е сделала. Прежде она с деньгами не связывалась
- тут же черт дернул ее перейти на товарно-денежные отношения.
     -Так прямо и сказал?-  Она осеклась,  но в следующую минуту предприняла
попытку оправдаться:- Так это ж  ты не за  это деньги брал. А за то,  что на
рыбалку  с  ним  ходил  осенью.  Червяков  ему  копал,   целый  день  с  ним
проваландался...
     Действительно,  был  такой случай,  но только  Татьяне  могло  прийти в
голову связать оба события воедино.
     -Он, пожалуй, заплатит,- проворчал Геннадий.- Тот еще гусь.
     -А мне откуда знать? Деньги - они деньги и есть, на них не написано, за
что  они.- Он  смолчал,  не  стал спорить.- Ничего. Разберемся как-нибудь...
Пригласим  обоих.  Раз  это ее  гроши были.  Как считаешь?..-  Геннадию была
безразлична судьба денег  (все равно не ему они доставались), но возможность
провести вечер с Ириной Сергеевной пришлась ему по душе, и он, покобенившись
из приличия,  согласился.- Мужской день скоро? Вот и  пригласим. С  ним тоже
полезно знакомство завести. Раз он такой  влиятельный... Кажется, между ними
есть что-то...
     Геннадий уверился в подозрениях, мелькнувших и у него тоже.
     -С чего ты взяла?- спросил он с неожиданной грубостью.
     -Думаю так. Не зря он с самого начала тут вертелся... А тебе что?
     -Да ничего!..- и ушел явно не в духе. Татьяна не знала, что и подумать,
но  потом  решила, что  дело  в деньгах:  в  последнее время  она  все  чаще
склонялась к этому мнению...
     Операция  прошла успешно.  Была удалена  рыбья  кость, застрявшая возле
аппендикса, проткнувшая кишку и вызвавшая местное и  затем  общее воспаление
брюшины.  Послеоперационный   период   протекал,   однако,   с  осложнениями
нравственного порядка...
     Примерно  через  неделю   после  их   общего  визита  к  больному  Иван
Александрович зашел  к  ней  в  амбулаторию.  Они  не  виделись  с тех  пор,
последнее их  любовное  свидание было  месяцем раньше  - все это время Ирина
Сергеевна не заговаривала о  новой  встрече, и Иван Александрович не заводил
об этом разговора, следуя золотому  правилу,  согласно которому лучше ждать,
чем добиваться и упрашивать.
     -Слушай, возьми  ты этого мальчишку  к себе. Он в клинике не уживается.
Там ничего делать не  надо  - положить только. Можно было б домой отпустить,
но этот чудак и слышать ничего не хочет, пока швы не снимут. Пуганая ворона,
говорят... Возьмешь?
     -Надолго?-  Она обрадовалась  его  приходу:  соскучилась по  нему  - но
выдержала нужный тон и надлежащую осмотрительность.
     -Дня на три на четыре, но у него счет на часы идет.  Лупят его там, что
ли? Отец  говорит,  несовпадение характеров.  У меня,  говорит, то же  самое
было... У тебя палаты свободной нет?
     -Если мой кабинет только.
     -Можешь на три дня уступить?
     -Могу, конечно. Что для главного врача не сделаешь?
     -Ну и сделай. А то он трубку оборвал: и домой звонит, и в больницу.
     -С работы?
     -Из дому! Ему после этого телефон поставили.
     -Вот молодец какой. Как это у него получается?
     -Написал,  что  чуть сына  не потерял  из-за  этого. И  копию контракта
выслал.
     -Написал все-таки... А у меня вот телефона нет.
     -А мы с тобой такого договора не заключали... Зачем  он тебе? Чтоб дома
доставали? Сама не знаешь, чего просишь... Как ты живешь вообще? Не виделись
столько.
     -Каждый день в больнице встречаемся.
     -В больнице!.. Что у тебя нового?
     -Ничего особенного... Хозяйка вот  к  себе в гости зовет. Нас обоих. На
мужской день.
     -Двадцать третье?.. Что так?
     Она усмехнулась.
     -Деньги  у  инженера взяла  и не знала, что  они  за  мой визит. Теперь
рассчитаться хочет.
     -И ты этому веришь? Чтоб она у этого олуха деньги взяла и не знала,  за
что они?
     Она постаралась выгородить Татьяну:
     -Не сама, а через Геннадия.
     -Это  амбал, что у него в доме был?..  Тоже на  простака  не похож... С
ними, Ирина, ухо востро держать надо...
     Она посмотрела ему в глаза - впервые за долгое время.
     -Какая  тебе  разница? Я  с  тобой  хочу  посидеть.  Могу  я  себе  это
позволить?.. Больше ведь негде... Придешь или нет?
     У него сжалось сердце, и он почувствовал себя в одно время и мерзавцем,
и глубоко несчастным человеком.
     -Приду,  конечно.  За  тобой куда  хочешь  приползу и приеду,- и у  нее
отлегло от  сердца и  в душе взыграло.-  Я ведь  с  ума по тебе схожу. Читаю
истории твои, вижу твой почерк и дурею от него - разглядываю, как мальчишка,
твои записи... Не веришь?
     -Почему не верю?- сказала она.- У самой то же самое. Только у тебя хоть
дневники  есть, а у  меня одни только подписи -  гадаю  по ним  о характере.
Вместо строчки только точки - как  в песне поется...- Он стремительно встал,
чтоб выйти.- Ты куда?
     -Боюсь, накинусь на тебя сейчас, а сюда люди войдут, застукают... Когда
это будет?
     -Двадцать третье? Послезавтра.
     -Два  дня подожду,-  и  на этом  они  расстались:  оба  в  нетерпеливом
ожидании...
     А  с  сыном  инженера  (если  снова  забежать  вперед)   все  кончилось
благополучно. Она разместила его  в  ординаторской,  он  устроился со  всеми
удобствами и повел  себя хозяином: регулярно  проветривал помещение,  каждое
утро звал санитарку подмести под кроватью  и, когда Ирина Сергеевна заходила
к  нему взять книгу или что-нибудь  из  ящиков, ревниво следил за тем, чтобы
она  не  меняла  положения  вещей,  аккуратно  разложенных  на  столе  и  на
подоконнике:
     -Расческу не трогайте, пусть там  будет,  Ирина  Сергевна... И  детскую
энциклопедию тоже.
     -Почему?
     -Она  там лежит  хорошо.  Дотянуться  можно...- но ей казалось,  что он
ведет себя как молодая хозяйка, вытесняющая старую из кухни и зорко следящая
за  тем,  чтоб  та   не  вмешивалась  в  заведенный  ею  порядок:  она  даже
переодеваться здесь перестала  -  после того, как он  сказал, что для  этого
должна быть отдельная комната...
     -А пепельница зачем?-  На  столе,  на второй или третий  день после его
вселения, появилась огромная пепельница - из массивного письменного прибора,
какие дарят на юбилеи большим и малым начальникам.- Ты куришь разве?
     -Я не  курю, это вредно, но ко мне ребята из отделения приходят - я для
них приготовил: иначе мусорят очень.
     -Больше тебя не обижают?
     -Теперь нет.  Теперь у  меня комната своя, отдельная,  они это  уважают
очень. Вообще уважают  тех,  у кого  есть  что-нибудь: машина, например, или
отдельная квартира.
     -Это  ты правильно  говоришь,  Кирюша.- Она  сама  была не прочь  стать
хозяйкой собственного жилья с отдельным входом и, того лучше - выходом.
     -Не зовите меня Кирюшей, Ирина Сергевна. Меня Кириллом звать.
     -И по отчеству?
     -Можно и по отчеству, но это уже необязательно...
     Отец выписал его из этой идиллии на пятый день после снятия швов - и то
под нажимом Ивана Александровича, которому Ирина Сергеевна нажаловалась, что
ее  выжили  из ординаторской  и комната насквозь прокурена.  Игорь  Иванович
явился в больницу с букетом роз, пламенеющих, как у Блока, красными факелами
на белом снегу.
     -Откуда это?!
     -Из области. Прямо с самолета... Вы же денег не берете.
     -Вы меня  еще в роман с этим  вставьте...  Какие  розы! Сроду таких  не
дарили!..- Она была растрогана: инженер оказался с подходом и с понятием.
     -Надо марку держать. Хоть и  живем в  этом  Петровском. Так ведь, Ирина
Сергевна?
     -Стараемся. Не знаю, что из этого получается.
     -Все получится! У вас для этого есть все основания...
     Он  излучал неловкое и неумелое довольство жизнью, и это было тем более
странно, что она привыкла видеть его лицо перекошенным совсем  иными и прямо
противоположными  чувствами:  радостная  улыбка  его  словно не  знала,  как
пробиться  на  поверхность,  и  вырывалась  наружу  самым  необычным и  даже
противоестественным образом...
     -Довольны, что выписываетесь?
     -Это  - и  еще,  что он с ребятами поладил... Много ли человеку надо?..
Спасибо за отдельную палату, Ирина Сергевна. Век этого не забуду!
     -Пустяки  какие. Говорить не о чем...-  а сама подумала: мне б  кто дал
такую...

25

     Двадцать третье февраля, или, как его называют, Мужской  день, или День
защитников Родины, хоть и занял место в череде наших праздников и нашел свой
угол в народной душе, но  отмечается  без того  всеобщего  подъема, с  каким
чествуют, например,  Первое мая или  Международный день  Восьмое марта: это,
говоря ученым языком, праздник-факультатив -  хочешь, гуляй, не хочешь, сиди
дома. Ивану Александровичу поэтому ничего не стоило улизнуть в этот вечер от
Галины  Михайловны: она подарила ему утром две пары теплых носков, и на этом
семейное  торжество  и  кончилось - для  нее, во всяком случае, потому что в
доме  Татьяны  к  приему   ее  мужа  готовились  сразу  трое:   хозяйка,  ее
квартиросъемщица  и обоюдоласковый Геннадий,  бывший у  них на подхвате и на
посылках.
     Татьяна разделывала селедку.
     -Он и смотреть на нее не станет, а я стараюсь... Ест он ее?
     -Не знаю. Мы в больнице не обедаем.- Ирина  Сергеевна  нарезала тонкими
ажурными кольцами дорогую  копченую  колбасу, купленную для  этого случая  в
области. Она была в выходном платье и пребывала в праздничном настроении и в
трепетном ожидании.- Перехватим что-нибудь - и то хлеб.
     -А я  думала, знаешь...-  намекнула  Татьяна,  желая хоть таким образом
получить от нее подтверждение своим догадкам.
     -Не мешай Ирине Сергевне!- распорядился Геннадий  с неожиданной заботой
в голосе.- Не видишь, колбасу режет?
     Татьяна оторопела:
     -И что с того?
     -Нож острый. Я наточил.
     -И что дальше?.. Колбасу не так скромсает?
     -Пальцы поранит. А они ей в работе нужны.
     -А кому они не нужны?..-  и Татьяна поглядела на него подозрительно и с
невольной досадой.- Опекает  тебя, смотрю. Пойди мусор  лучше вынеси. И не в
ведро:  чтоб селедкой  не  воняло.  Выбрось  куда  подальше.  К соседу лучше
всего... Уставился  на  тебя во  все глаза,- сказала она, когда  он  вышел.-
Опасная,  гляжу,  женщина...-  Она  уже и на "ты"  с  ней  перешла, но Ирина
Сергеевна была только рада этому.- Не знаешь, значит, чем твой друг без тебя
питается?
     -Нет,-  отперлась Ирина  Сергеевна, но затем призналась: не было смысла
скрывать то, что должно было открыться вскоре.- Не этим с ним заняты.
     Татьяна удовлетворенно кивнула:
     -Поначалу  так. А потом -  чего только делать  не приходится.  И волком
завоешь, и пташкой запоешь.
     -А Коля где?- Ирине  Сергеевне не хотелось  продолжать разговор  в этом
духе.
     -Соскучилась?..  В  другой комнате сидит.  Не  люблю  звать его,  когда
Геннадий дома.
     -Не ладят?
     -Почему?  Что им делить? Ни к чему просто... Так. Селедку я  разделала,
дальше что?  Сыром займусь. Хлопотное это  дело  - важных персон приглашать.
Весь стол заставить надо - чтоб скатерти не видно было...
     Геннадий в ее отсутствие тоже пускался в откровенности:
     -У  вас,  Ирина Сергевна,  благородство во  всей  фигуре светится. Я  в
женщинах больше всего благородство уважаю и представительность...
     Что-то  в  его  голосе заставляло предполагать, что Татьяне недоставало
либо  одного,  либо другого, или  того и другого вместе, но он  красноречиво
умалчивал об этом.
     -Не выдумывай. Все  женщины одинаковы...- Он мотнул головой, готовясь с
горячностью опровергнуть это - она его опередила:- Коля один, ничего?
     -А что ему сделается? Мы ему пожрать принесем, голодный не останется...
Ирина Сергевна, а вы  мотоцикл  любите?..- и прилип к ней ищущим, преданным,
собачим взглядом.
     -Не ездила никогда. С вами только.
     -Надо  будет  научить вас.  Потом с него  не слезете.  Я на  своем и на
работу  езжу  и  на  рыбалку. И  в  туалет,  простите за  грубое слово...- и
заискивающе улыбнулся, робко с ней заигрывая.-  Он у  нас далеко  -  можно и
прокатиться. Особенно когда подпирает.
     -Где это тебя подпирает?- спросила,  с  сомнением  в  голосе,  Татьяна,
сумевшая неслышно подойти  к ним и стать в двери незамеченной. Он  нисколько
не потерялся.
     -Говорю, мотоцикл надо Ирине Сергевне освоить. Будет по району  ездить.
Ей пойдет.
     -А мне нет? Может, меня сначала выучишь?
     -А ты и на велосипеде не умеешь.
     -Это  верно.  Никак  не  могу  понять,  как эта штука  на  двух колесах
держится. И как самолет с неба не падает - тоже непонятно.
     -Ну вот. А вы на велосипеде ездите, Ирина Сергевна?
     -Езжу.
     -Я так и думал.
     -А это почему?- не отставала ревнивая Татьяна.
     -По тому, как она на мотоцикле сзади сидела.
     -Все с мотоциклом этим. Не  может забыть никак. Капусты принесла.  Надо
было с утра вытащить - теперь сразу не разморозится.
     -И так сойдет. Закус хороший... Может, откроем?..- В Геннадии замолк на
время ухажер и заговорил любитель спиртного.
     -Подождешь.
     -Чего ждать?
     -Гость  придет - тогда  и  откроем.  Хуже нет, как пить  врозь. Человек
придет - еще трезвый, а мы уже поддатые. Никакого взаимопонимания...- и хотя
Геннадий  был иного мнения, но  спорить  с  женщинами, воевать с ними  из-за
слов, было не в его правилах.
     -Было б  кого  ждать,-  сказал он только.- Был  бы  он человек  -  как,
например,  Ирина Сергевна, а то...-  и не договорил: будто  вспомнил  данный
некогда обет молчания.
     -А он что?.. Ты говори, говори, да не заговаривайся...- но  Геннадий не
думал ни говорить, ни заговариваться, а только глянул с насмешкой, и Татьяна
снова не поняла причины его недовольства...
     Иван Александрович разделся в  прихожей,  вошел  в комнату и огляделся,
излучая  довольство жизнью. Он вырвался из  дома  к любимой женщине и  был в
лучшем настроении.
     -На улице хорошо: весной запахло. Были сегодня?
     -Откуда?- отвечала за всех Татьяна.- С утра режем, метем да стряпаем...
-  Она  сразу  признала  в  нем  того,  кого  в  народе  называют  котом,  и
почувствовала  себя  с  ним  легко  и  привычно:  она  хорошо ладила  с этой
разновидностью  мужчин - неверных, но доступных  в обращении.- И где  это вы
весну учуяли?
     Пирогов тоже пригляделся к ней: и ему нравились разбитные женщины.
     -Да подтаяло,  как в  марте, самую  малость, и сыростью  запахло.  Хотя
февраль еще.
     -Завтра опять подморозит.
     -Подморозит  -  не  беда...- Он  обвел  взглядом  знатока  выставленное
угощение,  оборотился к  Ирине  Сергеевне:-  Вон  сколько  всего.  Я понимаю
теперь, почему ты от анютинской посылки отказалась. У самой стол ломится...
     В его отношении к Ирине Сергеевне не было той беспечной легкости, какую
он  уже  успел найти с Татьяной,  было больше любовной уважительности,  но в
ней-то и  высвечивается истинное  желание,  и  Татьяна,  тонко  улавливавшая
оттенки чувств, позавидовала Ирине Сергеевне  и даже приревновала его к ней,
хотя у нее не было для этого, конечно же, никакого основания.
     -Это  она  у  анютинского  председателя   была,-  распространился  Иван
Александрович, вышучивая свою подругу,- целый  выводок у него пересмотрела и
ничего  не  взяла  за это. Ей ящик  целый нанесли, а  она его  чужой старухе
уступила.
     -Меня там не было,- сказала Татьяна.- А что в посылке было?
     -Да то же, что везде. Масло, сало, куры. Что  дарят  у нас?  Кто-то ему
принес, а он передал дальше. Так, наверно, и ходит до сих пор по кругу.
     -Но кто-то ест все-таки?
     -Начальники. Те никому ничего не отдают.
     -Вот мы и  будем сегодня начальниками.  Давайте садиться  лучше. А то и
самогон согреется и колбаса  заветреет... А из вас двоих кто  начальник?  На
работе  один: из  больницы вышли - другая?..- Она  снова оглядела  их  -  со
смешанным  чувством  зависти  и  насмешки.  Они  составляли вдвоем  занятную
парочку.  Иван Александрович был мягок, округл,  непринужден и  обходителен,
Ирина   Сергеевна,  напротив,   с   его  приходом  повела   себя   с  чинной
благопристойностью,  но   за  тем  и  за   другим,  за  оживленностью  и  за
сдержанностью, в равной мере угадывались сила  и напор физического влечения.
Оно смущало и будоражило Татьяну, и она  обернулась  к Геннадию:  в  поисках
опоры  и поддержки.- Где он, начальник  мой?..  Что-то я  его совсем из виду
потеряла...
     Геннадий  при  появлении  Ивана  Александровича демонстративно уселся в
стороне,  в  единственном  в комнате кресле,  и поглядывал оттуда  на гостя,
ничем  себя не выдавая и не  обнаруживая. Иван  Александрович  умудрился  не
поздороваться с  ним отдельно,  и он  был на  него  за это в претензии, хотя
напрасно  расценил   как  личный   выпад:   это  было  в   привычках   Ивана
Александровича. Потом,  это был только повод,  а  не причина - на самом деле
именно то, что так будоражило и приятно волновало Татьяну, его раздражало  и
выводило из равновесия.
     -Что молчишь, в разговоре не участвуешь?..
     Геннадий  в ответ только  встал  и начал  открывать бутылку. Тут  и  до
Пирогова дошло, что пора наконец обратить на него внимание.
     -Мы с ним уже у того инженера виделись. Вы же на заводе работаете?..
     Иван  Александрович  был, как говорят, в своем репертуаре. Для  всякого
так называемого  простого человека нет ничего несноснее, чем подобное начало
разговора. Геннадий и до того был не  расположен к нему - теперь же говорить
ему с Иваном Александровичем стало решительно не о чем.  Его хватило лишь на
то,  чтоб  ответить на дежурный  вопрос -  с  преувеличенным старанием,  как
делает это у доски школьник:
     -На заводе.
     -И как вам там?
     -Да обыкновенно,-  отвечал тот  с вызовом  в голосе.-  Что  внутри, что
снаружи -одинаково...
     Татьяна пришла ему на помощь: решила, что Геннадий плохо объяснился:
     -Он  в  цехах  и   на  территории  работает.  Электрик  у  меня...-   и
пригляделась к своему другу, уже готовому  к  ссоре.- Опять губы  надул? Что
это  с тобой сегодня?..  Не так сказали что?.. Вы его по шерстке гладьте: не
любит, когда поперек, любит,  чтоб  внимание уделяли.  У Ирины Сергевны  это
хорошо получается - тает от нее прямо...
     -Правда?-  удивился Иван  Александрович и оглянулся на Ирину Сергеевну:
будто в первый раз увидел.
     -Ну! Она  же с  детьми работает -  ко всем подход  знает. Что дети, что
мужчины -никакой разницы.
     -Я об этом как-то не думал,- сказал Пирогов.
     -А вы и не догадаетесь. Женская работа тонкая. Нет такого мужика,  чтоб
его баба не  объехала.- Ирина Сергеевна покачала тут головой, но в  разговор
не  вмешивалась.-  Я вот  живу с  ней  полгода и никак в толк  ее не возьму.
Одинаковая  всегда  и домой ходит, как  на  работу...- Она уколола, кажется,
Ирину  Сергеевну, но та этого не заметила.- А про вас говорят, вы  по району
много мотаетесь?
     -Вызовы делаю.
     -Правда?!- Она поняла его превратно.- У вас, наверно, в  каждой деревне
приют есть, где остановиться можно? Ночь провести?!- и  засмеялась,  обнажая
золотой зуб - главную свою примету и украшение.
     -Фельдшерские  пункты?- Пирогов сам не раз о них думал.-  Там фельдшера
сидят, место стерегут.
     -Не пускают?..- Она потянула рот в игривой и порочной улыбке.- И как из
положения выходите?
     -Да так и  выходим. То здесь, то  там  урвем...- и поглядел  с любовной
шутливостью на Ирину Сергеевну, которой эта откровенность показалась лишней:
она предпочитала отмалчиваться, схожая в этом с Геннадием...
     Татьяна не унималась:
     -По  углам ютитесь,  на часы  смотрите? Это  неинтересно! Как школьники
какие-нибудь! Это пока во вкус войдешь, настроишься...
     -А что делать? Может, вот Ирине Сергевне квартиру  дадут -  тогда легче
будет.
     -Ты для меня или для себя стараешься?- спросила она.
     -Для обоих,-  спокойно возразил он, а Татьяна, как водится,  подумала о
себе:
     -Съедет  от  меня?  А  я уже к ней  привыкла. Частной  практикой с  ней
занимаемся.
     -Слышал уже,- сказал Пирогов. Татьяна поняла н