ое... Его б  на  двоих
хватило...  Надо будет простыни  из  машины вытащить: неизвестно,  с  кем он
лежал, на матрасе этом... Куда он делся, жених этот?..
     Жених  в эту  минуту вел трудные  переговоры  с представителем  речного
флота. Вернулся  он обескураженный, с неутешительными известиями: -Ничего не
выходит.  -Как  это?- Наталья никак этого не  ожидала.-  Вы ж  договорились?
-Назад   слово   взял.  -Что   вдруг?   -Не   знаю.  Мы,   говорит,  так  не
договаривались... Не надо  было втроем  приезжать,- и глянул  выразительно.-
Приехали б вдвоем, все путем было б... Вечно ты мудришь. Им же тут бог знает
что мерещится.  Наталья не  любила  оставаться  в дурах. -Ты  ему заплатил?-
недоверчиво спросила она. -Платить в конце месяца решили. -Надо было задаток
дать. -На  задаток  деньги нужны,- склочно  возразил он.-  А у  меня их  нет
сейчас. -И у меня с собой нет... У тебя есть, Ирина Сергевна?.. -Нет - вы же
не предупредили... Не сказали ни того, ни другого, ни третьего.- Она отчасти
уже оправилась  от  их необычной прямоты  и откровенности. -Надо  было самой
догадаться... Это я не про  деньги...  Пойди поговори с  ним: пусть  хоть на
сегодня пустит. Не возвращаться  же... Спирту пообещай-  так и  быть, пришлю
при  оказии... Валентин снова пошел к речнику, посекретничал с ним, вернулся
довольный. -Пустит, но  на час всего.  Потом  у него катер  в последний рейс
уходит:  надо  не то честь отдать, не то  швартовы  бросить... -Долго  же он
будет спирт  мой ждать  - после  всего этого...  Любовники заперлись в доме,
перетащив в него на глазах моряка матрас и простыни,- он ушел прочь несолоно
хлебавши  и в  самом  скверном настроении. Ирина  Сергеевна  отправилась  на
прогулку вдоль  реки,  пытаясь  сосредоточиться  на ее красотах,  обрывистых
берегах  и  темной воде под корягами,  но это ей  решительно  не  удавалось:
голова была  пуста,  мысли  непоследовательны,  и она, чтобы скинуть  с себя
тягостное  бремя,  огляделась,  удостоверилась  в  одиночестве,   решительно
разделась и  бросилась в воду: она любила ее, как все деревенские барышни...
Холодная  вода (поэтому  они  так  бесновались  и  гоготали  в ней)  приятно
остудила ее, принесла  облегчение,  вернула  способность здраво мыслить. Она
погуляла некоторое время, на этот раз в полной мере оценила красоту пейзажа,
и,  когда вернулась  к пристани, те  двое уже сидели  на бугре  и  разводили
костер:  на пристани  не было  электричества, и  подогреть чай  -  и то было
негде. Валентин, охладевший к  ним  обеим, помалкивал и искал хворост  - его
здесь было мало и приходилось собирать по крохам... У Натальи Ефремовны было
то безмятежное и нетребовательное выражение лица,  которое у молодой женщины
безусловно  свидетельствует о недавней  телесной близости: обычно  резкое  и
характерное, оно как бы расправилось, смягчилось, смазалось,  обрело покой и
миролюбие...  -Зря  ты  с  нами  не  пошла.  Он  двужильный,  выдержал  бы,-
повторилась она, потому что его выносливость сильно занимала ее  в последнее
время. -Я не сомневалась в этом. -А что тогда?  -Жених все-таки: святое,- не
то  пошутила,  не  то всерьез  сказала Ирина Сергеевна, а Наталья приняла ее
слова за  чистую  монету,  оторопела.  -Какой  жених?!  Разве женихи  такими
бывают?!.  -  Она назвала Валентина неприличным,  но  емким словом,  которое
Ирина  Сергеевна  благополучно  проглотила.-  Это ж  так, для  отвода  глаз,
говорится!..  Ну, подруга,  удивила  ты  меня!.. И  теперь не  хочешь? -Нет.
-Почему?  -Не  знаю,-  уклонилась  от  ответа Ирина  Сергеевна.- Брезгливая,
наверно. Наталья неправильно поняла ее: -Заразиться боишься? Так я  с того и
начала, что проверила его по всем статьям! Что-что,  а это  у  нас просто...
Правда,  полгода  прошло - можно повторить  будет:  хорошо, что напомнила...
Сделаем, и валяй  тогда. Иначе тут от скуки  с ума сойдешь -  хоть какая, но
разрядка. И моряк  вон на попятную пошел: на спирт соблазнился. За спирт тут
что хочешь сделают. -Тебе-то это зачем?- полюбопытствовала Ирина Сергеевна.-
Мое участие? -Для тебя стараюсь,- соврала или посочувствовала ей Наталья, но
затем опять передумала:- Не хочешь и  не надо. Может, оно и  к лучшему. Пока
скандал не вышел. -Бывало уже? -Еще бы.  Как без скандалов проживешь?.. Ну и
что там?- обратилась  она к Валентину, который, идя назад  с сухими ветками,
вновь замешкался около смотрителя, вернувшегося в ожидании катера.- Снова не
так? -Как угадала?-  спросил он, сваливая горку хвороста.- Говорит: вы  меня
на хорошую мысль  навели - я ее дачнику сдам. Просил уже кто-то. -Врет. Кому
такая дача нужна? -Врет  не врет -  это уже без разницы. Я  к нему больше не
поеду. Где бутерброды ваши? -А ты свои не взял? -Это по вашей части. По моей
-  все прочее... Они поели,  сели  в  машину, молча доехали до  Петровского,
высадили  Ирину  Сергеевну  около дома (уже не  задумываясь  над  тем, какое
впечатление  произведет это  на соседей) и без лишних церемоний простились с
нею. Наталья Ефремовна с тех пор больше не обращалась к ней с подобного рода
просьбами  и  приглашениями  и если не  дичилась ее, но заметно сторонилась:
научилась обходиться без ее помощи и содействия. Ирина Сергеевна взяла в тот
день  учебник, попыталась  дочитать главу про гнойный плеврит, но ничего  из
этого  не вышло:  душа не лежала к чтению, мысли  мешались  и  выбивались из
привычного  русла,  как  волосы из-под косынки. И заснула  она  в ту ночь  с
трудом и  беспокойством: тоже была не  железная - но до нее, к несчастью, не
сразу все доходило. 9 Дружбы с Натальей Ефремовной не вышло. Ближе всех - во
всяком случае,  поначалу - была ей хозяйка Татьяна; жизнь  под  одной крышей
соединяет  людей -  когда  не  рассоривает  их  окончательно.  Татьяна  была
улыбчивая и разговорчивая особа,  ловко  справлявшаяся с хозяйством и  легко
переносящая тяготы сомнительного вдовства и  его неопределенность. У нее был
постоянный  друг,  о котором Ирина  Сергеевна  знала  только понаслышке.  Он
являлся  тенью в  темное  время  суток,  дальше двора  не шел,  но  всплывал
бестелесным  призраком  под  окнами  и деликатно  покашливал:  ждал  Татьяну
инкогнито. Та, принарядившись, уходила с ним, они растворялись в ночной тьме
Петровского, которое бездонной пучиной  своей  могло  поглотить в этот час и
население  большого  города: на окраине  здесь  были  молодежные  танцы  под
гармошку, и  они  принимали  в  них  участие  на  правах старших  товарищей.
Ночевать, насколько понимала Ирина  Сергеевна, они приходили в сарай, откуда
по ночам  слышалось нечто невнятное. Татьяна скрывала эту связь, несмотря на
ее постоянство и  почти узаконенность в глазах соседей: имела на то причины,
а Ирина Сергеевна  ее ни  о чем,  естественно, не спрашивала. С наступлением
холодов  хозяйка  вынуждена была открыться:  ей надо было  перейти на зимние
квартиры. Ей было неловко, когда она в первый раз попросила Ирину Сергеевну.
-У  меня  тут  дружок есть,- стеснительно улыбаясь,  сказала  она, исходя из
предположения, что Ирине Сергеевне ничего о нем не известно.- Позвала бы его
сегодня...  Холодно!-   прибавила  она  со  смешком:  в   свое  извинение  и
оправдание. -Моего разрешения спрашиваешь? -Да нет!- и снова засмеялась,  не
зная,  как  выйти  из щекотливого положения.-  Я  бы  к вам  Кольку  на ночь
отправила  - возьмете?.. Я б и  квартплату  тогда скостила... -А это зачем?-
Ирина  Сергеевна,  за  неимением  личной  жизни,  приняла  живое  участие  в
хозяйкиной.- Все равно,  не я, а райздравотдел платит. Приму, конечно. Мы же
с  ним  в  хороших  отношениях...  Когда  приведешь?  -Как   спать  класть,-
улыбнулась  та  с  облегчением.-  Скажу,  доктор  велел:  хочет  ночью  тебя
послушать, как ты  себя чувствуешь. Вы ж  его  вылечили...-  Коля был худой,
тонкий  в  кости,  не  в мать  боязливый и мечтательный мальчик  десяти лет,
которого  Татьяна называла за глаза то  отцовским сыном, то безотцовщиной. У
него  была  аллергия  на  сладкое,  высыпавшая  по  коже  зудящими  красными
пятнами,- Ирина Сергеевна помогла ему, и он проникся к ней тем беззаветным и
немым чувством благодарности, на которое способны лишь дети и то не всякие.-
Опять  я  у  вас в долгу. -Надо помогать товарищу. -Ему, что  ль?- удивилась
Татьяна. -Вам - зачем  ему?  -А я уж подумала!..- засмеялась та.- Ходит пять
лет ко мне. Знакомы со школы. Он  только младше был меня -  на два класса...
-Младше - это надолго.  Потом  еще моложе будет...- Ирина Сергеевна поневоле
играла с ней  не соответствующую ее летам роль  старшей советчицы:  началось
это  с  ребенка и  перешло  на  Татьяну.- Жениться не  хочет?  -Так я  вроде
замужем?-  стеснительно возразила та, потом разоткровенничалась:- Зачем?.. И
так хорошо. Толку больше не будет, а  любви прибавляется... Я уже через  все
это прошла: мне под венец лишний раз ходить не хочется. -Кто он? -Электрик с
молокозавода...  Мать,  правда, пилит  его.  Когда,  мол, внуки будут?  -Вам
тридцать? -Около  того. А что это вы меня на "вы" называете? -Вы же меня так
зовете.  -Я другое дело, у  меня язык не поворачивается... Вам двадцать семь
всего?  У  вас  все  впереди.  Молодая  совсем.  И  интересная!..-  и  снова
засмеялась - чему сама  не зная.-  Да!..- не то вспомнила она, не то ушла от
прежнего  разговора.-  Тут  вам  соседи  меду  принесли  -  бочонок   целый!
-Сколько?!- Ирина Сергеевна никак не могла привыкнуть к местным подношениям.
-Ну  не  бочонок,- уступила та,- поменьше:  кадочка килограмма  на два. -Кто
это? -Селиверстовы. Вы у  них  внука смотрели. -И  пяти  минут  на  него  не
потратила.  -Какая  разница - пять, десять?  Чем скорей,  тем  лучше.  Важно
диагноз поставить - вы  его и поставили.  Его уже и соперировали. -Грыжу  не
увидеть?- все еще сомневалась она. -А мы откуда знаем, легко это или трудно?
Ваше дело - лечить, наше - раскошеливаться. -Не  возьму. -Значит, в прихожей
останется - замерзнет. Сегодня около  нуля будет...- Метеосводки производили
на Татьяну  сильное впечатление, и Ирина Сергеевна позже, зимой уже,  поняла
почему:  морозы здесь  были  трескучие.- Они ж  все  в прихожей  оставляют -
дальше идти  стесняются... Берите!  Нашли из-за чего  голову ломать. Кто это
считает?  Когда  о ребенке  речь идет?..  Моему  тоже вон помогли  - меньше,
гляжу, чешется. А то все скребся, как шелудивый. -Неправильно кормили.  -Так
это я теперь знаю, а кто б  раньше сказал... Да и  вы, чтоб  выяснить, целый
час со мной разговаривали!..- с запозданием оценила она, посчитав, что врачи
ведут счет на  часы и  на минуты  своей практики.-  Кругом у  вас в долгу...
Берете мед, значит? Ирина Сергеевна вынужденно уступила: -Пусть явятся тогда
после операции,- но теперь  не согласилась  уже Татьяна:  -Надо будет - сами
придут. А  то подумают -  напрашиваемся...-  Посредничая между ней и  своими
ближними и дальними соседями, она быстро вникла в тайны врачебного этикета.-
Оставляем, значит?  -Оставьте...  Половину  себе  возьмите. -А мне за что?..
Ладно.  Выгодная,  гляжу,  у меня жилица. -Коле осторожней его давайте. -Я о
нем и не подумала... Геннадия буду угощать: говорят, помогает... А вы совсем
мужчинами  не  увлекаетесь?   -Осторожничаю.  -Так  и   надо.  Оно  -  самое
надежное...  Буду знать  теперь, что отвечать. А  то  народ  уже спрашивает,
интересуется...-  и снова  блудливо засмеялась, не  зная, как  выпутаться из
очередного тупика, в который сама же себя загнала, а у Ирины Сергеевны после
этого разговора  остался досадный  осадок на душе: не  то из-за нескромности
Татьяны,  не то из-за  собственных  нравоучений,  показавшихся ей в этот раз
постными.


10


     Как-то в амбулаторию зашел Иван Александрович. Дело было под Новый год.
Стояли  сильные  морозы, больные  отсиживались  дома, приема не  было, врачи
коротали время в комнате для чайных церемоний.  Иван Герасимыч курил и читал
потрепанный детектив, Ирина  Сергеевна  полистывала учебник,  Анна Романовна
производила на клочке  бумаги  сложные  расчеты,  шевеля  при этом  губами и
затверживая цифры расходов и поступлений. Дома у нее была для этого тетрадь,
заполняемая  ею  к ночи,  когда кончались дневные траты  и когда легче  было
прижать к  стене Ивана, обычно не расположенного давать отчеты такого рода,-
здесь же были пока черновые наброски и прикидки.
     Пирогов:  видно,  с дальней  дороги  -  ввалился в прихожую,  обдал  ее
клубами  пара  с улицы, принялся ссыпать  снег с шапки, с длинного,  до пят,
тулупа.
     -Час времени уже,-  возгласил он, заглядывая к  врачам,- а чаю, небось,
не пили?..
     Пили,  нет, неважно -  это  была  просьба: хотя и  завуалированная,  но
подлежащая   исполнению,   и   женщины   поспешили  заняться   делом.   Иван
Александрович вошел в комнату,  оглядел  сотрудников,  удостовериваясь в  их
добром здравии и настроении.
     -Все спокойно, гляжу?
     -Больных  нет,-  озаботился  вслух  хирург,  хотя  это занимало  его  в
последнюю очередь, но и Иван Александрович отнесся к этому беспечно:
     -Ничего, потом нагоните. В этом году план перевыполнили. Что читаете?
     -Да тут...- Иван Герасимыч показал с досадой обложку.- У пациента взял.
Как наш шпион целую дивизию немцев вокруг носа обвел. Чушь собачья.
     -Читаете, однако?
     -А куда денешься? Сказано было: лучше телефонный справочник читать, чем
совсем без книг остаться. Забудешь, как буквы выглядят.
     Иван  Александрович перевел взгляд  на Анну  Романовну,  которая  в это
время стояла и медлила со свертком в руках: будто в нем была взрывчатка.
     -Анна Романовна не забыла еще? Читает что-нибудь?
     -Про буквы не знаю - она по цифрам больше  специалист. - От зорких глаз
хирурга не ускользнуло, чем занималась на досуге Анна Романовна.
     -Концы с концами сводит?- спросил главный, и, странное дело: Лукьянова,
не обратившая внимания на ядовитый намек  Ивана  Герасимыча, здесь, несмотря
на  видимую поддержку Ивана Александровича, насторожилась, напустила на себя
спасительного  туману  и  остановилась  среди  начатого  дела:   перед  этим
осторожно и нехотя, но стала-таки разворачивать пакет с принесенными из дома
бутербродами  -  прежде не то жадничала,  не  то  боялась  обнародовать  его
содержимое.
     -Как дома дела? Я слышал, дочка в школу пошла?
     Анну  Романовну и  это не смягчило - она померцала черными глазищами  и
разразилась меланхолической тирадой, на которые была большой мастер:
     -Пошла, но отказывается дальше ходить. Пусть, говорит, Катька Сидорова:
соседка наша  -  на работу  ходит, а я,  говорит,  уже устала... Работой она
детский сад, ясли, школу  - все вместе называет. У соседей жена не работает,
с детьми дома сидит,- не прямо, но косвенно пожаловалась она, и черные глаза
ее  блеснули  старой неизбывной обидой - искренней  или искусно разыгранной,
это у Анны Романовны понять было невозможно.
     -Женщине,   конечно,   лучше  дома   сидеть,   пока  дети   маленькие,-
посочувствовал ей главный: подчинился ее черноокому гипнозу - затем взглянул
на  дело  шире,  начальственнее:-  Любите  вы,  однако,  работу  свою...-  и
удивился:- Семга?..
     Он  имел в виду бутерброды  с красной  рыбой, которые Анна Романовна, с
явными проволочками  и  тайными сомнениями, тенями пробегавшими по ее  лицу,
выпростала наконец  из  подмокшего  жиром бумажного  свертка и явила на свет
божий.
     -Кета. Иван вчера в области купил,- объяснила она тоном попроще.
     -Когда успел? Я ж с ним ездил?
     -Когда  по  делам  ходили...  Вы  где  только не были:  в  облздраве, у
пожарников.
     -И  он  вам  все  это  рассказывает?-  снова  удивился Пирогов,  глянул
иронически, но не стал ждать ответа: и так все сказала - оставил ее в покое,
обратился к  другой подчиненной:- А Ирина Сергевна как? Я  ее совсем из виду
потерял.  С тех пор, как она трех засранцев выявила. Они мне и сегодня это в
строку поставили.
     -Сняли же диагноз?- сказал Иван Герасимыч.
     -А это значения не  имеет: уже прошло где-то как дизентерия. И вообще у
них на такие вещи память долгая. Давно ее не слышал - никак поговорить с ней
не удается...
     На  самом  деле не после этой  истории,  а  после другой, вскоре за ней
последовавшей,  с Раисой Петровной, между ними установился некий  молчаливый
сговор, побуждавший обоих ко взаимной сдержанности, так что ни он лишний раз
к ней  не обращался, ни она не спешила к нему с докладами, хотя порой в этом
нуждалась.  Теперь  он решил, что  пауза затянулась, и  обратился  к  ней  в
открытую, на публике, считая оба инцидента исчерпанными.
     -А что Ирина Сергевна у вас ест? Скажи  мне,  как говорили древние, что
ты ешь, и я тебе скажу, кто ты...
     Ирина  Сергеевна  в  это  время  вынимала из  своих  заначек подношения
посетительниц и сама не знала, что они  содержат. Мужчины остались  довольны
лотереей.
     -Пирожки,-  констатировал  Пирогов.-  Теперь  я  знаю,  куда завтракать
ходить. Вы-то сухариками пробавляетесь?- посочувствовал он хирургу.
     -Бутерброды  с  сыром.  Жена  не  может  ничего  интереснее  придумать:
воображение  по  утрам  начисто  отсутствует.  И  сыр  какой-то  ерундовский
покупает - как творог обезжиренный!..- Между тем и у него блеснули глаза при
виде богатств, рассыпанных  по столу щедрой рукой  Ирины Сергеевны.- Взятки,
между прочим... С чем они?
     -Не знаю,- простодушно сказала она.- Попробуйте.
     Иван  Герасимыч  надкусил  один  из пирожков,  состроил  разочарованную
физиономию:
     -С  луком!..  Кто ж  с луком  пироги  печет?!  От  него  вечером изжога
будет!.. Ты смотри, что берешь!
     -Сказали, ничего другого под рукой не было.
     -А у них и не будет! Хотят, чтоб все само  собой под рукой оказывалось!
Завтра  с  гвоздями  принесут,  а  ты  возьмешь! Тебе  ж все равно,  лишь бы
всучили!..
     Он допек-таки Ирину Сергеевну:
     -У вас,  Иван Герасимыч, извините, не язык,  а помело.  Сами не знаете,
что метет!
     -А кто такому испытанию  старых  людей  подвергает?  Думал,  пироги как
пироги. Других нет?
     -Поищите  в той  куче:  там с грибами могут  быть. Иван  Александрович,
угощайтесь.
     -И  правда  -   с  грибами,-  признал,  попробовав,  старик.-  Домашней
заготовки...  Это  уже лучше...  И  как  ты  в  них  ориентируешься?  Все  ж
одинаковые?
     -Запек разный у разных мамаш.
     -Понятно?- спросил Иван Герасимыч у Ивана Александровича.- Запек  у них
разный!  В  жизни бы  не додумался...-  и пожаловался:-  Учит  меня.  Цензор
какой-то. Дома жена за каждым словом следит, здесь эта...
     -Значит,  судьба ваша  такая. А  если  судьба,  то  надолго...-  не  то
пожалел,  не  то  отбрил его  Пирогов и,  посчитав, что приличия  соблюдены,
обратился  к тому,  из-за чего и  пришел в амбулаторию:- Ирина  Сергевна что
завтра делает?
     -Суббота? Дежурство хотите дать?
     -Не совсем. Не  заняты  ничем?-  с легкой досадой  повторил  он вопрос:
Пирогов,  когда  ему  что-то  было  нужно,  спешил  и  торопил  события.-  В
Александровке один просит  его  родню  проверить: мальчишек и девчонок хочет
привезти - своего рода осмотр профилактический. И взрослых тоже - этими-то я
займусь... Не  люблю  детей  смотреть,-  оправдался он  перед  теми  двумя.-
Взрослых, пожалуйста - в каком угодно качестве и количестве...
     -И хирурга?- Старик знал за ним это хвастовство: заменять специалистов,
ушедших в отпуск, но относился к нему скептически.
     -А  почему  нет?  Что  в  вас особенного? Не оперировать же -  смотреть
только... Вы вообще свою  уникальность  преувеличиваете...- Это был жестокий
удар по  профессиональному чувству Ивана Герасимыча, но он  не стал спорить:
счел ниже своего достоинства.- А  вот детей - увольте! Что-то останавливает,
не  дает их  касаться...  Мистика какая-то!..  Ну так что,  Ирина Сергевна?-
нетерпеливо повторил он, так что просьба прозвучала почти как приказание.
     -Раз вы просите, Иван  Александрович...-  Ирина Сергеевна была не прочь
съездить в дальнюю Александровку, где еще