ворил.
     - И получил,  - сказал Алексей. Помолчал и добавил: - Может, если бы мы не
вмешались, вс„ так и было бы, а? Действительно, полежал бы ден„к...
     А то Панаморев не думал об этом.  Ещ„ как думал!..  Эх, если бы да кабы!..
Если  бы  не  висела над  душой идиотская боязнь "наломать дров" -  ну  вот  не
наломал,  а чем кончилось?  Остатки карьеры сбер„г?  Да пропади они пропадом!!!
...Если  бы  с  помощью Алексея сдал  обоих Сер„жиных обидчиков в  милицию -  и
плевать,  что сам участвовал в драке,  свидетелей-то вон сколько было вокруг!..
Если бы не заморачивался с  окончательным лабораторным анализом -  Заказ?..  не
Заказ?..  -  а  просто  вовремя подстраховался и  прив„л  в  "Юбилейный" группу
захвата, опытных и умных ребят, с наказом - любыми правдами и неправдами, но не
дать погрузить и  вывезти так  называемого Сирокко...  Если бы  раньше вышел на
пограничников  и  попросил  придержать  гнедого  без  отметин  коня,   чьим  бы
транспортом  ни  пытались  его  вывезти:   "Это  наше  национальное  достояние,
помогите..." Если бы да кабы...
     На Сер„жиных поминках он выпил рюмку "Синопской".  И после этого не брал в
рот даже пива. Не было никакого желания.
     - Вот тут ты не прав, - сказал он Алексею. - Надо было вмешаться... только
не так, как мы это сделали. Влез в драку, так уж иди до конца!
     - Святые слова, - пробормотал Алексей...
     - ...Анна  Ильинична!...-  долетел с  манежа тонкий голосок Стаськи.  -  У
него, по-моему, потни сбился!..
     Аня тут же подскакала на Вальсе, глянула и кивнула:
     - Выезжай  на  середину,   переседлаешь.  Стаська  остановила  Альтаира  и
спрыгнула на песок, и почти тут же рядом осадила свою кобылу разъяр„нная Вика:
     - Другого места не нашла,  корова прокатная?!.  Оказывается,  она пыталась
добиться от  лошади прибавленной рыси,  и  по  какой-то  причине дело у  не„ не
заладилось,  а  тут ещ„ и  девочка помешала -  расположилась аккурат на дороге.
Стаська испуганно смотрела снизу вверх, не очень понимая, что произошло, только
то,  что определ„нно стряслось нечто ужасное и она была тому причиной,-  но Аня
уже направила к ним Вальса.
     - В ч„м дело?  -  мгновенно отреагировала она.  - В манеже двум лошадям не
разъехаться?.. И что ты на человека ор„шь? Забыла, как сама начинала?..
     Устыдилась  Вика  или  нет,   осталось  неведомо  никому,   но  покраснеть
покраснела. Развернула лошадь и уехала на другой конец манежа, к слову сказать,
довольно обширного. Альтаир изогнул шею и принялся тереться головой о Стаськину
спину:  должно быть,  кожа под  уздечкой чесалась.  Девочка поправила съехавший
потник,  быстренько сунула коню  в  рот  кусочек морковки и  снова  забралась в
седло.
     - Повод!  -  снова подъехала Аня. - Хлыстик во внешнюю руку! Постановление
сделай! Манежным галопом - марш!..
     Серый  Альтаир  спокойно  поскакал  по  манежу.   Ему  успела  понравиться
незнакомая всадница,  пусть неумелая,  но  постигшая самое главное:  уважение к
живому существу,  будь у  него две ноги или четыре.  Благородный конь в  полной
мере оценил это и теперь с бесконечным терпением подсказывал маленькой ученице,
как именно следует сидеть в седле на галопе. Глаза у Стаськи были счастливые.
     Алексей  на   трибуне  снова   вскинул  видеокамеру...   Насколько  Панама
разбирался в  людях -  а он в них ещ„ как разбирался,  -  не далее как к вечеру
этот человек и думать забудет о случайном знакомом по имени Сергей, мелькнувшем
и  исчезнувшем с  его  горизонта.  Небось на  видеопл„нке не  будет  ни  Аниных
наплаканных глаз,  ни  кучки  окурков,  усеявших песок  под  трибуной.  Сколько
убийств совершается в пятимиллионном Питере каждые сутки?  Одним больше...  Вот
так вс„ оно и проходит... и порастает быль„м...

     "Здравствуйте,  Аналитик.  Можете передать нашему общему знакомому:  ответ
положительный. Хотелось бы уточнить следующие технические детали..."

     Глава двенадцатая

     УХОДЯЩИЕ СКВОЗЬ ЗВЕЗДНУЮ СТЕНУ

     От Санкт-Петербурга до Стокгольма расстояние как до Москвы.  Те же семьсот
в„рст,  только в  другую сторону.  Не на юго-восток,  а точно на запад.  И лету
примерно  столько  же:  один  час.  И  благодаря  разнице  во  времени  самол„т
приземляется в  аэропорту Арланда  по  местному времени раньше,  чем  отбыл  из
Пулкова. Вот такие чудеса.
     Хмурому  седовласому джентльмену в  дорогом  строгом костюме,  сидевшему в
одном из кресел "Ту-154",  было не до чудес. Что такое для современного лайнера
неполная тысяча  километров?..  Полное  тьфу.  Едва  набрал  высоту -  и  через
двадцать минут приступай к снижению на посадку. Вот это, по мнению джентльмена,
было  самое  скверное.  Он  вообще страшно не  любил летать.  Конечно,  куда  ж
денешься -  терпел,  когда приходилось. Но посадка... когда при каждом движении
воздушной машины недавно съеденные аэрофлотовские разносолы начинают шевелиться
внутри и  кажется,  что  внутренности покидают свои  привычные места и  вот-вот
соберутся в спутанный комок около горла...
     Пожилой джентльмен изо  всех сил  делал вид,  будто спокойно подр„мывает в
кресле,  уже привед„нном, согласно инструкции, в вертикальное положение. Только
руки,  стиснутые на массивной пряжке пристяжного ремня, выдавали напряжение. Он
вслушивался в переменчивую мелодию самол„тных турбин и лишь изредка приоткрывал
глаза, чтобы недовольно посмотреть сперва на часы - долго ли осталось страдать?
- а  потом  сугубо  мельком  в  иллюминатор.  Шхеры  Стокгольмского  архипелага
проявлялись  впереди  куда  медленнее,   чем  ему  бы  хотелось.   У  седоусого
джентльмена был вид человека,  спешащего на безотлагательную встречу и  заранее
раздраж„нного возможной задержкой.  Он снова закрыл глаза и отреш„нно откинулся
на спинку кресла...
     ...Громкий дружный смех, неожиданно прорезавший напряж„нный гул двигателей
самол„та,  заставил  очнуться.  Василий  Никифорович  сердито  открыл  глаза  и
посмотрел за проход,  туда, где обосновалась компания иностранцев. Прямо против
Цыбули сидел молодой скандинав,  светловолосый, усатый, с открытым мужественным
лицом. Выставочный экземпляр потомка викингов, ни убавить, ни прибавить! Парень
что-то весело рассказывал обернувшимся в  креслах друзьям.  Василий Никифорович
не понимал языка,  но даже без знания шведского вс„ стало ясно в секунды. Жесты
и  мимика  не  оставляли сомнений.  "Викинг" переносил самол„т ничуть не  лучше
Цыбули,  а  может,  даже  и  хуже.  До  тошноты,  до  унизительного  общения  с
гигиеническим пакетом.  Что,  понятно, порождало проблемы, ведь перел„ты, в том
числе международные,  на  Западе -  такая же привычная норма жизни,  как у  нас
электрички.  И мучился парень, пока случайно не открыл самое простое и над„жное
средство: от души похохотать над собственной слабостью...
     Зато  вот  теперь сидел с  баночкой холодного пива в  руке и  вовсю травил
анекдоты,  изредка поглядывая в  иллюминатор и  указывая пальцем на возникавшие
внизу  знакомые  контуры  островов,   и   гнусная  дурнота  не  смела  к   нему
подступиться.
     "А я чего?  -  с внезапной ревностью подумал Василий Никифорович.  -  Я-то
какого героя-панфиловца изображаю?..  И в Питер пока летел из Ростова, и теперь
вот... Перед ними выпендриваюсь?.."
     Он ехал за рубеж не впервые. И давно понял, в ч„м разница между российским
руководителем и западным бизнесменом.  Россиянин заст„гнут на "все пуговицы, он
внешне неприступен и  несокрушим,  но таит в кармане нитроглицерин,  потому что
десять лет не был в отпуске -  а как же,  ведь без него производство немедленно
встанет,  а то и вовсе развалится... Европеец ходит в мятых джинсах и тенниске,
поскольку знает толк и  в  работе,  и  в отдыхе,  и инфаркт ему не грозит,  ибо
хорошо отлаженная фирма даже в отсутствие шефа тикает как часы...
     "Викинг" заметил  взгляд  Цыбули,  дружески улыбнулся ему  и  сделал  жест
пивной баночкой,  как будто предлагал тост.  Василий Никифорович неожиданно для
себя  самого  ответил  традиционным жестом  русского выпивохи:  средние  пальцы
согнуты, а большой и мизинец делают вид, будто поддерживают стакан.
     - Скооль[70]...  -  засмеялся  швед.  Цыбуля  торжественно  кивнул  ему  и
отвернулся к  окошку.  Нитроглицерина в  кармане он  пока не  носил,  а  джинсы
покоились внутри  сданного в  багаж  чемодана.  Вот  только  вряд  ли  они  ему
пригодятся.  Василий Никифорович летел в Стокгольм вовсе не ради неофициального
дружеского общения...
     "Ту-154" пробил последний слой реденьких облачков,  нацелился на  полосу и
выпустил шасси,  и  панорама за  иллюминатором как-то  вдруг утратила глубину и
объ„м:  взгляд с  небес стал взглядом с  балкона обычного здания.  Облака снова
сделались высокими  и  недостижимыми,  мелькнули внизу  деревья,  кусты,  стала
различимой трава...  Самол„т коснулся и  побежал по бетону,  и  турбины страшно
загрохотали на  реверсе,  осаживая мчащуюся машину.  Молодые  скандинавы дружно
зааплодировали, благодаря экипаж за безукоризненную посадку. Цыбуля оглянулся в
иллюминатор и  увидел,  что  крыло  самол„та  встопорщилось блестящими перьями,
упиравшимися  в  густой  плотный  воздух...  Директор  "Свободы"  вновь  ощутил
подступившую  дурноту,  но  тут  необузданный  бег  лайнера  переш„л  в  стадию
спокойного качения по бетонке,  чудовищный р„в двигателей сменился неторопливым
гудением,  а  подкрылки с  закрылками попрятались обратно в  недра крыла:  и не
догадаешься,  сколько всего  только  что  оттуда торчало.  "Ту-154",  снова  не
оправдавший свою  репутацию самого  аварийного,  с  достоинством проследовал по
рул„жной дорожке.  Мимо британских,  немецких,  французских собратьев.  И замер
против  висевшей  в  воздухе  "гармошки"  раздвижного  пассажирского  коридора.
Приехали!..
     Международные аэропорты,  сколько видел их Василий Цыбуля, все похожи один
на  другой.  Ты  уже не  на  небе,  но  ещ„ вроде как не  совсем на  земле (или
наоборот).  Ты  определ„нно уже не  в  России,  но  ещ„ не  вышел на все четыре
стороны  в   Швецию  (либо  опять-таки  наоборот).   Отбывающие  подсознательно
мандражируют перед пол„том,  даже если на  маршруте не ожидается ни Бермудского
треугольника,  ни  террористов;  прибывшие  -  таково  свойство  путешествий по
воздуху -  чувствуют себя  слегка  ударенными пыльным мешком...  и  этим  вовсю
пользуется  чуткая  к  человеческой  психике  торговля.   Василию  Никифоровичу
показалось,  будто он  вышел из  самол„та прямо посреди столичного универмага в
разгар предпраздничной распродажи.  Налево -  "Tax  free",  прямо  -  "Currency
exchange", направо - "Ирландский паб"... у полукруглой стойки которого, кстати,
не  наблюдалось ни единого свободного места.  Все боролись за свободу Ирландии.
"Они что тут,  с  шести утра не жрамши самол„т ждут?  -  неодобрительно подумал
Цыбуля.- Или живыми добраться не чаяли - скорей отмечать?.." Никаких указателей
насч„т того,  как  пройти на  паспортный контроль,  за  багажом и  на  таможню,
Василий Никифорович не заметил и  решил руководствоваться "муравьиной дорожкой"
- двинулся следом  за  всеми.  Этакий  седоусый плейбой,  загорелый до  черноты
миллионер,  налегке завернувший в  сентябрьскую Швецию  отдохнуть от  надоевшей
жары тропических пляжей...
     Ион фон Ш„льдебранд, гофшталмейстер Его Величества короля Швеции Карла XVI
Густава,  не  очень-то изменился со времени их последней встречи.  Он показался
Василию Никифоровичу таким же подтянутым, как и три года назад, и седины у него
не  прибавилось.  Единственная деталь  -  правая  рука  Иона  висела на  груди,
заключ„нная в  специальную матерчатую повязку.  А  рядом с  королевским конюшим
стояла тоненькая изящная девушка с абсолютно русским лицом. "Господин Цыбуля В.
Н."  -  гласили ч„ткие кириллические буквы на  плакатике,  который она  держала
перед собой.  Плакатик оказался излишним -  двое мужчин и так сразу узнали друг
друга.
     Правая рука у  фон Ш„льдебранда не действовала,  и Цыбуля после секундного
замешательства подал ему левую.
     - Вывихнул неделю назад,  -  рассмеялся Ион, и девушка синхронно перевела.
"Русская" внешность не  обманула:  говорила она  без  сколько-нибудь  заметного
акцента.  -  Брэк[71] в  повороте перевернулся...  молодые лошади...  Раньше на
другой день уже был бы  в  форме,  а  теперь...  годы,  годы!  Доктор вот велел
поберечь...  Ну,  здравствуй,  Василий!  Наконец-то удалось в  гости к нам тебя
заманить!..
     - Здравствуй,  Ион.  Очень  рад.  -  Цыбуля неловко сжал  ладонь шведского
аристократа и внезапно почувствовал, что не лукавит: он действительно радовался
этой встрече.  При  вс„м том,  что  поводом для  не„  послужили очень горестные
события и, возможно, в итоге от нынешней теплоты останутся одни воспоминания. -
Очень рад, - искренне повторил он, глядя Иону в глаза.
     - А это,  -  гофшталмейстер указал на смутившуюся девушку,  - позволь тебе
представить Ольгу  Михайловну,  княжну Путятину.  Младшую дочь  моих  старинных
друзей, российских дворян...
     При  слове "Путятина" у  Василия Никифоровича болезненно напряглось что-то
внутри. Оставалось надеяться, что Ион с Ольгой ничего не заметили.
     - ...У  которых принято в семейном кругу говорить только по-русски.  Ольга
любезно согласилась сопровождать нас с тобой.  Она рада случаю попрактиковаться
в  родном языке  и,  кроме того,  отменно водит машину...  Я,  как  ты  видишь,
временно инвалид!..
     Ион заразительно рассмеялся,  похлопал здоровой рукой Василия Никифоровича
по  плечу.  Цыбуля  зашагал рядом  с  ним,  катя  за  собой  складную тележку с
собранным  Марьяной  Валерьевной  чемоданом.   Стеклянная  дверь,   управляемая
телекамерой,  приветливо распахнулась и выпустила их под т„плое осеннее солнце.
Ольга  вытащила  из  кармашка  ключи,   и   голубая  "Вольво",   припаркованная
неподал„ку, приветливо мигнула подфарниками. Добро пожаловать в Швецию!..
     Когда-то  давно,  когда  по  телевизору ещ„  не  показывали мыльных  опер,
российский  народ  запоем  читал  исторические  романы.  Старые  и  только  что
вышедшие.  Люди  записывались в  очередь и  с  торжеством несли домой Балашова,
Пикуля и  Скляренко,  выпрошенных до завтра.  А  потом обсуждали на службе и  в
толчее магазинов.  Не обошла эта напасть и Михайловскую - тем более что молодой
тогда директор "Свободы" о  снабжении книгами п„кся весьма даже ревностно.  Сам
Цыбуля, правда, беллетристикой не увлекался, было некогда. Однако в случае чего
и он не ударил бы лицом в грязь -  вс„,  конечно, благодаря Марьяне Валерьевне.
Однажды за  завтраком она почти со слезами пересказала мужу трогательный эпизод
из главы,  прочитанной накануне в  часы,  оторванные от сна.  Славянскую княжну
выдали  замуж  за  предводителя  викингов,   персонажа  в  соцреализме  глубоко
отрицательного.  Так вот, по возвращении домой, едва ступив на берег с корабля,
молодая  женщина  бросается  обнимать  первую  же  бер„зку.   Ибо  в  сумрачной
Скандинавии бер„зки, воплощение всего русского, расти, натурально, не могут...
     Через  неделю  Михайловская охотилась уже  за  новым  романом,  и  Василий
Никифорович быстро забыл пересказанное женой.  Быстро и, казалось бы, прочно. А
вот  теперь ни  к  селу ни  к  городу всплыло,  и  автора захотелось немедленно
придушить:  за  ст„клами  комфортабельной "Вольво",  выдававшей сто  десять  по
нечеловечески гладкому - яичко во все стороны катай - автобану, стоял в осенней
солнечной позолоте вес„лый бер„зовый лес!..  Зажмурься, отвернись от ухоженного
шоссе и  нарядных красно-бордовых домиков на  той  стороне -  Россия Россией!..
Растут,  стало быть,  белоствольные!  Да ещ„ как растут!.. Небось под каждой по
подбер„зовику.  И сосны,  и „лки,  и вообще вс„ то же самое, что в окрестностях
Питера (насмотрелся,  пока ездил с Антоном под Выборг смотреть гнедого Заказова
двойника)...
     А вот небо в Швеции - другое.
     Цыбуле,  привыкшему безо всяких синоптиков угадывать погоду на завтра, это
бросилось в глаза сразу.
     Здешние облака ещ„ не  забыли об океанских просторах,  над которыми только
что  гнал их  атлантический бриз.  Они ещ„ видят под собой море,  ещ„ толком не
поняли, что бесповоротно вплывают на материк... Что им маленькая Скандинавия?..
Пересечь, не заметив...
     И если приглядеться - где-нибудь в углу небосвода непременно висит длинное
волокнистое облачко,  каких не  бывает над  сушей,  и  ветер,  дыхание близкого
Гольфстрима[72], гладит и расч„сывает его, словно страусовое перо...
     - А  ведь  когда-то  считали,   будто  наше  здание  портит  весь  вид,  -
рассказывал Ион.  - И мрачное-то оно, и уродливое, и то ли на тюрьму смахивает,
то ли на скотобойню...  Дождаться не могли, пока набережную пошире намоют и ещ„
ряд зданий выстроят, (упрячут наконец безобразие...
     Главный королевский конюший улыбался и  любовно оглядывал внутренний двор.
Рослые деревья,  почти не  заметившие наступления осени,  журчащий фонтан,  вс„
лето окруж„нный цветами... белую, недавно обновл„нную изгородь "бочки"[73]... И
надо  всем  -  пронзительно ясное небо в  квадратном обрамлении столетних стен.
Старинный красный кирпич так и  горел на  ярком свету,  заставляя Цыбулю рхмуро
вспоминать собственные мытарства  со  строительством конного  завода.  То,  что
получилось  в  итоге,   работало  очень  исправно,  но  памятником  архитектуры
свободненские конюшни вряд ли когда-нибудь назовут...
     Хозяин и  гость неторопливо беседовали,  шагая по мелкому гравию,  а  юная
Сер„жина  однофамилица (или,  чем  ч„рт  не  шутит,  вс„-таки  родственница?..)
переводила.  Владела  она  обоими  языками  одинаково свободно.  Вначале Цыбуля
чопорно величал княжну "Ольгой Михайловной", но скоро сбился на "Оленьку".
     - Простите,- тотчас поправился он. Девушка, годившаяся ему во внучки, лишь
рассмеялась:
     - Да что вы, Василий Никифорович. Так и зовите...
     Фон  Ш„льдебранд,   кстати,  был  для  не„  "дядей  Ионом".  Цыбуля  вдруг
задумался,  КАК станет рассказывать им о делах,  учин„нных их соплеменником.  О
том, что из-за жадности паскуды Нильхедена оказался ч„рт знает где выращенный в
России - и для России - наследник великого Секретариата... И, что гораздо хуже,
погиб  человек,   ему  самому,   Цыбуле,  доводившийся  то  ли  внуком,  то  ли
племянником, то ли вовсе любимым младшим сынком...
     Сер„жа Путятин незримо ш„л  рядом с  Василием!  Никифоровичем по  залитому
солнцем двору.  Он тоже любовался кладкой каретного сарая и  фигурными окошками
большого манежа, но время от времени вопросительно поглядывал на Деда, не давая
запамятовать о  главном.  "Ну?  -  отч„тливо слышал Цыбуля его голос.  -  Когда
Заказа  выручать будем?"  Речь  Василий  Никифорович сочинил  ещ„  дома.  Потом
отшлифовал е„ в Питере и десять раз повторил,  пока летел в самол„те. Он скажет
Иону...  Тот возразит...  А  он ему...  А  в  ответ...  Отчего же теперь Цыбуля
чувствовал себя так,  словно заглянул к соседу по очень невес„лому поводу -  и,
шагнув на порог,  нежданно-негаданно оказался за праздничным столом, и вот надо
решительно  встать,  и  поставить  на  скатерть  радушно  поднес„нную рюмку,  и
выговорить:
     "А  ваш сын,  знаете ли,  изрядный мерзавец..."  Почему так?  Потому,  что
Швеция  -  маленькая страна  и  ты  это  нутром  чувствуешь на  каждом шагу,  и
Стокгольм,  в  общем-то,  крохотный,  и  оттого приехавшему из  огромной России
мерещится, будто все шведы - друг другу чуть ли не родственники?..
     Берейторы  в  форменных  т„мно-синих  шинелях,   встречавшиеся  во  дворе,
отдавали своему начальнику честь.
     - На  самом  деле  мы  штатские,  -  заметив  взгляд  гостя,  пояснил  фон
Ш„льдебранд. Он был генерал-майором в отставке; Цыбуля не удержался и подумал о
том,  как,  наверное,  хорошо быть отставным генералом в сугубо нейтральной, не
лезущей ни  в  какие конфликты сытой стране.  А  Ион  продолжал:  -  У  нас  до
шестьдесят девятого года всех офи