  Вот  тут Ларионов наконец осознал,  что к
чему.  Шальной  восторг мигом  рассеялся,  он  вернул  удочку  "деду  Щукарю" и
повернулся к Василию Никифоровичу, не зная, сердиться или смеяться.
     - Это что же, - сказал он, - в качестве взятки?..
     - Ага, - кивнул Цыбуля невинно. - В особо крупных размерах...
     Начальство вернулось к  машинам,  водитель убрал  в  багажник "Волги" двух
честно пойманных карпов,  а  Филиппыч,  вынув  из  кармана оставшуюся приманку,
швырнул е„ в  воду,  откуда моментально высунулось десятка три рыбьих разинутых
ртов:
     - Плывите, милые, с Богом...

     ...Марьина Валерьевна наконец заставила мужа сесть ужинать. Но только того
и добилась,  что Василий Никифорович нехотя поприсутствовал за столом,  ковыряя
вилкой в тарелке, а съесть почти ничего так и не съел. Кусок в горло не лез.
     - Вася,  ты,  может,  рюмочку?..-  Хозяйка дома  озабоченно поглядывала на
супруга.  -  На тебе лица нет,  куда ж это годится! Ты погоди, найд„тся он ещ„,
Заказ твой. А не найд„тся - так что, в петлю теперь?..
     Судя по выражению лица, именно так Цыбуля и намерен был поступить. Марьяне
Валерьевне стало бы  легче,  если бы  он грохнул кулаком по столу,  накричал на
не„... ещ„ как-то выпустил пар... И она зашла с другой стороны:
     - Ну подумаешь,  конь!..  Вон их у тебя на конюшнях сколько гуляет.  Одним
больше, одним меньше...
     Василий Никифорович не раскричался.  Лишь поднял на не„ глаза и,  невесело
усмехнувшись,  продолжал тасовать на тарелке почти нетронутые картофелины.  Вот
тут Марьяна Валерьевна сама не выдержала, взяла мужа за руку и расплакалась:
     - Ты не журись так,  Васенька... Вс„ как-нибудь обойдется... Ещ„ жеребятки
родятся... Что уж тебе, на Заказе этом свет клином сош„лся?
     Цыбуля со вздохом отодвинул опостылевшую тарелку.
     - Сош„лся,  Марьянушка... Знала б ты, что это за конь... И вот ведь судьба
какая...  Беспрочее какое-нибудь  два  века  жив„т,  а  другой родиться ещ„  не
успел...  Помнишь, кобылу прирезали три года назад? Родами помирала?.. Так вот,
это  мать  его,  Каринка...  Какая  лошадь была...  А  теперь вот  и  самого...
потеряли...
     Марьяна Валерьевна вытерла слезы и деловито предположила:
     - Может,  сглаз какой на роду их?  Может,  за него свечку поставить?..-  И
задумалась: - Если только батюшка разрешит...
     - Я ему не разрешу казаку за коня свечку поставить!..  -  наконец-то обр„л
былую властность голос Цыбули.  -  Марьянушка,  если найду...  честное слово, в
церковь схожу и не свечку,  а... ей-Богу!.. - И он искренне перекрестился, хотя
до сих пор слыл человеком неверующим.  -  Заказ,  он для меня...  цель жизни...
двадцать пять лет...
     Эти  двадцать пять лет Марьяна Валерьевна помнила ничуть не  хуже супруга.
Им  с  Василием было  чуть-чуть  за  тридцать,  когда  они  впервые  приехали в
Михайловскую.  И  сказать,  что  новый  директор  приш„лся  в  захудалой  тогда
"Свободе" не ко двору, - значит не сказать почти ничего.
     На  том  самом  дворе стоял тогда семьдесят третий год.  Прежнее совхозное
начальство плодило бумаги,  вяло отбиваясь от плана,  остальные жили как могли,
прич„м каждый -  сам  по  себе.  Разводили кур,  поросят.  Выращивали сорго  на
веники,  частенько прихватывая для  этой  цели  пустующие совхозные земли.  Что
такое,  кажется,  веник?  Тьфу. А на деле - на рынке оптом продашь... и, глядь,
заработал если не на машину,  то уж достаточно,  чтобы до следующей весны спать
спокойно!..  Кое-кто  на  дальних участках тайком сажал коноплю,  благо на  эту
"продукцию" покупатели находились всегда.  Работа в  совхозе подобных прибытков
не давала,  и "Свобода" агонизировала.  Казалось бы,  что может содеять с почти
уже бывшим хозяйством молодой директор, назначенный со стороны?..
     Кого  другого  из  Михайловской выжили  бы  в  момент,  но  Василий Цыбуля
оказался  свободолюбивому местному  казачеству  не  по  зубам.  Нашла  коса  на
камень!..  Чем  больше палок ему в  кол„са вставляли,  тем крепче и  задиристее
становился директор.  Бывало, что и кулаком доказывал свою правоту. Слава Богу,
крепок был...  И  годков через пару уже  почитай все  знали,  что  это значит -
встать у директора на пути. Не то зауважали его, не то забоялись...
     Поехал как-то Василий Никифорович в командировку,  вернулся через неделю -
да не один.  Привез с собою девицу.  На вид хрупкую,  неказистую.  Бабы,  ясно,
судачить... Оказалось - агрономкой. Сманил е„ Цыбуля из научного института, где
она  семенные сорта  выводила-испытывала.  Старого  агронома,  всем  известного
алкоголика,  Василий Никифорович тогда же с треском прогнал.  А с девкой взялся
ездить вдво„м по полям с утра до ночи.
     Много ли для слухов в  деревне надо?  Наслушалась тогда Марьяна советов...
Ты, мол, мужика должна держать в строгости, не то, погоди, настанет пора - и не
заметишь,  как бобылихой останешься...  Зря, думаешь, они это вдво„м от зари до
зари по кустам шарятся?..
     Что сказать,  щемило порой Марьянино сердечко,  но виду молодая директорша
не подавала. Верила Василию, как себе...
     ...А  весной на давно пустовавших участках полезли из земли всходы.  И  не
третьесортные  хиленькие  заморыши,   к  которым  привыкли  в  Михайловской,  а
форменные гвардейцы!..  Не боявшиеся ни засухи, ни ветров, ни проливных дождей!
Элитные семенные посевы.  Тв„рдых сортов,  да  таких,  что с  руками оторвут не
только в соседних хозяйствах,  но даже за рубежом.  И оторвали,  притом засыпав
заявками уже на будущий урожай... Вот тебе, значит, хрупенькая да неказистая! А
агрономша  уже  примеривалась  к  заливным  полям,   собиралась  рис  посадить.
Получилось и это...
     Не зря,  значит, орал Цыбуля на трактористов, не зря лично сам, с ружь„м в
кабине,  давил кол„сами "Кировца" нелегальную коноплю.  И  без  не„ появились в
"Свободе" денежки.  Зарплаты людям  пошли,  премии.  Зачесал  затылки  народ...
Детсад  построили,   больничку,  столовую...  Коттеджи  затеяли  для  совхозных
рабочих...
     Той  зимой  повесил  Василий Никифорович возле  клуба  объявление.  "Вечер
встречи  старожилов станицы.  Приглашаются только  самые  старшие представители
семей. Чай с бубликами гарантирован".
     Старики, как положено старикам, сперва разворчались. Чего, мол, мы в клубе
этом не видывали?  Не стариковское это дело - по танцулькам болтаться. На девок
пялиться?  Так добро бы на девок,  а то - на бабок чужих... Цыбуля сам тогда по
хатам ходил,  уговаривал. Дескать, посоветоваться надо, поговорить о том о с„м.
Гармошку предлагал захватить,  частушки попеть,  как  когда-то  принято было...
Многих уговорил.  Принарядились станичные деды,  штанцы с лампасами надели,  из
фуражек пыль выколотили. Бабки платки новые, цветастые, из сундуков повынимали.
Снедь  разную  с  собой  прихватили,  гармошки  давно  забытые...  и  потрюхали
помаленечку в клуб.
     Михайловская тем  временем сгорала  от  любопытства.  К  назначенному часу
перед клубом гудела толпа.  Молод„жь лезла в  двери,  но там стоял сам Цыбуля и
внутрь категорически не  пускал:  "Сегодня деды гуляют!  Вы  себе сами праздник
организуйте и гуляйте сколько хотите, а сегодня - их день!"
     Эх и  разошлись тогда старики...  Дым коромыслом!  И частушки,  и пляски -
петушились друг перед дружкой,  забывая о болячках и скрипучих костях.  А когда
немного  угомонились и  сели  за  стол,  поднял  Василий  Никифорович стопку  и
обратился к дедам с просьбой: "Помогите, старики! Вы этой земле жизнь дали, так
не дайте ей дальше гибнуть!"
     И  рассказал наконец о  своей заветной мечте.  Хочу,  дескать,  развести в
станице коней. Да не каких-нибудь, а чистокровных. Скаковых. Чтобы гремела, как
когда-то,  слава о казачьих конях:  "Давайте, деды, кто чем... Кто советом, кто
навыком и  умением,  а  кто  и  силушкой,  коли осталась...  Сынов надоумьте...
Подсобите!"
     Кончил Цыбуля -  и  чей-то  не  по-старчески крепкий мужской голос  то  ли
выговорил, то ли пропел:
     "А как у сотника во дворе да разгулялся гнедый конь... Правда?"
     И весь мир мужскими и женскими голосами дружно рявкнул:
     "Брешешь!"
     Вот тогда прослезился Василий Никифорович... Понял, что пришлась его мысль
дедам по душе.
     Они долго ещ„ пели старинные казачьи песни. И под гармошку, и на голоса, и
с запевками... Как когда-то, когда был у станицы свой круг и свой атаман...
     А  потом  перешли  от  песен  к  делам,  и  появилась в  Михайловской своя
конеферма.  Не  сразу,  но  собралось поголовье -  по кобылке,  по жеребчику...
Начали молодняк на соревнования вывозить...
     Маститые коллеги-лошадники Цыбулю для начала подняли на смех. В те годы на
ипподромах  скакали  питомцы  могучих  заводов  -  "Восхода",  "Онуфриевского",
"Днепропетровского"...  Остальные -  присутствовали на дорожке. Не более. Это с
кем же ты,  Василь Никифорыч,  надумал тягаться?..  Разводил бы дончаков каких,
что ли...  А то туда же, "с кирзовой рожей"... Им вольно было смеяться - Цыбуля
ухом не в„л. Делал сво„ дело, год за годом, не торопясь. По всей науке подбирал
жеребцов и  кобыл,  способных дать  будущих  победителей.  И...  не  сразу,  но
заскакали  гнедые  и  рыжие  с  маленькой  конефермы.  А  сама  конеферма стала
превращаться в  образцовый конный  завод,  по  поводу  которого никому  уже  не
приходило  в  голову  снисходительно  посмеиваться.  Ни  в  России,  ни  за  е„
пределами...  Сбылась мечта Василия Никифоровича.  И  что за беда,  если к тому
времени упрямого молодого директора стали величать уже Дедом?..
     Неожиданный телефонный звонок  всегда  кажется очень  тревожным.  Особенно
если  разда„тся он  ночью,  когда  смолкают  привычные звуки  дневной  жизни  и
воцаряется настороженная тишина.  Марьяна Валерьевна первой сорвалась к трубке,
а  Цыбуля успел определить,  что  звонок был  междугородный.  Кто это мог быть,
откуда?..  Сегодня Цыбуля и сам звонил бессч„тное количество раз - и в Сайск, и
в местное отделение милиции, и в разные другие места. И вс„ без толку. Нет коня
- и  концы  в  воду...  Может,  из  Сайска,  с  ипподрома?  Неужели  что-нибудь
выяснили?.. Он живо схватил трубку из рук у жены:
     - Алло?
     - Василь Никифорыч, это опять я, Сергей...
     - А-а,  Сергуня...  -  Голос и глаза деда Цыбули одинаково потускнели. - У
нас тут новостей пока никаких... Ничего не известно...
     - Василь Никифорыч...  зато у меня новости...  - Сер„жа прямо задыхался от
возбуждения,  а говорил - Цыбуля это сразу расслышал - из автомобиля по Аниному
сотовому телефону.  Значит,  что-то  такое,  с  чем  он  даже  до  дому не  мог
дотерпеть.
     - Что случилось, Сергей?
     - Дядя Василь,  мы Заказа нашли!..  Здесь он!  В Ленинграде!.. Я его видел
только что. Даже в деннике у него был...
     Тишина в трубке...
     - Так. Рассказывай... - Цыбуля не верил своим ушам. То есть очень хотел бы
поверить, но так не бывает. Не бывает, и вс„!
     - Заказ здесь,  - повторил Сер„жа раздельно. - В "Юбилейном"... помните, я
про  соревнования вам?..  "Серебряная подкова"...  Ну  так  вот,  Заказ здесь в
конюшне, в команде у шведов. Под кличкой "Сирокко"...
     - На соревнованиях по конкуру?..  -  Не в силах поверить,  Цыбуля пустил в
ход уже знакомые Сергею аргументы. - Ты сам-то понимаешь хоть, что говоришь?..
     - Да он это! Он!.. - закричал в трубку жокей. - А соревноваться не будет -
снят якобы по причине болезни!
     - Что с ним? Болен?
     - Да здоров...  Это так, для отвода... Я ещ„ при выгрузке, не зная ничего,
посмотрел - ну, портрет Кузин... Просто две капли... Только вялый какой-то... А
потом вы  мне,  что его из  Сайска украли...  Поехали с  Аней,  проверили...  в
деннике его посмотрели... Заказ это!
     Опять в трубке повисла тишина.
     - Ты уверен?
     Сергей даже обиделся:
     -- Что я, Кузю не знаю?..
     Уж  кто-кто,  а  Путятин  Заказа  знал.  В  этом  Василий  Никифорович  не
сомневался. А это значило, что "небываемое бывает"...
     ...Т„мно-синяя,  цвета  "дипломат",  "Ауди"  остановилась  возле  подъезда
ведомственного дома. Из зеркальной будки тут же появился постовой милиционер и,
вытянувшись по стойке "смирно", отдал честь выходившему из машины.
     Уже  приоткрыв заднюю  дверцу  "Ауди",  Андрей  Николаевич Ларионов  отдал
последние распоряжения водителю:
     - Завтра как обычно - к половине восьмого. Смотри не опаздывай. Мне с утра
к губернатору...
     Водитель не  опаздывал никогда.  Однако  на  реплику Андрея Николаевича не
обиделся, а, наоборот, улыбнулся и очень дружелюбно ответил:
     - Конечно, Андрей Николаевич.
     В  солидном шоф„ре  т„мно-синего "членовоза" ещ„  можно  было  узнать того
молодого парня,  что когда-то  спикировал в  дренажную канаву за  рул„м бежевой
"Волги".
     Ларионов  прош„л  к  подъезду,  поздоровался  с  постовым  и  поднялся  по
ступенькам лестницы. Открыл дверь в подъезд. Вош„л.
     Сидящий за столом охранник-вахт„р тут же поднялся из-за стола:
     - Добрый вечер,  Андрей Николаевич.  Что-то  вы сегодня поздненько...  Вот
ваша почта, прошу...
     - Спасибо.  -  Ларионов взял пухлую стопку писем и газет и вздохнул:  -  С
этой работой разве пораньше домой приедешь?.. Ну, а у вас как? Жена, дети?
     Фразы были традиционными, но вс„ равно приятными.
     - Спасибо,  Андрей Николаевич,  вс„ в порядке.  Дет„ныш поправился... Жена
наконец на работу пошла. И откуда, спрашивается, летом ангина?..
     - Да уж, бывает... Привет им передавай.- И Ларионов двинулся к лифту.
     - Обязательно, Андрей Николаевич.
     Лифт мягко возн„с его  на  четвертый этаж.  Ларионов вс„  собирался начать
ходить пешком по лестнице,  чтобы хоть так -  ибо трусцой бегать у него времени
не было - бороться с гиподинамией, но каждый раз откладывал благое начинание до
завтра.  Нынешний день не стал исключением.  Андрей Николаевич вышел из лифта и
дистанционным ключом-пультом отпер дверь в свою квартиру.
     Для начала он переобулся,  и  ногам стало тепло и  уютно.  Мягкие тапки на
толстой  войлочной  подошве  Андрей  Николаевич  любил  больше  всего.  Приятно
обволакивая  ступни,   они   делали  шаги  по-кошачьи  неслышными,   л„гкими  и
пружинистыми.  А  ещ„  в  них  можно было похулиганить -  слегка разогнаться и,
оттолкнувшись,  проскользить метра  два  по  гладкому  лакированному паркету...
Конечно,  пока сын не видит.  А  то какой пример подрастающему поколению?  Отец
должен вести себя солидно. А при ла-рионовской должности и подавно.
     Сын  сидел  на  диване в  гостиной и,  притворяясь,  будто ему  интересно,
смотрел  телевизор.  Двадцать два  мужика,  одиннадцать -  из  местной команды,
лениво  гоняли  давно  уставший  мячик.   Белый  кожаный  шар,  отяжелевший  от
бесконечных  пинков,   нехотя  летал  и   катался  по  полю.   Немногочисленным
болельщикам было,  что называется, лениво болеть за ленивых футболистов. Встать
и просто уйти им тоже было лениво...  В общем,  вс„ как всегда, и, главное, все
при деле.
     Андрей  Николаевич мельком  глянул  на  сына,  мужественно зевавшего перед
телевизором,  и  войлочные тапочки бесшумно унесли его  в  кабинет.  Стеклянный
абажур на  столе  мягко  вспыхнул зел„ным,  погрузив небольшую уютную комнату в
ласковую полутьму.  Вычурная бронзовая ножка  лампы отразилась в  пока  мертвом
мониторе  "пентиума".   Огромный  дубовый  стол  был  сплошь  завален  папками,
скоросшивателями и отдельными бумажками, не говоря уже о справочниках, кодексах
и юридических журналах - в общем, всем, что по логике вещей и должно обитать на
столе у видного юридического сановника. Андрей Николаевич со вкусом устроился в
удобнейшем  старинном  кресле  с  подлокотниками  в  виде  небольших,   изрядно
отполированных годами  львиных  голов.  Улыбнулся,  предвкушая часик-другой  за
любимым занятием, и включил послушно зашуршавший компьютер...
     - Отец,  есть хочешь?  -  послышалось из  комнаты.  -  Мать там оставила в
микроволновке...
     - А сама где?
     - К т„те Зине уехала. Сказала, чтобы без не„ ужинали.
     - Спасибо,  -  рассеянно отозвался Ларионов. - Я, пожалуй, попозже... Дела
кое-какие сделать надо... У тебя вс„ в порядке?
     - Угу, - изображая занятого игрой, про