аться  на  месте Шевон.  И в  этот момент она вдруг  почувствовала  себя
нечистой: из-за своей тайной жизни, из-за ребенка и из-за Глессинга. Сегодня
он  весь вечер  был  таким  внимательным,  нежным  и  мужественным,  и очень
англичанином,  очень чистым. Она едва  не  разрыдалась  от  боли, которую ей
причиняла ее безнадежная любовь к Тай-Пэну.
  -- Действительно, -- согласился Глессинг.  --  Но если только  на свете
существует справедливость, приз достанется вам, мисс Синклер.
  Она сумела улыбнуться  и вновь постаралась разобраться, кто  же отец ее
ребенка -- не  то  чтобы  это  имело  какое-то  значение, потому что в любом
случае  его  отец был  китайцем. Родить китайского ублюдка!  Я раньше  умру,
твердо сказала она себе. Еще два или три месяца, а потом это станет заметно.
Но я не доживу до этого  дня, чтобы не видеть ужаса и упрека на их лицах. Ее
глаза наполнились слезами.
  -- Ну же, Мэри, полно, -- сказал Глессинг, мягко касаясь ее руки. -- Вы
не должны плакать потому, что я сделал вам комплимент. Вы в самом деле самое
прекрасное создание в этом  зале --  прекраснейшее из всех, кого я знал. Это
чистая правда.
  Она рукой  смахнула слезы,  прикрывшись  веером.  И  в  ее затуманенном
ужасом сознании возник образ Мэй-мэй. Может быть, Мэй-мэй сумеет  ей помочь?
Наверное, у китайцев есть лекарства, с  помощью которых можно  избавиться от
ребенка. Но это  же убийство.  Убийство! Нет, это мое тело, и никакого  Бога
нет, и если я рожу, меня ждет проклятие.
  --  Извините, Джордж, дорогой,  -- сказала она,  несколько успокоившись
теперь, когда приняла  решение. -- Я на мгновение  почувствовала, что у меня
кружится голова.
  -- Вы уверены, что сейчас вам уже лучше?
  -- О да, вполне.
  Глессинга переполняли любовь  и  желание  защитить и утешить ее. Бедная
хрупкая девочка, думал он. Ей нужен человек, который будет заботиться о ней,
и этот человек -- я. Только я.
  Струан становился в пустом центре танцевального круга.
  -- Я все спрашивала себя, когда же я удостоюсь этой чести. Тай-Пэн.  --
В глазах Шевон светилось лукавство.
  -- Этот танец посвящается вам, Шевон, -- любезно сказал он.
  В тот же миг прозвучал первый такт самой зажигательной музыки на свете.
Канкан. Необузданный, веселый,  буйный  танец с высоким  выбрасыванием  ног,
который  появился в тридцатые годы в Париже и тут же стал излюбленным танцем
парижан,  а  потом штурмом взял  остальные столицы Европы, но  оставался под
запретом в высшем свете как слишком несдержанный.
  -- Тай-Пэн!-- ошеломленно воскликнула она.
  -- Я подкупил дирижера, -- прошептал он ей на ухо.
  Она  колебалась,  но, чувствуя  на  себе шокированные  взгляды  гостей,
небрежно взяла Струана за руки, подстегиваемая пульсирующей музыкой.
  -- Я надеюсь, у вас ничего не свалится? -- сказал Струан.
  -- Если свалится, вы меня защитите, я надеюсь?
  И в  следующий  момент  они  заскакали по  кругу. Шевон отпустила  руки
Струана,  подхватила   юбки  и  выбросила  вверх  ногу,   показав  кружевные
панталончики.   Раздался   ликующий  крик,  и  мужчины  бросились  разбирать
партнерш. Теперь уже танцевали и вскидывали ноги все до единого, захваченные
заразительным, безудержным ритмом.
  Музыка  в   одночасье  подчинила  себе  и  развратила  всех.  Всех  без
исключения.
  Когда она окончилась, раздались бешеные аплодисменты и непрекращающиеся
крики  "бис!",  и оркестр  заиграл снова. Мэри забыла о ребенке,  а Глессинг
решил, что сегодня же вечером он попросит -- нет, черт побери, потребует, --
чтобы  Горацио  благословил их брак.  Танцующие продолжали кружиться, высоко
задирать ноги,  подбадривать друг друга,  восторженно вскрикивать -- и потом
все разом кончилось. Молодежь окружила Струана и Шевон, наперебой  благодаря
его  и поздравляя  ее.  Она  с видом  собственницы  держала его  под руку  и
обмахивалась  веером,  бесконечно довольная  собой. Он вытер вспотевший лоб,
радуясь, что обе его карты оказались выигрышными: Тесс и канкан.
  Все вернулись  к своим местам за столами, и официанты начали  разносить
подносы с  едой. Копченый лосось, копченые окорока, рыба, устрицы, съедобные
моллюски и  колбасы.  Свежие  фрукты,  которые  Чен  Шень  выкрал  с  лорки,
совершившей  опасное путешествие  из Манилы.  Говяжьи  бока, приобретенные у
королевского  флота  и  зажаренные  на  открытом  огне.  Молочные  поросята.
Маринованные свиные ножки в сладком желе.
  -- Клянусь жизнью,  -- заметил Сергеев, -- давно  уже не видел я такого
изобилия за столом и не проводил время гак чудесно, мистер Струан.
  -- Ла-ла, ваше высочество, -- сказала Шевон. приподняв одну бровь, -- а
по-моему,  "Благородный  Дом" сегодня  как раз  решительно ничем не смог нас
удивить.
  Струан  рассмеялся вместе с  остальными  и сел во главе  сгола. Сергеев
опустился  на стул по  правую руку от него, Лонгстафф  --  по левую, рядом с
великим  князем  расположилась Шевон.  Мэри  Синклер села подле  Лонгстаффа,
следом  за  ней --  Глессинг,  внимательный  и  заботливый. За тем же столом
сидели Горацио, Аристотель, Мануэлита и адмирал. Потом Брок  с Лизой и Джефф
Купер. Робб и Кулум были хозяевами за своими собственными столами.
  Струан  посмотрел  на  Аристотеля, удивляясь про  себя, как это старику
удалось  уговорить Варгаша  позволить  Мануэлите быть  дамой  Аристотеля  за
обеденным  столом. Господи  всемогущий,  подумал  он, неужели  эго Мануэлита
позирует ему для той картины?
  -- Канкан, -- говорил между тем Лонгстафф, -- нет, чес-с-слово. Это был
дьявольски рискованный трюк, Тай-Пэн.
  --  Отнюдь,  ваше  превосходительство,  ведь  здесь   собрались  вполне
современные люди. Мне кажется, все получили массу удовольствия.
  --  Но если бы мисс Тиллман - не взяла  на себя инициативу,  -- вставил
Сергеев,  --  сомневаюсь, что  кто-то  из нас  нашел бы  в  себе  достаточно
мужества.
  --  Что  еще  оставалось делать  бедной  девушке, ваше  высочество?  --
ответила Шевон.  -- Честь  была поставлена на карту.  -- Она  повернулась  к
Струану: -- С вашей стороны это было очень нехорошо, Тай-Пэн.
  --  Верно, -- кивнул он. -- Прошу вас извинить меня на минуту, я должен
проследить, чтобы о гостях позаботились должным образом.
  Он  обошел  столы, приветливо кивая всем. Когда он приблизился к  столу
Кулума, наступило молчание, и Кулум поднял глаза.
  -- Хэллоу, -- произнес он.
  -- Все в порядке, Кулум?
  -- Да, благодарю вас. -- Кулум был безукоризненно вежлив, но  голос его
звучал  холодно.  Горт,  сидевший  напротив  Тесс  за  его  столом,  спрятал
довольную усмешку. Струан кивнул и отошел.
  Когда  ужин  закончился, дамы удалились в большую палатку, поставленную
специально  для  них.  Мужчины  собрались  группами  у  столов.  Они курили,
потягивали  портвейн, отдыхали, довольные тем, что ненадолго  остались одни.
Разговор в основном шел о  поднявшихся ценах на  пряности, и  Робб  и Струан
между  делом заключили несколько выгодных  сделок на их поставку, а также на
предоставление другим торговцам  скупленного  ими грузового  пространства на
торговых судах. По поводу предстоящего конкурса все сходились во мнении, что
победительницей будет  Шевон, но  Аристотеля  это, как  будто,  ни в  чем не
убеждало.
  -- Если вы не отдадите ей приз, -- говорил Робб, -- она убьет вас.
  -- Ах, Робб, дорогая ты моя простота! -- возражал Аристотель. -- Вы все
не можете оторвать взгляд от  ее грудок -- они  и в самом деле дивно хороши,
-- но  конкурс-то  объявлен  на лучшее  платье,  а не на  полное  отсутствие
такового!
  -- Но ее платье восхитительно. Самое лучшее здесь, даже думать нечего.
  --  Ах,  бедняга  ты бедняга,  ты не  обладаешь  глазом художника  -- и
чувством ответственности, которую налагает на человека бессмертный выбор.
  Так что шансы Шевон стали расцениваться несколько ниже. Многие отдавали
предпочтение Мэри. Мануэлита также имела своих сторонников.
  -- А кого выбрал бы ты, Кулум? -- спросил Горацио.
  --  Мэри  Синклер,  разумеется, -- ответил  Кулум,  как того  требовала
вежливость, хотя, насколько это касалось  его,  в мире  теперь  существовала
лишь одна леди, достойная этой чести.
  -- Это очень любезно с твоей стороны,  -- сказал Горацио. В этот момент
его окликнул Маусс, и он отвернулся со словами: -- Прошу прощения.
  Кулум присел  за одним из етолов, радуясь возможности побыть наедине со
своими мыслями. Тесс Брок. Какое очаровательное имя! Как она была прекрасна!
Какая совершенная леди! Он увидел приближающегося к нему Горта.
  -- Пару слов с глазу на глаз, Струан? -- произнес Горт.
  --  Конечно.  Присаживайтесь,  пожалуйста.  --  Кулум  старался  скрыть
охватившее его беспокойство.
  -- Благодарствуйте. -- Горт сел, положив свои огромные руки на стол. --
Лучше уж я сразу выложу все, как есть. Я по-другому и не умею. Дело касается
твоего отца и  моего. Они враги, тут ничего не попишешь. И ничего  мы с этим
поделать не сможем, ни ты,  ни я.  Но,  только потому  что они враги, нам-то
вовсе не обязательно так же относиться  друг к  другу. По крайности, такая у
меня мысль.  Китай  большой,  хватит  его  и на  твою,  и  на  мою долю.  По
крайности,  такая  у  меня  мысль.  Мне  до смерти  надоело  смотреть  на те
глупости, которые они вытворяют. Возьми,  к примеру, этот холм -- да они оба
были готовы всем на свете рискнуть, все поставить на один удар молотка из-за
этого своего лица. Если мы  не поостережемся, нас обоих втянут в эту вражду,
и тебя, и меня, хотя нам-то друг друга ненавидеть и  не за что. Что скажешь?
Давай решать сами за себя. Что мой  Па думает или что твой Па думает  -- ну,
это их личное дело. Давай мы с тобой начнем все по-честному. В открытую. Кто
знает,   может,   когда-нибудь   мы  станем  друзьями?   Но,  я  думаю,   не
по-христиански это -- нам вот так друг друга ненавидеть,  из-за наших только
отцов. Что скажешь?
  --  Я  с  тобой  согласен,  --  ответил  Кулум,  сбитый  с  толку  этим
неожиданным предложением дружбы.
  -- Я не говорю, что мой отец не прав, а твой прав. Я только говорю, что
мы как  мужчины  должны  постараться  жить  своей  жизнью,  а  уж  там,  как
получится. -- Грубое, словно вытесанное  из  камня  лицо Горт а сложилось  в
улыбке: -- Я, видать, тебя здорово огорошил, парень.
  --  Прошу прощения. Просто  я... ну... да, я бы  хотел, чтобы  мы  были
друзьями. Я просто  не ожидал, что... ну,  что ты смотришь на это  по-иному,
чем наши родители.
  -- Вот видишь? Я  как раз об этом и речь веду, клянусь Богом. Мы за всю
жизнь друг другу и  четырех слов  не сказали, а ты уже думал, что я ненавижу
тебя со всеми потрохами, да и только.
  -- Да.
  --  Нелегко  это -- ну, то, что мы  затеем. Не забывай, у нас  с  тобой
жизнь была разная. Моей школой стал корабль. В  десять лет я уже ушел в свое
первое плавание. Так что придется тебе попривыкнуть  к моим  манерам, да и к
речи. Но даже и так, я знаю про Китайскую торговлю больше многих, и я лучший
моряк  в этих водах. Не считая  моего  Па -- да еще этого  дьяволова отродья
Орлова.
  -- Орлов так хорош?
  -- Да. Этот мерзавец, наверное, зачат от акулы, а выродила его русалка.
-- Горт взял  щепоть просыпанной  на стол соли  и суеверно  бросил  ее через
плечо. -- У меня от этого сукина сына мурашки по коже бегают.
  -- У меня тоже, -- кивнул Струан. Горт помолчал немного, потом сказал:
  -- Нашим отцам никак не понравится, что мы стали друзьями.
  -- Да. Я знаю.
  --  Скажу тебе  прямо,  Струан.  Это  Тесс  мне  сказала,  что  сегодня
подходящий  вечер, чтобы поговорить  с тобой по душам. Так  что поначалу это
была и не моя идея -- поговорить с  тобой сегодня  в открытую-то. Но я прямо
рад, что теперь выговорился. Что скажешь? Давай попробуем, а? Вот моя рука.
  Кулум с радостью пожал протянутую руку.
  Глессинг раздраженно потягивал бренди, стоя  в нетерпеливом ожидании по
другую сторону танцевального круга. Он уже готов был прервать беседу Горацио
с Кулумом, когда Маусс подозвал Синклера к себе. И  что это ты, черт возьми,
так разнервничался, спрашивал он себя. Да нет, я не нервничаю. Просто мне не
терпится высказать то, что у меня на сердце.  Клянусь Юпитером, Мэри сегодня
выглядит потрясающе. Совершенно потрясающе!
  --  Извините, капитан  Глессинг,  --  отрывисто  произнес  у  его плеча
Тернбулл,  сероглазый,  всегда  безукоризненно   одетый   человек,   главный
магистрат  Гонконга,  который  с  крайней  серьезностью  относился к  своему
назначению.
  -- Прекрасный вечер, ну?
  -- Да.
  --   По-моему,   сейчас  самое   время,   если   вы  не   против.   Его
превосходительство  свободен.  Нам  стоит  попробовать перехватить его, пока
есть такая возможность.
  --   Хорошо.  --  Глессинг  автоматически  поправил  пояс  с  саблей  и
последовал  за  Тернбуллом  меж  столов  в  сторону  капитан-суперинтенданта
торговли, стоявшего неподалеку.
  --  Вы  не уделите  нам  минуту времени,  ваше  превосходительство?  --
обратился к нему Тернбулл.
  -- О, разумеется.
  -- Извините, что речь на  праздничном вечере пойдет о делах, но все это
весьма  важно. Один  из наших  патрульных  фрегатов  захватил шайку  грязных
пиратов.
  -- Отлично. Дело, как будто, яснее ясного?
  -- Да, ваше превосходительство. Негодяи были захвачены у южного берега,
недалеко от Абердина. Они грабили джонку, перебив ее команду.
  -- Проклятые свиньи, -- возмутился Лонгстафф. -- Суд уже состоялся?
  -- В этом-то и заключается проблема,  -- доложил Тернбулл.  --  Капитан
Глессинг считает,  что это должен  быть военно-морской трибунал -- я полагаю
это гражданским делом. Но  мои полномочия  распространяются лишь  на  мелкие
правонарушения  и уж никак не на уголовные преступления какого бы то ни было
рода.  Это  дело  должно слушаться  в  присутствии  присяжных  и обязательно
настоящим судьей  оно по всем оценкам достойно сессии.
  -- Верно. Но мы не можем иметь своего судью,  пока официально не станем
колонией. А  это,  как вы  понимаете,  займет еще  не  один  месяц. С другой
стороны,  мы  не  можем  держать  преступников  в  тюрьме  без   скорого   и
справедливого суда -- это незаконно.  -- Лонгстафф ненадолго задумался. -- Я
бы сказал, что  дело это гражданское. Если  присяжные  вынесут обвинительный
приговор, пришлите  мне бумаги на  утвержде  ние.  Вам  лучше  сразу  начать
возводить рядом с тюрьмой виселицу.
  -- Я  не  могу  сделать этого, ваше  превосходительство.  Это  было  бы
серьезным нарушением законности. Закон  в  данном случае  предельно  ясен --
только настоящий судья полномочен выносить приговор по такому важному делу.
  --  Однако мы  не  можем бесконечно  долго  держать под  замком  людей,
обвинив их  в преступлении и лишив  открытого  и справедливого суда. Что  вы
предлагаете?
  -- Я не знаю, что делать, сэр.
  --  Чертовски  досадно  все  это!  --  сказал Лонгстафф.  -- Вы  правы,
конечно.
  --  Возможно, нам  следует передать  их китайским властям, пусть они  с
ними  разбираются,  --  предложил Глессинг,  стремясь  поскорее  решить этот
вопрос, чтобы поговорить наконец с Горацио.
  -- Я не одобряю этого шага, -- резко возразил Тернбулл. -- Преступление
было совершено в британских водах.
  --  Вполне  с вами согласен, -- кивнул Лонгстафф. --  Пока  что держите
всех   таких  обвиняемых  под  стражей,  а   я  отправлю  срочную  депешу  в
министерство иностранных дел и запрошу их указаний.
  -- Слушаюсь, ваше превосходительство. --  Тернбулл замолчал на секунду.
-- Далее, я  бы хотел получить средства на расширение тюрьмы. У меня десятки
случаев  ограблений  с нанесением телесных  повреждений  и  одна вооруженная
кража со взломом.
  --  Очень хорошо, -- апатично сказал Лонгстафф.  -- Давайте обсудим это
завтра.
  --  Возможно,  мне тоже  следует попросить  ваше  превосходительство об
аудиенции на завтра, -- сказал Глессинг.  -- Мне необходимы какие-то деньги,
чтобы нанять лоцманов, и нам  нужно определить сумму портовых  и  причальных
сборов.  Кроме того,  мне  требуются полномочия  на  то, чтобы реквизировать
несколько быстрых охотников за пиратами. Ходят упорные слухи, что флот этого
дьявола Ву Фан Чоя стоит где-то  недалеко на севере.  Мне также  понадобится
ваше  разрешение  расширить мою юрисдикцию на все  воды Гонконга. Существует
настоятельная необходимость ввести  единообразные  таможенные  свидетельства
для порта и решить все вопросы, связанные с взиманием таможенных пошлин.
  -- Очень хорошо, капитан, -- кивнул Лонгстафф. -- В полдень. -- И затем
Тернбуллу: -- Девять часов?
  -- Благодарю вас, ваше превосходительство.
  К  досаде  Глессинга,  Лонгстафф  повернулся  и  направился к  Горацио.
Господи милостивый, подумал он, я так и не доберусь до него сегодня.
  Струан  смотрел  на  корабли,  стоящие на якоре,  и  время  от  времени
поглядывал на небо. Погода хорошая, сказал он себе.
  -- Прекрасная гавань, мистер  Струан,  --  дружелюбно  заметил Сергеев,
подходя к нему.
  --  Да.  Хорошо, что  после стольких лет мы наконец  имеем  собственную
гавань и свои воды. -- Струан с появлением князя насторожился, но внешне его
манеры  оставались  такими  же  спокойными.  --   Гонконг  станет  подлинной
жемчужиной в королевской короне. Со временем.
  -- Не хотите ли немного  прогуляться? Великий  князь  направился вниз к
воде, Струан поравнялся с ним и зашагал рядом.
  -- Насколько я понимаю, островом вы владеете чуть больше двух  месяцев.
-- Князь  махнул  рукой  в  сторону  многочисленных построек,  заложенных  в
Счастливой Долине.  --  И, однако, у вас  тут  уже почти целый  город.  Ваша
энергия и трудолюбие превосходят всякое воображение.
  --  Что ж, ваше высочество,  если вы  решаете, что  что-то должно  быть
сделано, без толку сидеть и ждать, теряя время, не так ли?
  -- Вы правы.  Мне только кажется странным, что вы удовлетворились  лишь
этой пустынной скалой, когда  Китай  так  беспомощен. Война должна  была  бы
принести вам много куда более значительных призов.
  --  Мы не гонимся  за призами в  войне с  Китаем. Нам достаточно просто
небольшой базы,  где мы сможем килевать и переоснащать свои корабли.  К тому
же я едва  ли назвал  бы беспомощной  нацию,  насчитывающую триста миллионов
человек.
  -- Значит, коль скоро  война еще не  завершена, вы, я полагаю, ожидаете
прибытия  крупных подкреплений.  Вам понадобятся здесь армии, а не несколько
тысяч солдат. И целые флоты, а не тридцать или около того кораблей.
  --  Его  превосходительство осведомлен на этот счет лучше меня.  Но  со
своей стороны  могу  сказать,  что  любая держава, которая  решит померягься
силами с Китаем, должна настроиться на долгую и упорную борьбу.  Если  у нее
нет  необходимых планов и необходимых людей. -- Струан  показал  рукой через
гавань на материк: -- Эта земля не имеет конца.
  -- Россия  тоже  не  имеет  конца,  --  сказал Сергеев.  --  Но  только
иносказательно.  На  самом  деле  даже  России  положены  пределы.  Северным
Ледовитым океаном и Гималаями. Балтийским морем и Тихим океаном.
  -- Вы заняли северные земли?  -- Струан был ошеломлен, но постарался не
выдать голосом охватившей его тревоги. Где это, ради  Создателя? К северу от
Маньчжурии? Маньчжурии? Или Китая, моего Китая?
  -- Мать-Россия простирается от моря до моря. Под Богом, Тай-Пэн, -- без
всякой выспренности произнес Сергеев. -- Нужно  своими глазами увидеть землю
моей  родины, чтобы  понять мои  слова.  Она  черна, плодородна  и наполнена
жизнью. И все же мы  превратили в пустыню полторы тысячи  миль  этой  земли,
чтобы  сдержать Бонапарта и его Gra de  Armee  [Великая Армия (фр.).].  Ваша
стихия -- море. Моя -- земля. Море я оставляю вам, Тай-Пэн. -- Взор Сергеева
затуманился.  --  Сегодня днем мы  наблюдали  великий поединок. И заклад был
любопытный. Крайне любопытный.
  Струан  улыбнулся, глубокие  линии,  прорезавшие его  щеки,  стали  еще
глубже.
  --  Жаль, что схватка закончилась вничью. Теперь мы так  и не узнаем --
не правда ли, ваше высочество, -- кто же из бойцов был лучшим?
  -- Вы нравитесь мне, мисте