шими  молитвами.   И  машину
отремонтировал,  и,  что главное,  перед законом вышел чист аки голубь... Права
вот   только  никак  выручить  не   могу,   ибо  супостаты  мои  от   визита  в
госавтоинспекцию решительно уклоняются.  Так и  езжу пока по филькиной грамоте.
Ну да это беда временная, поправимая...
     "Ещ„ бы  им  не уклоняться",  -  подумала Аня,  и  перед глазами мелькнуло
ослепительное видение:  она  на  своей  маленькой красной  "Тойоте"  с  разгону
таранит ч„ртов "Мерсюк",  и  тот взрывается с  грохотом,  превращаясь вместе со
своими обитателями в сплошной огненный шар.
     - Что ж, - сказала она вслух, - очень рада за вас...
     - А  уж  я-то как рад,  -  усмехнулся П„тр Ф„дорович.  -  И  знаете чему в
основном?..  Что не  вся у  нас молод„жь подалась в  эту,  знаете ли,  "розовую
плесень". А то только и слышно - ах, мол, вокруг сплошь бандиты да проститутки,
и ребятишки чуть не с детского сада туда же стремятся...  Ладно,  не стану вас,
Анечка,  стариковскими нотациями морочить... Знаете что? Как вы смотрите на то,
чтобы нам с вами встретиться,  посидеть в располагающей обстановке,  поговорить
немножко "за жизнь"?..
     "Ещ„  не  хватало",  -  подумала Аня.  Но  вслух  снова проговорила совсем
другое:
     - Давайте... Где вам удобнее?
     - Тогда я,  если не возражаете,  завтра часиков в шесть за вами заеду.  И,
конечно, молодого человека своего обязательно захватите. Ну, au revoir![66]
     Аня задохнулась и  медленно опустила трубку,  и ей даже в голову не пришло
задаться вопросом:  а  каким,  собственно,  образом  симпатичному дедушке  стал
известен номер е„  домашнего телефона?  Равно как  и  адрес,  куда  он  за  ней
собирался заехать?..
     - Осторожно!  Чухонец!!![67] -  как  обычно без  предупреждения завопил со
шкафа Кошмар.  Снялся,  мазнул Аню по голове роскошным белым крылом и  ун„сся в
сторону  кухни.  Следом,  не  сводя  с  попугая  вожделеющих глаз,  зачарованно
пробежал Гуталин...

     Москва. Санкт-Петербург. Россия.
     В Министерство юстиции России
     В прокуратуру г. Санкт-Петербурга

     Руководствуясь полученными копиями документов по уголовному делу ь 845833,
а также копиями прочих документов,  представленных вашей стороной, на основании
распоряжения Министерства юстиции Финляндии,  прокуратура г. Хельсинки пришла к
выводу о  необходимости проведения самостоятельной проверки идентичности лошади
по кличке "Заказ",  указанной в  документах,  представленных вашей стороной,  и
лошади  по  кличке  "Сирокко",   находящейся  в  данный  момент  на  территории
республиканского конноспортивного центра в г.  Хельсинки.  Для этой цели просим
выслать кровь родителей указанного вами коня.
     Сообщаем,   что  фотографии,   представленные  в  качестве  доказательства
идентичности лошади,  таковыми признаны быть не  могут,  так  как  не  отражают
полной картины внешних признаков лошади.  Просим,  по возможности,  представить
другие фотоснимки, а также негативы, с которых они были отпечатаны...

     Простой российский пенсионер П„тр Ф„дорович Сорокин заехал за Аней,  как и
обещал, на следующий вечер ровно к шести. Телефонный разговор с ним произв„л на
не„  впечатление чего-то  слегка  нереального;  может  быть,  из-за  этого  она
наполовину ждала,  что "дедуля" так и не появится.  Но он появился.  Без минуты
шесть Аня для очистки совести выглянула в  окно...  и увидела внизу,  в проезде
около дома,  автомобильную крышу цвета мокрый асфальт.  Делать нечего, пришлось
срочно одеваться и выбегать.
     В коридоре е„ едва не сшибли с ног.  Со стороны кухни,  прижав уши и пряча
пушистый хвост, во всю прыть мчался Гуталин. А за ним на бреющем пол„те, норовя
выдрать клок шерсти из пышных серых "штанов",  с боевым кличем н„сся Кошмар.  В
хвосте у  него недоставало пера.  Аня  кое-как  продралась сквозь цепкий клубок
крыльев и  лап,  выскочила за  дверь и  уже с  площадки услышала ругань Марины,
спешившей к месту событий с полотенцем в руках.
     Спускаясь в лифте,  она вс„ пыталась представить себе, как будет проходить
"свидание",  на которое, кстати, Любаша с Мариной очень не хотели е„ отпускать.
"А вдруг он приставучим окажется?  - стращала Марина. - У нас в институте такой
замдекана был,  старикашка.  Очень он девчонок по спинкам гладить любил, видно,
от  дряхлости больше ни  на  что  уже  не  годился.  Мы  его  так гладиатором и
прозвали..."  -  "Знаешь,  как  говорят?  Старый конь  борозды не  испортит,  -
поддержала Любаша. - Но и глубоко не вспашет..."
     Аня только отмахнулась:  е„ больше пугал другой вариант. Однажды, лет пять
назад,  она  поехала в  Колтуши смотреть какие-то  соревнования,  а  когда  вс„
завершилось,  чисто  от  нечего  делать  отправилась навестить двоюродную т„тку
отца,  жившую  там  поблизости.  Т„тку  эту  она  последний раз  видела  ещ„  в
дошкольные  времена,   и,   естественно,   та  е„  не  узнала.   Но  когда  Аня
отрекомендовалась  -   всплеснула  руками,   захлопотала,   усадила  пить  чай:
"Наконец-то мы с тобой, деточка, обо вс„м потолкуем..."
     ...И, быстренько выхлебав жидкий чай, принялась нескончаемо повествовать о
своих знакомых старушках.  Наиподробнейшим образом.  Кто чем болел, кто в какой
больнице лежал, кому какую сделали операцию. Приятельниц троюродной бабки Аня в
глаза никогда не  видала и  не  надеялась увидать,  имена-отчества с  перечнями
хворей и  порошков пролетали,  не  задерживаясь,  из  одного уха в  другое,  но
побудить дальнюю родственницу к  "смене пластинки" она тогда так и не решилась.
Нехорошо:  старый человек,  выговориться охота, а пообщаться не с кем небось...
"Ты,  деточка,  приезжай,  - напутствовала е„ в дверях отцова двоюродная. - Ещ„
потолкуем..."  Аня  проявила позорное малодушие и  больше с  тех  пор  бабку не
навещала.
     В общем,  "гладиатор" был пугалом не из худших. Аня, впрочем, забыла о н„м
с первой же минуты общения.
     - Здравствуйте,  Анечка! - П„тр Ф„дорович не стал этак старомодно-галантно
целовать ей ручку, просто пожал, и ладонь у него оказалась на удивление сильная
и  осторожная.  И  он  действительно  здорово  смахивал  на  мудрого  академика
Лихач„ва.   Правда,   неизвестно,  была  ли  у  почтенного  филолога  такая  же
замысловатая,  как у  пенсионера Сорокина,  татуировка во  всю кисть.  Подобные
татуировки многое  повествуют опытному глазу  о  сложно  прожитой жизни  своего
обладателя, и, правду молвить, масса народу на Анином месте тотчас удалилась бы
на цыпочках, но Аня нужными познаниями не обладала и оттого никакого трепета не
ощутила. Просто ответила пожатием на пожатие:
     - Здравствуйте...
     Другой рукой П„тр Ф„дорович ловко извл„к из-за спины и  вручил Ане цветок.
Нет, не одинокую импортную розу в зеркальном целлофане, как сейчас дарят. Яркий
махровый  цветок  неизвестной породы  сидел  на  микрогазончике,  устроенном  в
пластиковой коробочке с  питательной смесью:  подливай воды -  и будет месяцами
радовать глаз.  Сорокин предупредительно распахнул перед девушкой правую дверцу
машины:
     - Прошу!
     "Девятка" плавно тронулась,  и  сразу стало понятно,  что  за  рул„м сидит
очень опытный и  умелый водитель.  Уж  это-то  Аня  вполне могла оценить.  Она,
правда,  не  обратила никакого внимания на  большой красный джип,  который тихо
отчалил  от  дальнего угла  дома  и  пополз  за  "девяткой",  держа  подобающую
дистанцию.
     На  выезде из двора Петру Ф„доровичу пришлось-таки изрядно покрутить руль,
объезжая  чудовищную,  с  лунный  кратер  размером,  колдобину,  и  тут-то  Аня
присмотрелась к наколкам,  густо испещрившим руки пенсионера.  Она, конечно, не
стала ни о ч„м спрашивать, но Сорокин заметил е„ взгляд и небрежно пояснил:
     - Это,  Анечка,  ошибки молодости...  Мне,  знаете ли,  однажды на  Севере
довелось поработать. Публика там... специфическая была, я вам доложу... Но зато
на первую машину скопил!  - И, видимо желая переменить тему, вдруг спросил: - А
молодой человек ваш что же  не приш„л?  Не comme il faut[68].  Как это он вас с
незнакомым мужчиной одну отпустил?..
     И  глянул на  Аню таким орлом,  что только держись,  однако задорный нам„к
пропал  впустую.  Аня  по  глупости полагала,  что  вполне  овладела собой,  но
оказалось -  до  первого  прикосновения:  снова  неудержимо поднялись к  глазам
слезы, захотелось выскочить на ходу из машины и удрать обратно домой... а лучше
попросту  удавиться.  Имидж  вежливой японки  рассыпался ко  всем  чертям,  она
кое-как выговорила прыгающими губами:
     - Он...  он...  больше никуда не прид„т!.. Вы... остановите, пожалуйста, я
пойду... извините...
     - Вот как,  значит.  -  П„тр Ф„дорович и  не подумал останавливать машину,
резво катившую к  выезду из города в  ненавязчивом сопровождении джипа.  Только
лицо у вес„лого пенсионера на мгновение сделалось очень ж„стким, утратив всякое
сходство с патриархом науки. Люди с таким выражением глаз обычно кончают совсем
другие университеты... Как бы то ни было, П„тр Ф„дорович, без сомнения, являлся
в  своей области академиком.  И  тотчас уловил,  что  речь шла не  о  банальной
размолвке  с  ухаж„ром:  девушка,  жалко  съ„жившаяся  на  сиденье,  оплакивала
трагическую потерю любимого.
     - Вы знаете,  Анечка,  по Петергофскому шоссе,  как я слышал, через каждые
полкилометра очаровательных местечек  наставили.  Шашлыки  там  всякие  разные,
закуски,  вино...  Отчего же  нам с  вами там где-нибудь не посидеть,  хорошего
человека не помянуть...


     Г. Санкт-Петербург. Россия.
     В прокуратуру г. Санкт-Петербурга.

     Сообщаем,  что  в  результате провед„нных исследований Главной  экспертной
иммунологической лаборатории Племенного отдела Министерства сельского хозяйства
Финляндии достоверность идентичности происхождения лошади  по  кличке "Заказ" и
лошади по кличке "Сирокко" -составляет 67%, учитывая наличие крови не матери, а
бабки тестируемого животного. Процент достоверности признан достаточно высоким.
     Для  принятия  окончательного решения  об  идентичности  животного  просим
предъявить в прокуратуру г.  Хельсинки оригиналы документов, копии которых были
представлены...

     Для  начала снаружи резко  стемнело -  ни  дать  ни  взять среди бела  дня
сумерки!  Потом задул ветер,  стало неожиданно холодно,  и тут же ударил первый
раскат грома.  Цыбуле показалось,  будто  в  кабинете вышибло пробки.  С  улицы
долетел звон стекла: в некоторых домах по соседству с конторой разбились окошки
- так хлопали створки, открытые настежь из-за жары.
     А ещ„ через несколько минут грянул ливень!
     Да  какой!  "Кабы градом не  шандарахнуло,  -  подумал Василий Никифорович
встревоженно.  -  Эка принялось..." Торопливо подош„л к окну,  поплотней закрыл
шпингалет.  "Зерно-то созрело почти,  - покачал в сердцах головой. - Того гляди
наземь уложит...  Это бы полбеды,  а  как из колосьев повыбивает?.." Такое тоже
бывало.  Трудишься,  трудишься не  покладая рук  целое лето...  И  все  труды -
обратно в землю. Весь год впустую!
     Дождик вообще-то был кстати. Люди его ждали: лето стояло засушливое. Но не
такой  же  ливень,  да  ещ„,  Господи  пронеси,  с  градом!..  Никакой  совести
"наверху"...
     Последнее время Василий Никифорович сам,  как  та  гроза за  окном,  метал
молнии.  Бухгалтерше, по привычке без стука и приглашения сунувшейся в кабинет,
бумаги  вернул  без  подписи.   Сверкнул  на  девку  глазами,   пообещал  круто
разобраться с  е„ безразличием ко всему,  в хозяйстве происходящему.  Взгрел за
всебщее разгильдяйство,  с  е„ л„гкой руки расплодившееся.  Обозвал на прощание
курицей-клушей.  Хотел было ещ„  "бюстгальтершей",  разъязви е„  в  душу...  но
вовремя сдержался.  И  хорошо,  что  сдержался.  Девка была вправду фигуристая,
вдруг обиделась бы всерь„з...
     Зато под горячую руку наорал на секретаршу.  Она, по счастью, была женщина
опытная,  умная - вс„ поняла. Смиренно выслушала и тихо пошла из кабинета. Лишь
перед  дверью,  до  глаз  прикрыв  лицо  папкой  "На  подпись",  оглянулась  на
разошедшегося начальника и  улыбнулась.  Губ не  было видно,  но выражение глаз
Василий Никифорович рассмотрел...  Секретарша закрыла за собой дверь,  а Цыбуля
вдруг понял,  что больше ему в конторе делать нечего, а то, не ровен час, камня
на камне здесь не оставит.
     Схватил  портфель,   сд„рнул  с  вешалки  неизменную  соломенную  шляпу...
стремительно прон„сся через при„мную, бросил на прощание:
     - Я уехал!  Если чего -  дома!  И только дверь бухнула. Или новый грозовой
раскат ударил на улице?..
     - Полетел  гром  на  тучу,  -  прокомментировала отбытие начальника мудрая
секретарша.  И  сняла  телефонную трубку:  -  Марьяна  Валерьевна?  Твой  домой
покатил. Страсть не в духе сегодня-а-а...
     На  улице было так темно,  что Василий Никифорович сразу включил у  "Нивы"
фары.  То справа,  то слева иссиня-ч„рное небо снизу доверху вспарывали сполохи
молний -  и  одновременно взрывался гром.  Так,  словно над станицей лопалась и
трещала самая ткань мироздания!
     Цыбуля даже посидел неподвижно в машине, сквозь потоки льющейся по стеклам
воды созерцая небывалое величие природы. Которую человек то и дело самонадеянно
заявляет, что покорил.... Затем тяжело вздохнул и включил передачу...
     После короткого ужина, прошедшего в полном молчании (Марьяна Валерьевна на
цыпочках хлопотала вокруг мужа),  Цыбуля уш„л к  себе в  кабинет.  Час  был  не
поздний,  уличное освещение, несмотря на темень, ещ„ не включили, и лампочка на
столбе  -  любимая вдохновительница Цыбулиных мыслей  -  не  горела...  Василий
Никифорович стоял у окна и смотрел в грозовой сумрак,  где, постепенно удаляясь
в степь от станицы, полыхали в небесах бело-голубые разряды. Они были похожи на
тонкие кривые стволы очень рослых деревьев с обнаж„нными корнями,  тянущимися к
земле. Вспышки выхватывали из темноты клубящиеся кроны черно-фиолетовых туч...
     Гроза  уходила,  но  ливень,  которому  давно  полагалось закончиться,  не
прекратился.  Он переш„л в нудный,  холодный дождь, и сильные порывы ветра косо
швыряли его в оконные ст„кла. Вниз текли вялые ручейки... Такая погода никак не
способствовала  перемене   настроения  к   лучшему.   Накопившееся  раздражение
отказывалось утихать. Василия Никифо-ровича холодило, знобило, трясло...
     Он не слышал,  как приоткрылась дверь за спиной. Вошла Марьяна Валерьевна.
Ступая тихо, чтобы не расплескать, она несла стакан крепкого, горячего чая, как
всегда об„рнутый полотенцем.
     - Василий, чайку?..
     Цыбуля от неожиданности вздрогнул:
     - Заикой когда-нибудь сделаешь...
     Марьяна Валерьевна с облегчением заулыбалась:
     - А  как  иначе  вас,  мужиков,  самих  из  себя  вытащить  можно?  Только
неожиданностью,  только с  нал„ту!  -  Она поставила стакан на стол и подошла к
мужу.  -  Запр„тесь вот,  замкн„тесь и жд„те,  когда само отболит... А вдруг не
отболит, а отвалится? За вами, мужиками, глаз да глаз нужен. Вы народ слабый...
     Василий Никифорович отвернулся к  окну и продолжал вглядываться в темноту,
привораживавшую дал„кими вспышками.
     - Бабе чего?  -  продолжала Марьяна Валерьевна.  -  Она  свою беду слезами
выльет -  и дальше пошла.  А вы? В себе копите, потом на людях срываете. А тебе
так не гоже!  Ты командир у нас.  Голова! Что получается, когда голова больная?
Пей давай! Пока не остыл!
     Цыбуля слушал жену не перебивая.  Такие плавные,  задушевные голоса бывают
только в  сельской России;  в  других местах не найд„шь.  Он ласкал,  убаюкивал
душу...  Первый раз  за  весь  день у  Василия Никифоровича что-то  помягчело и
отпустило внутри.  Он  подош„л к  столу и,  взяв  закутанный полотенцем стакан,
сделал  большой глоток.  Так  другие люди  пьют  валерьянку или  нитроглицерин.
Медленный тяж„лый  комок  покатится внутри,  смывая  тяжесть и  боль...  Цыбуля
поставил стакан, подош„л к жене, обнял е„ за плечи и притянул к себе:
     - Валерьяновка ты моя...
     - А то. - В е„ голосе пробудилась вес„лая лукавинка, которую он так любил.
- Знали родители, какое отчество дать...
     Они  стояли обнявшись на  фоне  сумрачного окна,  в  котором уже  редкие и
неяркие молнии вспыхивали далеко-далеко.  Два пожилых человека,  всегда готовые
прийти на помощь друг другу. Без просьбы подпереть плечом, отдать вс„ - лишь бы
другому стало пусть на  секунду,  но легче...  Зря говорят,  будто с  возрастом
проходит любовь. Она не проходит...
     За окном на столбе неожиданно вспыхнула лампочка. Марьяна Валерьевна нашла
е„ взглядом.
     - Слышь? Пойд„м, Василь, посидим... потолкуем... а?..
     По-прежнему в обнимку они прошли через кабинет к большому дивану.
     - Худо  мне,  Марьянушка...  -  глухо  проговорил Василий  Никифорович.  -
Сергуня наш...  И Заказ...  Вс„ из рук валится...  на народ швыряюсь... как п„с
цепной стал. Сам чувствую, что негоже, а не могу... Смириться не могу...
     Марьяна Валерьевна молчала. Держала его руку в своей.
     Через некоторое время Василий Никифорович заговорил снова:
     - По  мне,   рано  у  нас  смертную  казнь  хотят  отменить...   Вот  люди
рассказывают, как теперь в Туркмении стало: первый раз украл - отрубают подлецу
руку.  Кисть.  Хочешь дальше воровать?  Пожалуйста.  Ещ„  другая рука  есть.  И
ноги...  и  голова...  То-то,  говорят,  красть у  них теперь совсем перестали.
Машины на улицах на ночь не закрывают.  А у нас?  -  Он тяжело замотал головой,
потом снова посмотрел на жену:  -  Вот Сергуню убили, и никому ничего... А коня
хоть нашли, да попробуй верни... Парень за него жизни не пожалел...
     Взгляд Цыбули был устремл„н на дал„кую рукотворную зв„здочку, светившую за
окном.  Марьяна Валерьевна тихо гладила его  руку,  лежавшую у  не„  на  плече.
Родное тепло жены успокаивало,  помогало раскрыться озлобленной, готовой себя и
весь белый свет проклянуть душе...
     - Где правда? Где человеческая справедливость? Марьяна, сил больше нет!..-
Он помолчал, и в голосе зазвучало пронзительное отчаяние: - А может, и Бог-то с
ним,  с  кон„м этим?  Одного родили -  и другого когда-нибудь родим?..  Я же не
такой старый ещ„. Хватит сил„нок вс„ с начала начать?..
     Так говорят о безвременно утраченных детях.  О самом дорогом... О кровинке
своей...
     У  Марьяны  Валерьевны  вдруг  сильно  защемило  слева  в  груди.  Женское
сердце...  Не  обманешь его.  Чует оно  боль близкого человека.  И  своей болью
отвечает...
     - Вс„ обойд„тся, Вась. Вот посмотришь. Вс„ обойд„тся...
     А что должно было обойтись?  Если парня, по-отцовски любимого, загубили?..
Самого ранили насмерть, дело целой жизни отняв?..
     Но Марьянина рука гладила и гладила его руку:
     - Вс„ обойд„тся...  Вс„ уляжется,  милый...  И Василий Никифорович оторвал
взгляд от лампочки за окном, посмотрел нежданно помягчевшими глазами, поцеловал
жену в лоб:
     - Эх, Марьянушка...
     И вдруг Марьяна Валерьевна встрепенулась:
     - Слышь, Василь! А помнишь, как к нам собутыльник твой приезжал?
     - Кто?..
     - Ну  этот.  Из Швеции.  Внучка с  ним была...  Ты кобылку ещ„ им подарил.
Фа...  Нотку.  Ну, вспомнил теперь? Имя у него ещ„ чудное такое... Сам говорил,
на русский лад вс„ равно что Ваня..,.
     - Ион, что ли?
     - Вот-вот! Ион, точно. Что ж ты ему-то не позвонишь?
     Василий Никифорович только вздохнул:
     - А  чего ему звонить?  Он нам не подмога.  Он в Швеции жив„т,  а лошадь в
Финляндии...
     Если честно, Василий даже не знал, где теперь Ион, чем занимается... да и,
так-то говоря,  - жив ли вообще. После памятного визита "собутыльник", конечно,
сразу  ему  написал,  прислал фотографии устроенной на  новом  месте  Фасольки.
Цыбуля ответил...  а  потом переписка заглохла.  Давно уже.  А  в  их  с  Ионом
возрасте несколько лет - срок огромный...
     Марьяна  Валерьевна  тем  не   менее  выбралась  из-под  мужниной  руки  и
устремилась к серванту,  где в нижней тумбочке хранились семейные фотоальбомы и
всякая до