а берегу или в море, ты будешь мыться целиком раз в неделю.
Будешь пользоваться бумагой  и  мыть руки. Раз в неделю будешь отдавать свою
одежду в стирку. Воду пить  не  будешь, только чай. И  каждый  день  станешь
чистить зубы.
  -- Зачем? Не пить воды?  Это  безумие. Стирать одежду? Господи, да ведь
она от этого сядет, покрой испортится, и Бог еще знает что!
  -- Все это ты будешь делать. Это Восток. Ты нужен мне живым. Сильным. И
здоровым.
  -- Я не стану. Я не ребенок и не один из твоих матросов!
  --  Тебе  лучше послушаться отца, -- сказал Робб. -- Я  тоже противился
ему.  Всем его нововведениям.  Пока он не  доказал мне, что они срабатывают.
Как и почему,  не знает никто. Но там, где люди мерли, как мухи, мы остались
здоровыми.
  --  А  вот и  нет, --  возразил  Кулум. -- Вы сами  говорили  мне,  что
постоянно болеете.
  -- Да. Но этой болезни уже много лет.  Я  так  и не поверил твоему отцу
про воду и  продолжал  пить  ее. Теперь  мой  живот  кровит  и всегда  будет
кровить. Мне  уже с  этим ничего не  поделать, слишком  поздно, но,  клянусь
Богом, я жалею,  что не попробовал. Может быть, эта гниль и не  забралась бы
ко мне внутрь. Дирк никогда не пьет воду. Только чай.
  -- Это то, что делают все китайцы, парень.
  -- Я в это не верю.
  --  Что  ж,  пока ты  выясняешь, правда это или  нет, --  резко  бросил
Струан, -- ты будешь подчиняться приказам. Ибо это приказы.
  Кулум вскинул подбородок:
  -- Из-за каких-то варварских  обычаев этих язычников-китайцев я  должен
поменять весь свой образ жизни? Ты это хочешь сказать?
  -- Я  готов  учиться  у них.  Да.  Я  перепробую все,  чтобы  сохранить
здоровье, и ты будешь делать то же самое, клянусь Богом.  Стюард! -- рявкнул
он.
  Дверь распахнулась.
  -- Да, сэр-р.
  -- Приготовьте ванну для мистера Кулума. В моей каюте. И чистую одежду.
  -- Есть, сэр-р.
  Струан  пересек комнату  и  встал перед Кулумом.  Он  обследовал голову
сына. -- У тебя вши в волосах.
  -- Я совсем тебя не понимаю! -- взорвался Кулум. -- Вши  есть  у  всех.
Они  всегда с  нами, нравится  нам  это  или  нет.  Ты просто  почесываешься
немного, вот и все.
  -- У меня нет вшей, нет их и у Робба.
  -- Тогда вы особенные. Прямо уникальные. -- Кулум раздраженно отхлебнул
из  бокала  с  шампанским. -- Мыться  в  ванной --  значит  глупо  рисковать
здоровьем, все это знают.
  -- От тебя дурно пахнет, Кулум.
  -- Ото всех дурно  пахнет, -- нетерпеливо отмахнулся Кулум. -- Зачем же
еще мы постоянно таскаем с  собой помады?  Вонь -- просто часть нашей жизни.
Вши -- это проклятие, ниспосланное людям, о чем тут еще говорить.
  --  От  меня не пахнет,  не пахнет  от Робба  и от членов его семьи, не
пахнет ни  от одного из моих  матросов, и мы самая здоровая компания на всем
Востоке. Ты  будешь  делать то,  что  от тебя требуют.  Вши -- это совсем не
обязательно, равно как и вонь.
  -- Тебе надо побывать в Лондоне, отец. Наша столица воняет, как ни один
другой город  мира. Если  люди  услышат, что ты проповедуешь  насчет  вшей и
вони, тебя сочтут сумасшедшим.
  Отец и сын сверлили друг друга взглядом.
  -- Ты подчинишься приказу! Ты вымоешься, клянусь Богом,  или я заставлю
боцмана вымыть тебя. На палубе!
  --  Соглашайся,  Кулум,   --  вмешался  Робб.  Он  чувствовал  растущее
раздражение Кулума и  слепое упрямство Струана. -- В конце концов, какое это
имеет значение? Пойди на компромисс. Испробуй это в течение пяти месяцев, а?
Если к этому времени  ты не  почувствуешь себя лучше, вернешься к тому,  как
жил раньше.
  -- А если я откажусь?
  Струан посмотрел на него с неумолимым видом.
  -- Я люблю тебя, Кулум, больше своей жизни. Но некоторые вещи ты будешь
делать.  В  противном  случае  я буду поступать с  тобой,  как  с  матросом,
ослушавшимся приказа.
  -- Как это?
  -- Протащу  тебя  на  веревке  за  кораблем  десять минут и вымою таким
образом.
  -- Вместо того,  чтобы сыпать приказами, -- обиженно выпалил  Кулум, --
почему бы тебе иногда просто не сказать "пожалуйста".
  Струан рассмеялся в ту же секунду.
  --  Клянусь Господом, парень, а ведь ты  прав.  -- Он хлопнул Кулума по
спине.  -- Пожалуйста, не будешь ли ты так  добр сделать то, о чем я  прошу?
Клянусь  Господом,  ты  прав.  Я  буду  чаще  говорить  "пожалуйста".  И  не
беспокойся  насчет  одежды. У  тебя будет лучший  портной в Азии. К  тому же
того, что  ты привез  с собой, все равно недостаточно. -- Струан взглянул на
Робба: -- Как насчет твоего портного, Робб?
  -- Хорошая мысль. Да. Сразу же, как только мы обоснуемся на Гонконге.
  -- Мы пошлем за ним прямо завтра, привезем  его из  Макао  со всем, что
ему нужно. Если только он уже не на Гонконге. Итак, в течение пяти  месяцев,
парень?
  -- Согласен. Но  я по-прежнему считаю ,это  пустой затеей. Струан вновь
наполнил бокалы.
  --   Теперь  слушайте.  Думаю,  мы  должны   отпраздновать  возрождение
"Благородного Дома".
  -- Каким образом, Дирк? -- спросил Робб.
  -- Мы устроим бал.
  -- Что? -- Кулум с интересом вскинул глаза, разом забыв все свои обиды.
  --   Именно,  бал.   Для   всего   европейского  населения.   Роскошный
по-княжески. Через месяц, считая от сегодняшнего дня.
  -- Это все равно что запустить ястреба в голубятню! -- воскликнул Робб.
  -- О чем ты говоришь, дядя?
  -- Эта новость вызовет среди наших леди  такой переполох, какого ты еще
никогда не  видел.  Они ни  перед  чем  не остановятся,  чтобы  перещеголять
соперниц и появиться на балу в самом красивом платье -- и, безусловно, самом
модном!  Они загоняют мужей до седьмого  пота  и будут красть  друг  у друга
портних!  Боже  милостивый,  бал --  это  грандиозная идея.  Интересно,  что
наденет Шевон.
  -- Ничего  --  если решит,  что  это пойдет ей  больше всего! --  Глаза
Струана  весело  сверкнули. -- Да,  бал.  Мы назначим приз для той леди, чье
платье будет признано лучшим. Думаю...
  -- Ты что, не помнишь, чем кончился суд Париса? -- скривившись, спросил
Робб.
  -- Помню. Но судьей будет Аристотель.
  -- Он слишком умен, чтобы согласиться на это.
  -- Посмотрим. -- Струан  на  мгновение  задумался. -- Приз  должен быть
значительным. Тысяча гиней.
  -- Ты шутишь! -- воскликнул Кулум.
  -- Тысяча гиней.
  Кулума ошеломила  такая  расточительность.  Это  было неприлично. Более
того, преступно.  На  эту  тысячу  гиней в  сегодняшней  Англии  человек мог
прожить,  как король, пять  или даже десять лет. Заработная плата фабричного
рабочего, трудившегося от зари до зари  и еще часть ночи шесть дней в неделю
круглый год, составляла  пятнадцать-двадцать фунтов за год -- и на эту сумму
он устраивал жилье,  содержал жену, воспитывал  детей, платил ренту, покупал
еду, уголь, одежду. Мой  отец  сошел с ума, думал он, помешался  на деньгах.
Только  подумать о двадцати тысячах  гиней,  которые  он  просвистел  -- да,
именно  просвистел!  -- в  том глупом споре с  Броком и Гортом.  Но  там, по
крайней  мере,  нужно  было  убрать  с дороги Брока.  Эта  рискованная затея
оправдала  бы  себя,  если бы сработала, да  она по-своему  и  сработала  --
серебро на "Китайском Облаке", и мы снова богаты. Богаты.
  Теперь  Кулум понимал,  что быть богатым значит  прежде всего перестать
быть  бедным. Он убедился,  что  его отец  был  прав: сами  деньги  не имеют
значения -- только их отсутствие.
  -- Это слишком много, слишком много, -- потрясение бормотал Робб.
  --  Да.  С одной стороны  это так. --  Струан закурил сигару.  --  Но у
"Благородного Дома" есть обязанность -- все  делать по-княжески. Эта новость
заполнит  умы  и  сердца людей,  как  ни  одна  другая.  И  об  этом  станут
рассказывать  сотни  лет  спустя. -- Он  положил  руку  на плечо Кулуму:  --
Запомни еще одно правило, дружок: когда ты хочешь крупно выиграть, ты должен
крупно рисковать. Если ты  не  готов рисковать по-крупному, большая игра  не
для тебя.
  --  Такое...  огромное   количество  денег  заставит,  может  заставить
некоторых  людей  рискнуть большим,  чем они  могут  себе позволить. Это  не
хорошо, не так ли?
  -- Главное назначение денег -- быть  использованными.  Я бы сказал, что
эти деньги не окажутся потраченными зря.
  -- Но что же ты приобретаешь с этим?
  -- Лицо, парень. -- Струан повернулся к Роббу: -- Кто победительница?
  Робб беспомощно покачал головой:
  --  Не знаю. По красоте -- Шевон. Но  лучшее  платье?  Найдутся  такие,
которые  рискнут  целым состоянием, чтобы удостоиться этой чести,  не говоря
уже о призе.
  -- Ты еще не встречался с Шевон, Кулум?
  -- Нет,  отец. Как-то раз я видел ее прогуливающейся по дороге, которую
Джордж  --  Джордж Бюссинг  --  проложил от  Глессинг Пойнта  до  Счастливой
Долины.  Мисс Тиллман  прекрасна.  Но  я нахожу  мисс Синклер гораздо  более
привлекательной. В ней столько очарования! Джордж  и  я проводили  некоторое
время в ее обществе.
  --  Вот  как,  в  самом деле?  --  Струан  постарался  скрыть  внезапно
мелькнувший в его глазах интерес.
  --  Да, -- простодушно  ответил Кулум. -- У нас был  прощальный  ужин с
мисс  Синклер и Горацио  на корабле Джорджа. У бедняги  Джорджа  забрали его
фрегат. Он был так расстроен... Значит у нас в самом деле будет бал?
  -- Почему Глессинг потерял свой корабль?
  -- Лонгстафф назначил его начальником  гавани и главным  инспектором, и
адмирал приказал ему занять предложенные должности. Мисс Синклер согласилась
со мной,  что  это  открывает перед  ним завидные перспективы, но  сам он не
выглядел особенно счастливым.
  -- Он тебе нравится?
  -- О, да. Он  очень доброжелателен  ко мне.  --  Хотя я и сын Тай-Пэна,
едва не добавил Кулум.  Он благодарил судьбу  за  то, что у  него нашлось  с
Глессингом  общее  увлечение. Оба они  были прекрасными игроками  в  крикет.
Кулум был капитаном университетской команды,  а в  прошлом  году выступал за
графство.
  -- Клянусь Юпитером, -- сказал тогда Глессинг,  --  значит,  ты  должен
быть чертовски хорош. Сам я играл за  флот только  полевым. Каким номером ты
выходил с битой?
  -- Третьим.
  -- Вот это да! Я  выше четвертого не поднимался [В крикете  два  первых
бэтсмена, которые начинают  матч, как правило,  не являются  самыми сильными
игроками команды Их  задача--  измотать  боедлера команды  соперников Лучшим
бэтсменом команды является третий номер, который сменяет выбывающего из игры
номера  первого.].  Черт побери, Кулум,  старина,  может быть,  нам  следует
выделить участок под поле для крикета? Чтобы было где тренироваться, а?
  Кулум  улыбнулся  про  себя, очень довольный тем, что  оказался хорошим
игроком в крикет. Он знал,  что без  этого Глессинг просто-напросто перестал
бы  его  замечать,  и  тогда  он был  бы  лишен  удовольствия  видеть  Мэри.
Интересно, позволит ли она ему сопровождать ее на бал?
  -- Мисс Синклер и Горацио очень любят тебя, отец.
  -- Я полагал, что Мэри в Макао.
  --  Она и была там, отец. Но где-то около недели назад она на несколько
дней вернулась на Гонконг. Очаровательная леди, не правда ли?
  Внезапно послышалось тревожное звяканье корабельного  колокола, быстрый
топот многих ног и крик: "Свистать всех наверх!" Струан рванулся из каюты.
  Робб поспешил за ним, но остановился в дверях.
  -- Две  вещи, Кулум,  быстро, пока мы  одни. Во-первых, делай  то,  что
говорит тебе  отец, и будь терпелив с ним. Он  странный человек со странными
идеями,  но  в большинстве случаев  они  себя оправдывают. И,  во-вторых,  я
сделаю  все, что в  моих силах, чтобы  помочь тебе стать Тай-Пэном. -- После
этого он поспешил наверх, Кулум за ним следом.
  Когда Струан  выскочил на ют,  команда уже стояла по местам и открывала
пушечные порты, наверху матросы облепили снасти.
  Прямо  перед  ними,  растянувшись   зловещей  линией  вдоль  горизонта,
показалась флотилия боевых джонок.
  --  Клянусь левой ягодицей  Тора,  да  их тут  целый  флот! --  крякнул
капитан Орлов. -- Я насчитал больше сотни, Тай-Пэн. Поворачиваем и удираем?
  --  Следуем  прежним  курсом,  капитан.  У  нас перед  ними  выигрыш  в
скорости.  Очистить  палубы!  Мы  подойдем поближе  и  посмотрим.  Поставить
брамсель и фор-брамсель!
  Орлов проорал наверх:
  -- Поставить брамсель  и  фор-брамсель!  Все  паруса, хоу!  --  Офицеры
подхватили  эти  крики,  матросы  бросились  к  парусам,  развернули  их,  и
"Китайское Облако", разрезая форштевнем воду, полетел еще быстрее.
  Корабль находился  в проливе между крупным  островом Поклью  Чау в двух
милях по левому борту и небольшим островком Ап  Ли Чау в полумиле справа. Ап
Ли Чау отстоял  на  четверть мили  от  Гонконга и образовывал удобный залив,
получивший название Абердин. На берегу  этого залива  располагалась рыбацкая
деревушка. Струан заметил в заливе больше сампанов и рыбацких джонок, чем их
было там месяц назад.
  На ют поднялись Робб и Кулум. Робб увидел джонки на горизонте, и волосы
зашевелились у него на затылке.
  -- Кто они такие, Дирк?
  -- Не знаю, парень. Ну-ка, в сторону!
  Кулум и Робб отскочили с дороги, когда несколько матросов спустились по
вантам и, покрикивая хором, закрепили натянутые тросы,  а затем  бросились к
боевым местам на корме.  Струан  протянул бинокль Мауссу, чья грузная фигура
появилась на юте рядом с  ним: -- Ты можешь  разобрать, что у них  за  флаг,
Вольфганг?
  -- Нет, пока нет, Тай-Пэн. -- Вольфганг, чувствуя, как у него пересохло
во рту, вглядывался в огромную неповоротливую боевую джонку, шедшую впереди,
одну из самых больших, какие ему доводилось видеть, -- более двухсот футов в
длину и водоизмещением около пятисот тонн. Ее  корпус с несоразмерно большой
кормой  слегка кренился под  давлением  трех обширных парусов.  --  Gott  im
Himmel, их слишком много для пиратского  флота.  Но это  вряд ли  армада для
вторжения на остров? Они, конечно, не осмелятся напасть на Гонконг, пока наш
флот так близко.
  -- Мы скоро все узнаем, -- сказал Струан. -- Два румба вправо!
  -- Два румба вправо, -- отозвался рулевой.
  --  Так держать! -- Струан проверил положение парусов.  Свежий ветер  и
натянутые, звенящие снасти заражали его радостным возбуждением.
  -- Смотрите! -- крикнул капитан Орлов, показывая назад.
  Еще одна флотилия джонок показалась из-за южной оконечности Поклью Чау,
готовясь отрезать им путь к отступлению.
  -- Это засада! Приготовиться повернуть...
  -- Остановитесь, капитан! Я на юте!
  Капитан  Орлов  угрюмо  отошел к рулевому и  встал у компаса, проклиная
правило, в  котором оговаривалось, что когда Тай-Пэн находился на юте любого
судна, принадлежащего "Благородному Дому", он становился его капитаном.
  Что  ж,   подумал  Орлов,  удачи  тебе,  Тай-Пэн.  Если  мы  сейчас  не
развернемся и не бросимся наутек, эти  джонки с их висельниками отрежут нас,
а те, что впереди, просто задавят нас численностью, и мой прекрасный корабль
перестанет  существовать. Черта с  два, разрази меня гром! Со своими пушками
мы отправим штук тридцать в огненные ямы Валгаллы и пролетим сквозь их строй
подобно Валькирии.
  И впервые за эти  четыре дня он забыл о серебре и радостно думал лишь о
предстоящей схватке.
  Корабельный колокол пробил восемь склянок.
  -- Разрешение сойти вниз, капитан! -- крикнул Орлов.
  --  Да.  Возьмите с  собой  мистера Кулума  и  покажите ему, что  нужно
делать.
  Орлов быстро проводил Кулума в глубь корабля.
  --  Когда пробьет восемь  склянок  в  утреннюю вахту --  это полдень по
береговому времени,  --  капитан обязан  завести хронометр,  -- объяснил он,
испытывая облегчение  от  того, что  ушел с юта, когда  Тай-Пэн  узурпировал
командование  судном. Хотя, опять же,  признался он себе,  будь ты на  месте
Тай-Пэна, ты сделал бы то же самое. Оказавшись там,  ты  бы никогда и никому
не уступил самой прекрасной должности на свете.
  Его маленькие голубые глазки изучали Кулума. Он  заметил его мгновенную
неприязнь  к нему и  взгляды  исподтишка на  его горб и  короткие ноги. Даже
после сорока лет таких взглядов он  все еще  не выносил,  когда  его считали
уродом.
  -- Я родился на льдине в снежную  бурю. Моя  мать говорила, я был таким
красивым малышом, что злой дух Ворг растоптал меня своими копытами через час
после моего рождения.
  Кулум неуютно задвигался в полутьме.
  -- О?
  -- У Ворга  раздвоенные копыта, -- с коротким смешком добавил Орлов. --
Ты веришь в духов?
  -- Нет. Нет, не думаю.
  -- Но в дьявола ты веришь? Как все добрые христиане?
  -- Верю. -- Кулум старался не выдать голосом охватившего его страха. --
Что следует делать с хронометром?
  -- Его следует завести. --  Орлов опять хохотнул.  -- Если бы тебя мать
рожала на свет так же. как меня, может и ты вышел бы Кулумом Горбуном вместо
Кулума  Стройного Красавчика,  а?  С высоты  моего  роста  на  все  смотришь
по-другому.
  -- Мне очень... вам, должно быть, ужасно трудно.
  -- Не  трудно --  ваш Шекспир нашел слова получше. Но ты  не  волнуйся,
Кулум Силач.  Я  могу убить человека вдвое больше  меня безо  всякого труда.
Хочешь, я научу тебя убивать? Скажу сразу, лучшего учителя тебе не найти. За
исключением, разве что, Тай-Пэна.
  -- Нет. Нет, спасибо.
  --  Ты поступишь разумно, если научишься этому. Очень разумно.  Попроси
своего отца дать  тебе несколько уроков. Когда-нибудь тебе понадобится такое
умение. Да, и скоро. Ты знал, что у меня есть дар провидения?
  Кулум передернулся.
  -- Нет.
  Глаза Орлова сверкнули в темноте, улыбка сделала его еще больше похожим
на маленького злого гнома.
  -- Тебе еще многому нужно научиться. Ты ведь хочешь стать Тай-Пэном, не
так ли?
  -- Да. Я надеюсь стать им. Когда-нибудь.
  -- В тот  день руки твои обагрятся кровью.  Кулум  вздрогнул, но тут же
постарался вернуть себе самообладание.
  -- Что вы хотите этим сказать?
  -- Уши у  тебя есть. В тот день на твоих руках будет кровь. Да. И очень
скоро  тебе  понадобится человек,  которому  ты сможешь  доверять в  течение
многих-многих дней. Пока Нор-стедт Страйд Орлов является капитаном одного из
твоих кораблей, ты можешь верить ему.
  -- Я запомню, капитан Орлов, -- сказал Кулум и пообещал себе, что когда
станет  Тай-Пэном, он  первым  делом  спишет Орлова на берег.  И тут, подняв
голову и заглянув ему в лицо, он вдруг испытал странное чувство, будто Орлов
прочел его тайные мысли.
  -- В чем дело, капитан?
  -- Спроси у  себя  самого. --  Орлов отпер шкафчик,  в котором хранился
хронометр. Для  этого ему пришлось встать на  ступеньку  приставной лесенки.
Затем он начал аккуратно заводить часы большим ключом.
  -- Эти часы нужно заводить на тридцать три оборота.
  -- А почему вы сами делаете это? Почему не один из офицеров? -- спросил
Кулум, хотя это его нисколько не интересовало.
  -- Это  обязанность  капитана. Одна из  них.  Навигация --  такая вещь,
которую следует хранить  в Тайне. Если бы с этим мог справиться любой матрос
на корабле, конца  бы не было бунтам. Лучше всего,  когда  только  капитан и
несколько офицеров обладают  необходимыми навыками и знаниями. Тогда матросы
без  них беспомощны и  обречены  на гибель. Мы держим хронометр на запоре  и
здесь, подальше  от глаз, безопасности  ради.  Разве он  не прекрасен? Какая
работа, а?  Сделано добрыми  английскими  руками с помощью добрых английских
мозгов. Он показывает точное лондонское время.
  Воздух в проходе был спертый, и Кулум почувствовал приступ дурноты, тем
более сильный, что его терзал страх перед Орловом и предстоящей схваткой. Но
он сумел справиться с тошнотой и твердо решил, что  не доставит удовольствия
Орлову, раскиснув  у него на глазах. Он постарался  не  замечать кисловатого
запаха,  который шел из  льял.  Когда-нибудь  я рассчитаюсь  с  ним за  все,
поклялся он про себя.
  -- Неужели хронометр настолько важен?
  -- Ты  посещал  университет и задаешь такие вопросы? Без этого красавца
нам  конец.  Ты  слышал  о  капитане  Куке? Шестьдесят  лет назад он  первый
воспользовался хронометром и доказал его необходимость.  До того  времени мы
не  могли  определять долготу. Но  теперь, имея  точное  лондон