ятое назначение на берег,  и чума  на
Синклера. Будь я продлят, как мог этот наглец даже нравиться мне одно время?
Как он посмел быть таким грубым?
  -- Я так рада, что вы здесь, Джордж, -- услышал он голос Мэри.
  Глессинг  увидел,  как  она  смахнула со  щеки  несколько  слезинок,  и
ощущение бесконечного  счастья  вернулось  к  нему. Не  будь  он начальником
гавани,  он  никогда  бы  не  смог проводить  столько  времени  с  Мэри.  Он
благословил свою удачу!  Она  приняла  его, а  только это  и имело значение.
Глессинг взял ее руки в свои.
  --  Довольно  слез, -- сказал он. -- Это самый  счастливый  день в моей
жизни, и мы непременно  устроим обед и отметим  это событие. Сегодня вечером
мы ужинаем вместе  --  отныне мы  всегда будем обедать  и  ужинать вместе. В
следующем месяце мы объявим  о нашей помолвке. С этого дня я буду заботиться
о вас. И если кто-то вас расстроит,  клянусь  Богом,  ему придется  отвечать
передо мной!
  Струан и Кулум  потягивали  бренди в рабочем кабинете фактории. Комната
была просторная, пол выложен  каменными плитами. Ее обстановка  состояла  из
письменного  стола  полированного  тика, корабельных  фонарей,  барометра на
шарнирах рядом с  тиковой дверью, картин Квэнса на стенах, кресел, обтянутых
хорошо промасленной кожей, и софы, издававшей приятный сладковатый запах,
  Струан стоял у окна и смотрел на гавань. Без флота и десантных кораблей
ее  спокойная  ширь  казалась  опустевшей.  Из  клиперов  оставались  только
"Китайское Облако" и "Белая Ведьма". Было еще  несколько купцов, грузившихся
для обратного путешествия домой, и несколько кораблей из Англии,  только что
доставивших товары, заказанные в прошлом году.
  Кулум  рассматривал  полотно, висевшее  над каминной  доской.  Это  был
портрет  китайской  девушки-танка   она  была  поразительно красива. Девушка
держала на бедре корзину ц улыбалась.
  Кулум  задумался  над  тем,  справедливы  ли  слухи,  что  это  портрет
любовницы его отца, которая жила сейчас в его доме в нескольких сотнях шагов
отсюда.
  -- Теперь я уже не могу уехать,  как мы планировали. Я решил  остаться,
-- сказал Струан, по-прежнему глядя в окно.
  Кулум цочувствовал укол разочарования.
  -- Я мог бы и сам справиться. Я уверен, что смог бы.
  -- Да. Со временем.
  Кулум  опять  подивился  проницательности  своего  друга  Горта.  Вчера
вечером  на квартердеке  "Белой Ведьмы"  Горт  сказал:  "Попомни  мои слова,
старина. Теперь он ни  за что не уедет. Готов поспорить на что угодно, но он
скоро  позовет  тебя и объявит,  что никуда  не едет. Ужасное  это  дело так
говорить, но, видно, придется нам с тобой дожидаться, пока по ним не прочтут
отходную".
  -- Но мне самому не справиться, Горт. Одному, как Тай-Пэну, -- нет.
  -- Ерунда. Конечно,  ты бы справился. Господи, Даже если допустить, что
тебе понадобится помощь, чего никогда не случится,  есть я. Я помогу тебе во
всем. Да и Па тоже. В конце концов, Кулум, мы ведь теперь как бы одна семья.
Конечно, ты бы прекрасно справился, тут и думать нечего. Но если ты  скажешь
об  этом  отцу,  Тай-Пэн ответит:  "Разумеется,  ты  справишься,  Кулум.  Со
временем".
  -- Ты действительно полагаешь, что я бы смог?
  --  Никаких сомнений на всем  белом свете.  А что тут  такого трудного,
скажи на  милость? Покупай да продавай, твой компрадор берет на себя большую
часть  риска. Корабли -- это корабли,  чай -- это чай, а опиум -- это опиум.
Тай-Пэн принимает решения, вот и  все. Главное тут -- обычный здравый смысл.
Господи, да ты только вспомни,  как  ловко  ты  выкрутился с  тем холмом! Ты
принял самое  что  ни на есть правильное  решение. Сам  принял, а  не кто-то
другой. И  ты  заставил его поговорить с Па насчет Тесс, а  Па  заставил его
дать тебе и Тесс попутный ветер и безопасную гавань.
  -- Может быть, я и смог бы управлять  компанией, если все кругом  будет
спокойно. Но не Лонгстаффом, не войной и не Дзин-куа.
  -- Они как раз значения и не имеют. Война все  равно идет сама по себе,
как бы твой  Па ни  притворялся, что  он  чего-то там  решает. Ну,  а что до
старого лиса Дзин-куа, я могу помочь тебе держать в узде эту  обезьяну. Нет,
Кулум, так и придется нам дожидаться, пока они не умрут. А это ужасно, когда
мы оба так молоды, и у нас столько новых  идей, и вообще. А ведь передай они
нам  бразды  правления  сейчас,  что тут  такого  страшного?  Наши Па  будут
прикрывать нам спину дома,  а если понадобится их помощь здесь, так это  раз
-- и  готово. Мы же не вот выкидываем их совсем. Компании  как принадлежали,
так  и  будут им  принадлежать, это само  собой. Но они же  в это никогда не
поверят. У них у обоих вместо мозгов соленая вода.  Им ведь нужно самим всем
командовать,  только  тогда они  будут счастливы.  Он просто  заморочит тебе
голову  всякими  там "тебе  нужно  поднабраться  опыта"  да  "подожди годика
два-три" -- только это будет тянуться вечно...
  Кулум уперся взглядом в спину отца.
  -- Я смог бы справиться, Тай-Пэн. Струан повернулся к нему:
  -- С Лонгстаффом? С войной и Дзин-куа?
  -- Войну все равно ведем не мы, не так ли?
  --  Так.  Но  если  бы  Лонгстаффа никто не  направлял, он уже  сто раз
погубил бы нас всех.
  -- Если случится, что ты все-таки уедешь, ну, это же не будет означать,
что ты умываешь руки от всех дел компании, ведь так? Если появится что-то, с
чем мне не справиться, я мог бы обратиться к тебе, раз -- и готово.
  -- Когда я уеду, парень, тебе одному придется отвечать  за  все. Только
на почту домой и обратно  уходит полгода. Слишком многое  может произойти за
это время. Тебе нужен опыт. Ты еще не готов.
  -- А когда я буду готов?
  -- Это зависит от тебя.
  --  Ты обещал, что я стану Тай-Пэном  через год после... ну, после дяди
Робба.
  -- Да. Если будешь готов. А ты еще не готов к тому, чтобы  я уехал, как
мы договаривались. Брок и Горт сожрут тебя в два счета.
  Да, сказал себе Кулум, Горт снова был прав. Придется ждать.
  -- Очень хорошо. Что я могу сделать, чтобы доказать, что я достоин?
  -- Ничего  сверх того, что  ты уже  делаешь, парень. Тебе  нужно просто
поднабраться опыта. Два года, три -- я скажу тебе, когда буду уверен.
  Кулум  знал, что  ничего не добьется,  если начнет  сейчас возражать  и
спорить.
  -- Ты хочешь, чтобы я взял на себя работу дяди Робба?
  --  Да. Но пока ничего  не  заказывай,  ничего не  продавай и никого не
увольняй   без  моего  ведома.  Я  подготовлю   для  тебя  особое  письмо  с
инструкциями. Помоги  Варгашу оценить  наши убытки в поселении и  привести в
порядок все бухгалтерские книги.
  -- Как ты считаешь, когда можно будет объявить о нашей помолвке?
  -- Ты уже обговаривал это с Броком?
  -- Только когда видел его на Вампоа. Он предложил День святого Иоанна.
  Струан вдруг вспомнил Скраггера и то, что тот рассказал ему о  y Квоке:
про праздник на Кимое в  День святого Иоанна, который легко можно превратить
в ловушку для пиратского  главаря. Он понимал, что теперь у него нет другого
выхода, кроме как положиться на слово Скраггера и постараться уничтожить   y
Квока. Мертвый  y  Квок  означал  бы,  что  у Кулума будет  одной опасностью
меньше, когда он станет Тай-Пэном. А как быть с остальными тремя половинками
монет? Каких макиавеллиевских "услуг" потребуют от  компании их владельцы? И
когда? Он посмотрел на календарь на  столе.  15 июня. До  Дня святого Иоанна
оставалось девять дней.
  --  Что  же, пусть будет День святрго  Иоанна. Но только скромный ужин.
Исключительно для родственников, -- добавил он с тонкой иронией.
  -- Мы подумали о свадебном подарке, который хотели бы получить от тебя.
Это была идея Тесс. -- Он протянул Струану лист бумаги.
  -- Что это?
  --  Не больше и не меньше как торжественное соглашение забыть о прошлом
и стать друзьями. Скрепленное подписями Броков и Струанов.
  -- Единственная сделка, на которую  я пойду с  этими  двумя людьми, уже
заключена, -- сказал Струан, возвращая ему бумагу, даже не прочитав ее.
  -- Горт готов подписаться. Он сказал, что и его отец сделает это.
  -- Могу поспорить, что у Горта уже и  чернила наготове,  клянусь Богом.
Но Тайлер никогда не подпишет такого документа.
  -- А если подпишет, подпишешь ли ты?
  -- Нет,
  -- Прошу тебя.
  -- Нет.
  -- Наши дети будут принадлежать вам обоим, и уж тогда...
  --  Я хорошо  подумал  о детях,  Кулум, -- прервал  его Струан. -- И  о
многом другом. Я очень  сомневаюсь, что уваших детей будут дядя и дедушка  с
материнской  стороны к  тому времени, когда  они достаточно подрастут, чтобы
разобраться, что представляют собой эти двое.
  Кулум решительно направился к двери.
  -- Подожди, Кулум!
  -- Пожалуйста, сделай нам подарок, о котором мы просим, умоляем тебя.
  -- Я  не  могу. Для них это останется лишь  клочком бумаги. Горт и Брок
охотятся за твоей шкурой, они...
  Кулум хлопнул дверью, не дослушав его.
  Струан  налил себе еще бренди,  выпил его  залпом  и  запустил  бокал в
камин.
  В ту ночь Струан лежал  с открытыми глазами  рядом с Мэй-мэй на большой
кровати в спальне своего дома.  Окна  были  распахнуты,  пропуская в комнату
свет луны и легкий бриз,  напоенный бодрящим запахом моря. Снаружи  огромной
сетки,  со  всех  сторон  закрывавшей  кровать, беспокойно  жужжали  комары,
отыскивая  какую-нибудь  щель,  чтобы   добраться  до  пищи.  В  отличие  от
большинства европейцев, Струан всегда пользовался комариной сеткой. Дзин-куа
дал ему этот совет еще  много лет назад,  сказав, что это помогает сохранить
здоровье.
  Струан размышлял о ночных  малярийных испарениях, опасаясь, что как раз
сейчас они с Мэй-мэй вдыхают их.
  Кроме  этого, его  тревожила Сара. Когда  он  увиделся с ней  несколько
часов назад, она сообщила ему, что намерена уехать с первым же кораблем.
  -- Но ты еще слишком слаба, -- возразил он. -- И Локлин тоже.
  -- Как бы  то ни  было, мы  уезжаем. Ты сам  подготовишь все,  или этим
заняться мне? У тебя есть копия завещания Робба?
  -- Да.
  --  Я  только  что  прочла  его.  Почему  он назначил  тебя  доверенным
распорядителем его доли в компании, а не меня?
  -- Не женское это дело, Сара! Но волноваться тебе незачем.  Ты получишь
все до последнего пенни.
  --  Мои  адвокаты  проследят  за  этим,  Тай-Пэн.  Он  подавил  в  себе
нарастающий гнев.
  -- Сейчас сезон тайфунов. Опасное время для путешествия домой.  Подожди
до осени. К тому времени вы оба достаточно окрепнете.
  -- Мы уезжаем немедленно.
  -- Поступай, как знаешь.
  Потом  он  навестил Сергеева.  Рана у  князя воспалилась,  но гангрены,
слава Богу, не было. Поэтому какая-то  надежда оставалась. Затем он вернулся
в контору и написал донесение Лонгстаффу,  в котором указал, что по дошедшим
до него сведениям пират  y Квок на Иоаннов день будет находиться на  острове
Кимой, что фрегатам следует  встать в засаде где-нибудь неподалеку, и что он
хорошо  знает те воды  и с радостью возглавит экспедицию, если адмирал даст,
свое  согласие.  Он отослал депешу  Горацио. И уже ближе к вечеру,  когда он
собирался домой, к  нему пришли армейские  врачи. Они  сказали, что  исчезли
последние сомнения: лихорадка Счастливой Долины была малярией...
  Он нервно заворочался в постели.
  --  Хочешь, поиграем  в трик-трак?  -- предложила  Мэй-мэй, уставшая не
меньше него и столь же обеспокоенная.
  -- Нет, спасибо, девочка. Ты тоже не можешь уснуть?
  --  Да. Не  обращай  внимания,  --  ответила  она.  Она  тревожилась за
Тай-Пэна. Весь день сегодня  он был каким-то странным. И  она  переживала за
Мэри  Синклер.  Сегодня днем Мэри пришла рано, Струан еще  не вернулся. Мэри
рассказала ей о ребенке и о своей  тайной жизни в Макао. Даже о Горацио. И о
Глессинге.
  --  Прости,   --  говорила   Мэри  сквозь  слезы.  Они   беседовали  на
мандаринском диалекте,  который  обе предпочитали  кантонскому.  -- Я должна
была рассказать  все это кому-нибудь. Вокруг меня нет ни одного  человека, к
которому я могу обратиться за помощью. Ни одного.
  -- Ну-ну, Мэ-ри, дорогая моя, -- постаралась утешить  ее Мэй-мэй. -- Не
плачь. Сначала мы будем пить чай, а потом решим, что делать.
  Им  подали чай,  и  пока  они  пили его,  Мэй-мэй  удивлялась  про себя
варварам и их взглядам на жизнь и отношения между мужчиной и женщиной.
  -- Какая помощь тебе нужна?
  -- Помоги... помоги избавиться от ребенка. Боже мой, это уже становится
заметно.
  -- Но почему ты не пришла ко мне раньше?
  --  Мне не хватало смелости. Если бы я не заставила Горацио согласиться
на  наш брак, мне бы и сейчас  ее не хватило. Но теперь... Можно  еще что-то
сделать?
  -- Как долго он живет в твоем чреве?
  -- Почти три месяца, без одной недели.
  --  Это  нехорошо, Мэ-ри. После двух месяцев это может быть  опасно. --
Мэй-мэй уже  думала о том, как можно было  бы помочь Мэри и  насколько велик
будет риск. -- Я пошлю А Сам в Тай  Пинь Шан. Я слышала, там есть собиратель
трав, который, возможно, сумеет  тебе помочь. Ты понимаешь,  что  это  может
быть очень опасно?
  -- Да. Если ты выручишь меня, я сделаю для  тебя  все, что ты захочешь.
Абсолютно все.
  -- Ты  -- моя  подруга.  Подруги должны  помогать  друг  другу.  Но  ты
никогда, никогда не должна никому об этом рассказывать.
  -- Я обещаю, как перед Богом.
  -- Когда травы  будут у меня, я пошлю А Сам к  твоей служанке А Тат. Ты
доверяешь ей?
  -- Да.
  -- Когда твой день рождения, Мэ-ри?
  -- Зачем это тебе?
  --  Астрологу  нужно будет определить  наиболее благоприятный день  для
принятия лекарства, конечно. Мэри назвала ей день и час.
  --  Где  ты  будешь принимать лекарство? В  отеле  нельзя -- здесь,  на
острове  вообще нигде  нельзя. Выздоровление может растянуться на  несколько
дней.
  --  В Макао. Я поеду в  Макао.  В  свой... в  свой дом. О нем  никто не
знает. Там это будет безопасно. Да, там мне ничего не грозит.
  -- Эти лекарства помогают не  всегда, моя дорогая. И лечение никогда не
бывает легким.
  -- Я не боюсь. Лекарство поможет. Должно помочь, -- ответила Мэри.
  Мэй-мэй легонько шевельнулась.
  -- Что случилось? -- тут же спросил Струан.
  -- Ничего. Просто малыш толкается.
  Струан положил руку на ее слегка округлившийся живот.
  -- Нужно пригласить доктора, пусть он осмотрит тебя.
  -- Нет уж,  спасибо, Тай-Пэн,  не стоит. Эти ваши варварские дьяволы не
для меня. В этом я навсегда останусь той, кем была -- китаянкой.
  -- Мэри выглядела нездоровой, тебе не показалось? -- осторожно спросила
она после короткой паузы.
  -- Показалось. И эта девушка что-то задумала.  Она случайно не говорила
тебе, что у нее на уме?
  Мэй-мэй  не  хотелось лгать, но  при этом  она  и  не желала  открывать
Струану то, что его, по сути, не должно было касаться.
  -- По-моему, она просто переживает из-за брата.
  -- А что с ним такое?
  -- Она сказала, что хочет выйти замуж за этого Глессинга.
  -- А, вон оно что. --  Струан  уже понял, что Мэри приходила повидать в
первую очередь Мэй-мэй,  а  не  его.  Он обменялся  с  ней всего несколькими
фразами, поблагодарил  за то,  что  она  проводила  детей в  Макао. -- Я так
полагаю,  Горацио  не  дает  своего  благословения, и  она  хочет,  чтобы  я
поговорил с ним? Она за этим приходила?
  -- Нет. Ее брат согласен.
  -- Это меня удивляет.
  -- Почему? Этот Глессинг -- он плохой человек?
  -- Нет,  девочка. Просто Мэри и  Горацио  долгие годы жили вместе.  Ему
будет здесь очень одиноко  без  нее. -- Струан спросил себя, что сказала  бы
Мэй-мэй, узнав  о  тайном  доме  Мэри  в Макао --  Может,  она  так  неважно
выглядит, потому что беспокоится за него.
  Мэй-мэй ничего не ответила, лишь грустно покачала головой, думая о том,
как сложно все иногда бывает в жизни мужчины и женщины.
  --  Как идут  дела  у молодых  влюбленных?  --  спросила  она,  пытаясь
разгадать, что же в действительности не дает ему покоя.
  -- Хорошо. -- Он еще не рассказывал ей о своем разговоре с Броком.
  -- Ты уже решил, что делать с дьявольской лихорадкой?
  -- Нет пока. Думаю, тебе следует вернуться в Макао.
  --  О  да, пожалуйста,  Тай-Пэн. Но только после того,  как ты  найдешь
решение для Гонконга.
  --  Здесь  оставаться  опасно.  Я не  хочу, чтобы  с  тобой  что-нибудь
случилось.
  --  Йосс,  --  произнесла она, пожав  плечами. -- Конечно, наш  фен шуй
здесь ох-ох какой плохой. -- Она положила руку ему на грудь и погладила его,
потом нежно  поцеловала. --  Однажды  ты говорил  мне,  что есть  три  вещи,
которые  ты должен сделать, прежде  чем  выберешь свою Тай-тай. Две  я знаю.
Какая третья?
  --  Передать "Благородный  Дом"  в надежные  руки,  --  ответил  он.  И
рассказал ей о разговоре с Броком и о сегодняшней ссоре с Кулумом.
  Она долго молчала, обдумывая его  слова и подбирая  ключ к этой третьей
проблеме. И поскольку  решение было  таким простым и очевидным, она спрятала
его глубоко в своем сердце и произнесла с невинным видом:
  -- Я  говорила тебе, что помогу с первыми двумя  и подумаю над третьей.
Третья для  меня слишком велика.  Я  не  смогу помочь  тебе,  как бы мне  ни
хотелось.
  -- Понимаю, -- кивнул Струан. -- Я не знаю, что мне делать.  По крайней
мере, -- добавил он, -- я вижу лишь один ответ.
  --  Убийство  -- ответ  неразумный, --  твердо  сказала она.  --  Очень
неразумно опасный. Броки будут ждать его.  Все будут. И ты рискуешь тем, что
тебе будет мстить ваш ужасный закон,  который,  как глупый, требует глаз  за
глаз у любого, у кого  есть  глаз,  а это,  как всякому понятно, сумасшедшее
безумие. Зачем тогда быть богатым, хейа? Ты не должен этого делать, Тай-Пэн.
И дальше,  я  советую  тебе сделать сыну  и  твоей  новой дочери подарок,  о
котором они так просят.
  -- Я  не могу, клянусь Богом.  Это все равно что своей рукой перерезать
Кулуму горло!
  --  Даже так,  это мой  совет.  И я  дальше советую тебе  фантастически
немедленный брак.
  -- Об этом не может быть и речи, -- взорвался он. -- Любая, поспешность
сейчас будет выглядеть крайне неприлично -- оскорбление памяти Робба -- да и
просто смешно.
  -- Я всем  сердцем  соглашаюсь  с тобой, Тай-Пэн, --  спокойно ответила
Мэй-мэй.  -- Но я, кажется,  понимаю, что  по варварскому обычаю --  который
хоть раз следует  мудрому китайскому обычаю -- девушка переходит жить  в дом
мужа. Не наоборот, хейа? Поэтому чем немедленнее Броковая девица выскользнет
из-под каблука Горта, тем скорее Броки потеряют власть над твоим сыном.
  -- Что?
  -- Вот  тебе и  что! Почему ты  думаешь,  твой  сын стал теперь  совсем
глупый,  как безумный? Потому что ему  фантастически сильно хочется затащить
ее на постель. -- Струан рывком сел на кровати, и она торопливо проговорила,
повысив  голос:  -- Нет,  не надо сейчас спорить, клянусь Богом,  сейчас  ты
слушай, а потом и я буду тебя почитательно слушать. Вот почему он и делается
безумно больной  --  бедный  мальчик  лежит  всю  ночь холодный, измученный,
никого не покрывший. Это правда. Почему ты не  говоришь это открыто, хейа? Я
говоришь  это  открыто. Он весь горит, как в огне. Почему и слушает, высунув
язык, всю сумасшедшую болтовню  Горта. Я, будь я на его месте,  делала бы то
же самое, потому что всякий брат имеет власть над сестрой!  Но ты отдай сыну
Кулуму его девушку, и тогда будет твой  Кулум проводить час  за растреклятым
часом, выслушивая брата Горта?  Нет, клянусь Богом! Он станет каждую  минуту
проводить в ее постели, тиская ее грудь, фантастически изнуряя себя  и делая
малышей.  И  он возненавидит  любого, кто  попробует  его  отвлекать от этих
занятий  -- тебя ли, Брока, или Горта.  -- Она  нежно посмотрела на него. --
Нет?
  -- Да, -- сказал он. -- Я обожаю тебя за твою проницательность.
  -- Ты обожаешь меня, потому что я безумно свожу тебя с ума, но при этом
и сплю  с  тобой,  сплю, пока ты  не лопаешься. --  Она  рассмеялась,  очень
довольная собой.  -- Дальше: пусть они  начнут  строить свой дом. Завтра же.
Направь их мысли на свой дом,  и они  забросят  слушать фан-квэя  Горта. Она
ведь совсем юная,  да? Поэтому мысль о собст