не бывала.- А по дороге в Ивановку
заедем.
     -А там что?
     -Сыпь одну посмотрим. Я в ней не разобралась.
     -Сыпь так сыпь - заедем, хотя это не по дороге. А что Наталье Ефремовне
не показала?
     -У нее прием кончился...
     Тут Ирина Сергеевна покривила душой: не в свое, а в чужое спасение. Она
направила к  Наталье Ефремовне нескольких больных,  но они  до нее не дошли,
потерявшись среди черных дыр  и белых  пятен  ее расписания,- тогда она, для
большей  надежности,  стала  водить их  к  ней  с  приема  на прием с личной
рекомендацией. Наталья посмотрела одного, другого, затем взбунтовалась:
     -Нет,  подруга,  ты  мне  их  сюда за  руку  не води!  Мало  того,  что
регистратура старается, так еще  один канал направления открылся! Что мне за
них, поштучно платят?!  Да  провались они все, с их потницами и посыпушками!
Что ты мне их оптом поставляешь?..- и Ирина Сергеевна перестала пользоваться
ее услугами, а Наталье только этого и надо было...
     Иван Александрович  смутно  догадывался о том, что произошло  на  самом
деле и  что пробегало теперь  перед мысленным  взором  добродетельной  Ирины
Сергеевны.
     -Не  стала  смотреть?.. С  этой  Натальей  надо  делать  что-то...  Как
считаете, Иван Герасимыч?
     -Что я могу?- проворчал старик.- Я уже ни с кем ничего сделать не могу.
В Александровке-то к кому едете?
     -К  председателю поселкома  тамошнему. На  новоселье. Хочет заодно  всю
родню свою показать:  нет ли в  ком скрытого недуга.  Вдруг, говорит, внутри
что-то  прячется  - надо  вовремя  меры  принять:  нам всем долго жить надо.
Большие планы у человека.
     -Софрон, что  ль?-  недослушав про частности, спросил старик.- Прохвост
редкий... Бери с  него,  Ирина, по высшей категории. Чтоб стольник с каждого
рыла взяла... Или рыльца у вас? В пушку которые?..
     Ирина Сергеевна покачала головою:
     -Типун  вам на  язык, Иван Герасимыч. Слова какие-то  находите... Вы  ж
знаете, я денег не беру и брать не умею.
     -А что их, по-особенному берут как-то? Как все прочее. Обеими руками...
     Анна Романовна тут  особым образом  потупилась: как  бы ушла  на  миг в
монашки, а Иван Александрович усмехнулся:
     -Никто вас ни  в  чем не подозревает. Вам  по  штату не положено...-  и
пояснил недоумевающему Ивану Герасимычу:- У меня в молодости главная врачиха
была, толковейшая женщина, я второй такой не встречал - у нее теория была на
этот  счет. Хирургам  дают  коньяк,  урологам  и прочим  важным специалистам
деньги, терапевтам,- тут он покосился на  заслушавшуюся его Анну Романовну,-
просроченные  конфеты  из  старых запасов  и  еще  что-то  -  что не  помню.
Педиатров в ее схеме  не было: поликлиника была взрослая, а теперь вижу, что
детским врачам  перепадает,- пирожки с пылу с жару...- Он шутил, конечно, но
веселье его  было незаразительное.- Софрон -  прохвост, это  так.  Но  не он
один. И куда от них денешься? На другую планету не улетишь.
     -Так точно,- откликнулся Иван Герасимыч: неизвестно, кого и  что имея в
виду, и Пирогов не стал вникать в ненужные ему подробности.
     -Так когда заехать за вами, Ирина Сергевна?
     -Как соберетесь. Я рано встаю.
     -Договорились...-   и  походя  бросил  Анне  Романовне:-  Вы  и  своему
передайте. Втроем отправимся. Поездка вполне официальная...  И ему перепадет
что-нибудь...- неопределенно,  но  веско пообещал  он  и ушел,  оставив Анну
Романовну  в замешательстве:  с  одной стороны,  у нее  были  иные  виды  на
выходной,  с другой - в воображении замаячили новые  цифры, еще не известные
ей и потому особенно привлекательные...
     -И  он  внакладе  не останется?..-  ни к  кому отдельно  не  обращаясь,
довольно бесцеремонно предположил хирург, но Анна Романовна ничего на это не
сказала:  по  своему  обыкновению или, лучше  сказать, предопределению, да и
Ирина Сергеевна пропустила его слова мимо ушей:  была уже  занята  мыслями о
предстоящей поездке...
     Даже  самые малые путешествия приводят нас иногда к большим переменам в
жизни, толкуют старые сонники.


11

     Они  вызвали ее  с улицы протяжным гудком,  она накрутила на себя шаль,
влезла в шубу и  в валенки, выскочила наружу. Стоял ясный морозный солнечный
день. Повсюду лежал нетронутый,  слепящий  снег, которого за ночь подсыпало.
Дома  укутались с головы до  ног в  белое, их крыши  располнели и  разбухли,
свисающие с них  толстые завитки и пологи  едва не  соединились  с наземными
сугробами, столь же пухлыми, как они, и рыхлыми.
     -Люблю женщин, одетых со вкусом!..-  Иван  Лукьянов оскалился в озорной
улыбке, увидев застраховавшуюся от холодов Ирину Сергеевну.
     -На матрешку, наверно,  похожа?-  Она не  без труда нагнулась, влезла в
машину.-  Шаль  хоть  разверну:  душно...- и начала  разматываться.-  Далеко
ехать?
     -С  вами хоть на край света!-  и Лукьянов  рванул больничную  "Волгу" с
места в карьер: он и обычно-то водил ее  на сельский манер, как какой-нибудь
джигит или наездник, а с такой пассажиркой решил еще и пофорсить - взболтать
и растрясти ее на заднем сиденье.
     -Не  гони,- сказал Пирогов.- Успеешь. Тут он - край света: далеко ехать
не надо.- Он оглянулся  и тоже остался доволен экипировкой Ирины Сергеевны.-
Поесть успели?
     -Вы имеете  в  виду, взяла  ли что с  собой?- Она успела  расстаться  с
цветастым  платком  и  расстегнуть  шубу.-  Взяла.  Вдруг  на  новоселье  не
накормят.
     -А это почему?
     -Скажут, не так больных посмотрела.
     -Так там не больные будут, а здоровые.
     -Все равно. Я женщина мнительная, Иван Александрович.
     Лукьянов засмеялся.
     -И  правильно.  Здесь другим делать  нечего! Все только  и делают,  что
мнят. Или мнут: не знаю, как сказать правильно... Моя сегодня печь  пироги с
утра взялась. Я ее спрашиваю, что у тебя: репетиция перед Новым годом? А она
мне: на работе все уши прожужжали с пирожками Ирины Сергевны - будто сама их
печет!
     -Ревнует,- объяснил Пирогов.- Женщины к чему угодно приревновать могут.
Хоть к гудку паровозному: вызывает на свидание.
     -Не говорите... Моя нашла у меня два трамвайных билета из области - вот
тебе, говорит, и доказательство. Я ей: случайно лишний оторвал, а она:  мало
того что кого-то себе нашел, так еще и проезд ей оплачиваешь.
     -Про деньги не вспоминай лучше...- Пирогов обернулся, поглядел на Ирину
Сергеевну.- Ирина Сергевна сидит и думает, наверно: попала в компанию.
     -Почти так.- У Ирины Сергеевны и в самом  деле вертелось в голове нечто
подобное.- Мужской разговор завели - женщине в него вставиться не с чем.
     -Так о вас же все?- возразил Пирогов, но Иван, рыцарь в душе, поддержал
ее:
     -Она такой не будет. Ее самое ревновать начнут.
     -Смотри, ты не приревнуй.- Пирогов  допускал  такие, непонятные при его
уме, бестактности.- Не забыл, что нам сначала в Ивановку?
     -Кто сказал?- Иван прекрасно это помнил, но остался недоволен последним
замечанием: не любил начальственных фамильярностей.
     -Я же говорил вчера: она заехать просила?
     -Что  просила,  говорили,  а  что  ехать  -  нет...  Новое  начальство,
гляжу?..- и Лукьянов обернулся  вопросительно к  Ирине Сергеевне, убедился в
ее полной невиновности и объяснился:-  Туда дорога отвратительная.  Проселок
по полю  идет: летом его как на  ладони видно, да и то:  дождь если сильный,
так  развезет,  что  не  сразу  отыщешь, а зимой?.. Иной  раз  прямо по полю
чешешь,  по диагонали.  Но это - если снегу мало, а сегодня трудней будет...
Попробуем, однако. Дело какое?
     -Больные ждут.
     -Спасать нужно? Это  другой разговор...-  и Лукьянов,  удовлетворившись
услышанным и  увиденным, отвернул  от нее скуластое  лицо,  стал смотреть на
дорогу.- Скорая помощь всегда  меня  прельщала. Я  из-за  нее в  медицину  и
пошел. Включай сирену и жми на газ: жизнь человека в опасности!
     -Заодно и оправдание  лихачеству твоему,- объяснил,  как всегда на свой
лад, Иван Александрович, и Лукьянов не стал спорить:
     -Можно и  так сказать... Я  тогда  к  Ефремову зайду.  Говорят,  у него
порошок есть - давно хотел съездить.
     -Кто это Ефремов?- спросила Ирина Сергеевна.
     -Фельдшер ивановский,-  сказал Пирогов.- Чистюля каких свет не видывал.
У него изба самая опрятная  в  области.  Если  б  конкурс был, непременно бы
выиграл. Посмотришь.
     -Если пригласит,- сказал  Лукьянов.-  Впускает только  тех,  у кого шея
чистая. Это я не про вас, конечно!
     -Нас  позовет,-  успокоил   Пирогов   озадачившуюся  Ирину  Сергеевну.-
Начальство как-никак... А что за порошок?
     -Из Японии. Тараканов выводит.
     -Врет. Нет таких порошков. Его и японцам не выдумать.
     -Сам хвастался.
     -Если так,  то мы его реквизируем. Тараканы и нас одолели. По  родблоку
ползают.
     -Этого могли бы и не говорить!- не удержалась Ирина Сергеевна.
     -Ты рожать у нас хочешь?
     -После того, что вы сказали? Ни за что на свете!
     -Не зарекайся: начнется,  не до  тараканов будет.- Пирогов поглядел  на
нее с ироническим сочувствием.- Не знал, что ты такая впечатлительная.
     -А вы других женщин встречали?
     -Других?.. Да я их не знаю почти.
     -Врач   -  должны  знать.  Это,  Иван  Александрович,  пробел  в  вашем
образовании.
     -Может быть. Теперь не нагоню уже, наверно.
     -А надо бы.
     -Зачем?
     -Чтоб лучше их психику понимать.
     -Что я, психиатр тебе? Не заменяю их никогда. Боюсь напутать.
     -Надо в душу вникать. Для этого необязательно психиатром быть.
     -В нее  чем меньше вникаешь, тем лучше - спокойнее... Ты что-то всерьез
за меня  взялась. Не  зря Иван Герасимыч на тебя жалуется, ревизором зовет -
или как еще?
     -Цензором.
     -Видишь  -  все   помнишь.  Опасная  женщина...  Знаешь,  кого  ты  мне
напоминаешь?
     -Нет, конечно.
     -Мою первую главную врачиху. С той  тоже ни о чем говорить было нельзя:
непременно  срежет,  найдет,  что  тебе  сказать  неожиданного.  Обязательно
каверзу какую-нибудь влепит.
     -Хоть одну женщину  вы, Иван Александрыч, в жизни уважали. Или вы в нее
влюблены были?
     Пирогова этот вопрос застал врасплох, и он задумался.
     -Не знаю, что и сказать тебе. Подумать надо... Она в годах была. Такая,
примерно, разница, как у нас с тобой.
     -Но это, говорят, не помеха?- спросила  она - сразу поняла, что сказала
лишнее, но не в ее правилах было брать слова обратно.
     -Может  быть...- Он покосился на  нее.- Но это когда  мужчина старше...
Опять что-то не так?
     -Женщины и мужчины должны быть во всем равны, Иван Александрович.
     -Должны-то  должны,- с сомнением в голосе  протянул он,- да мало ли кто
кому что должен на этом свете... Будешь долго ждать, когда долги отдадут,- а
Лукьянов снова ее поддержал:
     -Правильно она говорит. Мужчина, женщина - разница  небольшая. С годами
все  равны делаются. Деньги считают с утра до вечера. Один только  в уме,  а
другая на бумажке: голове не доверяет  -  вот и  все различие. Погода  бы не
испортилась - вот что. Я смотрю, сверху сеяться начало...
     Действительно, пошел снег, но пока безобидный,  не внушающий  опасений:
искристый,  меленький  - какой сыплется с вершин  елей,  когда  его  сбивают
птицы, кормящиеся оставшимися с лета шишками.
     -К  кому  мы в Александровке едем?-  спросила Ирина Сергеевна Пирогова.
Дальний вояж смущал  ее предстоящей гульбой и празднествами, и она охотно бы
им пожертвовала - так  же, как  Пирогов - ивановской  поездкой, а Иван - ими
обеими.
     -К Софрону -  как его? Зубов,  что ли?- обратился Пирогов за справкой к
водителю,  который  знал  весь  район  пофамильно  и  тут  же  разрешил  его
сомнения.-  Был  председатель  колхоза,  теперь артель  сколачивает.  Видно,
семейную - раз профосмотр родичам устроил...
     Он чего-то недоговаривал, и Лукьянов пояснил:
     -Лесной  хозяин здешний.  Все к нему на  поклон идут  - за брусом и  за
досками. Тут нигде больше лесу не найдешь - у него только лесопилка.
     -Она ж государственная?
     -А что у нас не государственное? Все равно, налево идет.
     -В другом районе нельзя купить?
     -Можно  и  в  другом,  конечно,  но  там чужие, слупят  втрое.  Да  еще
некондиционный товар всучат. Лес - дело тонкое... Бегай потом за ними...
     Пирогов молча согласился со всеми перечисленными доводами.
     -Вот  и мне нужно четыре куба.  Дом строю,- поведал он Ирине Сергеевне,
которая одна в  Петровском  не знала этого.- Так-то он  кирпичный будет,  но
изнутри тесом хочу обшить.
     -Вы с ним  осторожнее, обмануть может,- предупредил,  в последний  раз,
Иван и в следующую минуту забил тревогу:- Все! Так я и думал! Метель в пути,
мать ее ети!..- Он остановил машину, перевел мотор на холостой ход, поглядел
значительно на обоих.- Приехали!..
     Взявшиеся  откуда-то  тучи  заволокли  небо  и  в  считанные  мгновения
превратили его в серый перевернутый  вверх дном  котел, из которого  повалил
крупный снег,  быстро залеплявший ветровое стекло, так  что оконные дворники
не  успевали  счистить хлопья. Они вышли  из машины.  Все кругом было единое
месиво,   предметы   утратили   определенность   и   четкость  положения   в
пространстве. Одинокий дом на большаке, у которого они  четверть  часа назад
остановились и свернули к Ивановке, стал не то плыть у них перед глазами, не
то  попеременно приближаться  и удаляться;  дорога под ногами  - и та начала
растекаться  по полю, и оно само  утратило былую недвижность, обрело  жизнь,
поползло, влекомое непрерывно усиливавшимся ветром.
     -Где мы хоть?- спросил Пирогов.
     -Не разберу!..  То есть  знаю, конечно: недалеко от большой  дороги, но
где в  точности, не скажу...  Хотя  езжу  здесь десять  лет.  Ни  столба, ни
дорожного  знака!  Раньше хоть столбы ставили - к чему  лошадь привязать!..-
Иван  шагнул, рухнул по колено, ступил в другом  направлении  - сначала было
твердо под ногами, но в следующий шаг он провалился снова.
     На Пирогова все это произвело впечатление.
     -В Александровку поворачивай. В Ивановку в следующий раз съездим.
     -А больные?- напомнила  Ирина Сергеевна, но Пирогов был уже не тем, что
прежде.
     -Больные везде есть - этого добра хватает. Гони в Александровку.
     -Поздно.- Лукьянов  дал обоим выговориться, прежде  чем  произнес  свой
приговор.- Я теперь ни туда, ни обратно дороги не различаю.
     -Вон же дом тот - туда и едем. По собственным следам.
     -Дом я вижу, а вот следы - не очень. Ветер. Снег - черт бы с ним...
     Действительно, ветер задувал все  сильнее и снег уже не столько валился
сверху,  сколько боком перемещался по земле, пересыпался с  места  на место,
мел по полю, будто поднятый с лежанки огромной метлой небесного хозяина.
     -Попробуем все-таки,- сказал Пирогов.- Не сидеть же...
     Они сели в машину, но она забуксовала на прежнем месте: будто, пока они
ходили, под ней подсыпалось снегу.
     -Лучше в таких  случаях  вообще не  останавливаться.- Лукьянов прибавил
газу - колеса врезались  в рыхлый снег и окончательно  в нем зависли.- Все,-
решил  он и  перевел мотор на  холостой  ход.- Не едем никуда,  ждем  у моря
погоды...- и устроился поудобнее, готовясь к длительному простою.
     Ирина Сергеевна поежилась.
     -Представляю себе, что здесь бывает, когда мотор глохнет.
     -Это вы себе и представить не можете!..- Иван глянул многозначительно.-
Сейчас что? Сидим в тепле, языки чешем. А глохнет если?!.
     Пирогова такие посиделки не устраивали.
     -Нет, Иван, ты что-то не то говоришь... Ирину Сергевну пугаешь или меня
разыгрываешь?.. Чего ждать? Когда дорога установится?
     Лукьянов помолчал, прежде чем ответить: он много чего в жизни не любил,
и в частности - лишних докладов начальству.
     -Кончится  метель,  пойду искать большак.  Он тут рядом -  километра не
будет. Но это  когда  уляжется все. Пока эта понизовка метет,  туда и пешком
идти нельзя - закрутит в два счета, запутает.
     Пирогов вынужден был согласиться:
     -Ладно. Давай тогда завтракать. Где, Ирина Сергевна, пирожки ваши?
     Ирина Сергеевна полезла за узелком.
     -Я уже как  та шинкарка,  которая  для постоянных посетителей фирменное
блюдо держит,- не преминула заметить она, но пирожки, конечно же, достала.
     Иван  Александрович  съел один,  другой, третий: видно, не знал счета в
подобных случаях.
     -Почему, Иван, ты сказал мне, чтоб я с ним осторожничал?
     -Деньги вперед не давайте. Не отдаст. Сам говорит: деньги - потом, а то
я как схвачу их, так рука потом разжаться не может.
     -Так и говорит?
     -Почти что.
     -Хороший человек... Но мы услугами расплачиваемся. Дело беспроигрышное.
     Лукьянов скорчил неопределенную мину:
     -Но  и не очень  выигрышное... Нет, Ирина  Сергевна,  никогда моя Нюрка
таких пирожков не напечет! И рядом вас нельзя ставить.
     -Не я их пекла.- Она устала повторять эту фразу.
     -Какая разница - вы, нет!- с досадой проговорил он.- Вы к этим пирогам,
Ирина  Сергевна, очень идете  и удачно  с  ними  гармонируете...  Ну что  ты
скажешь?..- вздохнул он, поглядев в молоко метели, заливавшее окна машины, в
окружающие их снежные сумерки...- И день ведь - самое начало. Что вечером-то
будет?..
     Их снял с якоря, выручил тракторист из Ивановки, едущий в Петровское за
водкой:  подтянул их  канатом  к своему следу, который тянулся  прямиком  до
Ивановки и которым можно было пользоваться без опаски - даже в эту метель он
был достаточно утрамбован полновесными тракторными гусеницами.
     -А обратно приеду  - еще надежней  будет,  с комфортом  назад поедете,-
подбодрил он их и затрясся, затарахтел за водкой дальше...
     -Никогда я их не любил,- проворчал Иван,- дороги уродуют, а сегодня как
ангела какого встретил...
     Машина легко взяла старт и как ни  в чем не бывало покатила по лапчатым
следам недавно проехавшего железного чудовища.
     -Смотри, едет!.. Чудеса, да  и только!..-  обрадовался Лукьянов, и они,
забывая  свои  недавние  несчастья,  устремились   в   Ивановку,  на  помощь
малолетним  пациентам, также  терпящим бедствие,  по уверениям  сердобольной
Ирины Сергеевны.


12

     Изба, куда  их привел  не  столько  адрес, сколько подсказка ивановских
жителей, потому что адресов здесь как бы  не существовало,-  была сумрачная,
подслеповатая,  низкая.  Это  была  не  изба,  а если так можно  выразиться,
вывернутый  наизнанку  погреб. Собирался  он из  толстых, в широкую  ладонь,
полос  дерна: их нарезали острыми  лопатами, переворачивали  корнями кверху,
сушили в  течение  дня и  затем слагали из  них, как  из кирпичей,  стены. С
будущего  пола срезали  верхний слой, толкли под ним землю; над  возведенным
остовом  ставили  двухскатную, под  тупым углом, деревянную  крышу с редкими
стропилами, которую, за неимением другого кровельного материала,  крыли теми
же вековыми  степными  дернинами.  Это  были  времянки, но  для  многих  они
становились  постоянным  местом жительства.  Лукьянов заглянул  внутрь,  но,
удовлетворив минутное любопытство,  от дальнейшего осмотра отказался:  он не
любил  зрелища  грязи и  нищеты -  был из тех,  кто,  повстречавшись  с ними
однажды,  на  всю жизнь сохраняют к ним устойчивую  неприязнь, словно они не
перестают напоминать им их собственные былые невзгоды...
     -Пойду  по  делам, что ли...- У  него  и на  Луне -  высадись он  там с
десантом -  тоже бы нашлись  собственные дела,  требующие  его  немедленного
присутствия...
     -Что  такую грязь развел?- с  брезгливостью  спросил  Пирогов  хозяина,
встретившего их на пороге дома и имевшего вид задумчивый и рассеянный, будто
он  занят   был  в   эту   минуту  решением  задач  из   разряда  вечных   и
трансцендентальных.  В любой деревне  есть такие невостребованные, ничем  не
занятые философы: они охотно принимают участие в любом разговоре и первые на
него откликаются.
     -Разве это грязь?- встрепенулся и живо отозвался этот.- Грязи настоящей
не видели...
     Иван Александрович недовер