пошла, но раньше всех узнала, что
на  них произошло,-  Ирина Сергеевна припомнила, что она  была  накоротке  с
подругами  с административного этажа: они с ней на всякий случай заигрывали.
На второй или третий день после отражения мнимого атомного нападения Наталья
явилась  к  ней в кабинет, дождалась, когда из  него выйдет посетительница с
ребенком, и повела разговор на самых пронзительных и высоких нотах:
     -Ты в своем уме?! Немедленно порви с ним! Совсем с ума спрыгнула!..
     Ничего необычного в ее рассуждении не было: люди склонны  мыслить таким
образом,  когда  узнают  о  подобных  любовных  историях   (поскольку  и  во
внебрачных связях бывают свои мезальянсы), но в случае с Натальей Ефремовной
еще и казалось, что задели ее лично, перебежали ей дорогу:
     -Какая у вас разница в возрасте?! Двадцать пять или тридцать?!
     -Не знаю. Надо будет в отделе кадров справиться.
     -Совсем рехнулась!- повторила та:  как заклинание и  будто ее позвали к
Ирине Сергеевне в качестве психиатра.- О чем ты  мечтаешь?! Чтоб он от своей
черепахи  ушел, развелся  с  ней в его возрасте?!  Зачем  это  ему?  У  него
квартира трехкомнатная со всеми удобствами, а где с тобой жить прикажешь?! В
хибаре  этой, которую он  достроить  никак не может?  Да там  летом только и
можно  пару недель провести, клубникой  разжиться и на елки снизу поглядеть!
Зимой будешь со спущенными штанами на двор бегать?!
     -Тише  ты!- не выдержала  Ирина  Сергеевна:  та нарочно повышала голос,
чтоб ожидавшие приема мамаши с детьми услышали и  про спущенные штаны, и про
черепаху.- Откуда ты знаешь это все?- невольно вырвалось у нее.
     -Про дачу его?- презрительно переспросила та.- Да кто ж о ней не знает?
Он  же  всех ею  соблазняет... О чем  ты  думаешь вообще? Плывешь просто  по
течению?..- На это Ирина Сергеевна ничего уже не ответила - подошла только к
двери и плотней притиснула ее: чтоб не так слышно было.- Нет, кого бог хочет
наказать, того, правда,  лишает  разума! И спорить  с  тобой не буду! Это  ж
надо! Из всех возможных мужиков выбрала себе самого  неподходящего - и что с
этого получила?! Да ничего, одни помои и неприятности!
     -Тебе-то что?- не утерпела Ирина Сергеевна.
     -Тебя   жалко!-  немедленно   отозвалась   та.-  Надо  же   друг  друга
поддерживать! Ничего! Я тебя  еще  выручу!..-  и не  объясняя,  в  чем будет
заключаться ее выручка  и поддержка, сорвалась  с места и стремительно ушла,
отбивая возмущенную чечетку по дощатому полу поликлиники...
     Она до того разозлила и разгневала Ирину Сергеевну, что та, не  отдавая
себе  отчета  в своих  поступках,  но действуя в  прямом  противоречии с  ее
советами, подошла в тот же день к Ивану Александровичу:
     -Готовь флигель вечером.- Это было сказано ею  резко, почти  мрачно, но
он не стал вдаваться в оттенки ее настроения.
     -Опять передумала?
     -Ничего я не надумала. Может, вдвоем что решим...
     Они  снова  встретились  во   флигеле,  но  прежние   чувства   уже  не
восстанавливались: даже в минуты наибольшей близости Ирина Сергеевна ощущала
в  себе пустоту и отчужденность. Они  почти  не  разговаривали, и, уходя  из
флигеля  санотдела, она снова попросила  у  него  отсрочку,  необходимую для
того, чтоб разобраться в себе и  во всем прочем. На самом деле ей решительно
не хотелось теперь  продолжать отношения  с Иваном Александровичем:  маятник
страстей ушел в противоположную сторону...
     -Как знаешь...-  столь же  решительно отвечал он  и  оставил ее  одну -
разбираться в собственных заморочках...

24

     Мы  предполагаем, а  жизнь (бог здесь ни при  чем) располагает.  Беда в
том, что врачу не работать  в одиночку, а где  совместный труд, там и  общие
ошибки и заблуждения.
     У Татьянина друга Геннадия, работавшего электриком на молокозаводе, был
знакомый инженер: не прямой, но  косвенный его начальник, недавно приехавший
в Петровское; он очень неудачно,  по его мнению,  здесь устроился и был всем
на свете недоволен. У него заболел сын, и он, имея собственный  опыт общения
с врачами поликлиники, не захотел повторять его с ребенком, но стал наводить
справки, нет ли в этой  дыре какого-нибудь  доктора получше, кому можно было
бы заплатить и  потом быть уверенным, что сына обследуют как положено, а  не
посмотрят у  порога и  не назначат  кальций  с фитином, о которых  в больших
городах и думать  уже  забыли.  Геннадий сказал  ему про Ирину  Сергеевну, а
Татьяна договорилась, через него  же, об условиях осмотра и  взяла  задаток.
Ирина Сергеевна  об этой  стороне  дела  не  знала: ей  сказали только,  что
инженер просит посмотреть больного на дому, а в поликлинику идти не хочет.
     Он жил в другом конце  поселка, и Ирина  Сергеевна битый час добиралась
до него на попутках. Он ждал ее раньше: хоть и не выговорил за опоздание, но
всем своим  видом  показал, что  мог  бы  сделать это. Шестилетнего  сына он
задолго до того уложил в  постель, и тот, пребывая в вынужденном безделии, с
головой ушел в роль больного и  проникся  серьезностью  происходящего. Ирина
Сергеевна устала от езды на перекладных; ей, кроме того, сразу не понравился
отец, который словно снисходил  до  разговора с нею,- из-за  него она начала
относиться с  предубеждением и  к больному,  который не то  подражал  гонору
отца, не то получил его в прямое наследство. Он, казалось, тоже ни во что ее
не ставил, но по-своему: замер от преувеличенного страха, когда она  подсела
к нему, хватал за руки, когда пыталась  его ощупать,  таращил  глаза и ни на
один вопрос толком не ответил,  хотя производил впечатление неглупого и даже
смышленого - только неискреннего и с большими фантазиями.
     У него  были боли в правом нижнем углу живота: кололо, как признался он
в редкую минуту откровенности.
     -Давно болит?
     -Месяц! Будто иголкой сверлит...- и присочинил:- Мне в поликлинике укол
сделали -иголку оставили, и она теперь по телу  ходит...- видно, перенял  от
отца и недоверие к отечественному здравоохранению.
     -Месяц болеть не может.-  Она утратила последнее доверие  к пациенту, к
его  самодеятельному театру,  но,  слава богу, предложила  стационирование.-
Нет, наверно, ничего,- сказала она отцу,-  но зона аппендикулярная и  лучше,
от греха подальше, перестраховаться и лечь в больницу.
     Тут пришла очередь отца - ерничать и выламываться. Он поглядел на нее с
насмешкой и недоверием.
     -Зачем  же  ложиться, если нет ничего?..- Он будто не  слышал того, что
она только что ему сказала.- И что вы можете предложить в больнице вашей?
     Она призвала на помощь все свое благоразумие.
     -То же, что всем. Палату на шесть человек.
     -Чтоб он  заразу  какую-нибудь подхватил  и ваши огольцы,  вдобавок  ко
всему, его вздули?
     -Почему они должны его вздуть?- Она отличалась иной раз тугодумием.
     -Потому  что  у  него всегда этим  кончается...- Мальчишка  перестал на
минуту ломать комедию и трусливо прислушался к отцовским прогнозам.- У  меня
то же самое было, я его прекрасно понимаю...  Слышишь, Нина?..- обратился он
к жене,  будто  та  не  стояла рядом  и не слушала их  разговор.- Предлагают
ложиться, но я думаю, делать этого не надо.
     -А  вдруг?..-  Жена, бледная, худая, неприметная на вид,  была толковей
его  и,  несмотря  на  хрупкость,  тверже стояла  на этой  земле, но  не она
принимала  здесь  решения:  муж  хоть  и  отдавал ей  должное,  но  поступал
по-своему.
     -Зачем?.. Если нет ничего?-  повторил  он  с  издевкой полюбившуюся ему
фразу: ловя Ирину Сергеевну на слове. Она не  стала с ним спорить: осмотрела
еще раз злополучный живот, попробовала его пощупать, но мальчишка вцепился в
руку, будто  она  была вооружена скальпелем,  - еще раз предложила больницу,
получила новый отказ и молча пошла в прихожую одеваться.
     Игорь Иванович (так звали  инженера)  ждал,  когда она спросит о второй
части гонорара. Сам он не думал напоминать ей о нем: из  принципа,  согласно
которому каждый должен заботиться о своем  насущном хлебе, и потому еще, что
считал,  что  она не  очень  его  заслужила. Видя,  что  она  ни на  чем  не
настаивает, он смягчился, сбавил тон и даже решил полюбезничать:
     -И как вы работаете тут? В Петровском этом?
     -Так же,  как и везде,-  суховато отвечала она.- Какая  разница вообще,
где работать?
     -Как это?!- поразился и буквально заржал он.- Вы, наверно,  шутите?!. Я
до этого в областном центре работал: тоже не сахар, но по сравнению с этим?!
А я еще воевал там с начальством!
     -Из-за чего?- осведомилась она, хотя не слишком интересовалась этим.
     -Из-за всего! Я их  жалобами допек. Что-что, а писать я умею! С детства
балуюсь...  Сейчас  роман  пишу!-  похвастал  он,  и  в глазах  его  блеснул
незатухающий  огонь  графомана. Жена  при упоминании о романе  потупилась, а
сынишка призадумался.- Хотите, вас туда вставлю?
     -Нет уж, лучше не надо... Напечатают?
     -С  этим  у  нас  трудно.  Правды  не  любят,-  и широко открыл  дверь,
приглашая ее на выход...
     Она бы забыла  о его существовании - тем более что в самом деле решила,
что у ребенка нет ничего серьезного, но через неделю к  ней в комнату  вошла
встревоженная Татьяна:
     -Там инженер  рвет  и мечет! Грозит пасквиль  написать, всех  на чистую
воду  вывести...  Сын  его  плохой  совсем  -  Геннадий  сказал...  Он  тут,
позвать?..
     -Позовите, конечно. Что спрашивать?..
     -Стесняется.
     -Мы ж в Новый год виделись?
     -Это праздник. Тогда другое было...
     Она почти  забыла  предновогоднюю  толчею  в Татьянином  доме:  помнила
только,  что спешила  уйти к Ивану Герасимычу, а  ее не  выпускали. Особенно
старалась приглашенная пара: чуть ли не за руки ее хватала, обещала спрятать
ее шубу, а  под конец заявила, то ли в шутку, то ли всерьез, что пришла лишь
потому, что им обещана была Ирина Сергеевна и они хотели провести вечер в ее
обществе. Геннадий,  пустивший  эту утку,  сидел  в стороне, ни  во  что  не
вмешивался и только  шкодливо посмеивался: был  пьян к этому времени. Сейчас
он держался натянуто и церемонно: отнесся ко второму знакомству с чрезмерной
ответственностью (первое было не в счет, поскольку был сильно выпивши).
     -Что  там? - струхнула  она: в ней,  как  во всяком хорошем враче,  жил
постоянный страх ошибиться.
     -Живот разболелся. Не встает, что ль, совсем и языка лишился.
     -Ну  с  языком  вряд  ли,- не поверила  она,-  сочиняет,  -  но  тут же
засуетилась и заходила по комнате,  думая, что с собой взять  (у нее были на
дому  кой-какие  медикаменты),  и  собираясь  с  мыслями.-  Надо  туда   еще
добраться. Я в прошлый раз час ехала.
     -У меня мотоцикл: сзади место есть - сядете?
     -Через  все Петровское на  мотоцикле трястись?- усомнилась Татьяна,  но
выбора и у нее не было: она была причастна к  делу, и ей тоже отступать было
некуда...
     Ирина Сергеевна понеслась по заснеженному шоссе на двухколесном ревущем
аппарате.  От  страха  за  ребенка и  вызванной им рассеянности и еще  из-за
боязни упасть  на повороте или на  снежной  колдобине, она  плотно обхватила
сзади Геннадия  - сама того не замечая  и занятая иными мыслями: тем, что же
она пропустила в прошлый раз,  что дало сейчас  такую  зловещую картину, а в
том, что последняя имела место, она ни минуты не сомневалась, будто обладала
даром видеть на расстоянии. Она не  замечала, что сжимает Геннадия локтями и
коленями, а  он, чувствуя ее мягкое  и тесное соседство,  сначала отнесся  к
нему естественным образом: то есть из приличия жался и подвигался кпереди, а
потом, напротив, стал отсаживаться кзади; после поездки же встал с мотоцикла
иной, чем сел в  него: взволнованный, ошалевший и строящий относительно  нее
самые буйные, хотя и  безликие еще, планы. Всего  этого она  в  ту минуту не
ухватила и поняла только впоследствии,  подвергнув придирчивому критическому
досмотру  виденное накануне:  у  нее была такая  привычка  отличницы,  перед
сдачей экзамена как бы проглядывающей материал наново...
     Игорь  Иванович  был вне  себя  - и было  из-за  чего:  его можно  было
упрекнуть сейчас только в  том, что он, вместо того чтобы предаваться горю и
грусти,  шумит, как  прежде,  скандалит и  жалуется. Мальчик  был  в тяжелом
состоянии:  бледный,  со  впалыми щеками  и  с  напряженным  животом,  хотя,
конечно,  и с сохранением дара речи, - ему можно было  на расстоянии ставить
диагноз запущенного перитонита: дотронуться до живота он теперь позволял, но
сама рука не поворачивалась мять его и ощупывать.
     -Когда это случилось?- спросила она.
     -С  утра.  Вечером  ничего не  было,-  тоном  пожиже сказал отец, затем
перешел к угрозам:- Вы давайте делайте что-нибудь. А  не так, как  в прошлый
раз: ничего нет, одни выдумки!
     -Я же предлагала вам больницу?
     -С  чем? Ни с  чем?!. Диагноз надо  вовремя ставить!  Вы деньги,  между
прочим, за это взяли!
     -Я у  вас не брала ничего.-  Геннадий в эту  минуту потупился,  а Игорь
Иванович поглядел по очереди на обоих.
     -Значит, другие за вас взяли. Или вы через них.
     -Ничего я  не  брала.- Хоть относительно этого она  была  спокойна.- Ни
сама, ни через кого-либо другого... И какое это имеет сейчас значение?..
     -Как - какое?- взвился он, но в следующую минуту испугался мрачности ее
тона и замер в тягостном ожидании.
     -У вас телефон есть?- неудачно спросила она, задев его больное место.
     -Какой тут  телефон?!- рассвирепел  он.- Я, когда нанимался, ставил это
одним из  условий:  обещали  -  да  только где он?! Там же,  где тринадцатая
зарплата!
     -У соседей есть...
     Геннадий знал эти  места.  Они пошли звонить  Пирогову. Он, слава богу,
был  на месте и вызвался приехать.  Они вернулись к  инженеру. Тот, пока они
отсутствовали, по-мужски ухаживал за больным: поправлял  одеяло  и  подушки,
сдвигал  и раздергивал  шторы, добивался лучшего  освещения - делал, словом,
то,  что  делают  в  таких  случаях  отцы  и что больному  вовсе  не  нужно.
Одновременно он предавался мести, копил зло и выплеснул его наружу, едва они
снова появились в доме:
     -Я уже составил план жалобы! Вы в прошлый раз и карточку как следует не
заполнили!..
     Это был шантаж  с  его стороны: без  вымогательства, но с далеко идущей
войной нервов.
     -Поступайте, как считаете нужным - это ваше право,- размеренно  сказала
она и  тут же, опровергнув себя  же, вскипела:- Что  вы делаете?! Прекратите
сейчас же!..- Это он взялся поить сына с ложечки.
     -Пить ему даю. У него во рту пересохло!
     -Не  лезьте, куда  не просят!  Это  вам  не  романы  писать! Дело знать
надо!..
     Он невольно подчинился ее начальственному окрику  - хотя и с оговорками
и с ворчанием:
     -Вы, я вижу, все знаете. В прошлый раз в особенности.
     -Сейчас главный врач приедет. Если я вас не устраиваю.
     -Подождем. Что делать остается?
     -На работе все в  порядке,- некстати  подсунулся  Геннадий.- Я был  там
сегодня.
     -Да  мне,  знаете,  как-то до фонаря,  что на  работе вашей  делается!-
высокомерно  и сварливо отозвался тот.- Мне здесь хватает!..- Игорь Иванович
мотнул  головой  в сторону  сына, и, хотя он был по-своему  прав  и  его, во
всяком случае, можно было понять, Геннадий опешил  от такой необычной в этих
краях откровенности.
     -Нехорошо он  выразился,- сказал он, когда инженер вышел за чем-то.- До
фонаря...
     -За сына волнуется,- объяснила Ирина Сергеевна.
     -Все равно... Не полагается...- и спросил прочувствованно:- А вы каждый
раз в такие истории попадаете?
     -Не каждый. Через раз.
     -Все равно... Никаких нервов не хватит... Обратно на мотоцикле поедем?
     -Поедем, если возьмете,- без всякой задней мысли согласилась она, и он,
окрыленный  ее согласием, кивнул  и уже  представил себя на железном коне  с
русоволосой, рослой царевной на жестком кожаном крупе...
     Мечтам  его  не суждено было  сбыться. Пирогов  приехал на  "Жигулях" и
одним этим больно  уколол сердце влюбленного: способ и средства передвижения
расставляют  нас по местам не в  одной  только столице. То,  что последовало
далее, подтвердило ревнивые опасения Геннадия...
     Иван Александрович вошел в  сердце инженера, как  входит ключ в  хорошо
смазанный замок, как врезается нож в масло. Ирина Сергеевна предупредила его
о характере и литературных наклонностях отца, и он постарался на  славу: был
само внимание и обходительность.
     -Тут  перитонит, она права,-  как  бы извиняясь,  вкрадчиво  и негромко
сказал он, едва оглядел живот и приложил к нему пальцы: они были короткими и
толстыми, но чувствительными и нежными, как у скрипача или домушника,- Ирина
Сергеевна знала их прикосновение.
     -И что  делать?-  Игорь Иванович  нашел наконец  себе  ровню и забыл на
время свой гнев и склоку.
     -В  область повезем,- отвечал Пирогов с округлой  мягкостью в лице и  в
голосе.- У меня там знакомый в хирургии  - отдам  его в хорошие  руки...- Он
снова  поглядел на  малыша,  как бы оценивая  на  глаз  его  шансы.- Опасно,
конечно, но ничего: думаю, обойдется. Вы говорите, день всего, как состояние
ухудшилось?
     -Вчера еще на ногах был. Смотрел энциклопедию. А что это у него?
     -Сейчас перитонит. А с чего началось, сказать трудно... Сколько времени
это продолжается?
     -Месяц. Он говорил  все время, что у  него игла  там...  Может, правда,
иголка по организму странствует?
     -Это вряд ли...- Пирогов подумал.- А вот рыбья кость, возможно.  Рыбу в
прошлом месяце не ели?
     -Да  кто ж это сейчас  вспомнит?.. Была б жена,  сказала. А я не помню,
что ем...
     -Правда?..- Пирогов,  до  сих пор  относившийся к нему  с  пониманием и
сочувственно, здесь как бы споткнулся и поглядел вопросительно.
     -Было б что помнить,- объяснился тот.- Едим же черт знает что...
     -Это точно,- эхом  откликнулся  Иван  Александрович, которому все стало
ясно.- Одевайте его. Жены так и не будет?
     -Обещалась прийти, если отпросится.
     -Ничего,  нам  Ирина  Сергевна  поможет.-  Пирогов  посмотрел  на  свою
спутницу  особым,  деликатным,   образом,  не  понравившимся  Геннадию,   но
возразить ему было нечем: не он  здесь распоряжался.- Женщины лучше нас  это
умеют,- объяснил  он свое предпочтение.- У  них это в  крови. Мы  всякий раз
что-нибудь  да забудем, а они, как  вы сказали,  все помнят.  Пойду бензином
заправлюсь. Ехать сорок километров - хорошо, что вспомнил.
     -Я  за  бензин  плачу!-  сказал  инженер и, забыв  принципы,  попытался
всучить ему розовую десятку.
     -Не надо.- Иван Александрович  аристократическим жестом отвел его руку,
чем вовсе покорил инженера, который, при всех своих непомерных притязаниях и
амбициях, оставался  человеком  топорным  и  грубо скроенным.-  Оставьте: мы
перед вами виноваты... Сохраните для моего приятеля.
     -Сколько с собой взять?
     -Не  знаю.  Там  разберетесь...  Можете  вообще  не платить -  он и так
сделает.
     -Так он пусть другим делает!-  завелся Игорь  Иванович и пошел за более
крупной  суммой  в  спальню,  а  Иван  Александрович посмотрел  ему вслед  и
переглянулся  с Ириной Сергеевной.  Он словно нарочно не замечал Геннадия, и
тот тоже не смотрел в его сторону, но украдкой ловил каждый его жест, каждое
движение...
     Ирина Сергеевна одела малыша,  снарядила  его в дорогу. К дому подкатил
заправившийся  бензином  Иван  Александрович, и  они  поехали  вчетвером,  с
больным  ребенком,  лежавшим на коленях отца, в областную клинику.  Геннадий
уехал  домой  один - на враз опустевшем и  уже не  столь дорогом  его сердцу
мотоцикле...
     Татьяна не могла понять, отчего он дуется.
     -Про деньги спрашивал,- чтоб  отвязаться от нее и ввести в заблуждение,
сказал он. Она  сообразила,  о чем речь,  и сразу поверила: нас легче  всего
обмануть там,  где у  нас  нечиста  совесть. Взяв в свое  время  аванс,  она
намеревалась  истратить  его на  съестное  и  выложить  на  общий  стол,  но
почему-то до сих пор этого  н