о больше, чем
старые  знакомые. Правда, в последнее время любопытства в  нем из-за плохого
самочувствия  поубавилось: болела спина и  беспокоила  необычная  слабость и
разбитость. Он обошелся бы  поэтому и без Алексея Григорьевича, но когда тот
явился  в амбулаторию,  представился и спросил, не нужна ли  помощь в приеме
больных, натура старика взяла свое - он как бы очнулся, приободрился и вылез
из  скорлупы, в  которую  его  загнало затянувшееся  недомогание. У него  на
приеме  был  давний его знакомец Степан, который корчился от  боли в  плече,
неестественно  выгнутом  и вывернутом. Иван Герасимыч знал, что у  него:  он
тысячу  раз  это видел -  но  испытывал  то  мешкотное  и  почти  безвольное
состояние, какое бывает у старых или  очень больных людей, когда  они хорошо
понимают, что  от них  требуется,  но  чтоб  приступить к  делу, не  хватает
душевных  сил и внутреннего подъема: их надо собирать по частям и по крохам,
а на это уходит время. -Что это, знаешь?- спросил он  Алексея. Тот подскочил
к Степану. -Вывих! А я не  вправлял никогда!..- и лицо его выразило при этом
воодушевление.  Иван  Герасимыч глянул  поверх очков на больного,  затем  на
разгоряченного  доктора.  -Конечно  вывих.  Что ж не  учили  вас  ему? Самое
расхожее дело.  А еще в кружок ходил.  -У нас это редко. -У вас писчий спазм
больше?  Показать, как  это  делается? -Показать  конечно!  Обезболим только
новокаином! -Новокаином?..- Иван Герасимыч поглядел на пациента, подававшего
выразительнейшие  сигналы о помощи.- С новокаином  каждый сможет.  Надо хоть
раз  так сделать:  вдруг  в поле случится. А оно так  обычно  и бывает.  Это
Степан - я еще его отцу грыжу делал... Дашься? Степан разжал зубы. -Давай!..
Быстрей только!  Сил терпеть  нету!.. -Терпи...- и Иван Герасимыч  взялся за
его  плечо и локоть.- Смотри, Алеша. Одной рукой берешь здесь,  другой тут и
вот  так делаешь...-  Он показал  движение, не  делая его.-  Давай!  Сильней
только!..  Что  он  тебе, барышня?!.  Алексей  приложил  усилие  -  раздался
характерный щелк, и рука стала на место: на удивление всем и в первую голову
- целителю. Степан  охнул и начал  немедля растирать больную  руку здоровой.
Ирина Сергеевна,  вошедшая  в эту  минуту  в  кабинет  и  ставшая  невольной
свидетельницей вправления,  неуютно  поежилась:  она  не  была  хирургом  по
призванию.  -Молодец,-  скупо  похвалил  старик.-  Хватка  у  тебя  есть,  а
остальное  приложится. В нашем деле  надо силу в руках  иметь  - без  нее  и
соваться нечего.  А я  думал,  не  сделаешь,-  прибавил  он:  не  то,  чтобы
польстить молодому врачу, не то, напротив  - чтоб  не зазнавался.- Как  тебя
угораздило?- спросил он Степана. -Конбайн смазывал.  Неудобно  сделали -  не
подзалезешь. -Болит?.. Пойдем, я тебе спирту дам. Тоже вот - обезболивает...
Они скрылись  в смежном чуланчике, где хирург хранил  свой  неприкосновенный
запас, не подлежащий стороннему учету  и ревизии. -Не люблю я  этого.- Ирина
Сергеевна  еще находилась под впечатлением недавней  сцены.- Как это  у  вас
получается? -Привычка нужна,- снебрежничал практикант,  затем поправился:- У
меня ее еще мало, но здесь, думаю, набью себе руку. С утра два гнойника было
и рожистое воспаление - жаль, меня не было...- Он полистал лежавшие на столе
карточки так, словно это  были бог весть какие документы, и Ирина Сергеевна,
отличавшаяся иной раз внушаемостью и легковерием,  посмотрела на них так же:
будто  ее собственные  амбулаторные  карты  не шли  ни в  какое сравнение  с
хирургическими.- Надо было гнойник вскрыть: не делал этого  никогда. Сложное
дело - гнойная хирургия: жизни  не  хватит, чтоб ее  изучить, но что-то надо
знать каждому. Говорят, сюда после уборки  надо приезжать: пьянка начинается
и с ней -  травматическая эпидемия. Можно было б  остаться на два месяца...-
Он взглянул  на Ирину  Сергеевну,  интригуя  ее  внезапно  родившимся в  нем
решением.- Надо подумать. -Подумайте,- согласилась она.- Тут для всех работы
хватит. -Это точно. Хирург - он и в лагере хирург, как мне один говорил. -Вы
и такую возможность допускаете? -А почему  нет? С моими-то наклонностями?..-
и оглядел  ее в упор, без стеснения.- Вы, Ирина Сергевна и  впрямь роскошная
женщина. Даже в  белом халате. Глаз  не оторвешь... Иван Герасимыч вышел  из
чулана  с  повеселевшим  Степаном.  -Случай  разбираете?.. Полежи  сегодня,-
сказал он Степану.- А то как  бы тебе  другую  работу не пришлось искать - с
этими  комбайнами  неудобными...-  Степан,  уже настроившийся  на иной  лад,
отнесся  к  его  совету  с  обычной в этих местах  беспечностью,  но не стал
спорить  из уважения  к хирургу. Иван Герасимыч довел его до двери, запер ее
на  задвижку.- Чай будем пить?.. Что  скажешь,  Ирина?  Этот  до  ночи готов
пациентов  принимать, а  нам совесть надо знать.  Ставь  чайник...- и, резко
повернувшись, охнул:-  Опять!.. Черт!.. Как  ножом в бок  пырнули!..- Он еле
доковылял  до  стола, и  Ирина  Сергеевна, обеспокоенная, проследила  за его
неловким  передвижением.- Знакомы,  гляжу? -Виделись,- скупо сказала она,  а
молодой  доктор,  не   отличавшийся   ни   особенным   тактом,  ни  излишней
скромностью, разоткровенничался: -Хотели даже одно дело с ней провернуть, да
не  вышло  ничего...-  и  опережая  вопросы  старика, объяснил:- Попросил ее
похлопотать  за  меня  перед  главным, а  он от  ворот  поворот дал. Хоть  и
сказали, что  она  имеет  на  него  влияние.  Иван Герасимыч  тут  чуть-чуть
усмехнулся, а Ирина  Сергеевна  опешила,  но сердиться  не  стала:  в голосе
москвича было беспечное  подтрунивание, на которое она не обижалась. -Таисия
постаралась?- спросила она только. -Разведка  донесла, да ошиблась, видно. С
вашим главным каши не сваришь: выскакивает как намыленный... Ирина Сергеевна
пропустила  и  это мимо  ушей,  а  в лице  Ивана  Герасимыча  Алексей  нашел
благодарного слушателя: -Видишь, как он  быстро  во  всем разобрался? И трех
дней не прошло...- и поглядел  со  значением  на детскую докторшу.- А что на
санитарный факультет  пошел?-  спросил  он  еще.- Если хирургию любишь? -Там
конкурс  был  меньше, а после его окончания можно было  работать кем угодно.
Потом все переменили, хотя закон обратной силы не имеет.  -Он у нас  никакой
силы не  имеет.-  Старик  не  упускал  случая  для  нападок такого рода.- Ни
прямой, ни  обратной... Но хоть  поступил.  Вывих  вот  вправляешь.  А  то б
инженером был каким-нибудь - трубы чинил, а не кости. -С теми баллами, что я
получил, можно было и на лечебный попасть. С избытком даже. Я на все пятерки
сдал. Поднапрягся.  -Но  не  на  лечебном  же  сдавал?  Может, там  бы  пару
схлопотал?..-  Иван  Герасимыч  никому  не позволял  водить  себя  за  нос.-
Говоришь гладко слишком. Вслушиваться  надо, чтоб на крючок  не попасться...
Вот и знакомая твоя призадумалась...- Он насмешливо оглядел Ирину Сергеевну,
которая  витала в  эмпиреях,  поотстав от  их  разговора  и  как бы временно
отсутствуя.- Перед Москвой спасовала?..  Напугал  ее пятерками своими. Разве
можно  ими перед  женщинами  хвастать? -Это только  при  поступлении пятерки
были. Потом-то тройки с четверками. Я вообще лентяй порядочный, но хирургией
увлекся по-настоящему. -Слыхала? Полный вираж сделал...- и старик поглядел с
любопытством на новичка.- Ты всегда такими кругами говоришь? Не поймешь, где
начал  и где кончил?.. Так  бы и говорил  с самого начала, что лентяй. Зачем
людей пугать?  Ирина Сергевна вон  отойти никак не  может... Ирина Сергеевна
что-то додумала, встряхнулась: -Я не из-за этого. -А из-за чего? -Думаю, что
за болезнь в Тарасовке. -Кто о чем, а немытый о  бане... И что там? Могла бы
и мне показать, между прочим. -Покажу. Я же  вам все непонятное показываю. -
Это  была  лесть, ни  на чем не основанная и потому  особенно приятная Ивану
Герасимычу.- Лихорадят  - некоторые уже с неделю, сильно потеют, и у всех во
рту язвы:  миллиметра  два-три, с белым венчиком.  Рентген  ничего не  дает,
анализы  тоже.  Я  одного  в  область  свезла,  но  его  из  приемного покоя
завернули: говорят, съел что-то лишнее. -А они  других болезней не  знают...
Не бруцеллез? Тут  бруцеллез: когда  я  работать  начинал, был и до  сих пор
вылечить не могут,- сказал  он Алексею. -А мне в облздраве не сказали. Могли
бы известить  эпидемиолога.  -Жди  -  будут  они тебе докладывать.  Не  он?-
спросил он  Ирину Сергеевну. -Не  похоже.  Я  думала  уже. Что-то  острое  и
одинаковое. А бруцеллез, говорят, всякий раз  разный. -Да  вроде того...  Не
знаю...- Иван  Герасимыч  наскоро перебрал  хранившийся  в  его памяти архив
местных инфекций и отступился.- Пусть у Пирогова голова болит.  Вон идет...-
В коридоре послышались знакомые, волевые, дробные шаги начальства.- Вроде не
ходил в  последнее  время.  Теперь  ты,  Алеша, его приваживаешь?..  -  и  в
следующую  минуту дверь на задвижке затряслась,  готовая вылететь  из петель
под  напором   бесцеремонного  Ивана   Александровича.  Пирогов   не  терпел
затворенных дверей - но не как клаустрофобы, боящиеся остаться взаперти и  в
одиночестве в замкнутом пространстве:  не любил, когда закрывались  на  ключ
другие. -Что случилось?!- поневоле  спросил хирург: вид у главного врача был
самый рассеянный и измученный, а ответ последовал и вовсе уж непредвиденный:
-Цыгане одолели!  Из  кабинета  выжили!..- и на  лице его отразились  тайные
мучения, сопоставимые по силе с  одной зубною болью. Иван Герасимыч ко всему
был приучен, но  здесь и он изумился: -Кто?!  -Цыгане... Из Китая идут: они,
оказывается, и  там  есть  - в Венгрию. Из огня  да в  полымя,  из  кулька в
рогожку. Вошли сразу  десять человек - лопочут все по-своему! Иван Герасимыч
глянул  озадаченно.  -А  что им  нужно-то? Мы  тут  сидим,  ничего не знаем.
-Товарища своего  забрать  хотят. У них не принято,  чтоб  цыган  в больнице
умирал,-  объяснил  он  Ирине   Сергеевне,  избегая   Алексея   взглядом,  а
относительно Ивана Герасимыча считая, видно, что он и без него это знает (он
не  умел  или  не любил говорить со всеми разом).- В  поле нужно умирать,  с
кибитками. Привезли ночью: у него аппендицит, оперировать надо, а и это тоже
нельзя - как судьбе угодно, так и будет. Из  операционной вытащили. Со стола
сняли, а я уже хирурга  вызвал из области. -Жаль,-  сказал  москвич.- Я  это
дело  и без  хирурга бы оформил.  -Хорошо бы,- согласился Пирогов.- А они  б
тебя за это в табор взяли  и до Москвы б с собой подбросили. -Что это вы его
так?-  заступился за москвича Иван Герасимыч.-  Он  только  осмотрелся  тут,
представление  о всех нас составил, а вы  его назад гоните? -Значит, есть за
что.  Раз говорю,- уклончиво сказал  Пирогов: поберег  разоблачения до более
удобного случая.- Выпишу цыгана: все  равно выкрадут... Вдвоем прием ведете?
-Вдвоем. Веселей вроде.- Иван Герасимыч перестал думать о кочующих  цыганах,
вернулся к более  оседлым заботам.- Много ль старику надо? Увидел возле себя
молодого, и воображение разгорелось: есть, думаю,  кому передать  рукомойник
этот,- и поглядел насмешливо на мраморный умывальник. -Так он еще не доктор?
-Через  год  будет  -  какая  разница?  Время  быстро   идет:  пройдет  свою
интернатуру... Столько лет ждали - можем еще год подождать.- Он посмотрел на
Алексея  так,  будто  речь  шла  о  решенном  деле,  и  молодой  человек  не
подтвердил, но и  не  опроверг  этой сделки. Пирогов усмехнулся:  -Для  него
место уже  в  Москве  есть.  Не  то  в  хирургической  клинике, не то в кафе
привокзальном. Алексей Григорьевич не обиделся: он словно был напрочь  лишен
этой  способности  -  и  заметил  примирительно: -Почему  или-или?  Можно  и
совмещать...  Иван Герасимыч решил, что оба неудачно шутят, и  оскорбился за
молодого: -Какое  кафе?! Что ты мелешь?!. Ты ж хирург прирожденный!  Сегодня
вон вывих сам  вправил! Приедешь сюда - за два года так насовершенствуешься,
что  всех своих  профессоров за пояс  заткнешь!  Они  ж  не  умеют ничего  -
профессора  эти! Взятки умеют брать и  совать их  кому  надо  да друг  друга
локтями  отпихивать, а  в  работе-то -  не очень!  Кишка тонка,  хоть  много
гонору!.. Поторопись только. А то меня, глядишь,  совсем скрючит.  Месяц как
плохо   себя  чувствую.  -Радикулит?-   полушутя-полусерьезно  спросил  Иван
Александрович.-  Рентген сделайте.  И щит себе  сколотите.  На жестком  надо
спать,- на что старик возразил с досадой: -Сделал уже! Собрали мужики: доски
в  сарае без дела  лежали...  Две  ночи вылежал и плюнул: все  то  же самое,
только  мук новых натерпелся.  Да досок вот лишился. Приезжай, Алеша. Видно,
самое время. -Я б приехал. Справка нужна. -Какая там справка? Приезжай, а мы
тебя  тут  определим:   своя  рука,  говорят  -  владыка.   Так  ведь,  Иван
Александрович? - впервые за много  лет  обратился он  к главному с вопросом,
таившим в себе замаскированную просьбу, и тот, надо сказать, оценил это:  не
отказал сразу, но  сделал это более уклончиво: -Там надо  разобраться, что к
чему... Зачем она  тебе,  справка  эта?-  помолчав,  нехотя  обратился  он к
практиканту.  Тот,  наученный  опытом,  не  стал  вдаваться  в  подробности.
-Говорил же? Что одно  и  то же жевать? Пирогов  прикинулся простаком.  -Да,
понимаешь, главные врачи - народ  такой: недоверчивый и непонятливый. Им все
разжевать и в рот положить  надо - иначе не доходит...  В  чем закавыка, так
сказать? Казус юридический? Москвич  не сразу расстался с последней тайной -
словно боялся,  что, вынесенная на людской  суд,  она лишится  большей части
своей  привлекательности. -Закон  есть.  По  нему, если  кто-то  в  каком-то
качестве  месяц отработал, то  может занимать эту должность  и впоследствии.
-Кто тебе  сказал?- не поверил  Пирогов.  -Знакомый в министерстве. Не  мой,
конечно, а отца. -Вот  пусть он и берет  тебя туда. Без всякой справки.  -Он
уходит оттуда. -В  этом все и дело.  Что-то я шестнадцать лет главным врачом
работаю, а  о  законе  этом  не  слышал. -Его редко применяют.  Когда помочь
только хотят. -Или помешать.- Пирогов был,  как водится, беспощаден.-  Тебя,
прежде чем на работу хирургом брать, надо минимум пять лет в хорошей клинике
учить. Чтоб ты  тут не напортачил. Не  так разве,  Иван Герасимыч?..  Если б
старик с ним  согласился, мир в их  отношениях  был бы  обеспечен  всерьез и
надолго, но он, конечно же,  не сделал этого: -Оно и так и  не так... Был бы
порядок в стране,  было б  так,  а  сейчас?.. Кто здесь после  меня работать
будет?.. И, потом, не так страшен черт, говорят, как его малюют. Народ у нас
терпеливый  - не обидится,  если не то  что-то  вырежешь.  Совсем-то вряд ли
зарежешь - пустяк  если какой,  какие-нибудь гланды лишние.  Гланды, кстати,
никогда  оперировать  не  берись:  на  тот  свет  можешь  отправить  -  дело
специальное...  Что  -  клиника?- обратился он к Пирогову.-  Это когда было?
Сейчас  же ими  там  никто  не занимается. Оперировать  не дают: чтоб лишней
конкуренции не  было  - я это не  знаю сколько  раз уже  слышал.  Здесь хоть
практика и работа живая... Обезболивать будет всех подряд. Новокаином шпарит
-  жалеет,  что  ли?  -Обезболивать  надо  прежде  всего  потому,-  объяснил
москвич,-  что  так   работать  проще.  -Вот  в   чем  дело...   На   кружке
рассказывали?.. Видите - он  и в теории  подкован.  Дайте ему справку эту...
Как считаешь,  Ирина? Пирогов  не стал дожидаться вступления  в  бой тяжелой
артиллерии,  упредил ее:  -Пусть  сначала  определится,  куда  ему  идти:  в
хирургию или в санитарию. Любит  слишком по кафе  ходить... Купаться пошел?-
спросил  он москвича: тот понял, что запахло жареным, встал и  повесил халат
на  вешалку.  -Пообедать  надо  сначала.  Хозяйка  к  обеду ждет.  -И  здесь
устроился? Как это у тебя выходит все? -Это и им сгодится. Я тушенки с собой
привез... Плохо готовит, правда. -Из тушенки не наготовишься... Ты  к Матвею
сходи.  Он кормит  хорошо. -Был  уже. Нельзя слишком часто.  -Этому  тоже  в
кружке учили?  -Нет, это уже из практики... В прошлом  году  целый год  одно
кафе пасли... Есть  туда  ходили,- пояснил он тем, кто его не понял.- Хозяин
зеленел  от злости, когда  приходили, а кормил все-таки. Потому как  боялся:
вдруг еще раз придем с  проверкой...  Пирогов внимательно посмотрел на него:
чтоб получше запомнить - такая откровенность была и ему внове. -Ну ты  здесь
на месяц всего,- произнес он вслух.- Матвей выдюжит... Зачем тебе хирургия?-
не выдержав, обратился он не столько к нему, сколько к докторам, сидевшим  в
амбулатории.-  Тебе  в  санитарии  самое  место.  -Это  для  души, а то  для
прокорма,- объяснил молодой человек.- Пообедаю - потом купаться  пойду...- и
отправился восвояси, метнув предварительно длинный,  с поволокой,  взгляд на
Ирину  Сергеевну. Пирогов удивился:  -За кого вы  просите?  Не видите, какой
гусь?  -Никакой  он  не  гусь,- проворчал  Иван  Герасимыч, хотя  откровения
Алексея Григорьевича  и  на  него  произвели известное впечатление.-  Так  -
гусенок  просто.  Что  из  него  слепят,  то и  будет...  Подумаешь,  Матвея
почистит: не обеднеет... А на приеме мог бы посидеть, а не так - слетать без
спроса.  Из-за  того, что хозяйка его ждет...-  но тут  уж  Ирина  Сергеевна
вступилась за москвича: -Это вы как мужчина рассуждаете, Иван Герасимыч. Что
может быть важнее обеда для хозяйки? Хирург глянул иронически:  -Ну тогда он
кругом чист. Как стеклышко...  -Проходимец он,- сказал  Иван Александрович.-
Не  буду: как возьмешься кого  ругать, так обязательно  обратного результата
добьешься  - все  жалеть  начинают, защищать от начальника. И  вообще не  до
него. -Случилось что?  Кроме  цыган ваших? -Конечно... Зараза в Тарасовке, с
этим кафе история... Он вон пошел  туда  и Матвея напугал  до  смерти.  Чтоб
напоили его...Шантажировал,  попросту говоря.  Тот ко мне вчера  пришел,  от
страху трясся... Он тоже трясся: не от страху, а от злости, но держал себя в
руках и, сообщая им эти новости, с одной стороны, преувеличивал их, с другой
-  не  договаривал  до  конца,  достигая  этим  особенного   воздействия  на
слушателей. Хирург, во всем любивший ясность, вынужден был спросить: -Ничего
не  понял!.. Что у Матвея  было? -Мясо одно  проходило...- Пирогов  не  стал
вдаваться в  подробности,  но  хирург,  зная обычную,  черную,  подоплеку  и
изнанку его  слов и  мыслей,  насторожился:  -Что  за мясо?..  Опять пустяки
какие-нибудь?..  -Не  совсем...-  Пирогов  поворотился  к  Ирине  Сергеевне,
выбирая теперь ее в прямые собеседницы.- Матвей, проходимец известный, купил
его у тарасовского  фельдшера, а у того сроду коровы не было.  Таська тоже -
не  нашла ничего  лучше как купить его и в больничный котел отправить: жалко
ей, видите ли, мяса стало...- Он произносил это степенно, почти бесстрастно,
но  в  глазах  его  замелькали гневные  искры.  -А  зачем  вы  нам  все  это
рассказываете?- спросил,  совсем  уже  невпопад,  Иван  Герасимыч,  который,
сколько ни жил рядом с начальством,  никак не мог вникнуть  в тайную глубину
его намерений,  слов и поступков. -Зачем рассказываю - этого я и сам  толком
не знаю,- признался Пирогов.- Надо же иной  раз поделиться... -Все  пустое,-
заочно  решил хирург.-  Вечно  вы,  Иван  Александрович, с  кормежкой страху
нагоняете.  И  отравления  всюду   ищете...  Пирогов  посмотрел  на  него  с
особенным, пристрастным, любопытством. -Легко живется вам,  Иван  Герасимыч.
Думать  ни о чем не  надо...- и хирург поперхнулся от  незаслуженной обиды и
нахохлился.-  В  Тарасовке  зараза  новая  -  какая, не известно,  там  мясо
покупают: чье, понять нельзя, не в сезон заколотое, едят его больные дети, а
вам все нипочем и горя мало...- Старик понял, что не прав, но из упрямства и
из-за  давних  счетов с Пироговым не признал  этого.- Вы  больных  в область
посылали?-  спросил  Иван  Александрович  у Ирины Сергеевны. -Одного. Других
родители  не отдают.  В район  еще  отпускают, а в  область  не допросишься.
Пирогов кивнул: это не было  для него новостью. -А Кабанцев так и не едет? Я
ведь сам ему звон