те ещ„ не остыл,  так вы наливайте...  Да иди же ты,  пострел!  -  вновь
подтолкнула она внука. - Чего вылупился?
     Кирюша  действительно замер  посреди коридора,  сосредоточенно разглядывая
соседа, которого чуть ли не первый раз видел вблизи. Пацанчик жил у бабушки уже
неделю  -  родители,  приславшие его,  уехали в  отпуск.  Кирюшка был  взрослым
самостоятельным человеком и  бабулю всерь„з не  воспринимал.  Она и  попугивала
внука  суровым  соседом-милиционером.  Антон  Григорьевич говорил мало,  уходил
рано,  приходил поздно -  мифологический персонаж,  как нельзя лучше подходящий
для детской страшилки...
     Его присутствие благотворно сказалось и  на сей раз.  Оглядывающийся отрок
был-таки  отконвоирован в  ванную  комнату.  Там  немедленно зашумела  вода,  а
немного погодя слуха Панамы достиг смешной мальчишеский гнев:
     - Ну ба-ушка,  ну отстань!  Я са-а-ам...-  Заботливая бабушка, для которой
герой   галактики  был   всего   лишь   несмышл„ным  внучком,   явно   пыталась
собственноручно намылить ему лицо: так-то верней.
     Когда тобой пугают детей,  это на  самом деле не  особенно радует.  Но при
вс„м том соседки (интересно за какие заслуги?..) Панаму любили. Между ними даже
существовал этакий сговор -  обе старались подкармливать одинокого соседа, да и
в  целом как могли скрашивали его холостяцкую жизнь.  Кто вообще сказал,  будто
холостяк - это законченный эгоист, который жив„т один исключительно оттого, что
ни  в  какую не желает поступаться личным комфортом?..  Может,  для кого-то это
было и так. Для Шерлока Холмса, например, с его Миссис Хадсон...
     Доходя в  своих  размышлениях до  этого  места,  Панама обычно усмехался и
говорил себе,  что у него таких "миссис Хадсон" было аж целых две. То полотенца
его постирают ("А мы тут, знаете, заодно..."), то сугубо по ошибке вычистят его
чайник,  то совершенно нечаянным образом сварят ещ„ на одну персону борща. И то
правда -  где ж  ему ещ„ и борщом заниматься,  когда он домой в двенадцать ночи
только является?..  А вот явится - и тут, как по мановению волшебной палочки, в
коридоре возникнет какая-нибудь из  соседок (в ночной рубашке,  торчащей из-под
халата) и доверительно сообщит, что, мол, как раз собиралась поужинать - так не
составит ли ей Антоша компанию?..
     Панама,  надобно  признать,  редко  отказывался.  Вот  и  сегодня с  кухни
доносились очень славные запахи, но...
     - Спасибо, Анна Тимофеевна, что-то я... душа не лежит.
     И вот из-за чего,  спрашивается?  Из-за убийства? А то мало он их на сво„м
веку видел. И ничего, до сих пор несварением не страдал...
     Может,   что-то  сдвинулось  в  мире?   Что-то  тяжеловесно  готовилось  к
переменам?..
     Панама прош„л в свою комнату,  закрыл за собой дверь и вдруг подумал,  что
никакому участковому по поводу нищенки завтра не позвонит.  И  дело про убитого
пенсионера он то ли раскрутит,  то ли нет -  какая,  собственно,  разница?.. Да
гори оно вс„ синим огн„м, ему что, больше всех надо?..
     Он  знал,  что "депрессуха" рано или поздно пройд„т и  он верн„тся в  сво„
нормальное устало-циничное состояние, но от этого было не легче. Панама вытащил
из холодильника банку с сол„ной хамсой (купил как-то впрок для котов,  да так и
осталась невостребованной, вот и засолил, не пропадать же). Вынул из сумки хлеб
и бутылку "подзаборной"... Сделал себе бутерброд и налил три четверти стакана -
ровно сто пятьдесят граммов.
     - Ну что ж...-  вслух обратился он к убиенному пенсионеру.- За упокой души
твоей...
     "По  показаниям опрошенных свидетелей,  тело  предположительно принадлежит
Соловь„ву Владимиру Ивановичу..."
     - Вот так, Владимир Иваныч. Вот так...
     Секунду подержал стакан на  весу,  потом  выпил.  Водка была  на  редкость
противная. И притом т„плая. Антон Григорьевич критически посмотрел на бутылку и
понял, что попытка напиться самым позорным образом провалилась.
     Бывший важняк страдальчески сморщился, зажевал пойло бутербродом с хамсой.
И л„г спать.
     "Московская... Как же... Пробки с этикетками, может, вправду московские, а
вс„ остальное...  благодетели местные...-  думал, засыпая, Панама.- Господи, до
чего надоело..."

     Глава третья

     ЗОЛОТАЯ КРОВЬ

     Что  касается Сергея  Путятина -  он  пров„л  остаток  этого  дня  гораздо
интересней и  веселей,  чем Панама.  В сегодняшних скачках он больше заявлен не
был и,  пользуясь свободой,  почти сразу после награждения отправился в  город.
Сердце его  ликовало.  Заказ,  сам того не  подозревая,  прин„с своему жокею не
только победу на  Дерби,  но и  ещ„ кое-что,  чего он так долго ждал.  Во время
скачки Сергей об этом, конечно, не думал, - он, кажется, в те секунды не мыслил
вообще,  живя  непосредственно  ощущениями,  -  но  после  финиша,  разбинтовав
Кузькины ноги,  вдруг широко улыбнулся и  чмокнул жеребца в  т„плый шевелящийся
нос:
     - Ну, спасибо, Кузьма... Теперь точно к Аньке в Питер махну...
     Заказ  дважды кивнул головой,  словно отвечая жокею,  потом ткнулся храпом
ему в живот и игриво боднул, едва не сбив с ног...
     Сергей мог  бы  позволить себе поймать такси или  частника,  промышляющего
извозом,  но выбрал троллейбус,  шедший от ипподрома до центра.  Основной поток
должен   был   хлынуть   ещ„   через   час,   когда   закончатся  соревнования;
немногочисленные пока пассажиры косились на  худущего парня в  дорогих джинсах,
фирменной футболке навыпуск и  бейсболке с  Длинным  козырьком.  Бейсболка тоже
была жутко фирменная - во вс„м Пятигорске второй такой не найд„тся, куда уж там
Сайску!..  Но куда больше,  чем явно недеш„вый заграничный "прикид", привлекало
внимание выражение Сер„жиного лица.  Это  же  видно,  когда  человек  витает  в
облаках,  полностью забыв о грешной земле под ногами. "Вез„т же людям. Ну точно
- тыщу рублей выиграл.  Ишь,  как блаженный...  -  вручая парню билетик, не без
зависти решила кондукторша.  - Деньги к деньгам..." У не„ самой было двое детей
и  безработный муж-инженер,  так  что  все  мысли  неизбежно  вращались  вокруг
финансового вопроса.
     "Со свидания едет,  -  подумала молоденькая девушка,  вошедшая в  переднюю
дверь. Присмотрелась и поняла: - Да нет, скорее уж на свидание..."
     А старуха в белом платке,  всю жизнь прожившая около ипподрома,  поставила
на колени корзину с вар„ной кукурузой, которую собиралась продавать на вокзале,
и безошибочно угадала: "Жокей небось. Первым поди прискакал..."
     Каждый  из  них  был  по-своему прав.  Сергей незряче смотрел в  окошко на
проплывавшие мимо  сады  и  белые  мазанки,  постепенно  сменявшиеся городскими
пятиэтажками,  и  даже  не  пытался согнать улыбку  с  лица.  Близкие и  давние
воспоминания наползали одно на другое,  и  все были счастливыми,  и каждое было
ему дорого.  А  потом его мысли улетали впер„д,  в завтрашний и послезавтрашний
день, и хотелось поторопить время, чтобы завтра наступило скорей.
     Он  вспоминал  Заказа  на  параде  представления  и   в  стартовом  боксе,
неузнаваемо  и  пугающе  замкнутого,  почти  злобного...  а  на  самом  деле  -
сосредоточенного в предчувствии ДЕЛА, ради которого явился на свет...
     А потом - бешеный спурт, когда, казалось, ещ„ чуть-чуть - и остался бы он,
мастер-жокей, висеть в воздухе, не поспев ухватиться за вылетевшего из-под него
жеребца...
     И  первый  поворот...  ни  с  чем  не  сравнимое чувство пол„та и  мощи...
последняя четверть,  когда Заказ расправил крылья,  а копыта перестали касаться
дорожки.
     А финиш?!.. Вот такие мгновения и остаются на всю жизнь, глубокой старости
будоража кровь...
     Только обычная скачка,  даже победная, сразу отодвигается куда-то назад, и
другие события быстро зад„ргивают е„ пыльным занавесом будней: вот он, зв„здный
час,  уш„л уже во вчера...  на две недели... на год тому назад, и так жаль, что
не  повторить его,  не  вернуть.  Сегодня вс„  было не  так.  Сегодня вс„  было
по-другому,  и  не задержать хотелось чудесное мгновение победы,  а...  закрыть
глаза - и открыть их часов этак через тридцать, когда лайнер компании "Пулково"
уже  пробь„т хмурые питерские облака и  устало дрогнет всем корпусом,  выпуская
шасси...
     Сер„жа  смотрел в  троллейбусное окно,  и  пыльный асфальт то  казался ему
посадочной полосой,  то  превращался в  летящую перед глазами скаковую дорожку.
Только не сегодняшнюю, а совсем другую...
     Над  пятигорским ипподромом висел послеполуденный зной.  Завершив кентером
последние полкруга,  Сергей перев„л взмыленного жеребца на рысь,  а  потом и на
шаг. И наконец спрыгнул на землю у конюшни своего отделения.
     - Витек,  забирай!  Вышагай хорошенько.  Конюх подхватил повод и  принялся
обихаживать лошадь,  как  положено  после  работы:  снял  седло  и  специальным
скребком стал соскабливать со взмокшего животного пену.
     - Погоди, малыш, сейчас мыться будем... - приговаривал парень.
     Крым  спокойно стоял,  расслабив усталые мышцы,  предвкушая момент,  когда
прохладная влага косн„тся разгоряч„нного тела...
     Сережа привычно подош„л к  стене конюшни,  вдоль которой грелся на  солнце
длинный ряд в„дер с  водой,  Развязал на шее косынку и  принялся с наслаждением
умываться.  Это хоть чуть-чуть,  но  спасало его от  жары.  Он даже позавидовал
Крыму,  которого вымоют с головы до ног.  И потом, это лишь со стороны кажется,
будто  скаковой круг  до  асфальтовой плотности пропеч„н солнцем  и  утрамбован
тысячами подков.  На  галопе из-под копыт тучами вздымается пыль и  летят комья
земли,  и  вс„ это -  жокею прямо в лицо.  Так что помывка ему была определ„нно
необходима...
     Тем временем из  полумрака конюшни выплыла на свет Божий дородная женщина.
Клавдия Алексеевна - старший конюх и вдобавок жена тренера Сер„жиного отделения
- хозяйским оком  обвела приконюшенный двор  и,  заметив плещущегося в  вед„рке
жокея, так всплеснула руками, словно не видела его ну по меньшей мере лет пять.
     - Ой! Тю.. Сярожа приехал! А я и нэ бачила!..
     Она была из русской семьи,  но выросла на Украине и с тех пор "размовляла"
на обоих языках одинаково хорошо. И одинаково кстати.
     - Т„тя Клава! - обрадовался Сергей. Недолго думая он ут„рся косынкой, и на
улыбающейся физиономии остались грязные полосы.  -  А кваску для гарна хлопчика
не найд„тся?
     Клавдия Алексеевна славилась хозяйственностью и  всегда держала на конюшне
бочонок хлебного кваса.  Этот квас и коржи к нему она готовила собственноручно,
по ей одной известным рецептам. Квас получался отменным - т„мным, почти ч„рным,
густым и вкусным необычайно. Такой напиток и жажду утолял, и есть после него не
хотелось: то, что надо жокею, дрожащему над каждыми ста граммами веса.
     - Как не  найд„тся,  уж для тебя,  Сер„женька,  завсегда...  -  Т„тя Клава
заговорщицки понизила голос  и  сообщила:  -  Аккурат  вчера  новый  поставила.
Сейчас,  голубок,  как раз и отведаешь.  Только троглодитам этим не проболтайся
смотри,  -  кивнула она в сторону Витька,  будто он и так не слышал е„ слов.  -
Набегут и вс„ сразу выхлебают. Пусть спиток сначала добьют...
     Спиток -  светло-ж„лтый, матерущий по своей кислоте напиток, который Витек
называл  не  иначе  как  "вырви-глаз",  -  особой  популярностью на  конюшне не
пользовался. Хоть и утолял жажду молниеносно.
     Клавдия  Алексеевна величественно уплыла  в  сумрачную прохладу конюшни  и
вскоре появилась оттуда с полулитровой кружкой:
     - На, сынок. Пей на здоровье!
     - Ох,  т„тя Клава,  что  бы  мы  без  вас...  -  Сергей жадно присосался к
запотелой эмалированной „мкости. Вот уж спасибо!
     Квас был действительно отменным.
     - Серый,  а  тебе ведь из конторы звонили.  Чуть не забыл!  -  подал голос
Витек.  Он успел вымыть коня и вываживал его по двору,  чтобы обсох. - Раиса из
производственного  отдела.  Как  я  понял,  тебя  дед  Цыбуля  требовал,  велел
непременно перезвонить...
     Белоснежный  телефонный   аппарат,   чудо   дизайна   в   стиле   "ретро",
красовавшийся на  столе,  казался пришельцем из  другой  цивилизации.  Из  мира
стекла,  бетона  и  космических  скоростей.  Мира,  где  столь  же  чужеродными
выглядели бы стремена, с„дла, уздечки... и некоторые молодые люди в потасканных
бриджах и с разводами пыли на запавших, ч„рных от загара щеках.
     Сергей сидел за столом и  несч„тный раз набирал номер директора "Свободы".
Занято! Хозяйка кабинета налила ему чашечку крепкого кофе:
     Сер„женька, тебе сахару сколько?
     Он даже испугался и поспешно накрыл чашку ладонью:
     - Вы что, Раиса Александровна, какой сахар! Нельзя - веса!..
     - Да ну, от одной ложечки?..
     - Нет, нет! - Искушение было сильным, но Сергей отм„л его категорически. -
Здесь одна,  там одна - глядь, килограмм набежал, а спускать его... Знаете, как
французы говорят ? Пять минут на языке, а потом всю жизнь на талии...
     - Несчастные  вы  люди,  жокеи,  -  вздохнула  заместительница  начальника
отдела. И высыпала в свой солидный фарфоровый бокал пятую ложечку.
     Сер„жа с  откровенной завистью посмотрел на е„ кружку и отхлебнул терпкий,
обжигающий н„бо напиток:
     - Раиса Александровна, а не сказал Василий Никифорович, что ему от меня...
И тут зазвонил телефон.
     - Сер„ж,  возьм„шь ? - Дородная женщина как раз доставала из недр тумбочки
коробку печенья и сразу разогнуться была просто не в состоянии.
     Жокей с немалым облегчением схватился за трубку - лишь бы не видеть!
     - Алло!   -  донесся  из  телефонных  глубин  невероятно  знакомый  голос,
заставивший его мигом забыть о  недосягаемых гастрономических радостях.  -  Это
производственный отдел? А Сер„жу Путятина можно?
     - Аня?.. - У Сер„жи перехватило дыхание. - Анютка, ты где?..
     Ему  успело примерещиться характерное пощ„лкивание сотовой связи:  а  что,
если... если она к ним... если она прямо сейчас...
     - Дома я, Сер„жа, - вздохнула девушка. - В Питере...
     - А как.. как узнала, что я?..
     - Да  просто...  Чувствую вдруг -  соскучилась,  сил  нет...  Дай,  думаю,
позвоню... Есть у тебя минутка? Я, может, не вовремя?
     - Анька, милая... - Сергей заморгал и даже закашлялся. Раиса Александровна
украдкой взглянула на парня, тихо выбралась из-за стола и ушла в коридор.
     - Анютка,  ты когда теперь к нам? Я по тебе... не передать... И кони у нас
на  ипподроме новые...  Я  для  тебя  голов  семь  присмотрел...  Для  спорта -
суперкласс... Двух к барьерным скачкам готовят...
     - Спасибо,   Сер„женька...  -  Стены  кабинета,  стол  и  кофейная  кружка
перестали существовать: он плавал в волнах е„ голоса, т„плых и чуть грустных. -
Пока вс„ никак...  Слушай!  -  вдруг закричала она.  -  А  может,  ты сам к нам
выберешься?   Правда!..  Я  серь„зно!  У  нас  тут  скоро  будут  международные
проводить,  по конкуру...  "Серебряная подкова",  слыхал?  Малая Европа!  После
"Кубка Вольво" к  нам весь цвет...  И  Пилл,  и Слоотак,  и Меллигер...  Может,
вырвешься как-нибудь? А?..
     - Анютик, у меня Дерби через неделю...
     - Так "Подкова" как раз через неделю и  начинается.  Нет,  Сер„га,  ты.  в
самом деле попробуй! Я так тебя видеть хочу...
     Когда  на  пороге появилась Раиса Александровна,  Сер„жа сидел в  глубокой
задумчивости,  вс„ ещ„ прижимая к уху вспотевшую трубку, из которой раздавались
короткие гудки, и выражение лица у него было то самое - блаженное.
     Эх, молодость...
     - Цыбуля слушает!..
     В  голосе Василия Никифоровича привычно рокотали властные нотки,  а  уж от
того,  как он произносил собственную фамилию,  в самом деле могли хлынуть слезы
из глаз, словно рядом резали луковицу.
     - Василь Никифорыч,  Путятин тревожит,  - улыбнулся в трубку Сергей. - Вы,
говорят, искали меня...
     - А,  Сергуня,  -  грозный начальник немедля растаял,  становясь тем Дедом
Цыбулей,  которого Сергей знал с малолетства.  -  Как вы там? Как кони? - И, не
дожидаясь  ответа,   зарокотал  дальше:  -  Читал  я  тут,  как  вы  в  прошлое
воскресенье...  Молодцы,  что сказать!  Слышь, ты на отделении передай - я всем
тут премию... Прямо на книжки. Немного, конечно...
     Сер„жа заулыбался ещ„  шире.  Уж  если Цыбуля был  чем-то  доволен и  дело
доходило до премии, то Дедово "немного" следовало понимать относительно. Весьма
относительно.
     - Как там Крым?  - Василий Никифорович наконец-то позволил Сергею вставить
словечко.
     - В  полном  порядке,   Василь  Никифорыч!  -  Крым  был  лучшим  скакуном
пятигорского отделения и потенциальным дербистом этого года.  -  Сегодня галопы
на н„м делал. Пр„т, как паровоз!
     Василий Никифорович Цыбуля,  потомственный кубанский казак, на лошадях был
натурально помешан.
     При том что сам был наездником никудышным:  вот уж действительно, бодливой
корове Бог рог не да„т.  Великолепные чистокровные, которых выращивали на им же
созданном конном заводе,  оставались для него недоступны -  так год за  годом и
ездил на  добродушнейшей беспородной Маруське.  Она  была единственная,  кто ни
разу не "уронил" его наземь.
     - Сергунь, а как шансы у Крыма в Дерби?
     - Я в н„м, как в себе, - деловито ответил Сергей. - Здоровья - на троих. А
по  последним контрольным галопам  видно,  что  к  Дерби  в  самом  пике  формы
подойдет.  Так что вс„ в полном порядке.  Если,  конечно, ничего не...- Сергей,
суеверный,  как все лошадники,  трижды сплюнул через плечо:  -  Тьфу-тьфу-тьфу,
чтобы не сглазить...
     В  трубку  было  слышно,  как  Дед  Цыбуля  громко постучал по  деревянной
столешнице.
     - Коли Бог не  выдаст...  Слушай,  Сергунь,  а  у  меня к  тебе дело.  Как
думаешь,  справится с  Крымом Женька Соколов?  Жокей ваш второй?  Только как на
духу, без дураков и без обид! Серь„зно спрашиваю!..
     Пока  говорили о  Крыме,  Сергей успел ярко  представить себя на  победном
финише пятигорского Дерби,  и  при  этих  словах Деда первым его  чувством было
чувство жгучей несправедливости. Мелькнула перед глазами вороная, поседевшая от
пыли Крымова грива: почему Женька, почему не он сам пролетит, пригибаясь к этой
гриве,  мимо финишного столба?..  "Приехали...  стараешься, стараешься... И вс„
коту под хвост..."
     - Ну...  - протянул он неопредел„нно... и понял, что просто так Дед Цыбуля
подобного вопроса не задал бы.  И  Сергей ответил решительно:  -  Женька парень
хороший.  И ездит грамотно...  Должен справиться...  Он тут Крыма несколько раз
галопировал - мне понравилось!
     - Дело вот в ч„м,  -  наконец объяснил ему Василий Никифорович. - В Сайске
твой крестник стоит...  Заказ. Не ладит он у них что-то... Пять раз в этом году
стартовал -  и  вс„ неудачно.  А  по моим расч„там -  быть ему нынче дербистом!
Должен,  и вс„!  Как пить, дать должен!.. А он не ладит, хоть тресни... Съездил
бы ты туда,  глянул... Может, пособишь чем?.. Очень уж рассчитывал я на него...
Потому и тебе в Пятигорск не отправил -  думал, чего ради двум классным лошадям
в  одном Дерби...  Пусть,  мол,  лучше два  сразу нам выиграют.  И  вот оно как
поворачивается... Ну?.. Сергунь?.. Что скажешь? Поедешь?..
     Во властном,  резком голосе Деда вдруг прозвучали такие жалобные, просящие
нотки,  что  молодой жокей понял сразу и  окончательно -  поедет!  Как  тут  не
поехать. Тем паче что в Сайске его жд„т Заказ. Кузька! Сосунок паршивый...
     И вот тут на Сер„жу снизошло внезапное вдохновение:
     - Василь Никифорыч,  а  если я  на Заказе выиграю,  в  отпуск за свой счет
пустите?  - Сказал, сам испугался, не много ли запросил, и начал оправдываться:
- Мне...   всего   недельку-другую.   Мне   в   Ленинград   очень   надо...   в
Санкт-Петербург...
     В трубке повисло тяж„лое молчание.  В отпуск? Жокея? В разгар-то скакового
сезона?..
     Но через секунду Сер„жа услышал:
     - Пущу! - И после короткой паузы: - Ты выиграй только...
     Видно,  победа или  окончательное поражение Заказа в  самом деле  были для
Деда вопросом жизненной важности.
     В  воскресенье,  сразу  после окончания очередн