выделить  стройматериалы, и так далее. Рассказ  его  по мере  приближения  к
районному центру делался все скупее и прерывистее, а  потом  и совсем иссяк:
он  только  называл   проезжаемые  селения,  которые  именовались  по  своим
основателям  или  первым  жителям:  Васильевка,  Семеновка,  Трофимовка.   В
Петровское  они  въехали  молча, но  нельзя сказать, что общение их на  этом
прекратилось  вовсе:  разговор как бы  продолжался,  но в  немом, безмолвном
исполнении -  так  что, когда  они вышли из  машины, между ними была большая
степень взаимопонимания, чем когда в нее садились. Он решил, видно, оставить
ее в покое, и она  ничего не имела против: когда попадаешь в новый коллектив
и знакомишься с людьми,  нет ничего лучше,  как если начальство оставит тебя
на время одну, обделит тебя и гневом своим и заботою.


3

     Ходить за врачами не было нужды: они сами ее искали, она была нарасхват
в первую  неделю.  Приезд  нового  доктора в  небольшой  городок  -  событие
выдающееся:  коллеги  спешат  засвидетельствовать  новичку  почтение,  круто
замешанное  на  любопытстве.   Ее,  учитывая  отсутствие  второго  педиатра,
проводящего  с  мужем  отпуск на Черном  море, поставили  одновременно  и  в
детское отделение,  где было  пятнадцать коек,  и  на  прием в  поликлинику:
последняя располагалась  в деревянном флигеле  сразу при входе на больничную
территорию. Больница была из кирпича темно-вишневого цвета: той же добротной
купеческой кладки, что и  школа Кузьмы  Андреича,  и, видно, построена одним
благотворителем; широченные,  в  метр,  стены  были здесь  и  там  одинаково
украшены  наличниками и карнизиками,  бегущими мелкой строкой  по узорчатому
фасаду:  таков  был  когда-то  облик и стиль здешних  присутственных мест  и
казенных учреждений.
     В противоположность коллегам народ к ней  валом не повалил: она приняла
за весь первый день двух мамаш с детьми, да и те не вполне ей доверяли: одна
так  и  не  дала распеленать свое сокровище, так что Ирина  Сергеевна как бы
ограничилась заочной консультацией. Иван Герасимыч, самый старый и известный
в Петровском врач-хирург, воспользовался ее вынужденным простоем и зазвал  к
себе.  Хирургу, в  его  годы,  было  неловко  идти к ней  на поклон,  на  ее
территорию, любопытен  же он был  сверх всякого молодого. Когда она вошла  в
его кабинет, он перевязывал чумазого парня в рабочей телогрейке, поранившего
себе руку.
     -Посмотри на него!- сразу переходя с ней на  "ты", проворчал  он.- Руку
где-то  ободрал.  Тракторист, видишь ли... Садись, если приема нет. Поначалу
так и будешь  без  дела  сидеть. Это пока  они  в тебе разберутся, а до того
лучше  к фельдшеру  какому-нибудь сходят - чтоб залечил их примочками... Где
тебя так?- обратился он к потерпевшему, сдвигая  очки  на  нос:  чтоб видней
было.
     -За конбайн зачепился,- лихо отвечал тот.
     -Как это - за комбайн зацепился?
     -А у него сбоку хобот есть, откуда зерно сыпется - об него.
     -Да  как  же  ты  до  него достать  мог?..  Пьяный,  небось?!.-  Хирург
принюхался и вознегодовал:  - Ну конечно! Я ж тебя знаю: ты все у  питейного
заведения торчишь, как мимо ни пройдешь!
     Это была заведомая ложь, и тракторист так к ней и отнесся:
     -Да я приехал только что.
     -Все  равно  торчишь!  Не  можете  глотки  свои  насытить!..  Стой,  не
дергайся! Пьяные рожи - смотреть на вас тошно...-  и начал зашивать его рану
меткими, по-старчески экономными движениями.
     -Вы  б присели,-  посоветовал ему молодой человек, сильно перетрусивший
при виде стальных игл и ниток.
     -Присели! Без  твоих  советов обойдемся! За трактором своим смотри! Нас
ни во что не  ставишь, так  хоть бы приезжей  докторши постыдился.  Смотрит,
наверно, на тебя  и думает: и надо было мне сюда, в такую даль, ехать? Будто
своей пьяни не хватало. Тебя ж в клетку  надо сажать и за деньги показывать:
глядите, пьяный за руль сел! Или что там у вас?
     -Рычаги.
     -Вот! И  на комбайн,  видите ли,  наехал. А  ему  что? Государственное,
спишут.
     -Да я не пьяный совсем.
     -Молчи уж!- Хирург прекратил шить, волком уставился на него и, кажется,
всерьез  озлился:- Что ж я,  глухой,  слепой и нюха еще лишился?!. - и  стал
торопясь, крупными  стежками дошивать рану:  словно забыл на  время об Ирине
Сергеевне.
     -Больно!- не выдержал пациент.- Обезболивать, между прочим, надо!
     -Обойдешься. Новокаину на всех не напасешься... Дома посидишь два дня,-
довольно безразлично прибавил он, закончив свою работу.
     -Нельзя: уборка на носу.- Тракторист уже повеселел и натягивал на себя,
с  помощью  Ирины  Сергеевны,  замасленную  телогрейку.-  Починили,  значит?
Премного благодарен - за мной, как говорится, не заржавеет!
     -Пол-литру мне  еще принеси -  я тебе  этой пол-литрой башку и прошибу.
Под суд пойду, а себе в таком удовольствии не откажу... Иди домой,  говорят.
У  тебя  кровотечение  было, можешь  шлепнуться  где-нибудь  или  на  фонарь
наехать... О его лампу угораздиться... Откуда ты такой?
     -Говорю ж, приезжий. На уборку пригласили.
     -Оно и видно,  что приезжий:  наши так себя не ведут. И  на комбайны не
наезжают. Вас тут  - пруд пруди: не городишка, а проходной двор  стал - рожи
чужие надоели!..  Давай  чай пить,- сказал  хирург  Ирине  Сергеевне,  когда
тракторист вышел.- Нет никого и не  предвидится. Правду он сказал: уборка на
носу, не до поликлиники нашей. Возьми  чайник на подоконнике. И заварка там,
с сахаром... Нехорошо в хирургическом кабинете чай пить?
     -Не знаю, Иван Герасимыч. У санитарных врачей спросить надо.
     -Спрошу при случае... Ты чем недовольна?
     -Правда новокаина нет? Почему не обезболиваете?
     -Вот  ты о чем. Этого прохвоста пожалела?  Докторша  детская... Да нет,
есть новокаин, конечно.  Боль небольшая:  не  полостная операция - потерпит.
Заживает, говорят, лучше... Здесь  будем пить,- принял окончательное решение
он,  хотя  и  испытывал,  в  связи  с  этим,   зазрения  совести.-  В  общую
кают-компанию идти не хочется. Видеть все те же физиономии.
     -Сказали только что: новые рожи надоели, теперь - старые?- поддела  она
его, потому что с первой минуты знакомства  почувствовала себя с ним легко и
свободно.
     Он опешил, затем нашелся:
     -Так на рожи всегда тошно смотреть, новые они или старые... Ты, я вижу,
язва хорошая?
     -На свой счет просто приняла. Когда про приезжих сказали.
     -Сравнила!.. Или  ты меня разыгрываешь,  старика? Та еще штучка!..- Это
он  произнес  с полнейшей убедительностью и хорошо разыгранным комизмом: он,
как  все хорошие  хирурги,  был природным  актером.- Ты  зачем  вообще  сюда
приехала?
     -Детей лечить.
     -Дома нельзя было?
     -А чем здесь плохо? Мне пока нравится.
     -И сколько времени ты здесь?
     -Два дня,- не тушуясь, отвечала она.
     -Большой срок.
     -Для меня достаточный. Я своих мнений обычно не меняю.
     -Да?..   Это  серьезное   заявление,-  прислушавшись   к  чему-то,   по
достоинству оценил он.- А вообще-то здесь - так себе.
     -Вы же работаете?
     -Я  уже не работаю,  а небо копчу. Вроде мойдодыра этого...-  Он имел в
виду  высокий мраморный  рукомойник  с  овальным большим  чистым  зеркалом в
верхней части и  ведром, скрытым в  нижней, пузатой - он сохранился  здесь с
незапамятных времен  и  был как  бы  экспонатом его прижизненного  музея:  в
кабинете кроме него имелась еще и водопроводная раковина.- Похож?
     -Есть сходство.
     -Какое?
     -Это я помолчу, пожалуй.
     -Сам скажу. Такой же высокий и костлявый и так  же языком бренчу. А  ты
еще хотела сказать, такой же бесполезный?
     -Типун вам на язык, Иван Герасимыч. Что это вы за меня решаете?
     -Слыхали, как отрезала?-  обратился он к воображаемому третьему.- Типун
на  язык! Давно меня так не отбривали. Приехала - порядок наводить... Откуда
ты?
     -Из Рязанской области.
     -Рязанка, значит? И родные твои там?
     -Там.
     -Мать одна?
     -Сестра еще есть. А отца нет, угадали.
     -Я догадлив. Мать - библиотекарша?
     -Бухгалтер в колхозе.
     -То же самое. Бухгалтерские книги только ведет, а не романы глупые... И
земля у вас есть?
     -Есть немного.
     -И что сеете? Или сажаете - что там у вас?
     -Картошку.
     -И правильно,-  нарочно  поддакнул  он.- Что еще  от нашей земли  взять
можно? Картошку только и родит.
     -Тем и кормит.
     -Правильно.  Лишь  бы сытым быть, а чем - неважно... И ничего больше не
делаете? Пустую картошку едите?
     -Да почему же, Иван Герасимыч? Что это вы так?.. Мать и огурцы маринует
и засаливает, и яблоки мочит, и грибы заготавливает.
     -Рыжики?
     -Какие уж есть. Их не сеют и не сажают.
     -Это точно...  Раз так,  хорошо...  А то я думал, ты  с пустой картошки
такая правильная... Без тебя теперь управляются?
     -Они давно  без  меня обходятся...  Вы,  Иван  Герасимыч, и  женщин без
анестезии режете?.. Разве можно так экзаменовать?
     -На  больные  мозоли  наступаю?..  Что  ж делать?  Такая  наша  порода,
медицинская - ищет, что где болит... У сестры дети, небось?
     -Двое.
     -Племянники или племянницы?.. Ладно, это  уже подробности.  Знаешь что?
Приходи-ка ты к нам домой,  с  Марьей  Федоровной. Расскажешь ей про Рязань,
про рыжики, про своих  племянников. Она у меня любопытна как сорока - хлебом
не корми, дай только на нового человека поглазеть  да пустяки его послушать.
Пирогов нам напечет  ради такого случая. А то с  места не сдвинется.  Раньше
пироги  пекла  каждое  воскресенье,  а  теперь  -  хорошо  если  по  большим
праздникам. Придешь?
     -Приду, если адрес скажете.
     -Какой  тут  адрес?  Спросишь  Ивана  Герасимыча:  меня  всякая  собака
знает... На Второй  Советской я живу: есть такая улица... Видишь, ты  какая.
Полная сил и здоровья. А я плохой совсем стал. Выгонят, того гляди. Операций
не делаю, в  область надо везти, аппендициты всякие - начальству за больницу
обидно...
     -Одному нельзя оперировать. Второй должен рядом стоять.
     -Кто тебе сказал?.. Откуда ты знаешь все?.. Всю жизнь один оперировал -
напарник редко когда  был. Да и не  нужен он, признаться.  Хорошо, если один
доктор есть хороший - где двоих-то взять? Что вам? - обратился он к вошедшей
Анне Романовне, терапевту,  работавшей в соседнем  кабинете.-  Между прочим,
врач мой участковый,-  иронически представил  ее Иван  Герасимыч.- Бюллетени
дает бесподобно. Если нужно, обращайся:  никому отказа не было. Вот еще один
принесла...
     Ирина Сергеевна видела  ее  в  конференц-зале и  в поликлинике: она,  в
отличие  от других,  не  спешила  с  ней  знакомиться. Анна  Романовна  была
черноглазая и черноволосая сорокапятилетняя женщина, прятавшая от всех глаза
и умудрявшаяся при этом сохранять в лице подобие любезности. В молодости она
была, по-видимому, красива, а теперь стеснялась своего тела и запахивала его
от посторонних: доверху застегивалась и ревниво  сдвигала  расходящиеся полы
халата.
     -Больше нет никого в амбулатории,- терпеливо объяснила она сейчас.
     -Могла бы  и к главному пойти...- Старик подмахнул, однако,  больничный
лист не читая  - посмотрел  только  на место  работы  заболевшего.- Железная
дорога. Начальник станции?
     -Пути.  Начальник  станции к  Ивану Александровичу  ходит.  И вообще им
больничные не нужны: рабочие дни ставят.
     -Правда... Я  и забыл совсем. Не привыкну  никак к  субординации. Но  и
этот пригодиться может, верно?
     -Начальник  пути?-  Она подумала.- Вряд  ли. Так дала  - из  уважения к
транспорту.
     -Что у него хоть?
     -Я особенно не  вникала.  Не то опой, не  то  несварение желудка...  Я,
наверно, слабый доктор,- опережая иронические уколы хирурга, оборотилась она
к Ирине Сергеевне,  разглядывая  ее в упор и оценивая  по-своему.- Что порок
сердца, слышу, а какой - это в  область надо везти: сколько ни  учусь, никак
отличить не могу. С электрокардиограммой тоже не очень лажу. Но лечу, однако
- и ничего. Довольны даже.
     -Еще  бы!-  не утерпел хирург.- Они на ваших больничных листах на рынке
торгуют!
     -А мне откуда знать? У меня Иван на рынок ходит. Муж мой,- пояснила она
Ирине  Сергеевне.- У нас тут три Ивана в больнице: Иван  Александрович, Иван
Герасимыч и мой - просто Иван, в отчестве не нуждается.
     -И так ясно кто,- сказал Иван Герасимыч.- Популярная фигура.
     Анна  Романовна, несмотря  на  лестность рекомендации, отнеслась  к ней
настороженно, помолчала и закончила прежнюю мысль:
     -Так  что  про  рынок  вы  оставьте.   Не  наша   это   забота,  а   их
администрации... И невелика беда - женщине помочь. Им время нужно, а где его
взять, как не на больничном?
     Иван Герасимыч не стал спорить со всем этим.
     -С Ириной Сергевной знакомы? Педиатр наш новый.
     -Видела на пятиминутке. Это вы на них не ходите, а нам приходится.
     -Да я за сорок лет устал на них ходить. И как вы ее находите?
     Анна Романовна еще раз оглядела Ирину Сергеевну и вынужденно признала:
     -Симпатичная вроде... Иван Александрович этого и хотел...- И пояснила:-
Я с ним в области была, когда он ее запрашивал: дайте, говорит, какую-нибудь
девицу после института - помоложе да покрасивше.
     -А вы что там делали?- не поверил Иван Герасимыч.
     -Как профорг в облздрав ездила. Я профорг  в  больнице,- не без тайного
удовольствия сообщила она Ирине Сергеевне.
     -Погоди,- засомневался хирург-скептик.- Помоложе - это,  положим, отдел
кадров  сделать  может,  но   покрасивше  как?  У  них  что  там,  альбом  с
фотографиями?
     -Достаточно того, что помоложе. Оно и  будет красивее. Можно  подумать,
вы не знаете...- и Анна Романовна, потеряв, после получения  второй подписи,
всякий интерес к разговору, пошла к начальнику  пути, сошедшему в  последнюю
неделю с рельсов и нуждавшемуся если  не  в капитальном, то  в основательном
косметическом ремонте.
     -Отнеслась   к  тебе  критически.   Колкость  сказала,-  заметил   Иван
Герасимыч.- Ты будь готова к этому: тут ухо востро держать надо.
     -Вы про помоложе да покрасивее?  Я не обиделась, слышала уже об этом...
Кто ее Иван?
     -Шофер больничный. За него она и трясется. Соперница новая объявилась.
     -Здесь познакомились?
     -С  собой привела.  Темный мужик: что у него в  прошлом было,  никто не
знает.  Она, однако, за него держится... Та еще парочка. Ведут себя на людях
как любовники.
     -Ухаживают друг за другом?
     -Скрывают свои отношения, будто о них не знает никто! Будто связи своей
стесняются... "Ухаживают!.." Скажешь тоже. Доктор и шофер -  это когда такие
пары были? А сейчас все возможно.
     -Любовь, значит. Чем шофер хуже доктора?
     -Не говори глупостей. И не будь наивной... Не знаю, как насчет любви, а
выгода  от такого сожительства прямая. Он хоть и больничный  шофер, а гоняет
машину  почем  зря, и  главный с  ним справиться  не может, потому  что  эта
профоргша  заодно  с  ним. Ладно, о них еще  думать...  Придешь,  значит, на
свиданку?
     -Приду. На Вторую Советскую.
     -Сама-то на какой живешь?
     -На Третьей Интернациональной. Названия у вас звучные.
     -Да  тут, как ни  назови, все едино.  Сильный на слабом сидит и слабого
погоняет... Все, кончен  бал, пойду к  Марье Федоровне:  пусть тесто ставит,
пироги раскатывает. С чем ты их любишь?
     -Что   будет,  то  и  полюблю.  Я,  Иван  Герасимыч,  женщина  простая,
непривередливая.
     -Да уж! "Я женщина простая, свое наверстаю!" Знаем мы таких! Тебе палец
в рот не клади.
     -Переоцениваете  вы меня. Приписываете достоинства, которых нет у меня.
Но все равно -приятно.
     -Значит, умею  еще.  Я  ведь тоже  - кавалер  был  в свое  время не  из
последних... Приходи, словом. Все веселей, чем торчать дома...


4

     Рубленый дом-пятистенка благодаря террасе, выстроенной  в пору расцвета
врачебной  деятельности Ивана Герасимыча, походил более  на дачу  городского
жителя, чем  на избу крестьянина. Сходство поддерживалось беседкой, стоявшей
перед  крыльцом  и  повторявшей   его  общие  очертания,  круглой   клумбой,
засаженной садовыми незабудками и  анютиными глазками, с  тремя почерневшими
скамьями  по  периметру и скромной,  но  нездешней  ухоженностью  сада.  Сам
хозяин, долговязый и облаченный в самые что  ни  есть  деревенские портки  и
рубаху,  стоял  широко  расставив ноги,  как  на ходулях,  между грядками  и
сосредоточенно их разглядывал.
     -Ты?- удивился  он, когда Ирина  Сергеевна  появилась в проеме калитки:
будто не ждал ее.- А я  ищу для  тебя что-нибудь. Недавно еще всего завались
было. А сейчас нет ничего.
     -И  не было, зачем  врать?-  высунулась из  террасы его  супруга  Марья
Федоровна, разглядывая  оттуда  новую гостью:  она была, как  водится, иного
мнения,  чем  муж.-  Кочанный салат,  которым ты  так гордишься?  Так  он не
уродился в  этом году, да и в прошлом был так себе. Но салат хороший,- выйдя
из дома,  заверила она гостью, продолжая  украдкой  ее  рассматривать.- Если
заинтересуетесь, дадим  весной рассаду: она у меня к этому времени в  ящиках
подходит.
     -Клубника, может, где затерялась,- стоял на своем  Иван  Герасимыч.- Не
вижу сослепу... У нас сорт клубники есть - до октября родит. Ей-богу! Сам бы
не поверил, если б сказали.
     -Клубника найдется...- И Марья Федоровна тоже наклонилась  над грядкой,
уже взрыхленной и подверстанной к зиме.- Мы ее в покое оставили. Родит мало,
а по  пустякам  наклоняться  не хочется... Были бы дети с внуками,  может, и
нагибалась бы,  а  для  себя...- и  не  договорив  очевидного, подала  Ирине
Сергеевне  с  десяток  зеленовато-белых  ягод,  которые  успела  накопить  в
горсти:- Попробуй - скажешь, на что похожа.
     -На малину и клубнику разом.
     -А  еще  на фейхоа,-  подсказал всеведущий  хирург.-  Есть такой  фрукт
грузинский.
     -Можно и с ним сравнить,-  согласилась Марья Федоровна.-  Или с ней. Не
знаю, как этот фрукт неприличный склоняется...  Погоди. Обмою сейчас.  Врачи
все-таки...-  И, отобрав ягоды,  помыла их под садовым умывальником и подала
снова.- Так  вот  ты, значит, какая. Хорошо, что привел он тебя. По отзывам,
ты не так выглядишь.
     -Говорят уже?
     -А о ком тут молчат? Погоди, что это я о тебе на рынке слышала?.. Не то
тебя главный врач на машине катал, не то ты с парнем молодым с улицы в степь
подалась. Шли, шли и вбок свернули,- и поглядела с женским любопытством.
     Ирина Сергеевна не стала отпираться:
     -Все верно говорят. До дома главный врач подвез, а в степи ваш учитель,
Кузьма Андреич, каменную бабу показывал, главную вашу достопримечательность.
     -И все в один день?
     -В один.
     -Поэтому и гудят. Если б в два хоть.
     -Чепуха все,- неодобрительно вмешался  хирург.- Учитель  виноват. Нашел
куда   девушку   пригласить,  компрометировать  ее.  Нет   чтоб   на   танцы
какие-нибудь. Или у речки посидеть, под деревом. Все б чин чинарем было.
     -Может, у него  другие интересы, чем у тебя? Может, ему  у речки сидеть
не хочется?
     -Да, не хочется! И хочется и колется! Не люблю я его.
     -А чем  он тебе не нравится?  Курчавый юноша. Волосы  в разные  стороны
растут?
     -Волосы - бог с ними, а вот то, что ноги у него в разные  стороны идут,
это хуже. Ходит враскорячку, будто кур топчет. Плоскостопие у него, что ли?
     -Тебя  послушать,  так  только  ты здесь один  кавалер достойный,  всех
остальных в  расход списать надо...  И не за  это ты его не любишь. А за то,
что с начальницей своей спит.
     -И это верно. Не люблю в России начальства.
     -А где оно хорошее?
     -Не знаю. Я в других странах не жил - что видел, за то и отвечаю. И что
мне  начальство любить? Ему от меня работа  была нужна? Так  я и работал как
проклятый.
     Марья Федоровна не раз уже все это слышала.
     -Вот без квартиры и остался,- и объяснила  Ирине Сергеевне:- Поленился,
когда квартиры давали, похлопотать, пойти куда надо с заявлением, и остались
с носо