ки  идут  под номерами 7  и  8 к  западу от
долины, 16 и 17 в центре, 22 и 23 к востоку. Какие ты хочешь для себя?
  -- Ты предлагаешь мне вот так свободно взять и выбрать, Дирк?
  --  Тут хватит  нам  обоим. Ты  выберешь  какие захочешь.  Мы не станем
торговаться против тебя. А ты против нас.
  -- Я подумал о  том же. Это  будет справедливо.  16 и 17 из  прибрежных
участков и 6 и 7 из городских.
  -- Мы возьмем 7 и 8 у берега. И 3 и 4 в городке.
  -- Идет. Остается круглый  холм. Ты все так же собираешься купить  его,
а?
  -- Да.
  Брок приложился к кружке. Он чувствовал беспокойство, снедавшее Кулума.
  -- Флот завтра уходит, Дирк. Ты слышал об этом?
  -- Heт. Уходит куда?
  -- На север. Воевать, -- с сардонической усмешкой ответил Брок.
  -- Я и забыл, что у нас война, -- сказал  Струан с коротким смешком. --
Еще один прорыв к Пекину? Зимой?
  -- Да. Наши доблестные вожди приказывают кораблям двигаться на север. У
твоего  лакея вместо мозгов пушечные ядра. Я слышал,  адмирал чуть не визжал
от  возмущения,  но  Лонгстафф  лишь  повторял, как  заведенный: "На  север,
клянусь  Господом,  я  приказываю  вам  идти  на  север!  Мы  покажем  этому
языческому сброду, как нарушать договоры! Они это надолго запомнят!".
  -- Флот не пойдет на север.
  -- Теперь,  когда ты  вернулся, может, и не пойдет. Печальное это дело,
когда  Тай-Пэном  оказывается  человек  вроде  Лонгстаффа.  Смех один, а  не
представитель Короны. И  когда люди,  вроде  тебя, нашептывают ему  на  ухо.
Когда нам  всем приходится уповать на  тебя, чтобы спасти  наш  флот.  -- Он
шумно прочистил горло, потом потянул носом воздух: -- До чего странно пахнет
у вас на корабле.
  -- О?
  -- Запах денег. Да, деньгами пахнет, точно. -- Брок быстро повернулся к
Кулуму: -- Стало быть, ты больше не банкрот, а парень?
  Кулум промолчал, но кровь бросилась ему в лицо.
  Брок удовлетворенно крякнул.
  --  Я почуял  это, когда  ты встал  на якорь,  Дирк. Господи,  даже еще
раньше, когда ты только вошел в гавань. Стало быть, ты не потонул и деньги у
тебя есть, чтобы расплатиться, а я в очередной раз проиграл.
  -- Когда истекает срок моих векселей?
  -- Сегодня, как тебе хорошо известно.
  -- Хочешь отсрочить платеж?
  -- Если  бы не лицо этого парнишки, да  и всех на борту,  я бы  спросил
себя, уж не блефуешь ли ты. Может, никакого серебра и нет в твоих трюмах. Но
меня не провести.  Это написано на каждой  роже здесь на  корабле,  исключая
твою --  и  Робба. Я  приму  твой  банковский  чек  сегодня,  клянусь Богом.
Никакого кредита.
  -- После распродажи мы все уладим.
  -- До нee. Да, до нее. Лучше тебе быть свободным от всех долгов, прежде
чем ты начнешь торговаться  на аукционе, --  сказал Брок,  сверкая глазом, и
его  злоба  прорвалась  наружу  --  Ты  опять побил меня,  да проклянут тебя
Господь и дьявол, которому ты служишь, на веки вечные! Но круглый холм будет
мой. Он будет мой.
  -- Он принадлежит "Благородному Дому". А не тому, кто тащится следом.
  Брок поднялся, сжав кулаки.
  -- Я еще плюну на твою могилу, клянусь Богом.
  -- А я буду плевать на твою компанию с моего холма, клянусь  Богом. Еще
до захода солнца!
  --  Может  статься, во всей Азии не  наберется  столько сокровищ, чтобы
заплатить такую цену, клянусь Богом! Желаю здравствовать всем вам.
  Брок в ярости ринутся из каюты, и его сапоги застучали по трапу.
  Кулум вытер потные руки.
  -- Этот  холм  стал твоей  ловушкой, Дирк. Он прекратит  торговаться  и
разорит нас, -- сказал Робб.
  -- Да,  отец.  Я  знаю, что он  так и  сделает.  Струан распахнул дверь
каюты:
  -- Стюард!
  -- Да, сэр-р.
  -- Мистера Кьюдахи ко мне. Быстро!
  -- Есть, сэр-р.
  -- Послушай, Дирк, -- продолжал Робб. -- У тебя есть шанс. Сделай с ним
то же, что он собирается сделать с тобой. Прекрати вдруг торговаться.  Пусть
он сам разгребает эту кучу Тогда конец ему. Ему! Не нам!
  Струан не произнес ни слова. Раздался стук в дверь, и в каюту торопливо
вошел Кьюдахи:
  -- Слушаю, сэр-р?
  -- Катер  на  воду. Скажите боцману,  пусть доставит  мистера  Робба  и
мистера  Кулума на  "Грозовое  Облако".  Там он  дождется  мистера Кулума  и
отвезет  его  на  флагман. Потом  пусть возвращается  сюда. Собрать  всех на
палубе у кормы!
  Кьюдахи закрыл за собой дверь.
  -- Отец, дядя  прав.  Ради всех святых, неужели ты не видишь,  что этот
проклятый пират загнал тебя в ловушку?
  --  Тогда нам  остается только  посмотреть, не вытащат  ли нас  святые,
которых ты помянул, из этой ловушки. Это вопрос лица!
  --  Дирк, -- взмолился Робб,  --  почему  ты  не прислушаешься к голосу
разума?
  -- Сара хочет видеть  гебя на борту. Пока о серебре ни слова. И, Кулум,
дружок, если Лонгстафф  спросит обо мне,  скажи только,  что  я на  корабле.
Больше ничего.
  -- Дирк, это твой единственный шанс...
  --  Тебе лучше поторопиться, Робб. Передай мои наилучшие пожелания Саре
и детям. -- Он вернулся к вороху бумаг на столе.
  Робб  знал,  что спорить  дальше  бесполезно.  Он  молча  вышел.  Кулум
последовал за ним с  тоской в сердце. Он понимал, ничто на свете не заставит
отступить его отца -- или Брока  "Благородный Дом" поставил все свое будущее
на никчемный холмик  земли, выросший на никчемной скале.  Глупо, кричало все
его существо. Почему отец так чертовски, так безнадежно глуп?


Глава 4

  В  тот  же день после полудня  Струан стоял  рядом с  большой палаткой,
которую он распорядился поставить на берегу Счастливой  Долины.  Он смотрел,
как  капитан Орлов  надзирает  за  матросами,  те  перетаскивали бочонки  из
баркаса на  берег и  укладывали  их ровными рядами  внутри палатки.  Он  был
настолько поглощен этим,  что не  слышал,  как  сзади  к нему  подошла  Мэри
Синклер.
  Ее лицо обрамлял капор,  подвязанный под подбородком. Коричнево-красное
суконное платье  волочилось  по  песку, оно  было  туго  перетянуто в галии,
придавая  фигуре  форму песочных  часов по  моде того времени. Но ткань была
низкого качества, а  покрой старомодным. Мэри прятала руки в потертую муфту,
на плечи  она  набросила серую  шаль,  которая  очень шла к  ее глазам.  Она
выглядела аккуратной, невзрачной, бедной, замкнутой и полной достоинства.
  -- Привет, Тай-Пэн, -- сказала она.
  Струан, вздрогнув, вышел из состояния задумчивости. -- О, привет, Мэри.
Ты выглядишь очаровательно.
  -- Благодарю вас. добрый сэр, -- сказала Мэри с мимолетной улыбкой. Она
сделала изящный книксен. -- Это такая высокая похвала для бедной девушки.
  Пляж и долина быстро заполнялись торговцами, их женами и  детьми -- все
в праздничном настроении, приодетые к случаю. Они обменивались друг с другом
приветствиями  и  громко  переговаривались Группы солдат  и матросов --  все
офицеры  в парадной форме  -- расположились в разных  местах долины. Баркасы
постоянно доставляли на берег новые семьи и  офицеров. В прибрежной  полосе,
сбившись  в кучки, ловили рыбу ресколько сампанов, а  к западу шумной толпой
стоили  любопытные  китайцы,   отделенные  от  долины  кордоном  из  морских
пехотинцев.
  Столик аукционера поставили на небольшом  возвышении в пятидесяти ярдах
от палатки Струана, и, взглянув  туда, шотландец  заметил неподалеку от него
Гордона Чена.  Молодой человек тут  же поклонился ему. Струан понял, что его
сын  хочет поговорить  с  ним и  поэтому,  должно  быть,  уже  долгое  время
терпеливо ждет, когда  предоставится возможность сделать это, не привлекая к
себе внимания.
  -- Здравствуй, Гордон. Я освобожусь через минуту, -- крикнул он.
  -- Благодарю вас, сэр, -- откликнулся Гордон, кланяясь снова.
  Струан увидел Робба,  прогуливающегося с Сарой. Сара  ступала грузно, с
напряженным  лицом.  Рядом с ними резвилась  Карен. Струан  поискал  глазами
Кулума, но не нашел его и решил, что тот все еще на флагмане. Потом он вдруг
увидел ею,  занятого оживленной  беседой  с Глессингом.  Cт yaну  показалось
странным, что Кулум не подошел  к  палатке  сразу  же, как только  прибыл на
берег.
  -- Прошу  прощения,  Тай-Пэн, мисс  Синклер,  --  сказал Орлов.  -- Все
бочонки на берегу.
  --  Надеюсь, что  так,  капитан Орлов, --  лукаво  улыбнулась Мэри. --Я
слышала,  вы перетаскивали их с баркаса последние два часа  без перерыва. Вы
хотите споить все европейское население острова, мистер Струан?
  Струан коротко хохотнул.
  -- Нет. Благодарю вас, капитан.
  Орлов отдал честь  Мэри и  скрылся в палатке  с  несколькими матросами.
Другие собрались вокруг нее, одна группа села  рядом на  берегу и  принялась
играть в кости.
  -- Ты пришла рано, Мэри. Торги начнутся не раньше, чем через час.
  -- Капитан Глессинг был настолько любезен, что предложил проводить меня
на  берег,  --  сказала  она.  --  Давайте  пройдемся  немного, если  вы  не
возражаете.
  -- Конечно, -- ответил Струан,  уловив тревожную нотку в ее голосе. Они
не спеша пошли в глубь острова.
  Внизу в  долине  было сыро, вчерашний дождь оставил  после себя широкие
зеркальные лужи. От небольшого водопада, петляя, сбегал тихий ручеек. К шуму
прибоя  добавлялось  неумолчное жужжание мух, стрекоз, пчел и  слепней. Лучи
солнца несли с собой обещание весны.
  Когда они отошли достаточно далеко, Мэри остановилась.
  -- Во-первых,  я хотела сказать вам,  как  больно мне было  услышать  о
вашей утрате.
  -- Спасибо, Мэри.
  -- Я пыталась увидеться с вами до того, как вы отбыли в Кантон.
  -- Я помню. У тебя доброе сердце.
  -- Вчера вечером я  попробовала  попасть на ваш  клипер.  Мне  хотелось
знать, как вы себя чувствуете. Это был плохой йосс.
  -- Да. Но это позади. В прошлом.
  -- В прошлом. Однако я читаю боль на вашем лице. Другие не видят ее, но
я вижу.
  -- А как  дела у тебя? -- спросил он, пораженный,  как всегда, тем, что
Мэри могла выглядеть  такой  обыкновенной -- милой, нежной, такой, какой она
должна была быть, но не была. Мне следовало бы презирать ее, подумал он,  но
вопреки всему она мне нравится.
  -- Жизнь стала интересной. На  некоторое время. -- Мэри  оглянулась  на
пляж.  Брок, Горт и Нагрек  Тум, Элиза Брок и ее дочери сходили на  берег из
своего баркаса. -- Я рада, что вы опять побили Брока. Так рада.
  -- А разве я его побил? Мэри прищурилась:
  -- Сорок лаков серебра? Четыре монеты?
  -- Откуда тебе извесшо об этом?
  -- Неужели вы забыли, Тай-Пэн? У меня есть друзья в  высоких сферах. --
Она произнесла это самым обычным тоном. Но когда она была рядом с Тай-Пэном,
эти "друзья" вызывали у нее презрение.
  -- У кого хранятся другие половинки монет, кто эти люди?
  -- Вы хотите, чтобы я узнала?
  -- Может быть, я думаю, что это тебе уже известно.
  -- Ах,  Тай-Пэн, вам действительно нет равных. -- Ее голос потеплел еще
больше.  -- Я  знаю,  где  находятся две. Когда выясню про остальные, я  вам
сообщу.
  -- А у кого две первых?
  -- Если бы вам удалось устроить кому-то такой огромный заем, сколько бы
половинок вы оставили себе?
  -- Все до одной. Да, клянусь Богом, все до одной. У Дзин-куа их две?
  --  Одна. -- Она поиграла шалью  и поправила ее на плечах. --  Сейчас в
Кантоне находятся четыре тысячи  "знаменосцев". И большая армада  брандеров.
Наш  флот  должен  подвергнуться  нападению, если попытается атаковать форты
Бог. И еще  один флот ждет в  пятидесяти милях к северу. Имя  y Квок говорит
вам о чем-нибудь?
  Струан  притворился, что  пытается вспомнить, но  на самом  деле он был
потрясен. До встречи со Скраггером он сам никогда не слышал о  y Квоке. О  y
Фан Чое, его отце -- конечно, но не  о сыне. Маусс не был  посвящен ни в то,
ято происходило на большой  джонке, ни в  то, что сказал Скраггер, Знали обо
всем  только Кулум и Робб.  От них Мэри  никак не могла  узнать  о  y Квоке.
Значит, она должна была получить эти сведения от  самого  y  Квока -- или от
Дзин-куа. Но каким образом? -- Имя как имя, -- сказал он наконец. --  Почему
ты спросила?
  --  y Квок -- старший сын  y Фан Чоя.
  -- Пиратского предводителя? Белого Лотоса? -- Струан изобразил  на лице
удивление.
  --  Я  обожаю  шокировать вас,  --  весело сказала  она.  --  Так  вот,
император через Хоппо  в  Кантоне тайно  предложил   y Квоку  и   y Фан  Чою
должности мандаринов. И еще генерал-губернаторство в провинции  Фукьен  -- и
на  Формозе. В обмен  за  нападение на  корабли  в гавани  Гонконга. Всем их
флотом.
  -- На  какой  день  назначено  нападение? --  На этот раз  его шок  был
неподдельным.
  -- Они  еще не  приняли  предложения. Как говорят китайцы,  "переговоры
продолжаются".
  Может ли быть  так, что  y Квок просил об услугах  лишь я отвода  глаз,
спрашивал себя Струан. Дьявольская интрига  внутри еще одной  интриги, чтобы
усыпить его бдительность и покрепче захлопнуть  дверцу западни? Причем здесь
тогда монета? Стали бы они рисковать всем  своим флотом? Три тысячи джонок с
пиратским сбродом на боргу могли бы -покончить с нами -- может быть!
  -- А ты узнаешь, если они примут... если нападение все-таки состоится?
  -- Я  не уверена, но думаю, что да. Однако это  еще не все, Тай-Пэн. Да
будет вам известно, что  вознаграждение за  вашу голову  удвоено.  Назначено
вознаграждение и за  Кулума тоже. Десять  тысяч долларов. Вообще  за каждого
англичанина. Джорджа Глессинга, Лонгстаффа, Брока. -- Ее голос упал: -- И за
Мэй-мэй, Дункана и Кейт. Если их захватят живыми.
  -- Что?!
  -- Я услышала  об этом три дня назад.  Вас здесь не  было,  поэтому я с
первым же судном  поспешила в  Макао, но  вы  уже  уехали  оттуда. Так что я
отправилась прямо  к  Мэй-мэй. Я  сказала ей, что  меня  послали вы, что вам
стало известно, будто ей и детям грозит  опасность. Затем я  повидала вашего
компрадора и передала ему, от вашего имени, чтобы он забрал Мэй-мэй с детьми
к себе, добавив, что если с ними случится что-нибудь до  вашего возвращения,
вы повесите его самого, его детей и детей его детей.
  -- Что ответил Чен Шень?
  --  Он  просил передать, что вам нечего бояться.  Я проводила Мэй-мэй и
детей  в  его дом,  потом  вернулась  на Гонконг.  Думаю,  на  время  они  в
безопасности.
  -- Он знает про серебро?
  -- Разумеется. Часть его, очень маленькая часть, принадлежит ему. Разве
он мог бы найти более выгодное применение своим деньгам?
  -- Кто еще давал серебро?
  -- Я  знаю  о Чен  Шене, Дзин-куа, купцах Ко-хонга -- каждый  внес свою
долю. Это  составило около пятнадцати лаков. Насчет остального я не уверена.
Вероятно, маньчжурские мандарины.
  -- Ти-сен?
  --  Нет.  Он  в  совершенной  немилости.  Все  его  богатство  отошло в
императорскую казну.  Купцы  Ко-хонга  считают,  что оно оценивалось  в  две
тысячи лаков. Золотом.
  -- Так Чен Шень сказал, что присмотрит за Мэй-мэй и детьми?
  -- Да. Теперь, когда вы снова богаты,  он готов отвечать  за них жизнью
своей матери. По крайней мере, какое-то время.
  --  Подожди  меня  здесь,  Мэри. --  Струан  повернул к пляжу. Он нашел
глазами Маусса, окрикнул его, подзывая рукой, и заторопился ему навстречу.
  --  Вольфганг, разыщи  Орлова  и  отправляйся  на "Китайском Облаке"  в
Макао.  Забери Мэй-мэй и детей  и привези их вместе  с  амой  сюда.  На всех
парусах. Оставь Кьюдахи присматривать за палаткой.
  -- Привезти их сюда, на остров?
  -- Да. Вы должны вернуться к завтрашнему дню. Они живут у Чен Шеня.
  -- Привезти их сюда? Открыто?
  -- Да, клянусь Богом! Отправляйся немедленно.
  --  Я не  стану  этого делать,  Тай-Пэн. В  открытую -- нет. Вы же этим
погубите себя. Вы  ведь  знаете, что перед  вами  захлопнутся все  двери, вы
станете изгоем.
  -- Мандарины назначили награду за их головы. Торопись!
  --  Gott im Himmel! -- Маусс нервно подергал себя за бороду. -- Я тайно
доставлю их на корабль и возьму с Орлова клятву держать язык за зубами. Gott
im Himmel, прости меня, несчастного грешника.
  Струан вернулся к Мэри.
  -- Кто сообщил тебе о похищении, Мэри?
  -- Вы не знаете этого человека.
  --   Ты  подвергаешь   себя   большой   опасности,  девочка.  Получаешь
информацию, а потом сама же начинаешь действовать.
  -- Я очень осторожна.
  -- Оставь Макао раз и навсегда. Избавься от той жизни, пока у тебя есть
эта. Твой йосс не может длиться вечно.
  -- Давайте  лучше поговорим  о  вас,  Тай-Пэн. Вы не  можете выставлять
здесь напоказ свою любовницу.
  --  Она  и дети  будут  в безопасности на  борту  моего  клипера, а это
единственное, что имеет значение
  -- Только  не в  нашем обществе,  клянусь Богом, и  вы это знаете.  Они
уничтожат вас, Тай-Пэн, -- даже  вас, -- если вы пойдете против их проклятых
правил. Они должны будут сделать это. Она китаянка.
  -- Чума на них!
  -- Да. Но это проклятие прозвучит одиноко, а  вам нужно думать о  своем
доме. Пока Мэй-мэй существует только для  вас  им она не опасна --  то, чего
не видно, не существует. Я не могу давать вам советы -- вы знаете это лучше,
чем кто-либо, но я умоляю вас, пусть о ней никто не узнает.
  -- Я следовал этому правилу раньше,  буду следовать ему и впредь  -- до
тех Пор, пока им ничто не угрожает. Я обязан тебе услугой, Мэри.
  --  Да. -- В  ее глазах  вспыхнул  странный огонек.  --  Я согласна  ее
принять.
  -- Назови ее.
  -- Все, что я попрошу?
  -- Назови ее.
  --  Не  теперь.  Когда она  мне  будет  нужна, я  обращусь к  вам.  Да.
Когда-нибудь мне понадобится ваша помощь. -- Потом она добавила небрежно: --
Вам  следовало бы  быть  более осторожным  с  такими обещаниями, Тай-Пэн.  Я
женщина, а женский ум очень не похож на мужской.
  -- Это верно, -- ответил он и улыбнулся.
  -- У вас такая чудесная улыбка, Тай-Пэн.
  -- Благодарю вас, добрая леди.  -- Он изящно поклонился. --  Это  такая
высокая  похвала  для бедного  Тай-Пэна.  --  Он взял  ее  под  руку,  и они
направились к пляжу. -- Кто сказал тебе о Мэй-мэй и о детях?
  --  Мы договорились  два  года  назад,  что  источники моей  информации
священны и неприкосновенны.
  -- Постарайся обойтись без таких длинных слов.
  -- Я рада, что наконец встретилась с Мэй-мэй. Она так прекрасна. И дети
тоже. -- Мэри чувствовала себя согретой прикосновением его руки.
  -- А есть хоть какая-нибудь вероятность, что твоя информация неверна?
  -- Нет. Похищение за выкуп -- древний китайский обычай.
  -- Гнусный  обычай. Покушаться на  женщин и детей.  -- Струан  какое-то
время шел молча. -- Как долго ты собираешься пробыть здесь?
  -- Несколько  дней. Горацио... Горацио немного теряется, когда остается
один. Кстати, Чен Шень, конечно, знает, что я  говорю  на кантонском. Теперь
об этом знает и Мэй-мэй. Я  попросила ее сохранить  это в секрете. Она  ведь
никому не расскажет, правда?
  --  Нет. На этот счет можешь не беспокоиться. Но  я ей  напомню о твоей
просьбе. -- Он заставил себя не думать о Мэй-мэй, детях,  y Квоке, брандерах
и  оставшихся  трех  половинках  монет. -- Один секрет заслуживает  другого.
"Благородный Дом" дает бал через тридцать дней. Разумеется, вы приглашены.
  -- Какая замечательная идея!
  -- Мы назначили приз. Тысяча гиней для леди в самом красивом платье.
  -- Боже милостивый, Тай-Пэн, да вам глаза выцарапают!
  -- Судьей будет Аристотель.
  -- Все равно выцарапают. -- Ее глаза вдруг словно поменяли цвет. -- Вам
не следует забывать об одной вещи: вы теперь самый  завидный  жених  во всей
Азии.
  -- Что?
  Ее смех прозвучал почти насмешливо.
  --  Лучше  вам  поторопиться  с  выбором  супруги, пока еще есть время.
Немало красоток будут вертеть у вас перед носом кружевными панталончиками, и
немало мамаш принарядят своих дочек, чтобы пропихнуть их к вам в постель.
  -- Как только у тебя язык поворачивается говорить такое?
  --  Ну  что  же, смотрите не говорите потом, что  вас не предупреждали.
Тысяча гиней? Думаю,  я  бы  хотела  выиграть такой  приз. -- Ее  настроение
неожиданно изменилось. -- У меня есть деньги, чтобы купить такое платье, как
вам хорошо известно, но если я это сцелаю,  то... то что станется с той Мэри
Синклер, к которой все привыкли? Каждому известно, что мы бедны, как кули.
  -- Но я  не  вижу,  что  мешало  бы мне подарить тебе кра