Но и в любом случае преогромнейшее
вам спасибо.  И девочкам вашим... Скажите им, пусть уж не сердятся. Такого коня
спасаем...
     Панама поймал себя на том, что заговорил почти как Сергей.
     - Да зачем же сердиться.  Не в первый раз... улыбнулся в трубку начальник.
И  посетовал:  -  Жалко  крови маловато...  Мы  бы  повторы провели...  чтоб  с
максимальной достоверностью...
     Антон распростился с  ним и  положил трубку.  Было похоже на то,  что дело
заканчивалось.  В  четыре  прид„т  факс  результатов экспертизы  -  и  можно  к
прокурору за  ордером.  Соревнования раньше четыр„х все равно не  закончатся...
Панама снова посмотрел на  часы и  приш„л к  выводу,  что верн„тся из  визита к
"породистому  неустановленной породы"  никак  не  позже  двух.  Если,  конечно,
"Жигуль" не пропорет колесо и не утонет на раскисшей дороге...
     Он  позвонил Боре Смирнову,  попросил подстраховать с  ордером -  доложить
начальству заранее,  -  и,  быстро заперев дверь,  азартно помчался по лестнице
вниз.  Запрыгнул к Фаульгаберу в белого "Жигуля",  внешне ничем, кроме номеров,
не отличающегося от собратьев...  Взвизгнул старт„р,  заработал мотор... машина
понеслась по улицам города.
     В  кабинете  из  факса  поползла  бумажная лента.  Колючие  светлые  глаза
человека  с  портрета,  удивительно похожего  на  Андрея  Полякова,  скользнули
невидящим взглядом по стенам пустого помещения,  по потолку... Лента свернулась
в  трубочку,  факс  пискнул  и  остановился,  и  в  кабинете воцарилась прежняя
тишина...
     Фаульгабер только  молча  пожал  плечами,  когда  Панама попросил его  для
начала завернуть к "Юбилейному" - надо, мол, подхватить с собой человечка.
     Антон попытался разговорить его:
     - В машине-то курят?..
     - В  моей?..  -  Сем„н  заложил на  перекр„стке крутой  поворот,  и  Антон
заметил,  что кисти рук с  тыльной стороны у  него были сплошь в пятнах недавно
отболевших ожогов.  - А вс„ делают, - продолжал Фаульгабер.- Даже водку пьют...
Только просьба -  пепел  и  хабарики за  окошко.  Запах  этих...  потушенных...
терпеть ненавижу!
     Антону понравилось колоритное выражение,  которого он, если по совести, от
молчуна-водилы никак не  ожидал.  Он  ещ„  смаковал его  про  себя,  примеряя к
подходящим жизненным ситуациям,  когда  машина свернула с  моста на  подъездные
дорожки и остановилась возле служебного входа дворца.
     - Я  быстро...-  Панама бросил на  сиденье ремень безопасности,  никак  не
желавший убираться в гнездо.
     - Валяй,  - флегматично донеслось сквозь приспущенное окошко. - Лично я не
спешу...
     Гигант комфортно откинулся за  рул„м и  сунул лапищи под затылок.  Похоже,
ему не привыкать было к долгому ожиданию.
     "Терпеть ненавижу",  -  подумал Антон,  показал омоновцу пропуск и побежал
внутрь.  Судя по тому, что Любаши дома не оказалось (телефон, во всяком случае,
не  отвечал),  она была где-то здесь.  Но вот где конкретно?  В  ветеринарке?..
Панама устремился знакомым пут„м,  заранее прикидывая,  что делать,  если е„ не
будет на месте. Искать Александра Владимировича, давать объявление...
     К счастью,  отыскивать директора-распорядителя и терять драгоценное время,
вдаваясь  в  объяснения,  не  пришлось.  Дверь  веткабинета  сама  распахнулась
навстречу,  и на пороге возникла Любаша. Свежая и цветущая. Дома она отмылась и
даже часок поспала,  а  теперь двигалась к  "Андрюше Борисычу".  Предварительно
завернув на минутку к девочкам в "Юбилейный"...
     - Антон,  какими судьбами? - удивилась она. Она была в джинсиках и плотном
спортивном свитерке,  который не очень подходил к пышно взбитой прич„ске,  зато
создавал общую иллюзию бодрости и  энергии.  Антон взглянул в  искрящиеся глаза
девушки и невольно смутился.  Она широко улыбну лась, и он, естественно, не мог
ей не ответить. Kaк же она была сейчас хороша...
     - Я-то  по делам,  -  пояснила Любаша.  -  А  тебе что с  утра пораньше не
спится? 
     Парик даже с самого близкого расстояния был на ней незаметен.
     - А я за тобой. - Панама подхватил е„ под руку и повл„к в сторону выхода.-
Честное пионерское.  Едем за город на машине.  В  дивное местечко под Выборг...
Шашлыков, врать не буду, не обещаю, но воздух... воздух...
     Это было сказано весьма неуклюже: Любаша сразу вспомнила его рассуждения о
солнце,  фруктах и  воздухе.  Она сразу остановилась и  рассерженно попробовала
выдернуть руку:
     - А ну пусти!..
     - Любочка,  милая,  спасай,  не то пропаду,  - Панама заговорил совершенно
серь„зно. - Мне эксперт нужен. Зооветеринарный. А лучше тебя...
     Он  испытал  величайшее облегчение,  увидев,  как  уходит  из  е„  взгляда
болезненная настороженность.
     - Ну вот,  все вы такие,  -  сказала она наконец. - Как уши бедной девушке
мылить,  так быка жареного сулите,  а до дела дойд„т, и шашлычка несчастного не
допросишься... Что стряслось-то? Выкладывай уж.
     Антон  рассказал ей  в  двух  словах  о  коне-найд„ныше и  о  том,  почему
"породистого неустановленной породы" жизненно важно было  немедленно осмотреть.
Любаше не понадобилось ничего объяснять. И уговаривать - тоже:
     - Момент, только сумку схвачу...
     Когда  они  вышли  к  машине,  лениво покосившийся Фаульгабер сразу  ожил,
оторвал  руки  от  затылка  и  многозначительно приподнял  рыжую  бровь.  Антон
напустил на себя великолепно-непроницаемый вид и,  в  душе хохоча,  подч„ркнуто
галантно захлопнул за  девушкой дверцу.  Уселся на  переднее сиденье и  коротко
бросил:
     - Вот теперь вс„. Повихрили...
     Машина мигом завелась и...  действительно "повихрила" по  мокрым питерским
улицам.  То  ли  Фаульгабер наконец  проникся ответственностью поездки,  то  ли
просто решил блеснуть перед дамой...  Он  ехал очень корректно,  не нарушая без
надобности правила,  но при этом вс„ новые и  новые машины почему-то оставались
далеко  позади.   Да  и  эгидовский  "Жигул„нок"  был  весьма  шустрый.  Внешне
неброский,  не первой свежести,  но с  форсированным двигателем и  кучей разных
полезных хитростей под капотом. Как раз такой, на каком и следует сыщику ездить
по очень важным делам...

     Соревнования в этот последний день начинались в тринадцать часов.
     Сер„жа и  Аня подъехали к "Юбилейному",  когда всадники уже вовсю прыгали.
Дома,  размявшись и  расходившись,  Сергей  стал  чувствовать себя  очень  даже
прилично и категорически настоял на поездке,  хотя Аня его отговаривала.  Когда
они вышли из дома и "Топоту" тряхнуло на первом из тысячи неизбежных ухабов, он
горько раскаялся в сво„м упрямстве и чуть не запросился обратно. Однако мужской
гонор победил,  и он промолчал.  Теперь он сидел на трибуне и больше делал вид,
что смотрит на поле, а сам прижимал к боку локоть и заново учился дышать.
     По  жеребь„вке сегодня первыми прыгали финны.  Случай  св„л  всех  четыр„х
финских всадников в  одной десятке,  и,  наверное,  невыгодная ситуация здорово
попортила им нервы - спортсмены волновались, делали ошибки и, соответственно, в
перепрыжку никто из  них не  попал.  В  одном десятке с  ними оказался и  Бенгт
Йоханссон на своей рыжей кобыле.  Когда его вызвали на манеж, Сергей сразу стал
ждать, чтобы лошадь снова выкинула какой-нибудь фортель и лишила своего хозяина
всех  надежд на  победу.  Сегодня Сергей ожидал этого почти со  злорадством.  И
Слипонз Фари не  подвела.  То  ли  ей самой что-то не нравилось,  то ли всадник
выехал прыгать не  с  тем настроением и  она это почувствовала...  Ни  о  какой
гармонии у  них с  Бенгтом нынче речи не  шло.  Могучая кобыла мотала головой и
откровенно взбрыкивала,  всячески выражая  человеку сво„  недовольство...  и  с
неотвратимостью злой  судьбы снесла жердь на  одном из  первых же  препятствий.
Если не вез„т - это надолго!..

     Выбравшись на загородную трассу, белый "Жигуль" перестал обращать внимание
на  знаки  ограничения скорости.  Инспектора  ГАИ  вскидывали было  жезлы,  но,
рассмотрев номера,  успокаивались.  Когда  автомобиль взбирался  на  горки,  за
кормой в  сплошной сетке  дождя ещ„  возникали высотные силуэты города,  но  по
бокам  уже  мелькали  то  крохотные домики  садоводств,  то  нарядные кирпичные
особнячки.  И чем дальше,  тем реже становились сады-огороды,  а участки дивной
лесной красоты - вс„ продолжительней...
     Присутствие Любаши обратило хмурого Фаульгабера в учтивого кавалера. Когда
девушка поинтересовалась, далеко ли ехать, он ответил незамедлительно:
     - Километров девяносто...  Слава Богу,  почти до  места асфальт,  так  что
часика за полтора долетим.  Если старушка,  конечно, не закашляет...- Он трижды
постучал по рулю.  - Вы поспите, если устанете. А то радио можем послушать... -
И похвастался: - У меня их ажно два. Одно цивильное, другое наше - милицейское.
     Крутанул ручку на  панели -  и  в  маленьких динамиках сдавленно засипело,
послышались голоса,  близкие и дал„кие. В это время мимо эгидовского автомобиля
как  раз  проплывала сине-белая патрульная "Вольво",  ехавшая ещ„  быстрей.  За
рул„м сидел подтянутый гаишный майор. Он внимательно заглянул внутрь "Жигулей",
и Фаульгабер поднял руку,  здороваясь.  Майор кивнул ему, мощная "Вольво" легко
умчалась впер„д, и через минуту в эфире прозвучало:
     - Четырнадцатый,  прими белого "Жигуля",  "шест„рку".  Не  тормози -  свои
едут...
     Фаульгабер подн„с к губам маленький микрофон:
     - Спасибо,  Иван  Анатольевич!  А  то  нам  туда-обратно почти  две  сотни
мотать...
     - Пожалуйста,- отозвался майор. Его "Вольво" уже нигде не было видно.
     - Я четырнадцатый,  -  раздался молодой голос.  -  Понял!  Слышь,  браток,
только ты поаккуратней... места вс„-таки дачные, не задави никого. Лады?
     - Лады, ребята. Спасибо!
     - Свояк свояка видит издалека?.. - понимающе спросила Любаша.
     - А то как же,  - впервые за всю дорогу улыбнулся Сем„н. - Работа такая...
Ладно,  я  вам  обычное  лучше  включу.  А  то  ужастей всяких  наслушаетесь...
"Эльдорадио" как? Устроит?
     В салоне зазвучала негромкая мелодичная музыка:  передавали золотые старые
песни.  Кого-то  приглашали зайти в  отель "Калифорния",  кто-то  брал билет до
города Одиночество, кто-то искал дом, у которого солнце вста„т...
     Машина миновала развилку, где шоссе "Скандинавия" превращалось в настоящий
европейский автобан, широченный и гладкий. Даже официально разреш„нная скорость
была здесь сто десять,  а  уж  неофициально...  Фаульгабер разогнал "Жигули" до
вес„лого посвистывания за  окнами,  но  мокрый  асфальт вс„  равно  стлался под
кол„са мягко и гладко. Умеем же, когда захотим...
     Дождь горизонтальными струями устремлялся в лобовое стекло, щ„тки работали
не  переставая.  "Эльдорадио" передало новости,  потом  рекламу,  потом прогноз
погоды...  Потом опять пошла музыка.  Болотными огоньками во тьме проявлялись и
угасали  аккорды,  сплетаясь в  неосязаемую мелодию,  и  наконец  приглуш„нно и
призрачно зазвучал голос  певицы...  Антон эту  песню слышал,  естественно,  не
впервые,  и  никогда она ему особо не нравилась,  но на сей раз он ощутил,  как
внутри что-то сладко и больно отозвалось,  удивился и...  вспомнил. Это была та
самая песня из фильма "Твин Пикс", под которую на вечеринке он танцевал с Аней.
     Картины  позавчерашнего вечера  тотчас  поднялись перед  глазами,  начисто
заслонив т„мно-серую  ленту шоссе и  мелькающие километровые столбики.  Вот  он
пода„т Ане руку,  и  она поднимается ему навстречу из-за стола.  Вот его ладони
осторожно ложатся на е„ талию...  а  е„ руки касаются его плеч...  Уже знакомая
электрическая волна пробежала по всему телу, от макушки до пят. А ведь каких-то
три дня назад он кормил в подворотне котов, умилялся доверчивой ласке Анжелки и
понятия не имел, что пережив„т нечто подобное!..
     Пока  длилась мелодия,  "Жигули" успели намотать на  кол„са ещ„  несколько
километров.  Но вот песня кончилась,  и  Панама медленно вернулся к реальности.
Взглянул на часы и подумал,  что надо бы позвонить Ане,  волнуется же небось...
Уже протянув руку к  мобильному,  он  покосился в  зеркальце на  Любашу.  Потом
повернулся всем телом, насколько позволил ремень.
     Девушка  дремала,   убаюканная  тихой   музыкой  и   плавным  покачиванием
автомобиля.  Должно быть,  она в самом деле теперь легко уставала... Сон ст„р с
е„  лица жизнерадостную вес„лость,  и  Антон рассмотрел бледную до прозрачности
кожу,   впалые  щ„ки,   страдальческую  складочку  между  бровей...  "Полгода,-
вспомнилось ему,-  в лучшем случае годик..." Тут она чему-то улыбнулась во сне,
чуть подвинулась,  устраиваясь удобней... И Панама осознал, что она накинула на
себя его кожаную куртку, и та обнимает и греет е„, как объятие, и...
     Антон с  трудом заставил себя отвернуться и  невидяще уставился в  лобовое
стекло.  Он  сам  не  понимал,  что  с  ним творилось.  В  душе неведомо откуда
поднялась такая волна нежности и  тепла,  что стало трудно дышать.  Некая часть
его  существа пребывала сейчас  на  заднем  сиденье  и  бережно обнимала спящую
девушку,  следя,  чтобы  ей  было  хорошо,  тепло,  и  покойно,  чтобы ничто не
потревожило е„ сон.  А зачем нужна железная шея,  как не затем, чтобы е„ обняли
такие вот  слабенькие,  хрупкие руки,  зачем крепкое плечо под кожаной курткой,
как не затем, чтобы Любаша могла прижаться щекой и почувствовать, что он рядом,
а значит, будет вс„ хорошо...
     Фаульгабер мельком  взглянул на  него.  Потом  в  зеркальце на  Любашу.  И
шепнул:
     - Спит?..
     - Спит,  -  тоже  ш„потом отозвался Панама.  Минут  через пятнадцать Сем„н
высмотрел впереди  указатель.  Плавно  сбросил  скорость и  свернул на  дорогу,
ведущую в животноводческое хозяйство, так аккуратно и мягко, словно в„з детскую
коляску по садовой тропинке.
     Музыка по  радио  сделала паузу.  Смолкли электронные ритмы,  остался лишь
приглуш„нный стук дождя по  металлической крыше,  да  ровный гул двигателя,  да
изредка - плеск воды, ударявшей в днище из-под кол„с...
     А  потом где-то в  недрах студии поменяли компакт-диск,  и  над промокшими
соснами,  над  быстро  бегущей  машиной  началось величавое шествие  простой  и
царственной в  сво„м  благородстве мелодии.  Музыка рвала  облака и  впускала в
серый мир солнце и молнии,  она проникала в самые глубины души, изгоняла из не„
вс„ мелкое и  недостойное,  рассказывала о  несбыточном и  высоком,  о гибели и
надежде, о последнем бое и о бессмертной любви...
     Мелодия "Романса" Свиридова.

     ...Баталия на  манеже  "Юбилейного" развернулась нешуточная.  В  последний
день  разыгрывался самый  престижный  и  значительный приз,  а  потому  кипение
страстей достигло предела.  Желание выиграть толкало спортсменов на  риск  -  и
одним  адреналин в  крови помогал мобилизоваться и  выдать максимум возможного,
других заставлял нервничать и совершать вс„ больше ошибок.  Летели наземь жерди
и  уносили с  собой чьи-то  шансы на выигрыш.  Более удачливые и  хладнокровные
показывали высочайшее мастерство,  до предельной резвости разгоняли коней,  "на
одной  ноге" выполняли казавшиеся невыполнимыми повороты...  Лошади выпрыгивали
из  немыслимых  положений  -  прич„м  всадники  некоторым  чудом  умудрялись не
помешать им-и снова мчались впер„д.  Раздувались ноздри,  блестели внимательные
глаза, реяли, как боевые знамена, пышные ухоженные хвосты...
     Трибуны   ликовали,   приходили  в   отчаяние,   замирали   в   безмолвном
сопереживании  -  и  опять  ликовали.  Азарт  спортсменов  заражал  зрителей  и
возвращался обратно усиленным в  тысячу  крат.  Судьи  несколько раз  призывали
гостей дворца к  сдержанности,  опасаясь,  как бы аплодисменты или дружный стон
зала не помешали всадникам на маршруте. Вс„ бесполезно! На энергетической карте
города "Юбилейный" определ„нно сиял как большая, мерцающего блеска звезда!..
     Среди  таких  протуберанцев страстей  лишь  последнее бревно  осталось  бы
безучастным. Даже Сергей время от времени забывал, что сегодня был самый что ни
есть решающий день,  когда вс„  должно было окончательно проясниться.  То  есть
вечером ему предстояло либо целовать вызволенного Кузьму...  либо вешаться, под
вопли Кошмара,  на Анькиной импортной люстре.  Приблизить развязку или повлиять
на  не„  Сер„жа не  мог  (попробовал вот,  так  чем кончилось!  Даже вспоминать
больно...),  и  потому изо всех сил старался не  думать ни  об уехавшем куда-то
Антоне,  ни о генах в пробирке,  ни о "коренастых и русоволосых" или, наоборот,
"темноголовых и рослых"...
     Иногда ему это удавалось.  Например, когда серебристый жеребец под молодой
немкой прямо-таки  лебедем проплыл над  всеми  препятствиями,  а  после финиша,
словно приветствуя зрителей,  явно в порыве чувств вскинулся на дыбы и пробежал
несколько шагов на задних ногах...
     Однако следом яркие краски манежа вдруг меркли у Сергея перед глазами,  он
заново осознавал, что где-то в недоступных для него сферах решалась - вот прямо
сейчас  и  решалась!  -  судьба  лучшего на  вс„м  свете  коня...  и  в  животе
становилось мерзко и холодно...
     Он  в  который  раз  посмотрел на  часы:  "Блин,  где  же  Антон?  В  лесу
заблудился? Мог бы и позвонить..."
     Аня, как это у них порою случалось, ответила на его невысказанные мысли:
     - Это же  деревня,  Сер„жа.  Маленькая деревня в  лесу...  Два коровника и
телефон на центральной усадьбе. А у него и так сч„т на минуты...
     На самом деле Панамореву многое могло помешать отзвониться Ане на сотовый.
В  том числе авария на шоссе.  Сергей решительно отогнал от себя сперва видение
перев„рнутой и сплющенной машины в кювете,  потом -  этой же машины, безнад„жно
застрявшей в глубокой, танку не вылезти, колее...
     Рыжий  Рейсфедер вынес  на  манеж  элегантную москвичку Наташу,  взял  два
первых препятствия,  и стало понятно, кто сегодня главный претендент на победу.
Сергей снова подался впер„д, во все глаза наблюдая за всадницей и кон„м...
     Аня  же  больше смотрела на  его локоть,  плотно прижатый к  правому боку.
Мужчины, ч„рт бы их взял!.. Будто она не видела, как он вздрагивал, забираясь в
"Тойоту"... а потом после каждой рытвины зеленел... Того не может понять, что у
не„ у самой от его вида правый бок уже начал болеть!
     Она  ощутила,  как  к  глазам снова подступила никому не  нужная влага,  и
поспешно отвернулась,  чтобы  Сергей не  заметил.  А  когда вновь посмотрела на
него,  то увидела,  что он осторожно „рзает в  пластиковом кресле,  собираясь с
духом для усилия, потребного, чтобы подняться.
     - Ты куда? - сразу испугалась она. - Тебе плохо?..
     - Умирать поползу,  - буркнул Сергей. - В тихом уголке...- У Ани запрыгали
губы,  и он объяснил, почти извиняясь: - В сортир наведаться надо. Кто меня вс„
утро куриным бульоном накачивал?..
     Сер„жа отсутствовал долго,  гораздо дольше,  чем  требовалось для похода в
туалет и обратно.  Он вернулся, когда на манеже сражался с препятствиями рослый
поляк на маленьком,  но невероятно прыгучем коне.  К  этому времени Аня на вс„м
серь„зе собиралась отправляться на поиски.  Оглядываясь, она наконец-то увидела
Сергея в  проходе:  он  махал ей рукой,  требуя немедленно подойти.  Жесты были
совершенно отчаянные,  а лицо - перекошенное и белое, как бумага. Аня испуганно
вскочила и  почти  бегом поспешила к  нему  под  раздраж„нное шипение зрителей,
которым она наступала на ноги и мешала смотреть.
     - Анька, беда! - встретил е„ Сергей. - Заказа увезли...
     - Как?.. - ахнула девушка.
     - А вот так. Прохожу я по коридору, в окно, конечно, смотрю, а двери обоих
шведских боксов -  нараспашку... Я в конюшню... Там Вовчик с лошадью возится...
Я к нему:  "Где кони?" Он:  "А откуда я знаю...  Одно видел - минут сорок назад
выехал из ворот шведский коневоз... "Паджеро" с прицепом. А что там и как..."
     Сергея натурально трясло,  он чуть не плакал.  По крайней мере, возле глаз
надулись предательские упругие бугры. Челюсти были плотно сжаты, а на обтянут